Дочь моего друга

Глава 16

Арина

— Арин, подожди! Стой! — Пашка успевает перехватить прежде чем я сяду в машину.

— Что опять? — выдергиваю руку из захвата и толкаю в грудь: — Держи дистанцию, Бортников. Или забыл, что меня на тебя вывернуть может? Тогда на всякий случай напоминаю.

— Перестань… — Бортников кривится, но все же послушно отходит. — Арин, ты правда за Ольшанского замуж собралась?

— Да, — с трудом сдерживаю рвущееся наружу ликование, — но тебя на свадьбу не приглашу, не надейся.

— Я бы и не пришел, — ревниво замечает Паша. — Только я не за этим. Мне с тобой поговорить нужно.

— Зато мне не нужно. Отвали, — цежу, хочу открыть дверцу машины, но Бортников не дает.

— Не выходи за него замуж, Арина, — продолжает нудить, — выйди за меня. Хочешь, в другой город уедем? Я тебя увезу.

— Это уже даже не смешно, — разворачиваюсь всем корпусом, — ты себя серьезно решил сравнить с Демидом?

Пашка смотрит исподлобья.

— Он больше всего любит деньги, Арин. Он на них зациклен.

Громко смеюсь, демонстративно запрокинув голову. Бред. Бред и дешевая манипуляция. На чем Демид и зациклен, так это на репутации. Еще может быть азарт, это тоже про него. И перфекционизм, причем болезненный, нервный. А деньги сами к Ольшанскому липнут. Так папа говорил.

Но я не собираюсь все это обсуждать с Бортниковым. Плюхаюсь за руль и захлопываю дверь перед самым его носом.

— Зря, Арин, очень зря, — он продолжает нудить, качая головой, но я уже давлю на газ и задом выезжаю с парковочного места. Чуть по Пашкиным ногам не проезжаюсь, он вовремя отскакивает.

Выруливаю со стоянки университета и беспричинно улыбаюсь.

Такое состояние у меня второй день, будто по венам вместо крови бежит шампанское. Бежит и лопается мелкими пузырьками, стреляет фонтанчиками, и мне от этого хочется петь и танцевать. На весь мир кричать от счастья.

Демид сказал папе, что женится на мне. Прямо так и сказал, я сама из окна слышала. Знала бы, что он это скажет, больше бы высунулась, я же просто на него еще раз посмотреть хотела.

Папа, правда, не очень доволен. Он почему-то не поверил, сказал, что Демида просто перемкнуло. Он вообще о многом говорил. И о гипертрофированном чувстве вины, и об ответственности, и о перфекционизме. О перфекционизме особенно.

Все это правда, все про Демида, он в самом деле такой. Но есть еще одно, главное — Демид не дает пустых обещаний. И если он так сказал, то сделает. Правда, немного смущает, что сам Ольшанский мне не сказал ни слова, бросил папе в лицо, когда они ругались.

Значит, я дам ему возможность сделать это сегодня! Вчера он меня отвез домой, но теперь, когда Демид фактически попросил моей руки у папы — пусть своеобразно, но попросил же! — я могу официально остаться у него на всю ночь!

Остаток дня катаюсь по городу, пью кофе, прохожусь по бутикам. В одном из них покупаю себе платье — Демиду нравятся платья. Это короткое с рукавами-буфами, похоже на то, в котором я была, когда у него сорвало тормоза. Только на этот раз не из масс-маркета, а коллекционное.

Заезжаю поужинать в ресторан, домой не еду, чтобы не пересечься с отцом и не нарваться на очередную проповедь. А душ я могу принять у Демида.

Знакомая дрожь пронизывает тело. Закрываю глаза и замираю, чтобы подольше удержаться в этом состоянии. Балансирую на самом краю, рискуя сорваться и оказаться затянутой в опасную воронку возбуждения.

Я не одна, вокруг полно людей, и от этого мурашки разбегаются по телу от затылка до кончиков пальцев.

«Пиздец как тебя хочу. Я голодный, ебать буду всю ночь, так что готовься…»

Между ног сладко пульсирует, сжимаю их до дрожи в коленях. Ногтями впиваюсь в ладони.

Он даже матерится как-то по-особому, не как все. Возбуждающе…

После ужина направляю машину по знакомому адресу. Ворота открываются, охрана впускает, правда не сразу. Навстречу выходит знакомый уже охранник.

— Демида Александровича еще нет, но я сообщил, что вы приехали. Он сказал, чтобы вы его подождали, он скоро будет.

— Да, конечно, я подожду, — киваю и прохожу в дом. Я здесь всего лишь третий раз, зато впервые в качестве невесты Демида.

В то, что это происходит со мной, не верится, происходящее кажется сном. И дом кажется другим, я тут словно впервые. Правда, воспоминания чуть подпорчены вчерашней девицей, которая называла Демида любимым, но папа сказал, что это одна из его любовниц. Теперь уже точно бывших, зачем они Демиду, если у него теперь есть я?

— Или Настя, или Алиска, — сказал он, — обе шалавы. Мне они обе не нравятся, и они его тоже бесят. Я все последние полгода слышу, как они его обе зае… Здили.

— Почему он тогда никого не бросает?

— Так у Демы пунктик, он эскортниц не любит. Брезгует. Предпочитает отношения, только свободные, как сейчас модно. Правда, девки с ним как-то свободных отношений не хочет ни одна, все хотят замуж.

— А он?

— А что он? Хотел, женился бы давно. А они ему сдались триста лет, трахает их периодически и тасует, чтобы не приедались.

Из этого разговора я поняла лишь, что мой отец эскортом как раз не брезгует. И еще, что я все равно ревную Демида к это Насте. И к Алисе. Кажется, он кому-то из них звонил, когда просил для меня платье…

За окном слышится шум двигателя, поднимаюсь с дивана, и сердце в груди сначала замирает, потом отчаянно стучится о грудную клетку. Ладони потеют, поспешно вытираю их об подол платья.

Демид входит в холл, вперяется в меня холодным взглядом.

— Что-то случилось, Арина?

— Нне… Ничего, — мотаю головой, взгляд мечется ему за спину. Если сейчас за ним следом войдет какая-то девка, я не переживу.

— Тогда зачем ты приехала?

Кровь бросается в лицо, щеки изнутри опаляет жаром.

— Захотелось тебя увидеть, — сглатываю. Хорошо, на шею снова не бросилась, хоть и хотелось…

Демид потирает переносицу, и я только сейчас замечаю, какой он уставший. И заросший. Щетина еще вчерашняя, он явно сегодня не брился.

— Давай с тобой договоримся. Ты не будешь приезжать без предупреждения. А еще лучше без приглашения, — поднимает на меня черные пустые глаза, и сердце полосует острой болью.

— Почему? — губы непроизвольно дрожат, но я усиленно борюсь со слезами. — Разве ты не говорил вчера папе, что мы поженимся?

— Говорил, — холодные черные глаза продолжают меня изучать, — но я не говорил, что это будет сегодня.

— А разве мы… — начинаю и осекаюсь под его режущим острой бритвой взглядом.

— Арина. Ни о какой женитьбе сейчас не может быть и речи. Ты закончишь учиться, я тоже закончу… Это будет не завтра и не через год. Думаю, тебе лучше вернуться за границу, там качество образования гораздо выше. И отцу дай возможность личную жизнь устроить.

— Дем… Демид, — в горле пересохло, облизываю губу, отчего мужчина непроизвольно дергается и отводит взгляд. Но я же не специально… — То есть ты хочешь, чтобы я уехала?

— Так будет лучше. И для тебя, и для меня, и для Глеба, — он серьезно кивает, а мне кажется, стены рушатся и падают прямо мне на голову.

— Зачем ты тогда… Зачем так сказал, если ты меня не любишь? — смотрю не моргая, боюсь, что если моргну, прорвет плотину, которую с трудом получается сдерживать.

— А когда я вообще говорил о любви? Кому? — Демид сдерживает глухое раздражение и подходит ближе. — Послушай, детка, у меня был паскудный день, поэтому обойдемся без лирики. Да, я сказал отцу, что мы поженимся, но это как минимум лет через пять. И ни о какой любви речь не идет. Ты дочь Глеба, Арина. Я хочу, чтобы эти уебки от тебя отстали. И чтобы меньше пиздели. Другой цели у меня нет. Если за это время ты найдешь себе кого-то получше, я отвалю. И вздохну спокойно.

Неверяще смотрю на упрямо сжатый рот, вертикальную складку между сведенными на переносице бровями. На сверлящий взгляд. И не верю.

Не верю. Не хочу верить.

— Ты врешь, — шепчу, сжимая кулаки, — ты все врешь.

— Нет, не вру. И ты это прекрасно знаешь, — Демид берет в обе ладони мою сжатую в кулак руку. Держит, разжимает пальцы, гладит ладонь. — Не в того ты влюбилась, Аринка. Я не твой принц.

И я не выдерживаю. Всхлипываю, пробую выдернуть руку.

— Зачем тогда все это… Если не мой?..

Он не отпускает. Гладит.

— Потому что лучше я, чем кто-то из тех ублюдков. А с Глебом сейчас какая-то херня творится, не знаю, что ему в голову взбредет. Еще правда тебя за Исмаилова замуж выдаст. Поэтому я так и сказал.

— Значит… Значит это просто так, это все не по-настоящему? — за пеленой слез почти ничего не видно. Но как хмурится даже не вижу, слышу.

— Раз я сказал, то слово сдержу. Если никого за эти пять лет не найдешь, женюсь. Но лучше найди. Такого же двадцатилетку как сама, хорошего мальчика…

— Да пошел ты… — дергаю с силой, и он отпускает. Выплевываю в лицо со злостью: — Не нужен мне такой муж. И не влюбилась я в тебя, понял? Я тебя обманула.

Демид хватает за плечи и рывком притягивает к груди.

— Конечно понял. Сразу. С полпинка. Я же понятливый, — шепчет в волосы. А я отчаянно отбиваюсь.

— Отпусти меня! Ненавижу!

— Вот так правильно, — он еще раз втягивает носом воздух, зарывшись в макушку, и сам отталкивается. — Лучше ненавидь. Это намного более продуктивное чувство чем любовь. Иди, Арина. Моя охрана тебя отвезет. За руль я тебя не пущу.

— Да плевать мне на твои запреты! — кричу, размазывая слезы. — Ты мне никто.

— Я друг твоего отца, — отвечает он, пряча руки в карманы. — Я тебе от его имени конфеты покупал. Это больше чем никто.

Разворачиваюсь и бегу к выходу. Слабая надежда, что Демид передумает, остановит, догонит, тает с каждым преодоленным метром. Возле машины меня уже ждут двое охранников.

— Хотите мы вас отвезем, а машину потом пригоним? — спрашивает один.

— Делайте что хотите, — отвечаю, задыхаясь, — и поезжайте куда хотите. Я сама доберусь.

Хочу открыть дверцу, но меня за локти отводят от водительского сиденья и практически насильно впихивают в салон.

— Давайте без фокусов, Арина Глебовна, — говорит второй охранник, который садится за руль. Вроде как и с улыбкой, но достаточно хищной. Первый усаживается рядом.

Внезапно становится все равно, куда меня везут, и кто везет. Вчера он хотя бы сам сел за руль, сегодня спихнул охранникам…

— Делайте что хотите, — отрешенно смотрю в окно.

Последнее, что вижу, это Демид, стоящий у окна. Руки так и сунуты в карманах, хмурый взгляд пробирает до косточек.

Отворачиваюсь, закрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья.

Ненавижу.

— Папа, зачем мне уезжать? — я сопротивляюсь довольно вяло, мне на самом деле безразлично, что со мной будет дальше.

Но отец настаивает, чтобы я срочно уехала. Британия или Швейцария на выбор. А мне только стоит представить, что придется обустраиваться на новом месте, чем-то себя занимать до будущего учебного года, становится дурно.

— Так надо, дочь, не спорь, — отец в такие моменты становится похожим на Демида, и я за это сравнение себя ненавижу.

Я больше не хочу о нем вспоминать. В последний раз он выставил меня из своего дома как нашкодившего котенка. Дал понять, что я навязываюсь. Приказал охране отвезти меня домой.

Как я докатилась до такого, боже? Он с любовницей своей говорил приветливее. Поверила, что он жениться на мне захотел. Дура. Вот только…

— Папа, — поднимаю глаза, смотрю на отца в упор, — пап, скажи только честно, я тебе мешаю?

— Что значит, мешаешь? — в устремленном на меня взгляде исключительно недоумение и непонимание. Искреннее.

— Я мешаю тебе устроить свою личную жизнь? — повторяю, вглядываясь, стараюсь уловить любую перемену. Но отец пока лишь озадачен.

— Это кто тебе такое сказал?

— Демид. Он тоже хотел, чтобы я уехала. Сказал, что так будет лучше для всех, и в первую очередь для тебя.

— Вот же бля…. — отец проглатывает ругательство, его глаза вспыхивают, и я киваю.

— Ясно, — хочу уйти, но удерживает окрик:

— Аринка! Дочка, — папа обнимает за плечи, прижимает голову к груди, кладет подбородок на макушку, — нашла кого слушать. Мне правда надо, чтобы ты уехала, но не из-за баб. Клянусь.

А ведь это правда. Разве я когда-то ему мешала? Даже не так. Разве он ради меня хоть раз от них отказывался? От баб…

Нет. Ни разу. Так что я в самом деле ему не мешаю.

— Из-за чего тогда? — задираю голову и смотрю на отца снизу вверх. Он высокий, как и Демид…

Опять Демид! Черт, как мне его из головы выкинуть?

— Понимаешь, Ариш, тут одна сделка намечается. И она не совсем… Не совсем… Как бы так правильно сказать… — отец задумчиво гладит меня по голове как маленькую, — не совсем чистая.

— Пап, тебя что, могут посадить? — испуганно отшатываюсь, но он возвращает меня обратно.

— Да нет, ты что, деточка, я им нужен. Никто меня не посадит. Я теперь, считай, их кошелек, швейцарский банк. У них же декларации, всякая херота. А я налом бабло выдаю… В общем, тебе этого знать не надо, — сам себя обрывает, — главное, мою безопасность гарантируют очень серьезные люди. Но мне будет проще, если ты пока побудешь за границей. Как только все закончится, я сам к тебе приеду. Возможно, переберемся туда на постоянной основе. Сюда буду набегами наведываться, а там дом купим. Я столько на этой сделке поднять должен, что нам не на один дом хватит.

Невольно на ум приходит Пашка и его слова об Ольшанском. Да нет, если кто и зациклен на деньгах, так это мой отец.

— Пап, поехали сейчас, — говорю сама не знаю зачем. Как дочь бизнесмена я прекрасно понимаю, что такое сделка. Но все равно говорю. — Зачем тебе много денег? Хочешь, я тоже работать буду? Давай этот дом продадим и поедем. Нам хватит.

— Спасибо, кормилица моя, — отец звонко чмокает меня в макушку, и я с отчаянием понимаю. Не поедет.

Потому что ему не только на меня и на себя надо зарабатывать. Со своей последней любовницей папа меня еще не знакомил, но я знаю, что она не намного старше меня. Вот для нее.

— Я тебя потом кое с кем познакомлю, — доверительно шепчет отец, — думаю, вы подружитесь!

Его перебивает звук сигналящего автомобиля снаружи. Отец нехотя выпускает меня из рук и подходит к окну.

— О, явился. Не запылился… — вроде как ворчит, но при этом заметно напрягается.

Выглядываю из-за его плеча и каменею. Со стороны водительского сиденья открывается дверца, из машины выходит Демид и быстрым шагом идет к входной двери.

— Меня нет, — коротко бросаю и делаю крутой разворот. Отец ловит за плечи и вглядывается в лицо.

— Дочь, что случилось?

— Ничего. Я иду собирать вещи. Пусть это будет Швейцария.

Хочу уйти, папа не отпускает.

— Аринка… он же теперь будет доказывать, что держит слово!

Пожимаю плечами.

— Придумай что-нибудь, па. Это же твой друг. Скажи ему… Скажи, что он слишком старый для меня.

И почти бегом отправляюсь к себе.