Дневник войны со свиньями

8

Нестор жил с женой и сыном, которого тоже звали Нестор, на улице Хуана Франсиско Cem, в домике, где в сторону улицы выходила столовая и еще одна комната, а третья комната и подсобные помещения были обращены не то к саду, не то к пустырю. Когда два друга вошли в дом, остальные уже были в сборе, в столовой. На стене там висели часы, остановившиеся на двенадцати. Хозяйка дома, сеньора Ре-хина, как обычно, перед друзьями мужа не появлялась; вместо ответа на вопрос о ней он неопределенно указал рукой на задние комнаты.

Сын Нестора, извиняясь, сказал:

— Меня ждут в кафе на другой стороне авениды.

— Авениды Альвеара, — уточнил Данте.

Все рассмеялись. Джими на полном серьезе объяснил:

— У нашего старикана доисторические представления.

— Сеньор Данте хотел сказать «авенида Освободителя», — вежливо поправил сын Нестора.

— Данте прав, — заметил Аревало. — Надо сопротивляться смене названий. Каждые двадцать лет меняются номера домов, меняются названия улиц…

— Меняются люди, — заключил Джими и стал напевать «Где он, мой Буэнос-Айрес?».

— Да, все изменилось, это уже совсем не тот город, что прежде, — констатировал Аревало.

Нестор-младший стал прощаться с гостями.

— Вот нагрянули к вам, — оправдывался Видаль.

— Теперь вам приходится уйти, — прибавил Аревало.

— Главное, чтобы вам было удобно, — уверил их паренек. — Обо мне не беспокойтесь.

— Но это же безобразие, что вам из-за нас приходится уходить, — сказал Аревало.

— Какое это имеет значение? — возразил парень.

— Я к папиным друзьям отношусь хорошо. — И вполголоса прибавил: — Что бы ни случилось.

Он ласково похлопал отца по плечу, улыбнулся и, приветственно приподняв руку, вышел.

— Славный мальчик, — сказал Видаль.

— Болтунишка, — проворчал Джими.

Нестор поставил на стол бутылку фернета, жареный арахис, маслины. Рей жадно протянул руку. Кинули карты, кому с кем играть. Видалю выпало играть с Джими и Аревало, так что в этот вечер он мог заранее считать выигранными все партии.

— Что вы скажете про обойщика? — с полным ртом спросил Рей.

— Вы его знали? — спросил Видаль у Нестора.

— Да я его тысячу раз видел напротив твоего дома.

Хотя Нестор произносил «р» на французский манер, никто не улыбнулся, кроме Джими — тот шутливо подмигнул одним глазом.

— О ком это вы? — поинтересовался Данте.

— Я с тревогой замечаю большие перемены, — вставил Аревало.

— О дедушке Рея, — давясь от смеха, сказал Джими.

— Я тебе не верю, — отрезал Данте.

— Да, я с тревогой замечаю большие перемены,

— повторил Аревало. — Прежде о таких происшествиях читали в полицейской хронике, случались они с какими-то неизвестными; теперь же — с людьми нашего квартала.

— Которых мы знаем в лицо, — со зверской гримасой прибавил Рей.

— Еще немного — и горе нам! — простонал Джими, подмигивая одним глазом.

— Ты бездушный человек, — с укором сказал Рей. — Почему правительство терпит, чтобы этот болтун по государственному радио распространял такую заразу?

— Я считаю, — задумчиво сказал Видаль, — что Фаррелл пробудил сознание молодежи. Если ты против «Бесед у очага», тебя тут же зачислят в мафусаилы.

— Правильное рассуждение, — с улыбкой заметил Аревало.

— Вот она, отрава, слышите? — указал на Видаля Рей. — Наш друг Исидро заговорил словами демагога.

— Согласен, — подтвердил Аревало. — Но ты, Леандро, уж очень разошелся. Ты настоящий консерватор.

— А почему бы мне им не быть?

— Почему старые люди становятся ненавистны? — рассуждал Аревало. — Они слишком самодовольны и не уступают другим своего места.

— Да разве нашего Толстяка кто уберет от кассы? — спросил Джими.

— Что? Я должен уступать каким-то мошенникам, потому что они молодые? Отказаться от плодов моего собственного труда? Бросить руль?

Подмигивая одним глазом, Джими запел:

— «Ах, как ворчлива старость!»

— Очень смешно, — хмыкнул Нестор и, как всегда картавя, продолжал: — Но если правительство не сдержит эту волну, кто сможет жить спокойно?

— Помните богачку с улицы Угартече? — спросил Рей.

— Старуху кошатницу? — спросил Аревало.

— Да, старуху кошатницу, — подтвердил Рей. — В чем могли ее обвинить? Так, чудачество, кошек кормит. И вот вчера, у самого ее дома, банда мальчишек забила ее насмерть на глазах у равнодушных прохожих.

— И кошек, — прибавил Джими, который не выносил, когда долго предаются унынию.

— Они обнюхивали труп, — уточнил Рей.

— Когда сидишь напротив этого испанца, — обратился Джими к Видалю вполголоса, — прямо хоть зонт раскрывай. Видел, как у него изо рта вылетел кусочек ореха? Мы, старики, когда разговариваем, плюемся. До сих пор я был избавлен от этой неприятности, а теперь и сам начал брызгать слюной. Недавно заспорил не помню с кем и в пылу объяснений посадил ему на рукав белое пятнышко. Как ни в чем не бывало продолжаю разговор, а сам только и думаю: хоть бы он не заметил!

— Случай с дедушкой куда хуже, — сказал Аревало.

— С дедушкой Рея? — спросил Данте.

— Разве вы не читаете газеты? — удивился Аревало. — Этот дедушка был для семьи обузой, и два внучка, один шести лет, другой восьми, прикончили его.

— Вы что, сговорились меня дразнить? — спросил Джими. — Поговорим о вещах серьезных. Выиграет «Ривер» в воскресенье?

— В честном поединке «Ривер» делает невозможное! — заявил Рей.

— Верно. Ты, как всегда, рассуждаешь правильно, — отметил Аревало.

— А при чем тут его дедушка? — с раздражением спросил Данте.

Стали вспоминать всякие происшествия на футбольном поле и на трибунах.

— В нынешнее время человек благоразумный смотрит футбол по телевизору.

— Что до меня, — сказал Данте, который наконец что-то расслышал, — я на футбол не хожу, хотя бы даже играли экскурсионисты.

Нестор, заявив, что он сторонник «настоящей, честной борьбы», объявил:

— В воскресенье увидите, как я буду на стадионе болеть за «Ривер».

— Не впадай в азарт, — попросил Джими.

— Самоубийца, — флегматично определил Рей.

— Нестор идет со своим сыном, — сообщил Данте.

— А, это другое дело, — согласился на этот раз Рей.

Сияя от отцовской гордости, Нестор подтвердил:

— Поняли? Я человек не азартный и не самоубийца. Со мной пойдет сынок.

— А пока он разговоры разговаривает, — заметил Джими, — игра не движется, он просто оттягивает проигрыш. Неужто старикашка нас всех надует? Вот хитрец!

Проиграв четыре партии подряд, неудачники сказали, что с них довольно. Данте объявил, что хочет пораньше лечь, Нестор предложил еще по стаканчику фернета и орешки. Рей заметил, что уже полночь. Они расплатились.

— Уж в любви нам дьявольски повезет! — сказал Нестор.

— Почему вам должно повезти? — спросил Джими. — Что вы проиграли, в том не карты виноваты.

— Оставьте нам хотя бы надежду, — с дружеской укоризной сказал Рей и, улыбаясь, покачал головой.

— Поглядите на него, — призвал всех Аревало. — Куда девалось его знаменитое нахальство? Нет, недаром Новион утверждал, что одна только мысль о любви смягчает человека.

Вышли все вместе, но очень скоро разошлись в разные стороны, остался лишь Рей.

— Хочется размять ноги, — сказал он Видалю. — Я провожу тебя, Исидро, до дома. — И доверительно прибавил: — Прошу тебя, не думай, будто для меня единственное удовольствие в жизни — это развалиться в кресле и смотреть футбол по телевизору. Говорю это с полным уважением ко всем новинкам техники.

Видаль почувствовал, что эта последняя фраза вызвала в нем необъяснимое раздражение. Они шли рядом. Рей взял его под руку.

— Пройдемся еще немного, — сказал Рей. — Теперь проводи ты меня.

Пока шли, Видаль думал, что хотелось бы поскорей быть дома, в своей постели, и спать, спать.

— Эта ночь не такая холодная, — сказал он, чтобы о чем-то поговорить.

— Да, наступает, хоть и с опозданием, бабье лето после дня Святого Иоанна.

Странно, думал Видаль, что ночью — верно, эта пора для него благотворна — его не угнетает то, что в течение дня отравляло жизнь; люмбаго, например, почти его не мучает.

Когда подошли к булочной, он поспешно воскликнул:

— До завтра!

— Я провожу тебя до дома.

Впервые Видалю пришло на ум, что друг, возможно, хочет сообщить ему что-то важное. И еще он подумал, что, если Рей никак не решится высказаться, так и будут они ходить до утра. И он снова прервал молчание:

— Почему тебя вчера не было в лавке?

— Когда? Утром? Да это девочки выдумывают…

Несомненно, Рей поглощен мыслями о том, что необходимо что-то сказать, но боится. Видаль не был любопытен. С эгоизмом усталого человека он решил прекратить это хождение туда-сюда.

— До завтра, — сказал он и вошел в дом. Перед ним смутно мелькнуло мясистое лицо Рея, приоткрывшего рот.