Дочь генерала

Глава 4

Виктори-драйв, шоссе, раньше называвшееся Пайн-Холлоу-роуд и переименованное, прямо-таки в стиле безумств Оруэлла, во время Второй мировой войны, когда-то было заурядной сельской дорогой в две полосы, ведущей из Мидленда на юг. Позже, к тому времени, когда я впервые увидел это шоссе в 1971 году, рядом с загородными домиками уже начали появляться яркие рекламные щиты и магазинчики. Теперь же, четверть века спустя, от прежней Пайн-Холлоу-роуд не осталось даже воспоминаний.

Есть нечто исключительно уродливое и угнетающее в торговых рядах на Юге — в этих бескрайних парковочных площадках, мотелях, бистро, вереницах магазинов уцененных товаров, автолавок и увеселительных ночных заведений. Старый Юг, такой, каким он запомнился мне, был, возможно, и не столь процветающим, но зато колоритным краем, с его уютными бензоколонками, где можно было освежиться охлажденной кока-колой или заморить червячка свежей жареной рыбкой, с домишками из скрипучих сосновых досок, сельскими лавочками и пакгаузами вдоль подъездных путей, ломящимися от тюков хлопка. Все это, казалось, самым естественным образом произрастало из местной почвы: бревна из лесов, гравийные дорожки из близлежащих карьеров, а сами живущие здесь люди словно бы появлялись на свет прямо из окружающей их среды. То, что я видел теперь, выглядело искусственным и привнесенным: все эти универсальные магазины и торговые павильоны с несоразмерной пластиковой рекламой не имели ровным счетом ничего общего ни с этой землей, ни с ее людьми, ни с ее историей и традициями.

Конечно же, со временем новый Юг все это переварил, не так скоро, как это удалось нам, северянам, у себя на Севере, но все-таки переварил. И как ни странно, шумные торговые ряды вдоль шоссе в наши дни ассоциируются более с Югом, чем с любой другой частью страны. Пришельцы взяли-таки над старожилами верх.

Спустя пятнадцать минут после того, как выехали из гарнизона, мы достигли района Виктори-Гарденс и припарковали «мустанг» возле сорок пятого блока.

Виктори-Гарденс, вообще говоря, довольно милое местечко, являющее собой поселок из пятидесяти одноквартирных домов-блоков с общими боковыми стенами, общим внутренним двором, с уютными садиками при каждом доме и вместительными автостоянками. И хотя надписи типа «Только для офицеров» здесь не было, ее подразумевала сама аура этого уголка, где квартирная плата примерно равнялась пособию для лейтенантов и капитанов, проживающих за пределами гарнизона. Помимо денежной стороны проблемы существуют еще и неписаные правила относительно того, где следует снимать жилье офицерам. Энн Кэмпбелл, генеральская дочь и добропорядочная военнослужащая, не поселилась ни на убогой окраине, ни в многоквартирном высотном доме, за которым в городе закрепилась слава пристанища раскрепощенных одиночек. Не стала она жить и вместе с родителями, в большом генеральском особняке казенного образца на территории гарнизона. Из всего этого следовало, что она жила своей собственной, самостоятельной жизнью, и я намеревался кое-что о ней выяснить.

Мы с Синтией оглянулись вокруг. Хотя в армии рабочий день начинается рано, перед домиками еще стояло несколько машин: офицерских — с голубыми полосами гуммированной бумаги на бампере, и гражданских служащих — с зелеными. Но в целом место выглядело столь же безлюдным, как казарма после сигнала к утренней кормежке.

Я все еще был в военной полевой форме, которая была на мне на оружейном складе, Синтия же щеголяла, как я уже говорил, в джинсах и в ветровке.

— Ты вооружена? — спросил я у нее, пока мы шли к парадной двери блока № 45 вдоль кирпичного фасада комплекса.

Она кивнула.

— Хорошо. Стой здесь. Я войду с черного хода. Если кто-нибудь выбежит из парадной двери, прямо здесь его и остановишь.

— О’кей.

Я обошел несколько секций комплекса и очутился на заднем дворе. Он представлял собой не более чем обычный газон, но при каждом доме имелся еще и отдельный дворик, отделенный от соседнего деревянной изгородью. На дворике Энн Кэмпбелл я обнаружил под навесом стандартный рашпер для мяса и набор легкой мебели для отдыха на лужайке, включавший и шезлонг, на котором лежали крем для загара и иллюстрированный журнал о путешествиях.

Я подошел к раздвижным стеклянным дверям и заглянул сквозь жалюзи внутрь: похоже, что дома никого не было. Конечно же, самой Энн Кэмпбелл там и не могло быть, да я и не предполагал увидеть в комнате ее любовника или подружку, она слишком ревностно оберегала свою личную жизнь. Но с другой стороны, когда дело касается убийства, следует всегда быть настороже, входя в чужой дом.

В том месте, где внутренний дворик упирался в заднюю стену дома, виднелся колодец с окошком в подвальное помещение. Следовательно, имелась и ведущая туда лестница, спускаться по которой мне почему-то не хотелось. У меня даже мелькнула мысль, что стоило бы послать туда сначала мою бравую спутницу. Так или иначе, но колодец был прикрыт плексигласовым козырьком, прикрученным болтами снаружи к стене, так что выбраться из подвала через окошко было невозможно.

Справа от раздвижных стеклянных дверей имелась дверь, ведущая на кухню. Я нажал на кнопку звонка, выждал несколько секунд, снова позвонил, потом подергал дверную ручку, что никогда не мешает сделать, прежде чем ломиться в дом.

Конечно, мне следовало отправиться прямиком в полицейское управление Мидленда, как и предлагал поступить полковник Кент, и получить ордер на обыск помещения, который мне бы там с удовольствием выдали, и с еще большим удовольствием выделили бы своих ребят для участия в обыске дома жертвы. Но мне не хотелось их этим обременять, поэтому я отыскал на связке ключей Энн Кэмпбелл ключ от дома и отпер им дверь. Войдя в кухню, я закрыл за собой дверь и вновь запер ее.

В дальнем углу я увидел довольно внушительного вида дверь, ведущую, скорее всего, в подвальное помещение. На двери имелся засов, и я на всякий случай задвинул его, чтобы обезопасить себя от внезапного появления кого-либо из подвала за моей спиной.

Обеспечив себе таким образом тыл или, возможно, отрезав один из путей отступления, я прокрался к парадной двери и, открыв ее, впустил Синтию. Мы постояли некоторое время в прохладной прихожей, осматриваясь и прислушиваясь. Затем я сделал Синтии знак достать пистолет и, когда она взяла на изготовку свой «смит-вессон» 38-го калибра, громко крикнул:

— Полиция! Стойте на месте и назовите себя!

Ответа не последовало, и я сказал Синтии:

— Оставайся здесь и будь готова использовать эту штуку.

— А для чего, ты думаешь, я таскаю ее с собой? — огрызнулась она.

— Резонное замечание, — согласился я, мысленно обозвав ее стервой, и осторожно двинулся вперед.

Сперва я подкрался к стенному шкафу и дернул на себя дверь, но никто не прятался там с металлическим костылем в руке. Одно за другим я обошел все помещения на первом этаже, чувствуя себя идиотом, поскольку на девяносто девять процентов был уверен, что дом пуст, но и не забывая одного случая, когда подобное заблуждение едва не стоило мне жизни.

На второй этаж вела лестница из прихожей, а лестницы, как я заметил, всегда опасны, особенно скрипучие. Синтия встала в начале ступенек, я в несколько прыжков одолел их и очутился в коридоре второго этажа, куда выходили три двери, одна из которых была распахнута. Я вновь повторил свой приказ оставаться всем на месте и назвать себя, но ответа не получил.

Синтия окликнула меня, и я посмотрел в пролет: она была уже на середине лестницы и делала мне знаки, чтобы я взял у нее пистолет. Я кивнул, она ловко бросила мне «смит-вессон», поймав который, я сделал ей знак не двигаться и с разбега ногой открыл первую закрытую дверь.

— Замри! — закричал я, но, как оказалось, напрасно: комната, оказавшаяся спальней для гостей, была пуста. Я закрыл дверь и повторил все свои действия со второй закрытой дверью, обнаружив за ней чулан для белья. Все эти мои акробатические трюки, как я отлично понимал, были бесполезны, потому что, если бы наверху действительно прятался вооруженный человек, меня бы уже не было в живых. Но дело есть дело, так что я прижался, как учили, спиной к стене коридора и заглянул в открытую дверь. Это была спальня хозяйки, еще одна дверь вела из нее в ванную. Я сделал Синтии знак подняться по лестнице и передал ей пистолет.

— Прикрой меня, — сказал я и вошел в спальню, не спуская глаз с дверей стенного шкафа и ванной комнаты. На туалетном столике стоял флакон духов. Я взял его и зашвырнул в ванную, где он разбился вдребезги. Это была разведка боем, как мы говорили в пехоте, но она тоже не принесла результатов.

Окинув взглядом спальню и ванную, я вернулся к Синтии, державшей под прицелом все двери. Моим надеждам и желаниям арестовать кого-то в этом доме, быстренько свернуть дело и вернуться в Вирджинию не суждено было сбыться.

— Она даже убрала постель, — заметила Синтия, оглядев спальню.

— Ты же знаешь этих выпускников Уэст-Пойнта.

— Все это так печально, — вздохнула Синтия. — Она была такая аккуратистка. А теперь она мертва, и все здесь перевернут вверх дном.

— Что ж, начнем, пожалуй, с кухни, — сказал я, покосившись на нее.