Дочь моего друга

Глава 35

Арина

— Вообще-то она стоит дороже, деточка, — говорит Иосиф Ааронович извиняющимся тоном, но я не даю договорить.

— Все хорошо, не расстраивайтесь, — успокаиваю пожилого мужчину, — эта сумма вполне меня устраивает.

Я счастлива, что получилось продать «Порше». Сама не ожидала, что так легко расстанусь с папиным подарком, но когда ее забирали, в душе ничего не шевельнулось.

Возможно, мне теперь просто есть с чем сравнивать.

Иосиф Ааронович Циммерман — нотариус, с отцом они знакомы давно, раньше папа проводил через него все свои сделки. Но затем Иосиф Ааронович попал в больницу с инфарктом и отошел от дел. Папа иногда ездил его навещать, один раз даже брал меня с собой, я тогда была школьницей.

Сейчас Иосиф Ааронович седой сгорбленный старичок, и при этом он очень сокрушается, что не может ничем помочь.

— Что поделать, деточка, я как та засохшая ветка на дереве. Висит бесполезная пока не отвалится.

— Иосиф Ааронович, — понижаю голос, — а что по моей просьбе?

— Я узнавал, — старик тоже понижает голос до шепота, — пока глухо.

— Но почему? Ему не разрешены свидания?

— Нет, не поэтому, — качает головой Иосиф Ааронович, — он вроде сам отказывается.

Циммерман говорит без какого-либо подтекста, а я все равно вспыхиваю. Демид не желает меня видеть. Но я же хочу помочь!

— А ваш внук что говорит?

— Ольшанский отказался от его услуг.

Опускаю голову, чтобы не было заметно, как у меня горят щеки. Демид упорно отказывается от свиданий со мной, выгнал лучшего в городе адвоката — Илью Циммермана. Я не верила, что у деда получится его уговорить, потому что сама слышала, как Илья Ааронович кричал у него в кабинете.

— Я не полезу туда, дедушка, даже не проси. Ты не представляешь, сколько там дерьма намешано. Я не стану рисковать репутацией и ввязываться в эту помойку. А у Ольшанского есть Мельник со Скрипалем, эти двое вполне способны меня переплюнуть.

Все же старый Циммерман как-то сумел уговорить молодого. Тот сломил свою гордость и пошел к Демиду. А Демид его послал.

— Ольшанский сказал, что его адвокаты не хуже. Это правда, деточка, — от извиняющегося голоса Иосифа Аароновича хочется плакать.

— Идите за стол, — заглядывает Софа Марковна, — Ариночка, вы же поужинаете с нами?

У меня совсем нет аппетита, но отказывать милой старушке не хватает духу. Мы садимся за стол, все так вкусно пахнет. Внезапно ощущаю зверский голод, даже становится стыдно. Накладываю полную тарелку.

— А форшмак, Ариночка, вы любите форшмак? Я сегодня купила отличную селедку. Жирную, свежую… Что с вами, Ариночка?

А я лечу в туалет, зажимая руками рот. Желудок выворачивает рвотными спазмами, но он пустой, я сегодня только завтракала. Склоняюсь над умывальником, плещу в лицо водой. Поднимаю глаза и сталкиваюсь с сочувствующим взглядом Софы Марковны.

— Деточка, вы случайно не беременны? — спрашивает она участливо. Решительно мотаю головой.

— Нет, что вы. Конечно нет.

А у самой внутри отдает звенящей пустотой.

Я совсем забыла про месячные. Было бы странно, если бы не забыла. И их точно не было, хотя прошла уже неделя.

И следом накрывает так, что даже зубы стучат от страха.

Я не имею права быть от него беременной. Демид убил папу. Заказал для него киллера, помог отобрать наше имущество. Я хочу вытащить его из тюрьмы, но я не должна быть от него беременной.

— Это просто нервный срыв, — говорю твердо, глядя в зеркало на Софу Марковну. — Мне уже хорошо, и я очень хочу есть.

— Тогда пойдем, — кивает старушка, и мы идем в кухню.

Он согласился со мной встретиться. Он согласился.

Хожу по крошечной комнатке для свиданий, где меня оставил Илья Циммерман, сам он пошел дооформлять бумаги. Я все подписала не глядя, теперь жду, когда он вернется.

Не знаю, что скажу Демиду. Илья предупредил, что мы не должны обсуждать следственные действия, и вообще об этом лучше не говорить.

А мне не надо говорить, я просто хочу его увидеть. Я так тоскую без него, что уже давно перестала просить прощения у папы.

Просто все так вышло. Просто я его люблю.

С лязгом открывается тяжелая дверь, с той стороны стеклянной перегородки входит Демид. У меня отнимается речь, отнимаются конечности. Я бросаюсь к стеклу и прижимаюсь к нему ладонями.

— Дема, — говорю беззвучно, — Дем…

Такой родной и такой чужой одновременно…

Он смотрит мгновение, затем садится за стол и глазами показывает на переговорную трубку. Сам снимает трубку и прикладывает к уху. Смотрит мимо меня, и я сползаю в кресло.

Демид впивается в меня сверлящим взглядом. Мне под ним неуютно, но я все равно тянусь рукой к трубке. И как только подношу к уху, слышу резкий, как сухой щелчок голос.

— Слушай меня внимательно и не перебивай. Я согласился встретиться только для того, чтобы тебе это сказать. Отъебись от меня со своими адвокатами. Если тебе непонятно, повторяю. Мне твоя помощь нахер не нужна.

Сжимаю руками трубку, слезы льются по щекам и стекают дальше по тыльной стороне ладоней. Они уже все мокрые.

— Дема, Дем… — шепчу. — Я все понимаю. Я просто хочу помочь.

— Да мне нахуй не нужна твоя помощь, что непонятного? — взрывается он, но тут же берет себя в руки и наклоняется вперед. Его лицо прямо напротив, горящие глаза красноречивее любых слов. — И ты сама не нужна. Я каждый день молюсь, что не успел на тебе жениться. Нахуй надо такая жена? Сначала все счета обнуляет, топит на допросе, а потом сопли разводит. Все, Арина, закончили. Уходи.

— Какие счета, Дем? — встряхиваю головой непонимающе. — Что я такого сказала на допросе?

Демид снова подается к самому стеклу и говорит в трубку, четко выговаривая каждое слово:

— Не заставляй меня посылать тебя нахуй, Арина. Просто уходи. И постарайся больше никогда не попадаться мне на глаза. Исчезни. Так чтобы я тебя не нашел, даже если бы стал искать. Но я не стану, не бойся.

Он бросает трубку, встает и стремительно выходит в распахнутую дверь.

— Арина, с вами все нормально? — меня осторожно трогают за плечо. Оборачиваюсь. Илья с опаской заглядывает в глаза.

Качаю головой, он с некоторым усилием вынимает из моих рук трубку.

— Давайте я отвезу вас в отель.

Как только поднимаюсь в номер, достаю из сумки телефон и набираю номер, по которому ни разу с тех пор не связывалась. На той стороне сети отзываются мгновенно.

— Салют, красивая. Соскучилась?

— Что это была за флешка? — стараюсь говорить ровно, но голос все равно дрожит. — И протокол допроса. Скажи правду, его подменили?

— А ты как думала, красивая, что твой папаша отнимет у меня все, а я тебя обниму и прощу? И тебя, и этого охуевшего Ольшанского? На флешке была прога, которая вывела все бабки со счетов твоего ненаглядного. Ну а с протоколом сама разберись. Заебали вы меня, и Ольшанские, и Покровские. Все, красивая, больше сюда не звони.

Он отбивается, а я сползаю на пол, держась за кровать. Телефон пиликает сообщением. Открываю — скрин протокола допроса.

Читаю, и волосы шевелятся на голове. Я этого не говорила. Да, возможно я и была немного не в себе, но я помню все до последнего слова.

Набираю Феликса, телефон выключен. Набираю Циммермана.

— Мы можем встретиться? — спрашиваю хрипло.

— Вот поэтому я и не хотел лезть в это дерьмо, — говорит Илья, прочитав скрин с экрана телефона. — И вам не советую дальше в этом вариться, Арина. Самое разумное, что вы сейчас можете сделать, это уехать. И чем дальше, тем лучше.

Адвокат выходит из ресторана при отеле, где мы встретились, садится в машину и уезжает. Я открываю сайт авиакомпании и бронирую билет на ближайший рейс. Сначала в Европу, надо сдать квартиру, которую папа снял на год, а потом лететь дальше.

Далеко-далеко, как и сказал Демид. Чтобы он не нашел. Тем более, что он не будет искать.

Я беру с собой только ту сумму, которая понадобится мне для перелета и на первый месяц. Остальное оставляю Демиду, все заверяю нотариально через Иосифа Аароновича.

Конечно, это копейки по сравнению с тем, что он потерял. Но я как минимум компенсирую потраченную на меня сумму. Я не была с ним расточительной.

Он может выбросить эти деньги, может отдать на благотворительность.

Это вообще не имеет значения. Есть кое-что, чего он никогда не узнает.

Не узнает, потому что не будет искать.

И только это придает мне силы.

Демид

Дверь в камеру открывается с лязгом и грохотом, как фильмах про тюрьмы. Все по классике. Только сейчас это не кино, а ебучая реальность.

— Ольшанский, на выход с вещами, — командует тюремщик.

— Меня что, переводят? — встаю с кровати и разминаю затекшие мышцы. Этот еблан меня разбудил.

Но он молчит, и я теряю к нему интерес. С вещами так с вещами.

Меня приводят в кабинет, с удивлением констатирую, что это кабинет начальника СИЗО. С чего такая честь?

У стола раскладывает документы какой-то мужик, я его не знаю. Моих адвокатов нет. Что за хуйня тут происходит?

— Демид Александрович, за вас внесли залог, — говорит начальник изолятора таким приветливым тоном, как будто залог принесли ему лично налом. Прямо домой и в чемодане, потому что за меня назначили такую сумму, будто я наследный принц Дубая.

Но залог вносится на государственный счет и с квитанцией, поэтому причина хорошего настроения начальника СИЗО явно в другом. Возможно, у него с утра был отличный секс. В отличие от некоторых.

А если серьезно, происходящее вокруг мне все больше перестает нравиться. Я уже в курсе, что Маркелов стрелял в Ямпольского*, а сам погиб от взрывного устройства неизвестного происхождения.

Я конечно не стал о нем плакать, но и особой радости по этому поводу не испытываю. Ямпольский кони не двинул, но и в себя пока не пришел. И чем закончатся разборки двух бывших криминальных авторитетов, одному Богу известно.

Возможно, этот финт с залогом как раз отголоски недавних событий. И мне может прийти такой пиздец, в сравнении с чем тюрьма покажется фешенебельным курортом. Поэтому радоваться освобождению не слишком спешу.

Подхожу ближе, ставлю сумку с вещами на стол перед начальником, сам упираюсь руками в столешницу. Это не понты, просто привычка.

— И кто это так расщедрился, интересно? — спрашиваю, глядя в глаза. Тоже исключительно по привычке.

— Профсоюз, — слышу за спиной незнакомый высокомерный голос с едкими, колючими нотками.

Оборачиваюсь. Та ну блядь. Нет.

Не хватало.

— Так, все, — поворачиваюсь назад к начальнику, — ведите меня обратно. Я отказываюсь выходить под залог. Так и напишите в протоколе.

— Простите, Демид Александрович, это невозможно, — вежливо отвечает человек, перекладывающий бумажки. Стало быть, юрист этого говнюка. — Залог внесен, вот квитанция. Вы обязаны освободить камеру.

— Я отказываюсь от любых действий без присутствия моих адвокатов, — продолжаю нависать над столом.

— Ваши адвокаты уведомлены, они прибудут как только освободятся, — с готовностью кивает юрист. — Господа Мельник и Скрипаль сейчас находятся на выездном заседании, но они дали письменное согласие, подтвержденное их подписями. Копии получены, можете ознакомиться.

Мне не надо ни с чем знакомиться, я и так знаю, что мои парни без конца пишут ходатайства об уменьшении суммы залога. Уже наверное целый роман написали. Но блядь…

— Не выебывайся, Ольшанский, — звучит все тот же высокомерный голос, — лучше прими душ. От тебя несет как из стойла.

— Не пизди, я мылся, — буркаю в ответ. И все же отвожу взгляд.

Ну да, это было вчера. Так я и в тюрьме, а не в пятизвездочном отеле.

Если не выебываться, то его юрист прав. Залог внесен, документы подписаны.

— Ладно, я согласен, хер с тобой. Но только при условии, что я все верну, — машу указательным палец перед носом своего освободителя. — Мне подачки не нужны.

На холеном до отвращения лице высокомерная гримаса меняется на насмешливую.

— Ты сначала свое верни.

Он поворачивается спиной, демонстрируя полное пренебрежение, и выходит в раскрытую дверь. Сгребаю сумку и иду следом, вперившись взглядом в спину, обтянутую «Китоном». Терпеть не могу этого заносчивого засранца. Хотя в нашей среде он лучший, это признают даже его враги.

К парковке подхожу первым, окидываю быстрым взглядом ряд машин и безошибочно вычисляю его автомобиль. А тут и вычислять нечего, самый козырный — «Роллс ройс», понты у нас зашкаливают.

— Садись, — он коротко указывает кивком на заднее сиденье.

— Не боишься, что стойлом провоняется? — теперь моя очередь поупражняться в сарказме. Но настроение у моего освободителя уже не настолько благожелательное.

— Садись. Заебал.

В принципе, информативно. И заслуженно. Бросаю сумку на сиденье, сам падаю рядом.

— Так что вас побудило внести за меня сумму, равную по стоимости нескольким таким машинам, Константин Маркович? — спрашиваю, как только Аверин садится за руль и захлопывает дверцу. — Или про профсоюз ты не спиздел?

В зеркале заднего вида сверкают угольно-черные глаза.

— Не спиздел, — он заводит двигатель и трогается с места. — Все наши в ахуе. Такие надежды подавал, и вдруг проеб за проебом. По всем пунктам. Тут либо ты полный идиот, либо есть еще какая-то причина.

— Надо же, сколько озабоченных моей судьбой, — притворно восхищаюсь. — Прям благодетели.

— Представь себе. Мы очень внимательно за тобой следили. И скажу честно, лично я весьма разочарован.

— Так дай мне приз «Разочарование года» и иди нахуй. Вместе со своим профсоюзом, — отвечаю зло. В первую очередь потому, что в его словах есть правда.

Да там все правда.

— Если берешься решать проблемы людей за их деньги, то сам на проблемы просто не имеешь морального права, — продолжает умничать один из лучших траблшуттеров в мире**. — Априори.

— Да кто ты такой, чтобы тут преподавать? — выпускаю наружу копившееся раздражение.

— Преподаватель, блядь, — Аверин кривит уголок губ, резко дает вправо и бросает в зеркало уничижительный взгляд. — Ты зарвавшийся молодой говнюк, который показал всем нашу уязвимость. Что нас можно подставить, заказать, посадить. Даже убрать. А мы всегда были и будем неприкосновенными. Как минимум перед нашими заказчиками.

Он прав, сука, прав. Но гордость все еще не позволяет признать очевидное.

— Я не один из вас. Мы делаем разную работу.

— Мы решаем проблемы людей. За деньги. И если ты перебираешь бумажки, это не значит, что ты не умеешь эти проблемы создавать. Но нельзя делать ни того, ни другого с неприкрытой жопой.

Отворачиваюсь к окну. Было бы что возразить, возразил бы. А так молчу. Едем, кстати, за город.

Зато этот блядь никак не заткнется.

— Я все еще пытаюсь понять, какая причина, — сверлит в отражении. — Первая или вторая.

Ладно, и в самом деле пора перестать выебываться. На его месте я сказал бы все то же самое, слово в слово. И пора посмотреть правде в глаза.

— Вторая, — отвечаю нехотя. — Ну и первая немного.

В глазах в зеркале мелькает неуловимая ухмылка, но уже без насмешки.

— Сейчас приедем в отель, там на тебя забронирован номер. Приведешь себя в человеческий вид, твоя охрана уже привезла одежду. А потом поговорим.

— Почему не домой? — поднимаю голову.

— Нехуй домой тюремный дух везти, — буркает Аверин. — Ты от него и так еще долго избавляться будешь

А вот это для меня новость.

— Ты что, тоже сидел? — спрашиваю изумленно.

— Сидел, — нехотя кивает Аверин, сворачивая на стоянку перед загородным комплексом, — но не так как ты, конечно. И недолго.

Ну конечно. Открываю дверь и выхожу, вдыхая всей грудью свежий воздух, пахнущий соснами и свободой.

*Эти события подробно описаны в книге «Он тебя не любит»: https:// /ru/reader/on-tebya-ne-lyubit-b278983?c=2673681p=1

**Об Аверине читайте в книгах «Моя на одну ночь», «Жестокая свадьба», «Миллионер против миллиардера», «Моя (не) на одну ночь. Бесконтрактная любовь», «Двойня для чайлдфри»: https:// /ru/reader/moya-na-odnu-noch-b333136?c=3333174p=1 https:// /ru/reader/zhestokaya-svadba-b316354?c=3122676p=1 https:// /ru/reader/millioner-protiv-milliardera-b358032?c=3679319p=1 https:// /ru/reader/moya-ne-na-odnu-noch-beskontraktnaya-lyubov-b366263?c=3809862 https:// /ru/reader/dvoinya-dlya-chaildfri-b242060?c=2259068