Дочь генерала

Глава 17

Мы подъехали к школе психологических операций около одиннадцати вечера, и Синтия поставила машину напротив здания. Бетонные корпуса школы — серые и безликие — навевали уныние и тоску. Вокруг почти не было травы, несколько деревьев лишь подчеркивали убогость этого ансамбля, ко всему прочему еще и плохо освещенного. Почти все строения были погружены в темноту, и только два корпуса, по всей видимости, жилые, освещены. Горел свет и в комнате на первом этаже административного здания.

— Чем именно здесь занимаются? — спросила меня Синтия, когда мы вылезли из машины и направились ко входу в административный корпус.

— Здесь находится одно из подразделений школы специальных военных операций в Форт-Брагге. На самом деле это никакая и не школа, а лишь прикрытие.

— Прикрытие чего?

— Исследовательского центра. Здесь не обучают, а изучают.

— И что же здесь изучают?

— Мне думается, здесь изучают, как устроены люди и как их расстрелять, не всаживая в них пули. Работы носят экспериментальный характер.

— Звучит жутковато.

— Я с тобой полностью согласен. Достаточно ведь и обычных пуль и взрывчатых веществ, чтобы нагнать паники и безотчетного страху.

Из-за угла здания вывернул джип и осветил нас фарами. Из машины вылез капрал военной полиции по фамилии Страуд, отдал нам честь и спросил:

— У вас здесь какое-то дело?

— Да. Мы из службы криминальных расследований. — Я предъявил ему свое служебное удостоверение, которое он внимательно изучил, осветив фонариком.

— Так с кем вам здесь нужно встретиться, сэр? — поинтересовался он.

— С дежурным сержантом. Может быть, вы проводите нас к нему, капрал?

— Хорошо, сэр. Вы расследуете убийство Кэмпбелл?

— Вы угадали.

— Какой позор!

— Вы знали ее? — спросила Синтия.

— Да, мэм. Не так уж и хорошо, но мне случалось ее видеть здесь несколько раз по вечерам. Знаете, ведь здесь они часто работают допоздна. Милая была леди. Вы уже напали на след убийцы?

— Пока нет, — ответил я.

— Приятно видеть, что вы и ночью не прекращаете поисков.

Мы вошли в административное здание, где в комнате справа от входа сидел дежурный сержант. Сержант Корман. Завидев нас, он встал. Представившись, я сказал ему:

— Сержант, я бы хотел осмотреть кабинет полковника Мура.

Сержант Корман почесал затылок, покосился на капрала Страуда и ответил:

— Это невозможно, сэр.

— Отчего же? Проводите нас туда.

— Без санкции командования не могу, сэр, — стоял на своем сержант. — Здесь закрытый объект.

Ордера на обыск в армии практически не требуется, поскольку вне пределов военного суда он недействителен. Мне нужно было заручиться поддержкой кого-то из начальства гарнизона.

— У полковника Мура есть в кабинете свой личный запирающийся шкафчик? — спросил я у сержанта Кормана.

— Да, сэр, — не без колебаний ответил он.

— Хорошо. Пойдите и принесите мне его расческу или щетку для волос.

— Простите, сэр?

— Ему же нужно причесываться чем-то. Мы подежурим у телефона.

— Сэр, я вынужден просить вас покинуть секретный объект.

— Могу я воспользоваться вашим телефоном?

— Да, сэр.

— Это конфиденциальный разговор.

— Я не могу оставить пост.

— Здесь остается капрал военной полиции Страуд. Благодарю вас, сержант.

Он помялся в нерешительности, но все же вышел из комнаты.

— Запомните, все услышанное вами не подлежит огласке, — предупредил я Страуда.

— Так точно, сэр.

Я нашел домашний телефон полковника Фоулера в служебном справочнике и набрал номер. Фоулер поднял трубку после третьего звонка.

— Это говорит Бреннер. Извините, что беспокою вас в такой поздний час, полковник, — сказал я. — Мне нужно ваше разрешение, чтобы забрать кое-какие вещи из кабинета полковника Мура.

— Где вы, черт бы вас подрал, Бреннер? — сонным голосом спросил полковник.

— В школе психологических операций.

— Так поздно?

— Я, кажется, утратил чувство времени.

— Что вам нужно забрать из кабинета Мура?

— Если быть точным, то все, и перевезти в ангар на Джордан-Филд.

— Я не могу вам этого разрешить, — сказал Фоулер. — Школа находится в подчинении Форт-Брагга и является секретным объектом. В кабинете полковника Мура полно секретных документов. Я позвоню завтра утром в Форт-Брагг и попытаюсь что-нибудь сделать.

Я не сказал ему, что уже перевез все имущество из служебного кабинета Энн Кэмпбелл на Джордан-Филд. Если в армии на все спрашивать разрешение у начальства, дело не стронется с мертвой точки, масса времени уйдет на переговоры и увещания.

— В таком случае, полковник, разрешите мне хотя бы опечатать его кабинет, — настаивал я.

— Опечатать его кабинет? Послушайте, что, черт подери, в конце концов, происходит?

— Происходит расследование убийства.

— Не дерзите, Бреннер.

— Так точно, сэр.

— Я сказал, что утром свяжусь с Форт-Браггом. Это все.

— Но этого недостаточно, сэр.

— Знаете что, Бреннер, я, конечно, ценю ваше трудолюбие и инициативу, но нельзя же вести себя как слон в посудной лавке и повсюду устраивать хаос. Не нервируйте личный состав гарнизона, нельзя же всех лишать покоя из-за одного убийцы. К тому же, выполняя свою работу, не забывайте о таких вещах, как устав, традиции, этикет и вежливость. Вы слышите меня, Бреннер?

— Да, сэр. Но в данный момент мне нужно получить образец волос полковника Мура для сравнения с волоском, найденным на месте убийства. Либо позвоните полковнику Муру домой и попросите его приехать лично в лабораторию судмедэкспертизы в Джордан-Филд, либо, для ускорения дела, позвольте мне взять образец с расчески в его кабинете. Мне также не хотелось бы, чтобы полковник узнал, что его подозревают в убийстве. — Я заметил, как расширились глаза у капрала Страуда.

После длительной паузы полковник Фоулер сказал:

— Ладно, разрешаю вам взять образец волос полковника Мура с его щетки или расчески, но не прикасайтесь больше ни к чему в его кабинете.

— Да, сэр. Вы проинструктируете дежурного сержанта?

— Дайте мне его.

— Так точно, сэр! — Я кивнул Страуду, и он сходил за сержантом Корманом. — Гарнизонный адъютант полковник Фоулер желает вам что-то сказать, — обратился я к дежурному.

Сержант неохотно подошел к телефону, и далее я слышал только: «Так точно, сэр. Да, сэр. Будет исполнено, сэр». Наконец он положил трубку и сказал мне:

— Побудьте у аппарата, а я схожу поищу расческу.

— Замечательно, — ответил я. — Только заверните ее в платок.

Сержант взял связку ключей и вышел из дежурного помещения. Я услышал, как удаляются по коридору его шаги.

— Мы будем на улице, — сказал я капралу Страуду, который, как мне показалось, рад был поучаствовать в расследовании такого дела. — А вы подождите здесь и заберите вещественное доказательство.

— Суровые, однако, здесь порядки, — заметила Синтия, когда мы вышли из здания и встали в свете фар патрульной машины.

— Если бы тебе приходилось заниматься опытами по промыванию мозгов, технике допросов, разрушению психики и вызыванию страха и паники, тебе вряд ли бы понравилось, что кто-то из посторонних сует нос в твои дела.

— Так вот, значит, чем она здесь занималась?

— Полагаю, что да. Здесь содержат в изолированных помещениях добровольцев, согласившихся стать их подопытными кроликами, а кроме того, на прилегающей к школе территории устроен целый имитационный лагерь для военнопленных.

— Откуда все это тебе известно?

— Я сотрудничал по одному делу год назад с психологом из этого центра. Он потом подал рапорт с просьбой о переводе.

— От такой работы недолго и самому свихнуться.

— Точно. Знаешь, я обнаружил любопытную запись на листке бумаги, вложенном в личное досье на Энн Кэмпбелл, цитату из Ницше. Там сказано: «Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище. Слишком долго заглядывающему в бездну следует помнить, что и бездна вглядывается в него».

— Как это оказалось в ее личном деле?

— Не знаю, но мне кажется, я знаю, что это значит.

— Да… Кажется, мы оба знаем. Порой мне хочется сменить профессию. Надоедает заниматься мазками из влагалища, анализами спермы и снятием показаний с насильников и их жертв.

— Верно. И, похоже, десять лет — это предел. Я работаю уже двадцать. Это мое последнее дело.

— Ты это говоришь себе каждый раз?

— Да.

Капрал Страуд вышел из дежурной части, держа что-то в руке, и, когда он подошел поближе, мы увидели, что он улыбается.

— Он нашел щетку, — объяснил он, протягивая мне завернутый в зеленый носовой платок предмет.

— Вам известен порядок, капрал, — сказал я ему. — Попрошу вас все это запротоколировать: где, когда и при каких обстоятельствах была обнаружена эта массажная щетка.

— Да, сэр.

— Протокол положите в пакет, запечатайте, надпишите: «Бреннеру» и доставьте в военную полицию до шести утра.

— Так точно, сэр.

— Вы не знаете, какой машиной пользуется полковник Мур? — спросила его Синтия.

— Дайте подумать… у него старая машина, довольно помятый серый седан. Ах, вспомнил: большой «форд-фэрлейн» 85-го или 86-го года.

— Вы очень помогли нам, — сказала Синтия. — Все это строго секретно!

— Если вам потребуется дополнительная информация о полковнике Муре, — с серьезным видом заявил капрал Страуд, — обращайтесь ко мне, я узнаю, что смогу.

— Спасибо, — ответил я, нисколько более не сомневаясь, что полковника многие хотели бы отправить в ливенуортскую камеру смертников.

Мы попрощались и разошлись по машинам.

— На Джордан-Филд? — спросила Синтия, включая скорость.

— Точно, — сказал я.

Мы выехали с территории гарнизона и очутились на шоссе, прорезающем военную резервацию — около 150 квадратных миль необитаемой земли, принадлежащей правительству, где, впрочем, довольно свободно чувствуют себя охотники и браконьеры, а еще со времен до основания здесь военного лагеря остались заброшенные поселки, кладбища, сельские церкви, хижины рудокопов и лесорубов и ветхие бараки плантации семейства Бомонт. Казалось, время застыло здесь с той самой поры, когда государство вознамерилось использовать свое право на отчуждение частной собственности во имя подготовки к решающей войне, которая положит конец всем войнам.

Как я уже говорил, именно здесь я проходил курсы подготовки пехотинцев, поэтому до сих пор отлично помню эту местность: негостеприимный и жутковато тихий ландшафт, где лесистые холмы чередуются с озерцами, прудами, болотами и топями, поросшими мхом и лишайником, светящимся по ночам и мешающим ориентироваться.

Целью этой подготовки было превратить нормальных американских парней в сознательных и послушных солдат, готовых убивать по приказу. Весь курс продолжался всего четыре месяца. Но за эти четыре месяца интенсивных тренировок человек полностью преображался: так случилось и со мной, обыкновенным выпускником средней школы, поступившим на военную службу в июне и оказавшимся перед Рождеством уже в джунглях, с автоматической винтовкой «М-16», в камуфляжной форме и с абсолютно другими мозгами в голове.

— Думаешь об этом деле? — спросила Синтия, удивленная моим затянувшимся молчанием.

— Нет, задумался о прошлом: ведь я проходил здесь боевую подготовку.

— Во время Второй мировой войны или войны в Корее?

— Попрошу не попрекать меня возрастом.

— Да, сэр.

— Тебе доводилось бывать в глубинных районах резервации?

— Нет, дальше шестого стрельбища я не забредала.

— Значит, ты ничего не видела. Если поехать вон по той, уходящей налево, дороге, то попадешь в главную тренировочную зону. Там находятся полигоны и места для специальных маневров типа: «Наступательные операции стрелковой роты», «Совместные боевые действия пехотных и бронетанковых частей», «Засада», «Ночной дозор» и так далее.

— А на пикник туда съездить нельзя?

— Таких мероприятий не припоминаю. Там есть еще лагерь рейнджеров, тренировочная база для операций в условиях, приближенных к европейскому городу, «вьетнамская деревня», а также лагерь для военнопленных, о котором я тебе уже говорил. Но все это в закрытой зоне.

— Понятно. — Синтия немного подумала и сказала: — Непонятно мне лишь одно: с какой стати Энн Кэмпбелл избрала из всей этой огромной территории столь странное место для свидания, на стрельбище в пятидесяти метрах от дороги, по которой ездят и патрульные машины, и фургоны с часовыми, а всего в километре вообще находится охраняемый объект.

— Я думал над этим, и мне пришли в голову три версии. Первая — на нее напали, когда она направлялась по служебным делам. В этом случае не она избрала это место, а преступник, напавший на нее. Так здесь думают все, кроме нас с тобой.

— Верно, мы так не думаем. Значит, если допустить, что место выбрала она сама, то она выбрала именно такое, которое наверняка знал ее сообщник, или партнер, чтобы не разминуться с ним в темноте.

— Правильно. Это была вторая мысль, пришедшая мне в голову. Парень не очень-то хорошо ориентируется в лесу по ночам. Вот, кстати, и поворот на Джордан-Филд.

— Я вижу, — сказала Синтия, поворачивая на шоссе, ведущее к аэродрому. — И какая же еще догадка осенила тебя?

— Видишь ли, мне подумалось, что Энн Кэмпбелл выбрала именно это место потому, что тут заключался некий элемент риска. Это придавало всей затее большую остроту и, возможно, было чем-то вроде вызова ее отцу.

— Да, здесь ты, похоже, близок к истине, Пол, — кивнула головой Синтия. — Дескать, вот тебе, милый папочка, получи!

— Все это так, но лишь при условии, что Энн и ее отец серьезно недолюбливали друг друга.

— Ты уже говорил об этом, когда мы осматривали ее дом.

— Верно. Но я сам не знаю, почему мне вдруг пришла в голову подобная мысль. Может, мне просто подумалось, что трудно быть дочерью влиятельного человека и жить как бы в его тени. Такое случается довольно часто.

— Да. Но у нас нет никаких фактов, подтверждающих, что именно так и обстояло дело в данном случае. Тогда откуда же такие идеи?

— Да именно недостаток фактов и наводит на подобную мысль! Ведь все упорно обходят эту тему. Более того, никто не утверждает обратного, а именно: что генерал и его дочь были неразлучны, близки, любили и обожали друг друга.

— Генерал сказал, что я понравилась бы его дочери.

— Да мне наплевать на то, что сказал генерал! Если ты хорошенько подумаешь, то наверняка вспомнишь, что ни один человек не назвал отношения между генералом и его дочерью хотя бы дружескими: ни Кент, ни Фоулер, ни Мур, ни Ярдли, ни даже сам генерал Кэмпбелл. Нам нужно выяснить, как относились друг к другу генерал и его дочь.

— Мне кажется, — опять кивнула Синтия, — что мы близки к разгадке, так что лучше поторопиться с выстраиванием всей версии, пока нам не начали мешать или не отдали дело ФБР.

— Ты абсолютно права. У нас с тобой еще два-три дня, после чего станут вставлять палки в колеса. Как говорится в руководстве для командира танка, залог успеха — в быстроте, натиске и огневой мощи. Нужно нанести мощный удар по слабой точке противника и упредить его там, где он недостаточно расторопен.

— И тем самым обеспечить успех операции.

— Вот именно.

Мы подкатили к сторожевой будке у въезда на Джордан-Филд, предъявили удостоверения и были пропущены на площадку.

Синтия поставила машину рядом с фургонами и грузовиками экспертов, а я вытащил из багажного отделения пластиковый мешок с одеждой убитой, доверив Синтии нести массажную щетку для волос.

— Если она сама разделась, а он держал мешок, то ни на кобуре, ни на ее ботинках, ни на ремне может и не быть отпечатков чужих пальцев. Разве что они остались на мешке, — сказала она.

— Это мы скоро узнаем, — пообещал я.

— А ты весьма проницателен, Бреннер, — заметила она, пока мы шли к ангару. — Я начинаю уважать тебя.

— Но ведь я все равно тебе не нравлюсь?

— Нет.

— Ты меня любишь?

— Не знаю.

— В Брюсселе ты говорила, что любишь.

— Это было в Брюсселе. Мы поговорим еще об этом через неделю, а может быть, сегодня ночью, попозже.