Дневник войны со свиньями

28

Хотя Видаль едва держался на ногах, он не стал сразу решать — то ли ему рухнуть в постель, то ли опять выйти и попытаться узнать, что там с друзьями. Нет, вначале надо подбодрить себя несколькими мате. В ожидании, пока согреется вода, он потихоньку жевал хлеб, как вдруг в комнату вошла Нелида.

— Простите, что я вошла без стука, — сказала девушка, глядя ему в глаза. — Дурная привычка.

— Полноте. Что тут такого?

— Всегда застаю вас в самый интересный момент. Но я хотела вас предупредить.

— О чем предупредить, Нелида?

— Чтобы не доверяли лицемерным особам, которые вам мило улыбаются, а за вашей спиной, если им выгодно, доносят на вас. Ваша подружка, которая любезничает с Больоло, наверняка прекрасно знает, что

его племянник…

— Да, да, я знаю, Нелида. Она и приходила меня предупредить.

— А заодно?… Все они приходят, потому что влюблены в вас по уши.

— Не говорите так, Нелида. Маделон в меня не влюблена, и она не моя подружка.

— Маделон! Если между вами ничего нет, почему Больоло допускает, чтобы его племянник на вас доносил? А знаете почему? Потому что вы, если захотите, можете его оттеснить.

— Нет, Нелида, я не стану никого оттеснять.

— Я только спрашиваю себя, что вы нашли в этой старухе.

— Ничего, Нелида. Вы не рассердитесь, если я вам что-то скажу? Я смертельно хочу спать. Как раз хотел лечь. Собрался раздеться. — Кто же вам мешает?

— Но, Нелида… — запротестовал он и, смирясь с судьбой, погасил керосинку.

— Что еще за «но»?

И он увидел, что она, усевшись на край кровати, спокойно снимает туфли и чулки, и восхитился этим спокойствием и изяществом ее рук, которые стягивали чулки от коленок до пят и бросали их на стул. «Неужели возможно, что мне выпало такое счастье?» — подумал он. Девушка встала и, словно в комнате никого не было, секунду погляделась в зеркало, затем, одним-единственным движением — по крайней мере, так ему показалось — сбросив одежду, обнажилась, и тело ее в полумраке засветилось белизною. Трепеща от волнующего предчувствия, он услышал, что ему шепчут совсем близко: «Глупый, глупый». Его обнимали, ласкали, целовали, пока он слегка не отстранил ее, чтобы получше рассмотреть.

— Знаешь, — сказал он, — я умираю по тебе, да, умираю, и я так глуп, что сам никогда бы не посмел.

Вторым откровением для него были ее раскрытые уста, в жарком поцелуе он упал с Нелидой на кровать и, поскольку не мог говорить, прижал ее к себе — от аромата лаванды голова у него пошла кругом. Потом, когда он от нее оторвался, Нелида влепила ему изрядную пощечину.

— Почему? — жалобно спросила она. — Почему?

— Почему ты меня ударила? — спросил Видаль.

— Я хотел…

— Это мое дело, — отрезала она, но гнев ее быстро прошел.

— Неужели это не сон? — удивился Видаль. — Я сам себе не верю, ведь я все время засыпаю на ходу.

— И это тоже сон? — смеясь, спросила Нелида и погладила его лицо. — Если хочешь, поспим.

— Антония и ее мать не ждут тебя?

— А я же собираюсь переезжать, так они подумают, что я осталась у теток.

— Переезжать?

— Ты не знал? Позавчера умерла моя бедная тетя Паула, та, которая пекла пирожные, помнишь? Я по привычке все говорю «у теток», хотя теперь осталась только одна. Мне посоветовали пойти туда пораньше, чтобы кто-нибудь в дом не забрался.

— Это далеко отсюда? — с тревогой спросил Видаль.

— Нет, на улице Гватемала, ближе к улице Хулиана Альвареса.

— Когда-то я жил в том районе.

— Неужели? Расскажи про себя.

— Я родился на улице Парагвай. Самое красивое в нашем доме — это, конечно, был патио с глициниями. У меня был пес, звали его Сторож. Но я не хочу нагонять на тебя тоску этими пустяками. Антония и ее матушка, верно, будут по тебе скучать.

— Не знаю. Видишь ли, положение там стало невыносимым. Думаю, бедняжке Антонии не очень-то хочется иметь свидетелей, в конце концов это ее мать. А старуха стала просто невозможной. С годами она полностью изменилась, превратилась в страхолюдного мужчину — представляешь, потому ее и прозвали Солдафоном. Меня беспокоит, что будет с девочками. Ох, прости, миленький, я мешаю тебе уснуть.

Глаза у него слипались, однако он не решался прервать беседу… Вероятно, когда-то, давным-давно, ему уже приходилось испытывать подобное блаженство. «Но, — подумал он, — это такая роскошь, к которой я теперь не привык и которую не стану упускать».