Дочь моего друга

Глава 34

Демид

Время тяжелыми каплями медленно капает внутри черепной коробки, отсчитывая секунды, минуты и часы. Сижу на узкой кровати — тянет сказать на нарах, но это все же не нары, а кровать, — упираясь спиной в стену и закинув голову вверх.

Не скажу, что чувствую себя королем, но справедливости ради стоит признать, что моя камера выглядит вполне прилично. Это если не выебываться, а я как раз не в том положении чтобы выебываться. И у нее есть неоспоримое достоинств — она одиночная. Это пока единственное, что смогли выбить для меня Мельник со Скрипалем.

Адвоката Аркадия Мельника знают за пределами страны, а его напарник Скрипаль славится тем, что пока не проиграл ни одного дела. Я сразу их вызвал. На юристах я не экономлю, и мои если и не лучшие, то одни из лучших.

Мельник прибыл в течение получаса, Скрипаль спустя еще десять минут. Дуэт Мельник и Скрипаль — это тяжелая артиллерия, способная разнести в хлам любые обвинения. Только в моем случае это оказалось задачей неподъемной даже для них.

Парни налетели как коршуны, но это не помогло. Меня отправили в камеру предварительного заключения, где я пробуду до решения суда. Завтра суд определит мое местонахождение во время следствия.

О сне и речи нет. Я без конца прокручиваю в голове сегодняшние события, роюсь в прошлом, анализирую предъявленные обвинения.

Все они конечно бред полный, но мои слова к делу не пришьешь. Есть херова гора доказательств, и за часть из них я должен благодарить Арину.

Мысли о ней вызывают целый клубок противоречивых чувств, раздирающих изнутри. Мне хочется ее убить, уничтожить, и в то же время я не могу ее ненавидеть. От одной мысли, что она считает меня лжецом, убийцей отца и предателем, хочется выломать дверь камеры.

И одновременно то, как легко она в это поверила, вызывает за ребрами глухую ноющую боль.

Зачем было говорить, что любит? Нахуй такая любовь, если не верила?

Представляю ее нежное красивое личико, и хочется орать, глядя в распахнутые большие глаза.

Как ты могла, Арина? Как ты могла?

Я же блядь тебе поверил. В тебя, в нас. Впервые в жизни поверил, что у меня может быть семья, жена. Лег на спину, задрал лапы. И получил пинком в живот.

Кто мне виноват? Никто не виноват, никто. Все сам.

Я проебался, потому что расслабился. Долбоеб.

Арина изящно нанесла удар своей тоненькой ручкой. Вонзила нож в самое сердце еще и прокрутила несколько раз, чтобы наверняка.

Так и засыпаю, сидя и опираясь на стенку. А утром приходит моя тяжелая артиллерия.

— Будем пробовать продавить домашний арест, Демид Александрович, — Мельник шагами мерит по периметру крохотную переговорную комнату, куда меня привели для встречи с адвокатами.

— Какие у нас шансы? — спрашиваю я.

— Шансы не очень, — честно признается он. — Тридцать на семьдесят.

— Даже не пятьдесят на пятьдесят? Там же все слеплено через одно место.

— Видите ли, Демид Александрович, — вмешивается молчавший до этого Скрипаль, — оно может и слеплено. Но эта ваша дамочка, Покровская… Чтобы не материться… Она же считай вас утопила.

— Это она подбросила пистолет Глеба? — хмуро гляжу на адвоката.

— Судя по тому, что у нее имелся доступ к вашему сейфу, вполне возможно, — осторожно отвечает Скрипаль. — Но есть еще вопросы к вашему исчезнувшему охраннику. А вот то, что она запустила программу, взламывающую ваш мессенджер, факт. И вы почитайте ее признания. Вы с Глебом расстались реальными врагами. Мы с Аркашей читали материалы дела и охуевали. Извините.

На миг закрываю глаза. Сейчас, я уже почти справился с собой. Им не надо видеть, что в моих глазах отражается.

— Но разве это нельзя отследить? — возвращаюсь к сфабрикованным уликам.

— Можно, — кивает Скрипаль, — только ваше дело оно как плот, слепленный из дерьма и веток. Все всё понимают, но раз плывет, значит будет называться кораблем.

Я и сам это понимаю. И к сожалению, очень хорошо понимаю, откуда дует ветер.

Все доказательства шиты белыми нитками. Начать с орудия убийства, которое я зачем-то держал у себя в сейфе. Киллер уже успел его опознать и подтвердил, что передал мне пистолет Глеба после выполнения заказа.

Охуеть, конечно. В любом другом случае парни разбили бы все эти «доказательства» в пух и прах, но только не сейчас, когда за обвинением стоит Ринат Маркелов.

Мельник прокашливается.

— Когда вы ему дорогу успели перейти, Демид Александрович? — спрашивает не без сочувствия.

— Эта компания, «Инвест Холдинг», которую на меня переписал Глеб. Он через нее наебывал Рината, — поясняю.

— То есть Маркелов решил, что вы ему помогали? — уточняет Мельник.

— Именно, — киваю, но Скрипаль протестующе качает головой.

— Покровский не переписывал на вас компанию, Демид Александрович. Документы переоформлялись по доверенности. Вот по этой, которая откуда-то взялась у вас в сейфе.

— То есть, кто-то воспользовался доверенностью, чтобы оформить на меня компанию?

— От вашего же имени, — подтверждает Скрипаль.

— Охуенно.

Адвокаты молчат, но по из виду ясно, что они полностью со мной согласны.

— Кто-то очень крупно подставил вас перед Маркеловым. А тот уже дал своим команду «фас». Вывести из строя вашего безопасника, убрать Уно — это без сомнения их рук дело.

— Та-а-ак, — упираюсь руками в стол, — утро перестает быть томным. Я даже знаю, кто этот кто-то.

Феликс. И, получается, Арина.

Блядь.

По каменным лицам адвокатов видно, что они полностью разделяют мои догадки, и от этого еще херовее.

— Значит Дениса купил не Маркелов, а Фокс? — смотрю на Мельника в упор.

— Скоро узнаем, — очень тихо, практически беззвучно отвечает тот, — ваши парни его уже ищут.

Он снова прокашливается и смотрит на Скрипаля, как будто ища поддержку. Нехорошее предчувствие зарождается за грудной клеткой и сворачивается холодным клубком.

— Что еще? Говорите!

— Демид, Александрович, эта прога, что Покровская залила… — Мельник набирает в грудь воздуха и выпаливает на одном дыхании. — Она взломала не только мессенджер.

— Что еще? Ну не тяни ты!

В ответ он не говорит, шелестит.

— Ваш банкинг. Ваши счета пусты, там не осталось ни цента.

Это конечно не все мои деньги, но это был мой капитал. И теперь я нищий. Нищий, который сидит в тюрьме по обвинению в убийстве лучшего друга. Против которого свидетельствовала любимая девушка и которого как могла закапывала.

Прикрываю глаза.

Запоминай этот момент, Ольшанский, запоминай, сука, и помни до конца своих дней.

Никогда, больше никогда ни на одну бабу ты не посмотришь как на свою женщину. Никогда больше не станешь забивать себе голову всякой хуйней на тему жены и детей. И никогда ты больше не будешь таким до отвращения уязвимым и слабым.

Умирай, Ольшанский, сдыхай уже скорей. Пусть от тебя останется одна оболочка.

Так будет лучше всем.

И главное, легче.

Арина

Я плохая дочь. Просто ужасная. Если бы папа мог заглянуть в мое сердце или прочитать мои мысли, он бы сам умер от горя.

Я очень виновата перед ним, но несмотря на кричащие доказательства, все равно не могу видеть в Демиде убийцу.

Или не хочу.

Меня в этом прямо упрекнул следователь.

— Чисто по человечески вас можно понять, Арина Глебовна. Вы доверяли этому человеку, собирались за него замуж. Конечно вам сложно принять, что он оказался не тем, за кого себя выдает. Но вспомните, что Глеб Покровский ваш отец. И вам совсем не обязательно выгораживать убийцу.

Я понимала, что он прав. Но если бы полицейские не ворвались в дом, я бы не смогла донести на Демида. Пусть лучше бы папа считал, что у него неблагодарная дочь.

— Как по вашим ощущениям, Арина Глебовна, в какой момент подозреваемый решил нанять наемного убийцу, чтобы избавиться от вашего отца?

— Не знаю, — отвечаю честно, — это наверное лучше спросить у Демида.

— Мы спросим, не волнуйтесь, — не отстает следователь, — вы отвечайте на вопрос. Они при вас не ссорились?

— Ссорились, — отвечаю нехотя, — и даже не разговаривали.

— Расскажите подробнее. Кто первым начал ссору?

Я рассказываю, и чем больше говорю, тем больше запутываюсь. Следователь задает наводящие вопросы, но они меня еще сильнее запутывают.

На допросе всплывает видео, которое показывал мне Феликс, с обращением от отца.

— Как думаете, ваш отец здесь говорит об Ольшанском? — спрашивает следователь.

— Не знаю, — шепчу, глотая слезы, — может и нет…

— Вы не должны жалеть его, Арина Глебовна. Подумайте об отце. Вы выполнили свой дочерний долг.

И я снова чувствую себя предательницей. Но потом представляю Демида в камере, и сердце рвется к нему, наплевав на все разумные доводы и дочерний долг.

Лучше бы я ничего не знала. Или лучше бы Демид что-то мне солгал, а я ему поверила. Потому что жизнь без него это не жизнь, а настоящая пытка. И я в душе уже много раз предала отца, только чтобы Демида отпустили.

Я ничего, ни слова не сказала следователю о Ясмин Айдаровой, мачехе Демида, для убийства которой он давно, еще в молодости нанял наемного убийцу. И к моему ужасу мне на это совершенно наплевать.

— Вы знали, что отец написал доверенность на имя Ольшанского?

— Да, — вру и стараюсь не моргать, глядя в глаза следователю, — он очень доверял Демиду.

— Вот. Ваш отец доверял Ольшанскому, а тот так подло предал его доверие. Вспомните, что ваш отец еще говорил об их отношениях?

— Мне больше об этом говорил Феликс, — отвечаю.

Но стоит заговорить о Феликсе, следователь мгновенно переключает мое внимание. Хотя его я тоже видела у следователя.

Когда меня отпускают, на улице уже ночь. Иду по пустым улицам, тусклый свет фонарей освещает дорогу, и мне хочется самой умереть вслед за папой. Потому что я все равно люблю Демида несмотря на то, что он пусть не прямо, но косвенно убил папу.

Я любила отца, и его убили.

Я любила Демида, его посадили.

Моя любовь это яд, который отравляет. Я уничтожаю все, к чему прикасаюсь.

Это я должна была умереть или сидеть в тюрьме.

Подхожу к дому Демида — он такой большой и пугающе темный. Толкаю дверь — открыто.

Куда подевалась охрана? Куда делся Денис, который сегодня дежурил? Это он подтвердил, что Демид встречался с Виолеттой. Давно, до моего отца. Куда делся Андрей, начальник охраны? Остальные охранники?

Иду по дому, везде включаю верхний свет. Холл, гостиная, кухня, моя спальня, в которой Демид поселил меня как только привез из нашего с папой дома. Только в его спальню не могу войти.

Четко осознаю, что больше не должна оставаться в доме у Демида. Не должна пользоваться его деньгами. Не должна присутствовать в его жизни.

Захожу в гардеробную, смотрю на свои вещи. Когда я уезжала из дома папы, мне хотелось забрать все, чтобы ничего не осталось.

Сейчас мне некуда все это забирать. И не надо.

Достаю чемодан, складываю платья, спортивный костюм. Простое хлопковое белье. К дорогущим кружевным комплектам, которые покупала для Демида, даже не прикасаюсь.

Беру с собой только те вещи, которые покупались на деньги папы. Все, купленное Демидом, оставляю здесь.

Он потом сам это выбросит.

Закрываю чемодан, окидываю взглядом забитую гардеробную. Как странно, моя жизнь с каждым разом занимает все меньше пространства. В прошлый раз мне понадобилась грузовая машина, сейчас она поместилась в один чемодан.

Спускаюсь в холл, оглядываюсь по сторонам. Грудь сдавливает щемящая боль. Мне больно оставлять этот дом, даже когда в нем нет хозяина. Но без хозяина мне не нужна жизнь, какой смысл в доме?

За окном слышится гул мотора, темноту разрезает свет фар. Хлопает дверца, и у меня замирает сердце.

Демид?..

Звук шагов отдается в пустоте дома эхом, а в моем подсознании тяжелыми ударами молота о наковальню. В дом входит Богдан, охранник Демида, и с ним еще трое парней. Молча поворачиваюсь к ним, на их лицах написано презрение.

— Куда собралась? — спрашивает Богдан. — Демид Александрович приказал оставаться здесь. Хотя лично я предпочел бы вышвырнуть тебя из дома.

— Почему вы так со мной разговариваете?

— А как я должен разговаривать с сукой, которая сдала своего мужика? Если бы не Демид, я бы с удовольствием лично вывез тебя на ближайшую помойку.

— Что значит сдала? Выбирайте выражения, — внутренне сжимаюсь, при этом пытаясь сопротивляться. Но он надвигается на меня, переплетя руки на груди.

— Его начбезу подбросили наркоту, его лучший хакер в реанимации. И внезапно как черт из табакерки появляется чел, которого Демид когда-то нагрел на бабло. Тебе ничего не кажется подозрительным?

— Я не собираюсь это с вами обсуждать. Уйдите с дороги, — отвечаю холодно, берясь за ручку чемодана. Но от его слов внутри леденеет.

Я не знала про Андрея. И про Уно тоже. Я его видела несколько раз, милый улыбчивый парень. Он в реанимации?

— Ты бы хоть изредка мозги включала, Покровская, — презрительно цедит Богдан, — тебя использовали как презерватив и выбросили. А ты можешь и дальше верить, что Демид заказал Глеба. Разве что для собственного успокоения.

— Я хочу уйти, — повторяю твердо. Не собираюсь перед ним оправдываться и спорить. Тем более обвинять Демида. Он сам признал, что пользовался услугами киллера, но его охране об этом точно знать не следует.

— Вали, — Богдан отходит в сторону, его напарники стоят рядом с каменными лицами, — и если ты исчезнешь до того, как у нас получится вытащить Демида, будет лучше для всех.

Выхожу из дома, сажусь в машину, еду в первый попавшийся отель. У меня карта с деньгами Демида, но я знаю, что буду делать дальше. Дожидаюсь утра, сидя на не расстеленной кровати, и как только на часах показывает восемь, набираю номер, записанный в отцовском ежедневнике на последней странице.

— Доброе утро, Иосиф Ааронович, это Арина Покровская. Вы поможете мне продать машину?