Дочь генерала

Глава 19

Кэл Сивер сообщил нам, что закончил работу с вещами из кабинета Энн Кэмпбелл, и я смог сесть на ее диван и просмотреть еще одну из видеозаписей ее лекции по психологическим операциям, в то время как вокруг меня сотрудники лаборатории судебно-медицинской экспертизы продолжали изучать под микроскопами следы существования человека, иными словами, всяческую грязь: волосы, частицы одежды, пыль, отпечатки пальцев, пятна и затеки.

Сами по себе никакого значения они не имели, но если, к примеру, четкие отпечатки пальцев, обнаруженные на бутылке с ликером из буфета убитой, оставлены, скажем, полковником Джорджем Фоулером, то на ум приходят две версии: либо он ей дал бутылку и она взяла ее с собой домой, либо он был у нее дома. Если же отпечатки пальцев Фоулера снимают с зеркала в ее ванной комнате, это свидетельствует только об одном: он был в ее ванной. На деле же эксперты пока успели сравнить найденные отпечатки пальцев с отпечатками лишь троих людей: моими, Синтии и полковника Кента. Само собой разумеется, они проделали это и в отношении отпечатков пальцев самой убитой. Ясно, что среди отпечатков найдутся и пальчики начальника полиции Ярдли, и полковника Мура, но всему этому есть разумное объяснение: в силу своего служебного положения или по долгу службы эти люди могли общаться с Энн Кэмпбелл как на работе, так и у нее дома. Обнаружить отпечатки пальцев иных лиц, как мне представлялось, нам было уже не суждено, поскольку шеф местной полиции Ярдли, руководивший обыском в квартире убитой, наверняка позаботился об этом, выгораживая в первую очередь, конечно же, своего сына.

Если бы расследование шло обычным, медленным и несуетливым, путем, то, установив круг лиц, посещавших ее дом, можно было бы выйти в конце концов на убийцу. Равным образом, имея на руках список мужчин, побывавших в ее потайном будуаре, я мог бы при необходимости прижать строптивцев, не склонных со мной сотрудничать. Но, во-первых, дом Энн Кэмпбелл был пока опечатан, а во-вторых, при всей своей внешней привлекательности, такой путь мог вполне оказаться ложным.

Более убедительным представлялось мне изучение круга лиц, побывавших на месте убийства. Мы уже почти установили, что там побывал полковник Чарльз Мур, хотя еще и не выяснили, когда и с какой целью.

Полковнику Уильяму Кенту было не миновать неприятностей по службе, не говоря уже о предстоящем выяснении отношений с миссис Кент. Я мысленно воздал хвалу Господу за то, что он избавил меня от подобных хлопот.

Признавшись в менее тяжких грехах — сексуальной распущенности, злоупотреблении служебным положением и действиях, порочащих звание офицера, — Кент как бы надеялся умилостивить этой малой жертвой богиню Правосудия в надежде, что та примет ее и станет искать для себя кровавую жертву где-то в ином месте. Это был довольно избитый прием, часто используемый во время расследования подозреваемыми в убийстве.

Кто бы мог подумать, что полковник Кент пылкий любовник и эгоистичный ревнивец? В этом плане его оценка Синтией представлялась весьма интересной, поскольку инстинктивно она почуяла в этом человеке то, что мне никогда бы не пришло в голову. Нам было точно известно, что он находился в половой связи с Энн Кэмпбелл, но я не верил, что он занимался этим ради спортивного интереса. Следовательно, он ее любил и убил из ревности. Но наверняка этого я не знал, так что мне еще предстояло поломать себе голову, взвешивая все «за» и «против» такой версии.

Присутствие судмедэкспертов дало мне возможность вывести Кента из равновесия и подтолкнуть его к признанию, прибегнув, правда, к запрещенному правилами приему, то есть солгав ему. Конечно, такой метод предполагает и определенную уверенность ведущего расследование в том, что данный человек был в этом месте и совершил, либо мог совершить, предполагаемые действия. Но все же и без хитрости не обойтись, и в случае с Кентом я в этом преуспел.

Но пора было наконец сосредоточиться на происходящем на экране. Передо мной стояла Энн Кэмпбелл, глядя мне прямо в глаза и обращаясь как бы лично ко мне. На ней была летняя полевая форма — гимнастерка с короткими рукавами и юбка, и время от времени она прохаживалась по трибуне, сопровождая свою речь непринужденными жестами и мимикой.

При всей своей серьезности она умело поддерживала живой контакт с аудиторией: улыбалась, смотрела задающему вопрос слушателю прямо в глаза, смеялась собственным шуткам и остротам кого-то из публики. Время от времени она встряхивала головой, отбрасывая назад свои длинные светлые волосы, что смотрелось довольно сексуально. Порой она закусывала губу или делала большие глаза, слушая интересный анекдот какого-нибудь ветерана, после чего задавала вопрос. Все это совсем не походило на скучные академические лекции, которые читали преподаватели типа полковника Мура. Передо мной была женщина с пытливым умом, чувством такта и меры и с прекрасным знанием предмета. Судя по выражению лиц и реакции ее учеников, они слушали ее с живым интересом.

В данный момент Энн Кэмпбелл говорила о психологических операциях, направленных против отдельных индивидуумов, и я стал вслушиваться в ее слова. «Мы с вами разобрали психологические операции против рядовых солдат противника, против личного состава частей прикрытия и против гражданского населения в целом. Теперь я перехожу к операциям против отдельных личностей, командиров частей противника и его политических руководителей».

Синтия села рядом со мной, держа в руках чашку дымящегося кофе и тарелку пончиков.

— Интересный фильм? — спросила она.

— Да, — кивнул я.

— Может, лучше выключим?

— Нет.

— Почему бы тебе не вздремнуть, Пол?

— Успокойся.

Синтия встала и отошла, а Энн Кэмпбелл продолжала: «В последний раз мы успешно применили этот метод во время Второй мировой войны против нацистских руководителей. Нам были известны их биографии, их привычки, убеждения и слабости, много полезной информации нам предоставила разведка. В общем, у нас собралось достаточно данных, чтобы составить себе целостное представление об этих людях и действовать против любого из них в отдельности, используя их уязвимые места, подрывая их здоровье и внедряя дезинформацию в сведения, которые они принимали во внимание, обдумывая предстоящие им решения. Короче говоря, нашей задачей было ослабить их уверенность в себе, понизить уровень их самоуважения и деморализовать путем запудривания им мозгов — извините за это жаргонное выражение».

Она выждала, пока стихнут смешки в зале, и продолжала: «Лучше применим термин „затуманивание мозгов“, раз уж сегодня нас с вами снимают на пленку. О’кей, так ответьте мне, как можно затуманить мозги человеку, находящемуся за тысячи миль от вас, в глубоком тылу вражеской территории? Я вам скажу: точно так же, как если бы вы захотели проделать это с вашими близкими — женой, приятельницей, боссом или противным соседом. Во-первых, вам надо твердо решить, что вы хотите это сделать и должны это сделать непременно. Во-вторых, вам следует уяснить для себя умонастроение противника: что его беспокоит, что его раздражает и чего он может испугаться. Пока вы не изучите досконально весь механизм его психики, вы не сможете работать эффективно. И наконец, вам нужно будет наладить контакт с объектом ваших манипуляций. Это можно сделать на разных уровнях: личном, посредством третьей стороны, через письменные материалы — документы, газеты, письма, листовки, разбрасываемые с самолета (не советую только делать то же самое в отношении ваших жен или начальников), — радио-контакт, то есть пропагандистское вещание, а также путем распространения слухов. Так вот, что касается непосредственного, или личного контакта, то он с древнейших времен признан наиболее эффективным из всех возможных форм общения с руководством противной стороны. Достичь его весьма сложно, зато усилия вознаграждаются сторицей. У нас, в армии США, официально не одобряется, не используется один из видов личных контактов, а именно — половой, столь успешно применявшийся такими известными соблазнительницами, как Мата Хари и Долила, этими сиренами секса».

Раздался смешок, и кто-то предложил захватывать с собой на такой случай государственный флаг, чтобы было чем прикрыть личико старой генеральши, прежде чем показать ей, на что способен настоящий американец.

«Но почему бы и не прикончить вражеского лидера, если появится возможность столь близко сойтись с ним?» — спросил кто-то из слушателей.

«В самом деле, почему? — ответила вопросом на вопрос Энн Кэмпбелл. — Если не затрагивать правовые и моральные аспекты этого дела, то следует учесть, что скомпрометированный и напуганный, либо и совсем безумный лидер типа Гитлера или Хуссейна заменит вам десять пехотных дивизий на фронте. Урон, который он способен нанести собственной военной операции, не поддается исчислению. Нам стоит вспомнить одну старую истину, с древних времен известную всем армиям мира, а именно то, что солдата в действующих войсках всегда одолевают сомнения, предрассудки и страхи перед предстоящим сражением. Ваша задача — вселить тревогу и неуверенность в генералов».

Экран погас, я встал и выключил телевизор. В учебной аудитории все выглядело весьма разумно и логично. Несомненно, она проводила и половой эксперимент, как предположил полковник Кент, и, если только можно было ему верить, это была отлично спланированная, изощренная и пагубная кампания против ее собственного отца. Может быть, генерал действительно заслужил такую ненависть дочери? Ведь обмолвился же полковник Мур, что, кто бы ни был ее убийцей, он считал себя справедливым мстителем. Возможно, что и Энн Кэмпбелл была убеждена, что воздает отцу по заслугам. Значит, нанесенная им рана была столь глубока, что толкнула ее на путь отмщения и в конечном итоге привела к самоуничтожению. И тут в голове невольно возникла мысль о совращении отцом своей дочери и инцесте.

Именно так объясняли мне схожие случаи психоаналитики, с которыми я консультировался. Но кто мог бы на сей раз подтвердить, что подобное предположение оправданно? Энн Кэмпбелл мертва, спросить у генерала надо было еще решиться. Правда, можно попытаться расспросить его супругу об отношениях между Энн и ее отцом, ведь у меня за плечами двадцатилетний опыт работы, а это, черт подери, чего-то стоит.

Но, с другой стороны, может быть, прав Кент, говоря, что не нужно копаться в дерьме, не имеющем к убийству прямого отношения. Вот только как определить, в каком дерьме стоит копаться, а в каком нет?

Итак, остается неясным, убил ли генерал свою дочь, доведенный до отчаяния ее неистовством и шантажом, или это сделала по той же причине миссис Кэмпбелл. И какова во всем этом роль полковника Мура? Чем глубже я погружался в эту смрадную кучу, тем больше почтенных обитателей Форт-Хадли оказывались запачканными дерьмом.

Синтия незаметно подкралась ко мне и засунула мне в рот кусочек пончика. Несомненно, наши отношения вот-вот должны были перерасти в нечто более серьезное, чем совместное пользование автомобилем, ванной комнатой и поедание пончиков. Но, если говорить откровенно, в моем возрасте в два часа ночи мой Рядовой Палкин навряд ли вытянулся бы во фрунт.

— Может быть, следственная комиссия отдаст тебе эти фильмы, когда они ей будут больше не нужны? — сказала Синтия.

— Может быть, мне лучше раздобыть фильмы из ее подвала? — парировал я.

— Прекрати хамить, Пол, в конце концов, это нездоровое увлечение может плохо кончиться, — не унималась она.

Я пропустил ее слова мимо ушей.

— Когда я была подростком, — продолжала Синтия, — я втрескалась в актера Джеймса Дина. Помнится, я допоздна смотрела все фильмы с его участием по телевизору и потом рыдала в подушку.

— Удивительное признание в некрофилии. Ну, и к чему ты клонишь?

— Выброси это из головы. У меня для тебя хорошие новости. Следы шин на пятом стрельбище оставлены машиной полковника Мура. Отпечатки пальцев на его массажной щетке совпадают с отпечатками на колышках, в ее автомобиле и в мужском туалете. Кстати, там же, в уборной, нашли в стакане рукомойника еще один мужской волос, совпадающий с волосами Мура. На пластиковом мешке обнаружены отпечатки пальцев Энн Кэмпбелл и Мура, а отпечатки, обнаруженные на ее ботинках, кобуре и шлеме дают основания предположить, что они оба держали эти вещи в руках. Итак, воссозданная тобой картина преступления, так же как и действия Энн Кэмпбелл и полковника Мура, подтверждаются вещественными доказательствами. Прими мои поздравления.

— Благодарю.

— Значит, его повесят?

— Мне кажется, офицеров расстреливают. Я это уточню, прежде чем встретиться с полковником Муром.

— Если он не сознается добровольно, ты пойдешь с этими материалами к главному военному прокурору?

— Не знаю пока, мне еще не все ясно.

— Верно, дело запутанное, — согласилась Синтия. — Не все понятно с этими фарами на шоссе. Мур определенно был на месте преступления, но нет доказательств того, что это именно он задушил Энн Кэмпбелл. Нам также неизвестны мотивы его поступков.

— Согласен. А не зная наверняка мотива преступления, трудно будет что-то доказать суду. Кроме того, нельзя исключить и возможность непреднамеренного убийства.

— Да, именно такую версию выдвинет и Мур, если он вообще заговорит.

— Я тоже так считаю. Он приведет на суд десяток своих дружков психиатров, которые объяснят присяжным, что такое сексуальная асфиксия, что он действовал с ее согласия и по ее просьбе и просто ошибся в оценке ее состояния, когда стимулировал ее и довел до оргазма. Все это произведет на суд гипнотическое воздействие, у жюри возникнут сомнения, и они вынуждены будут признать, что вещественные доказательства еще не свидетельствуют об изнасиловании при отягчающих обстоятельствах. Они поверят, что это было развлечение с печальным исходом, и вряд ли сочтут возможным признать его даже непреднамеренным убийством. Двое взрослых людей по обоюдному согласию занимались опасным сексом, и один из них невольно подверг другого смертельной опасности с фатальным исходом. Вот и все.

— Сексуальные преступления — запутанная штука, в них сам черт не разберется, — согласилась Синтия.

Я кивнул, вспомнив один известный мне случай, которым занимались мои коллеги по СКР, когда молоденькая медсестра, делавшая одному парню клизму, перестаралась, и у бедняги лопнули кишки — он умер от кровоизлияния и инфекции. Медсестру-лейтенанта отправили в отставку, а майора, умершего от клизмы, похоронили со всеми воинскими почестями.

Секс на девяносто процентов определяется работой человеческого сознания, и когда оно не в порядке, то и секс получается извращенным. Но если налицо обоюдное согласие, то об изнасиловании речь уже не идет, а если происходит несчастный случай, то отпадает подозрение в умышленном убийстве. Просто нужен хороший адвокат.

— Так мы производим арест или нет? — спросила Синтия.

Я покачал головой.

— Мне кажется, что это правильное решение, — согласилась Синтия.

Я взял телефон и набрал номер полковника Фоулера. Мне ответил сонный женский голос. Я представился, и в разговор включился сам Фоулер. Голос его звучал слегка раздраженно.

— Слушаю вас, Бреннер.

— Полковник, я решил, что нет надобности опечатывать кабинет полковника Мура и вывозить его вещи на склад для исследования. Ставлю вас об этом в известность.

— Благодарю. Что еще?

— Вы просили уведомлять вас о моих намерениях арестовать кого-либо из военнослужащих гарнизона. Так вот, я подумываю над тем, чтобы арестовать полковника Мура.

— Подумайте над этим хорошенько, мистер Бреннер, — сказал Фоулер, — но о своем окончательном решении сообщите мне и, пожалуйста, несколько позже, чтобы я смог выспаться. Иначе мне будет трудно правильно реагировать на вашу бурную деятельность. Договорились?

— Конечно, полковник, — ответил я, мысленно усмехнувшись его своеобразной шутке. — Я хотел бы попросить вас пока не разглашать нашего разговора. Это может повредить расследованию.

— Я вас понимаю. Но вынужден буду доложить генералу.

— Полагаю, что у вас просто нет выбора, — сказал я.

— Я выполняю свои обязанности. — Он прокашлялся. — Кто-нибудь еще у вас на подозрении есть?

— Пока нет. Но есть определенные наметки.

— Это обнадеживает. Что еще?

— У меня складывается впечатление, что капитан Кэмпбелл вела… как бы это лучше сформулировать? В общем, что она вела довольно бурную общественную жизнь.

Мертвая тишина.

— Видимо, рано или поздно это должно было всплыть наружу, — продолжал я. — Не знаю, имеет ли это отношение к убийству, но постараюсь по мере возможности не впутывать известные мне факты в данное дело и свести до минимума урон для гарнизона и армии от утечки информации и общественного резонанса. Вы меня понимаете?

— Почему бы нам не встретиться, скажем, часиков в семь утра у меня дома и не выпить по чашечке кофе, мистер Бреннер?

— Мне не хотелось бы беспокоить вас дома в столь ранний час.

— Мистер Бреннер, вы определенно не желаете считаться с нормами субординации и выводите меня из себя. Жду вас ровно в семь часов.

— Так точно, сэр. — Телефон отрубился. Я сказал Синтии: — Придется пожаловаться связистам на отвратительную работу телефонной связи в Форт-Хадли.

— Что он сказал?

— Полковник Фоулер приглашает нас к себе на кофе в семь утра.

— Тогда мы еще успеем немного вздремнуть, — посмотрела она на свои часы. — Пошли?

Я оглянулся вокруг: почти весь ангар погрузился в темноту, на раскладушках спали мужчины и женщины, но кое-кто продолжал работать — печатал на машинке, колдовал с пробирками и колбами или смотрел в микроскоп. Мы пошли к выходу, и я спросил Синтию:

— Нашлось среди ее вещей в мешке кольцо выпускницы академии?

— Нет, не нашлось.

— И среди ее домашнего имущества тоже?

— Нет, я спрашивала у Кэла.

— Подозрительно.

— Она могла и потерять его. Или отдать ювелиру почистить.

— Может быть.

— Пол, если бы мы нашли ее на стрельбище живой и сейчас она была бы с нами, что бы ты ей сказал?

— Что бы ты ей сказала, ведь это ты специалист по изнасилованиям?

— Но я спрашиваю тебя!

— О’кей. Я бы сказал ей, что нельзя с такой пагубной настойчивостью мстить за прошлое, каким бы ужасным оно ни казалось. Нужно решать проблемы нормальным образом. И слушать хороших, а не плохих советчиков. И попытаться превозмочь свою боль, простить своих обидчиков, понять смысл жизни и свое предназначение в ней, а главное — начать уважать самое себя, тогда и люди вокруг станут лучше к ней относиться. Вот что я бы ей сказал, будь она жива.

— Да, именно это должен был ей кто-то сказать, — кивнула головой Синтия. — Может быть, кто-то ей и говорил подобные слова, но с ней стряслось нечто дурное, и теперь мы видим как бы ее ответ на случившееся. Такое поведение умной, образованной, привлекательной и делающей успешную карьеру женщины часто обусловлено перенесенной травмой.

— Какого рода травмой?

Мы вышли из ангара в ночную прохладу. Луна зашла, и на ясном небе Джорджии сверкали мириады звезд. Я взглянул на темный аэродром, и мне вспомнилось время, когда по ночам он всегда был освещен, а дважды или трижды в неделю сюда прибывал специальным рейсом самолет.

— Здесь я разгружал самолеты с трупами из Вьетнама, — сказал я Синтии.

Она ничего мне не ответила.

— Если ее не похоронят здесь, в Мидленде, то именно на этом поле все соберутся после церкви, чтобы проститься с ней. Завтра или послезавтра, так мне кажется.

— Мы придем?

— Я собираюсь.

Когда мы подошли к машине, она сказала:

— Отвечая на твой вопрос… Мне кажется, что ключ к пониманию ее поведения — отец. Понимаешь, он был главной личностью в их семье, властвовал над всеми, из-за него она пошла на военную службу, пыталась сама стать хозяйкой своей жизни. И все это на фоне слабохарактерной матери, частых командировок, переездов, полной зависимости от отца и его карьеры. Она восстала против этой зависимости, используя единственный известный ей путь. Все это описано в учебниках.

Мы сели в автомобиль, и я заметил:

— Правильно. Но не у нее одной подобные обстоятельства в прошлом, и не все же выкидывают такие номера.

— Я понимаю. Но все зависит от того, как на это посмотреть.

— Мне не дает покоя одна мысль… Не было ли между ней и ее отцом аномальных отношений? — задумчиво произнес я. — Быть может, тут кроется причина ее ненависти к нему.

Мы направились к выезду с аэродрома.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду, — сказала Синтия, — сама размышляла над этим. Но если трудно доказать убийство и изнасилование, то попробуй доказать инцест. На твоем месте я не стала бы даже касаться этого вопроса, Пол. Это может плохо для тебя кончиться.

— Ты права. Я начинал службу с расследования кражи в казарме. И вот до чего дошел. Следующий шаг — прямиком в бездну.