Дневник войны со свиньями

21

Приземистый парень не лишенным учтивости тоном спросил:

— О чем вы думаете, сеньор?

— О том, что я стар, — ответил Видаль. И мгновенно спросил себя, не слишком ли он неосторожен. Кончится тем, что он навлечет на себя неприятности.

— Простите, — возразил приземистый, — но, по-моему, то, что вы говорите, нелепость. Вы старик? Нет. Я вас поместил бы в зону, которую этот болтун Фаррелл называет ничейной землей. Молодым вас нельзя назвать, но и старым — решительно нельзя.

— Штука в том, — заметил Видаль, — чтобы кто-нибудь из этих одержимых, которых так распустили, не ошибся.

— Я бы сказал, что ошибки маловероятны, хотя — я этого не отрицаю — возможны, — согласился приземистый и тут же пояснил: — По причине разгула страстей.

Видаль снова пал духом и затосковал о прежнем своем неведении того, что творится. Его беседа с парнями показалась ему жалкой попыткой снискать их милость.

— Извините, — пробормотал он и, чтобы вздохнуть свободней, перешел к своим друзьям.

— Вот мы посмотрим на правительство в момент истины, — с пафосом ораторствовал Рей. — Когда оно заплатит свои долги.

— Учти, что этого момента придется подождать, — предупредил Аревало. — Даже если восстановят порядок, нам не заплатят.

— Где Джими? — спросил Видаль.

— Не перебивай, — сказал Данте, конечно ничего не расслышав. — Мы обсуждаем денежные дела. Вопрос о пенсиях.

— Правительство еще подумает, платить ли их, — настаивал Аревало.

— Признаем, сеньоры, — вставил большерукий господин, — чтобы дать распоряжение о выплате пенсий, требуется большое мужество. Мера непопулярная, и логично, что ей будут сопротивляться.

— А исполнение обязательств разве пустяк? — спросил Рей.

— На днях, — вмешался остролицый, — я слышал разговор о плане компенсации: пожилым людям предложат землю на Юге.

— Скажите лучше попросту и честно, что всех стариков сошлют, — сказал Данте.

— Как пушечное мясо, — уточнил Рей.

— Чтобы воспрепятствовать возможной инфильтрации наших братьев чилийцев, — прибавил Аревало.

— Где Джими? — спросил Видаль.

— Как это — где? — спросил Аревало. — Он же вышел из дому, чтобы тебя позвать. Разве вы не встретились?

— Может, он пошел в уборную? — спросил Видаль.

— Я видел, как он вышел из дому, — подтвердил Рей. — Через эту дверь. Он сказал, что идет за тобой.

— Джими — настоящий лис, — пояснил Данте. — Ему невтерпеж долго сидеть на таких сборищах, и при первой возможности он убегает домой, в свое логово.

— Он сказал, что идет за тобой, — повторил Рей. — Я его не видел, — сказал Видаль.

— Настоящий лис, — повторил Данте. — Убежал домой, в свое логово. Мы же его знаем не со вчерашнего дня.

— Беднягу Нестора мы тоже знали всю жизнь, — возразил Аревало. — Пойду проверю, дома ли Джими.

— Я с тобой, — сказал Рей.

— Соболезнования как будто уже принесены, — улыбаясь, проговорил остролицый. — Я бы не стал беспокоиться, он скоро вернется.

— Нет, пойду я. Он вышел позвать меня, так что пойду я, — сказал Видаль.

— Ладно, — сказал Аревало. — Пойдем вдвоем. Аревало надел плащ, а Видаль накинул свое пончо.

На пороге они на минуту остановились, вглядываясь в темноту, потом вышли.

— Не то что я боюсь, — объяснил Видаль, — но неприятно, когда на тебя нападут врасплох.

— Еще хуже — ждать нападения. Кроме того, я не хочу предоставлять этим кретинам инициативу в вопросе моей смерти. Признаюсь, что смерть от болезни меня тоже мало прельщает. Пустить себе пулю в лоб или выброситься из окна — пренеприятная, должно быть, штука. Или, к примеру, уснешь с таблетками и вдруг захочешь проснуться — что на это скажешь?

— Не продолжай, не то еще выберешь кретинов — правда, эти двое мне сказали, что нас не зачислили в старики.

— Значит, не такие уж они кретины. Они поняли, что никакой старик не считает себя стариком. И ты им поверил? Они хотят внушить нам доверие, чтобы, мы им не доставили хлопот.

— Как по-твоему, я поступлю очень плохо, если рискну?

— Ты это о чем? — спросил Аревало.

— Деревья в темноте так заметны. Уж наверно, у меня будет жалкий вид, если сейчас на меня нападут.

Видаль помочился у дерева. Аревало, последовав его примеру, заметил:

— Это от холода. Холод и годы. Одно из самых частых занятий в нашей жизни.

Дальше пошли в более бодром настроении.

— Один из парней мне объяснял… — начал Видаль.

— Прыщеватый?

— Нет, тот, что пониже, с лицом как у окуня.

— Ну, это все равно.

— …объяснял мне, что в основе этой войны со свиньями лежат разумные причины.

— И ты ему поверил? — спросил Аревало. — По разумным причинам не убивают людей.

— Они говорили о росте населения и о том, что количество никчемных стариков все увеличивается.

— Люди убивают от глупости или от страха.

— И все же проблема никчемных стариков не фантазия. Вспомни мать Антонии, женщину, которую прозвали Солдафоном.

Аревало, не слушая его, твердил свое:

— В этой войне мальчишки убивают из ненависти к старикам, какими они сами станут. Ненависть от страха…

Холод заставил их ускорить шаг. Чтобы не проходить возле костров, они — будто в молчаливом сговоре — сделали крюк в несколько сот метров и подошли к участку, где фонари не были разбиты.

— При свете, — заявил Видаль, — эта война со свиньями кажется немыслимой.

Они подошли к дому Джими.

— Здесь все спят, — сказал Аревало.

Напрасно искали они в окнах хоть одну светящуюся щель.

— Позвоним? — спросил Видаль.

— Позвоним, — ответил Аревало.

Видаль нажал на кнопку звонка. Где-то в глубине темного дома послышался звон колокольчика. Они подождали. Через несколько секунд Видаль спросил:

— Что будем делать?

— Звони еще раз.

Видаль опять нажал на кнопку, и опять они услышали дребезжащий звук колокольчика.

— А что, если Данте прав и он попросту спит? — спросил Видаль.

— Дурацкое положение. Получается, мы с тобой два паникера.

— Ну ясно, если с ним что-то случилось…

— Ничего с ним не случилось. Он спит. Старый лис.

— Ты так думаешь?

— Да. Уйдем, чтобы не выглядеть паникерами.

Вдалеке горел костер. Видалю вспомнилась картина, которую он видел в детстве, — Орфей или какой-то дьявол, объятый адским пламенем, играет на скрипке.

— Какая глупость, — сказал он.

— Что?

— Ничего. Костры. Все.