Долгая дорога к дому

Глава 7: В садах Лангпари

1.

- Интересно, почему они послали со мной тебя? - спросил Элари, отвернувшись от окна. За ним был уже вечер, - вечер дня, когда он обрел брата. - Ну, я, - это понятно. Мне восемнадцать лет, по вашим законам я не могу здесь жить. Но ты - Воин, а их осталось так мало!

- Это просто. Побежавший дважды побежит вновь. Лучше отправить его туда, откуда бежать уже некуда. Так будет лучше для всех и для него самого. А Воины нужны везде... и я сам рад вернуться домой. Я познакомлю тебя с моей мамой.

- Она жива?

- В отличном здравии. И ещё, там у меня три сестры - три старших сестры. Благодаря им я и стал воином, - иначе мне не удалось бы выжить, - Суру широко улыбнулся.

- А у меня никого нет, - просто ответил Элари.

- Извини, - Суру помолчал. - Я совсем забыл, кто ты. У нас почти нет сирот.

- Извиняю. Надеюсь, это не потребует от тебя нового искупления кровью?

- Только пары приятельских затрещин, - Суру улыбнулся ещё шире. - Кстати, как ты?

- Всё прошло, - Элари задумался. - Только... только что-то во мне теперь всегда будет хотеть крови. Ты не представляешь, как это было приятно - чувствовать себя невесомым, как воздух, и твердым, как сталь. Все мои чувства обострились... я словно проснулся! И не хотел засыпать. Теперь я стыжусь этого, но не жалею. Увы.

- Ты думаешь, что в искуплении кровью платил только я? Ты тоже - своей наивностью. Теперь ты - не совсем прежний. Кстати, ты проживешь этот вечер без меня? Мне надо пойти кое-куда...

- Куда?

Суру смутился.

- Ну...

- Она красивая?

Суру промолчал, опустив голову, но смуглая кожа на его щеках стала чуть-чуть - самую малость - темнее.

- Извини. Я такой глупый...

- Ты красивый, - Суру как-то странно смотрел на него. У него был задумчиво-мечтательный взгляд. - У вас были одинаковые глаза.

- У кого?

- У Иситталы и у тебя, во время искупления кровью. Она смотрела на тебя... боюсь, у вас похожие души. Это опасно... но я плохо её знаю, Элари. Наши женщины свободны в своём выборе. Если она полюбила тебя, Ир не сможет её удержать... никто из нас не сможет. Это тоже закон - выбор в любви священен. Нельзя запретить любить.

- Мне надо её избегать? Чтобы мне не выпустили кишки?

Суру рассмеялся.

- Она сохранила мне жизнь, наплевав на законы, - всего лишь затем, чтобы ты не расстроился. По-моему, огорчать такую девушку довольно неразумно. К тому же, она была лучшей в Садах, а ты будешь там жить... может быть, она...

- А короче нельзя?

- Короче, я завидую тебе. Ты можешь обрести великое счастье. В любом случае, она не причинит тебе вреда... умышленно. А ободранные плечи заживают быстро.

Теперь Элари тоже смутился и покраснел.

- Ладно, я пошел. Только не замечтайся. Нам этим же вечером на корабль, не забыл? Если я не приду в девять, иди в порт и жди там. На крайний случай... названия ты всё равно не прочтешь... такой синий парусник с белыми мачтами. Он там один, так что не спутаешь. Если я не приду, - спокойно садись и уплывай. Я найду другой корабль и через пару дней догоню. Идет?

- Ага.

Хлопнула дверь. Элари остался один. Он сбросил сандалии и с ногами забрался на стул у окна. Ему нравилось смотреть на эту чужую жизнь... но его сердце уже пело в сладком предчувствии новых приключений. Ночное плавание на паруснике среди ароматов осени, - о чем ещё можно мечтать?

Но сегодня этой мечте не суждено было исполнится.

2.

Элари не сразу понял, что надвигается буря. На северо-западе и севере небо резко потемнело от наползающих из пустыни мощных туч, - они плыли, казалось, прямо на него. Под основном их слоем, кое-где спускаясь почти до земли, неслись рваные, бурлящие низкие облака. В тучах непрерывно сверкали молнии. Их непрестанные розоватые вспышки дополнял гром, словно катавшийся по небу.

Скоро небо потемнело, словно опустившись на землю. Ветер всё усиливался. Что-то упруго било по стеклам... снег! Элари поспешно натянул теплую куртку и кинулся наружу. Пропустить такого он не мог.

Дверь на улицу открылась с трудом. Ветер промывал двор, поднимая вместе с крупинками песка кинжально заостренные камешки, бумагу, мусор и стебли бурьяна. Всё это бешено кружилось в маленьких смерчах, что метались меж стен, пытаясь найти выход и продолжить свой бег. Они то и дело налетали на юношу, мешая смотреть и забивая пылью рот и нос. Он спешно вернулся назад и жадно припал к окну.

Пыль окутала город, становясь всё гуще и превращая день в ночь. Она просачивалась даже в мельчайшие щелочки. Как ни были плотны добротно сделанные рамы, пыль всё же находила, куда проникнуть, и на подоконнике появились узкие, постепенно растущие полоски.

Наконец, Элари начало казаться, что дом поднимает на воздух. Ветер гудел в кровле, неистово, почти до земли, склонялись деревья, беспомощно размахивая ветками, - они стали черными, будто их окунули в мазут. Город продувался насквозь. Машины подбрасывало на ухабах, - на улицах уже появились наносы песка и намерзлины.

Уже должна была начаться настоящая ночь, но Суру не возвращался. Элари мог его понять, - он и сам бы не сунулся на улицу, а в такую погоду ни один корабль не выйдет в море. Он успокаивал себя, - такие бури тут наверняка дело обычное... ведь ветер ничего не ломал...

На улице повалило столб, снопы искр на миг осветили сумрачную комнату, дерево с разметенными ветвями, провод змеисто завился, прожег бурьян. Погасли огни и улица потеряла очертания. Элари весь обратился в слух. Из звуков, кроме настойчивого гула ветра, доносились обрывочные крики файа, судя по густому рокоту тракторов, заводивших тросы на крыши, - чтобы их не снес ураган.

В сплошном ночном мраке терялись и изменялись ранее приметные ориентиры. Полосы деревьев гудели и сгибались в полудужия. Свет фар автомобилей выхватывал странные картины: казалось, что гнулись столбы, хотя они должны были ломаться, а не гнуться.

Ветер нес снег и пыль, они оседали на крыши домов, засыпали окна, двери. Кровля над головой юноши уже потрескивала в разных местах. Оборванные провода тревожно стучали по стеклам. Элари видел, как бульдозер раздвигает бугристые кучи мелкозема, чтобы файа могли выйти из засыпанного песком подвала. Черная буря обрушилась сразу, как лавина. Но благодаря многолетней привычке паники не было.

Элари больше не мог сидеть дома, - тут, в темноте, было попросту жутко. Он не мог заснуть, ему постоянно казалось, что происходит что-то непоправимо страшное. Напялив на себя всю теплую одежду, какую смог найти, он снова выбрался на улицу.

Хотя было уже далеко за полночь, ураган не прекращался. Всю Байгару окутал мрак, столь густой и клокочущий, что Элари приходилось с опаской передвигать ноги и держаться за стену, чтобы не потерять равновесия. Мороз деревенил губы, обжигал пальцы в рукавицах, и, казалось, леденил даже кровь. Юноша не мог поверить, что всего несколько часов назад ходил здесь в одной тунике и сандалиях на босу ногу.

Наносы снега и пыли росли прямо на глазах. Аллейка молодых тополей, посаженная явно этой весной, укрылась ползучим сугробом, а одно старое дерево рухнуло, - Элари вскрикнул, когда толстый ствол переломило, как корабельную мачту. Его крик потерялся в гуле ветра, словно писк комара.

В облаках пыли, еле пробивая её, ползли трактора с зажженными фарами. В них возникали и пропадали фигуры файа, едва одолевавших неистовые порывы ветра. Где-то горело, растрепанный дым несло вместе с мусором, бумагой, снегом, палыми листьями. Всё труднее становилось дышать, - воздух наполнился перетертым в пыль камнем. Бугор, канава, кустарник не мешали ветру и лишь ненадолго задерживали его. Встретив препятствие, ураган быстро заметал его пылью, сравнивал, - и мчался дальше, в море. Насмерть замерзший Элари вернулся домой, в гулкий мрак, и вновь приник к окну.

Ветер не ослабевал, удерживая устойчивое северо-восточное направление. Он продолжал свою густую, будто сотканную из зловещих стонущих звуков песню. Элари уже слышал и утробное гудение сорванных дождевых труб, и плеск разбитого стекла, и скрежет отдираемых от кровли досок. Иногда наметала ледяная крупа, и тогда по стеклам будто шуршали и стучали намерзшими прутьями метел.

Внезапно рев урагана усилился, - словно работающий вполсилы мотор запустили на полную мощность. Элари ощутил, как задрожало здание. На улице вырывало с корнем вековые деревья. Падая, они как паутину рвали электрические провода. Крыша пятиэтажки напротив плавно поднялась в воздух и уже там рассыпалась на части, - доски и бревна унесло, как перышки. В магазине на первом этаже одно за другим выдавливало наружу толстые зеркальные стекла витрин. Над ним из окна верхнего этажа торчали какие-то балки, - Элари не сразу понял, что это балки рухнувшего перекрытия.

"Мне повезло", - подумал он. Ветер бесновался, валя электрические столбы, стены дома содрогались так, что, казалось, вот-вот рухнут. Потом Элари вспомнил, что стекло хрупче, чем кирпич, и вовремя, - стоило ему отойти от окна, как его разнесло вдребезги. Ветер ворвался в помещение.

"Интересно, какова его скорость? - подумал он, сидя в углу. - Тридцать метров в секунду? Сорок? Мороз явно больше десяти градусов. А что творится на плато? - Он вдруг вспомнил стены крепости, - обветренные, неровные, похожие на старую скалу. - Не хотел бы я сейчас стоять под шпилем главной башни... - И тут его пронзила ещё одна мысль. - А что происходит на полях?"

Ответ был страшен и прост, - сейчас ветер сносил в море тонны самой плодородной земли, её верхний почвенный покров. Ураган сдирал с земли кожу. Ветер звенел и дул всё сильнее, даже здесь, в комнате, он пронизывал, обмораживал голые руки и лицо, осыпал измельченной землей, смешанной с сухим снегом... а снаружи он склеивал мелкозем, прессовал его, давлением урагана превращал в черные дюны.

С моря принесло птиц, похожих на чаек, - они погибали на лету, становясь из белых черными, и кричали страшно. Даже когда они умирали в воздухе, буря еще долго трепала их тела в своих струях, а потом бросала окоченевшие трупы на землю. Поваленные столбы размахивали на ветру оборванными проводами.

Вдруг яркая сине-белая вспышка осветила комнату. За ней последовал необычайный по силе взрыв, подобный взрыву мощной бомбы. Элари испуганно сжался, но любопытство вновь потащило его к окну.

Минуты через две он увидел оранжевый шар диаметром в полметра, - ветер нес его прямо на стену дома. Прежде, чем он успел это осознать, ярко-голубая вспышка ослепила его, и в тот же миг раздался гром, подобный пушечному выстрелу. Элари даже не сразу понял, что он сам и дом напротив совершенно целы.

Секунд через двадцать над крышами пролетел второй шар, - белый и яркий. За ним оставался длинный туманный след. Шар исчез, и секунды через три донесся раскат грома. Элари не представлял, что это могло быть, но продолжал смотреть, охваченный любопытством.

Словно в награду, из низких темных облаков выпал третий шар. Он плавно спланировал к земле и закружился по улице, то быстро, то зависая, не замечая бешеных порывов ветра и переливаясь тусклой радужной желтизной. Вокруг него четко выделялся туманный слой. Элари с тревогой следил, как шар носит по улице, - он был не меньше метра в диаметре. Затем шар скрылся с его глаз, а секунд через пять снова раздался мощный взрыв.

На этом его нервы, наконец, сдали. Он пробрался в ванную и заперся там, затаившись в кромешной темноте. Когда стало светло, он не сразу понял, что очередной огненный шар внезапно возник возле двери. Перепуганный, он замахнулся на него, - и шар вдруг исчез, не причинив вреда, как галлюцинация. Элари уже не мог понять, было это или нет, и испугался за рассудок. Ему казалось, что он сходит с ума... нет, уже сошел.

Словно ребенок, он сжался в углу и заплакал, размазывая грязные слезы по щекам. Они принесли ему неожиданное облегчение. Он забрался в ванну и мирно уснул под вой ветра. Там его поутру нашел вернувшийся Суру и они долго смеялись.

За стенами, вторя их смеху, ревел ураган.

3.

Ураган продолжался пять дней. Поднятая в воздух земля засыпала оросительные каналы полей. Полосы деревьев также недолго служили защитой. Черная буря наметала на них мелкозем, заваливала до макушек, и свободно неслась дальше, уже по гребню дюны.

Пятое утро поразило всех тишиной. Ветра как и не бывало, но последствия урагана виднелись повсюду, - сломанные и вывернутые с корнем деревья в скверах, развалившиеся крыши и снежные заструги, перекрывшие все улицы города. Там, где ветер снес снег, тротуары и мостовые были покрыты словно в ступах истолченным стеклом и изломанными ветками деревьев. Старые здания Байгары выдержали бурю, пострадали лишь окна и крыши. Были и раненые, но благодаря организованности файа их оказалось немного.

Зато полям был нанесен страшный ущерб. Гигантские метла бури долго скребли почву, пока не выбрали её верхний плодородный слой и не добрались до более твердого камня. Местами сохранилась желтая размочаленная зелень бывших озимых посевов. Весной поля придется засевать заново, иного выхода не было, - но даже при лучшем исходе Байгару ждал голод.

4.

Теперь Элари не хотел уезжать из столицы, - он видел, как смотрели на него те, кто не мог попасть в уютный оазис. Во время урагана он работал вместе со всеми, и даже черный от грязи, падающий от усталости, был счастлив. Сейчас же он ощущал себя предателем, и ненавидел это чувство. Но закон был непреклонен. Все юноши, не достигшие двадцати лет, должны жить в Лангпари. Исключений не было.

Теперь он знал загадку огненных шаров, - шаровых молний, приносимых каждой бурей из пустыни Темраук. Молва уверяла, что огненные шары бродят там и когда никакой бури нет, но Элари не верил этому... точнее, не хотел верить. Он боялся, что земля, на которой ему предстоит отныне жить, перестанет ему нравиться... и, в то же время, его тянуло самому узнать, - а что там?..

Но пока его ждали более простые заботы. Переезд в Лангпари в сезон осенних бурь не обещал быть легким, - Элари помнил свое первое морское путешествие. Но всё оказалось проще. Прекрасным ясным утром он, вместе с Суру, взошел на палубу корабля, - просто взошел, ведь и теперь все его вещи легко умещались в карманах. Вопреки ожиданиям, плавание оказалось неожиданно спокойным и легким. Элари понравился парусник и к концу путешествия он уже совсем неплохо управлялся с треугольными парусами... он уже мечтал, что путешествие затянется...

На исходе пятых суток плавания они вошли в гавань Лангпари.

5.

Долина Лангпари была продолжением обширного залива, - самого северного угла моря. Залив стискивали два сближавшихся хребта, - голых, угрюмых, скалистых, обросших понизу темной зеленью. Гавань занимала небольшую бухту в устье неширокой реки. В ней стояло несколько траулеров, парусники, и, к удивлению Элари, сторожевик, - единственный военный корабль на всем море Нанг-Ламин. Выглядел он не слишком внушительно, - всего с двумя пушками и полудюжиной пулеметов, - но на него приятно было смотреть.

Вход в долину заграждал крутой и голый травянистый увал, возвышаясь над покатыми прибрежными лугами. Лишь справа, у скалистого склона хребта, виднелось узкое ущелье, поросшее лесом, - первым, какой он видел тут после бегства из Айтулари. У ущелья светлели аккуратные дома небольшого поселка, к ним от пристани поднималась дорога. Над поселком, на самой вершине увала, стоял форт, - низкая насыпь в форме усеченной пирамиды, увенчанная двумя крохотными снизу орудийными башнями. Форт держал под прицелом и этот похожий на длинное озеро залив, и узкие каменистые полоски берега между прибоем и непролазными зарослями, взбиравшимися по нагромождениям обрушившихся глыб.

К удивлению юноши, у пристани их ждал автобус, - небольшой, побитый, но самый обычный автобус, к каким он привык в Айтулари. Идя к нему, он плотнее запахнул куртку и поёжился, - день был серым, темноватым, сильный ветер дышал уже осенней сыростью. Здесь был унылый край, - но далеко не мертвый.

- Куда дальше? - спросил он, когда они уже уютно сидели в теплом салоне.

- Домой, - Суру улыбнулся. - Куда же ещё? Я познакомлю тебя с моими сестрами... с мамой... - он улыбнулся ещё шире.

Автобус тронулся и разговор немедленно иссяк, - Элари с большим интересом смотрел в окно. Они миновали поселок моряков, самый обычный на вид, потом углубились в ущелье. Справа на камнях кипела неширокая, но бурная река, слева, - и за рекой тоже, - высился лес. Деревья были старыми, зелень темной, но он смог разглядеть в зарослях колючую проволоку и промельки бетона: в густом подлеске прятались укрепления. Наверное, они тянулись и по гребню увала, невидимые снизу.

За увалом открылся простор долины Лангпари. Широкая, она протянулась на несколько десятков миль, но в ней жило всего сорок тысяч файа. Вдоль реки шли возделанные поля, дальше по склонам гор поднимался лес, скрывая многочисленные мелкие селения. Здесь не было города, и это тоже понравилось Элари.

К северу горы становились всё выше, на их вершинах лежал снег, и безымянный перевал меж снегов вел в пустыню Темраук. Ближе, почти в центре долины, километрах в тридцати, возвышался поросший лесом холм. Его венчало крохотное отсюда белое здание атомного реактора, остановленного восемьдесят лет назад. Ещё там была плотина, - столь же древняя. Всё это файа построили задолго до того, как долиной Айтулари завладели сменявшие друг друга Председатели, когда их превосходство над людьми в знаниях и технике ещё не стало мифом. Элари вполуха слушал рассказ друга, глядя на редкие встречные машины, фигурки работающих на полях файа, небольшие чистые поселки...

Он уже знал, что здесь жили лишь дети и молодежь. Когда родители, повзрослев, переезжали в Байгару, дети росли одни, под присмотром воспитателей, - единственных здесь взрослых. Элари сам вырос в приюте и совсем не считал это страшным. Напротив, именно поэтому он хотел жить здесь, в долине Лангпари.

6.

Родное селение Суру оказалось совсем небольшим, - единственная улочка из десятка бетонных двухэтажек, покрашенных в темно-синий цвет. За ними стояли всякие хозяйственные постройки, за ними, неожиданно близко, - лес. От шоссе они шли сюда больше часа, причем в гору, но, наслаждаясь удивительно свежим и прохладным воздухом долины, Элари радовался этому. Рядом с ним был друг и впереди его ждало длинное и интересное знакомство с этим новым местом.

Наконец, они замерли перед облупленной деревянной дверью, но Суру медлил, никак не решаясь взяться за ручку. Он опустил голову, а когда поднял её, глаза у него были мокрые.

- Знаешь, я никогда не надеялся вновь это увидеть, - тихо сказал он. - Дом... маму... а эта дверь не изменилась с тех пор, когда я был вот таким, - он коснулся ладонью бедра. - Бог с ним, с позором, но если бы не ты... - он, наконец, справился с волнением, и постучал.

Едва они вошли, Суру кинулся в объятия матери, они обнялись... застыли... Элари замер на почтительном удалении, смущенно отведя глаза. Но, когда мать и сын ушли, оставив его наедине с сестрами, он растерялся. Перед ним стояли три уже взрослых девицы в простой легкой одежде, годной и для дома, и для улицы. Все они были крепко сложены и повыше его ростом. Когда одна из них протянула ему руку, он замялся, не зная, что делать, - пожимать её или целовать. К счастью, дочка одной из них, - прелестная трехлетняя кроха, - потянула его за рукав, с бесстрашным любопытством глядя на первого в её жизни человека. Элари сел на корточки, и осторожно пожал протянутую ему крохотную ручонку. Девушки засмеялись, и он больше не чувствовал себя здесь чужим.

Дальнейшее юноша запомнил смутно, - слишком много незнакомых вещей, еды, лиц. Элари не привык к семейным торжествам, и скоро начал неприкаянно бродить по дому. Огромная квартира занимала два этажа и ровно половину всего здания. Файа даже здесь не изменили своему правилу, и в Лангпари не было частных домов, - только вот такие.

Гуляя в одиночестве по чужим комнатам, он вновь почувствовал себя неуютно и вернулся к столу, где с ним захотела поговорить мать Суру, - высокая женщина лет сорока пяти, величественная на вид. Элари робел перед ней, не умея ни сесть, ни повернуться, и только мямлил что-то невнятное, но при том ему было удивительно хорошо. Когда она всё же усадила его и вдруг погладила по голове, он внезапно почувствовал тепло в груди. Лишь сейчас он, не знавший материнской любви, начал понимать, чего лишился. В конце концов, он расплакался, словно маленький мальчик, и не стыдился, когда она стала успокаивать его.

7.

Вечером следующего дня он и Суру стояли босиком на плоской крыше дома, любуясь селением. Солнце висело ещё высоко, но пушистые бока разорванных туч уже золотились. Они неспешно плыли по небу, и разные краски, угрюмые и веселые, бежали, сменяясь, через мрачную зелень высоких лесов, от серых гранитных вершин к светло-зеленым лугам на склонах нижних уступов. Узор разбросанных по ним белых камней был столь причудлив, что юноша поначалу принял его за какие-то надписи. В воздухе стоял удивительный аромат сырой лесной свежести. Элари очень нравилось здесь, но он дико стыдился того, что расплакался вот так, у всех на глазах. К тому же, он уже получил всё утешение, в каком нуждался. Здесь его ждал покой... но его деятельная натура уже требовала приключений, новых впечатлений, - и, может быть, любви.

- Приключений и любви? - Суру улыбнулся в ответ на его фразу. - Я не против. Ты хочешь побывать в Золотых Садах?

- А что это?

- Как бы сказать... тут место, где дети рождаются, растут, получают воспитание. А там находится исходный пункт всего... ну... процесса.

- Где они зачинаются, так что ли?

Суру улыбнулся.

- Ну в общем... да, но не только. Это место... сердце нашего народа. Там живут лучшие юноши и девушки, там рождаются самые красивые дети. В общем, это место, где живет и умножается красота. А ещё - хранятся наши обычаи, знания, место, где обучаются лучшие из нас, - Воины, воспитатели... любой файа может прийти туда и попросить любви, - глаза Суру хитро сверкнули.

- Это что, публичный дом?

- Пару веков назад за такое тебе отрезали бы язык. Там девушки не берут платы. У них есть право отказать просящему... так они чаще всего и делают. А второго шанса у тебя не будет. Никогда. Многие так и не решаются побывать там, боясь получить отказ. В этом нет ничего позорного, но... ну, ты-то им наверняка подойдешь, - он покосился на задумчивое, красивое лицо Элари.

- А ты?

- Я? Я вырос там, но до сих пор не решался.

8.

Они вышли к Золотым Садам уже в темноте, - традиционное время для таких посещений, как сказал Суру. Сады занимали громадный кусок земли в самом центре долины, у подножия реакторного холма. Их окружала высокая каменная стена с зубцами и башнями, покрытая от старости мхом. Вопреки ожиданиям Элари, их пропустили за ворота беспрепятственно. Насколько он мог видеть, это были настоящие сады, самые лучшие, какие можно развести в этом холодном влажном климате, - ничего, кроме деревьев и зелени. Лишь у подножия холма виднелась группа громадных каменных зданий, - темных, старинных даже на вид. В отдалении от них стоял высокий промышленный корпус из серого бетона, и по сравнению с ним они казались небольшими. Со своими вентиляторами и толстыми горизонтальными трубами он казался совершенно неуместным здесь, в обители любви. Массивные глухие стены намекали на мрачную потаенную работу, не любящую солнечного света и посторонних глаз. Элари ощутил возбуждающий вкус таинственной опасности.

К его сожалению, они не пошли туда. Суру свернул к массивному прямоугольному строению с плоской крышей и глухими гранитными стенами, украшенными старинной резьбой. Внутри оно оказалось неожиданно уютным: пушистые ковры на полу, - их заставили разуться у входа, - завешанные зеленой тканью стены, мягкий свет незаметных ламп...

Две тоненьких, красиво одетых девушки предложили им подождать, и, смеясь, исчезли за внутренним занавесом. Они сели. Элари ощутил неожиданно сильное волнение. Он по мере сил привел свою одежду в наиболее приличный вид и самым тщательным образом вымылся, но всё же опасался, что выглядит растерянным и неловким. Пригладив свою растрепанную гриву, он запоздало подумал, что не помешало бы и подстричься... и тут же почувствовал, что за ним наблюдают.

Нервно осмотревшись, Элари не заметил ничего. Тишина, мягкий свет, особый, мягкий запах этого места исключали даже мысль об опасности... но Суру тоже оглядывался, - растерянно и тревожно, - и волнение друга необъяснимым образом успокоило юношу.

Наконец, та же смеющаяся девушка предложила им войти. С бешено бьющимся непонятно почему сердцем Элари откинул полог. Там были ещё девушки, - семь или восемь, - но он на них не смотрел. В один миг всем его вниманием завладела Иситтала, - высокая, гибкая, очень красивая в простой одежде, - белой футболке, шортах и сандалиях. С минуту они молча смотрели друг на друга. Юноша задыхался от волнения, - он чувствовал страх и щемящее предвкушение чего-то необычайного. Наконец, Иситтала подошла к нему и взяла в свои узкие крепкие ладони его руки. Элари попытался выдернуть их, но у него не получилось. Она смотрела прямо в его глаза и он опустил взгляд... невольно глядя на её руки, и чувствуя, какие они прохладные и гладкие.

- Я выбираю этого юношу, - сказала она громко.

Элари словно очнулся от сна и осмотрелся. Девушки уже расходились. Одна из них вела за руку смущенного Суру, - ему тоже повезло. Ещё через несколько секунд они остались одни. У него сладко защемило сердце. Сейчас...

- Любовь, - рассвет жизни, - сказала Иситтала, всё ещё неотрывно глядя в глаза юноши. - И она особенно прекрасна на рассвете дня. Таков обычай, - пояснила она, заметив его удивление. - Но завтра утром у меня будет много дел, так что... ты не против?

Элари ужасно смутился и густо покраснел. Она была старше его, - лет на восемь, - и рядом с ней он чувствовал себя неловко.

Иситтала потянула его за руку.

- Не бойся. Я тебя не съем. Пошли.

9.

Она нырнула под занавес, сливавшийся с драпировками стены. Элари, волнуясь, как мальчишка, поспешил за ней. Длинная, почти темная каменная лестница привела его в сумрачный подземный зал с бассейном, едва освещенный отблесками живого огня. Здесь было очень тихо, едва доносился слабый плеск воды.

Элари замер у её кромки, осматриваясь. Казалось, он видел это место раньше, - во сне или в какой-то другой жизни. Тихий шорох за спиной заставил его обернуться. Он не сразу заметил Иситталу, - её смуглое нагое тело сливалось с тенями, падающие на бедра вьющиеся черные волосы казались облаком тьмы.

Юноша застыл, не замечая, что приоткрыл рот от восхищения. Она была очень красива, - немного пугающей, диковатой красотой, безжалостной в своём совершенстве. Трепещущий свет мягко растекался по её гладкой коже, слабо отблескивал на высокой груди, полускрытых тяжелой гривой крепких плечах, - буграм мышц на них могли позавидовать иные юноши, - сбегал вниз по сильной руке, очерчивая сумрак подтянутого живота, и задерживался на крутых изгибах поясницы. Широкие бедра, - воплощение женской силы, - смутно угадывались в полумраке.

Отвернувшись, отчаянно стесняясь, Элари выскользнул из несложной одежды. Иситтала медленно подошла к нему, рассматривая, и по коже юноши прошел резкий озноб. Она была так близко... он всем телом ощущал её тепло... её пальцы легко коснулись живота, и Элари вдруг бросило в жар. Он попытался отстранить девушку, но его руки самым естественным образом легли на её беззащитно открытую грудь...

- Ты весь очень красивый, - прошептала она, мягко, но неодолимо увлекая его за собой, на расстеленные на полу шкуры. Её ладони, легкие, как облачка, скользили по нему. - Теперь не двигайся... подожди... Не бойся. Закрой глаза... вот так... дыши ровно... тише... тише... расслабься... Вытянись.

Она касалась его ногтями и кончиками пальцев, постепенно спускаясь от пальцев рук к пальцам ног, скользя, казалось, прямо вдоль чувствительных веточек нервов, что тянулись под его кожей. Элари замер, почти не дыша. Плавая в истоме, он едва заметно вздрагивал, когда Иситтала касалась его самых чутких мест. Она постепенно усложняла пытку, доводя её до самых высших ступеней, и раз за разом подводя сладкую истому юноши к последнему пределу сопротивления. Мышцы Элари начали невольно вздрагивать, он закусил губу... потом, неожиданно для себя, рванулся, поймал девушку, обвил её руками и ногами... и негромко вскрикнул, когда их тела слились в единое целое. Иситтала двигалась очень умело и он, скрестив босые ноги на её узкой пояснице, порой переставал дышать от удовольствия. Она откидывалась назад, когда он ласкал её грудь, их бедра сплетались...

Это тянулось целый час, как показалось Элари, потом он умер, растаяв в яростном белом свете, и родился заново. Так с ним не бывало ещё никогда, - а ведь девушки не раз удивлялись силе его чувств...

Они долго купались, потом сели рядом и говорили несколько часов, иногда касаясь друг друга. Элари было очень хорошо, он чувствовал дикую радость просто потому, что любимая рядом, перед ним, на расстоянии вытянутой руки, и с ней можно говорить обо всём. Его не смущало, что говорит в основном он, а она только слушает, что ради него она нарушила закон. Напротив, его радовало, что нашлась та, кто понимает его, и ей можно рассказать всё, о чем он думал, и всё, что он пережил, не скрывая, и не стесняясь ничего. Когда он замолк, ему уже нечего было сказать. Её лицо приняло странное, тревожное выражение.

- Я рада, что не ошиблась в тебе, - наконец, сказала Иситтала. - Но ты ещё совсем мальчишка. Вначале я не хотела этого, но теперь я помогу тебе. Тебе не хватает лишь знаний и опыта, - всё остальное у тебя есть. А теперь пойдем спать, - она усмехнулась, поймав его взгляд. - Просто спать. Я бы не против, но ты так устал...

Элари и в самом деле устал. Когда они добрались до стоявшей в нише постели и погрузились в мягчайшую глубину перин, юноша уснул почти мгновенно.

Но засыпая он понял, какой полной и мудрой может быть любовь.

10.

Рассвет он проспал, а утро выдалось мрачным и пасмурным. Одинокий Элари долго бродил в саду, вздрагивая от сырого холодного ветра. Настроение у него было хмурым, - похоже, о нем все забыли. Когда он проснулся, то не нашел ни Иситталы, ни вообще никого. Ему оставили завтрак, но это было слабым утешением.

Элари так задумался, что вздрогнул от неожиданности, заметив подошедшего Суру. Его друг был так же тих и задумчив, как и он сам.

- Знаешь, я не представлял, как можно любить, - смущенно сказал файа. - Стоило мне узнать её, - и другие выпали из моей души начисто!

- Да? - Элари улыбнулся, краем рта. - А я люблю её... и она меня тоже любит... я думаю. Она столько мне рассказала... Правда, что ваш народ раньше жил в совсем другом мире? И что сейчас тоже живет?

- Я не знаю, - мысли Суру в этот миг были ещё далеко.

- Она сказала, что мы... что вы... что ваш народ, - осколки, оторванные от целого, что нет надежды вернуться, и надо просто жить... что здесь... - Он не успел договорить, заметив, что Иситтала идет к ним, в легких сандалиях и похожем на тунику белом платье, толстом и явно очень теплом. На её густейшей, падавшей на спину черной гриве покоился массивный обруч из резного серебра, делая её похожей на принцессу. На её тяжелом поясе из чеканных квадратов вороненого железа висел длинный кинжал, ножны второго она держала в руке.

- Нам надо поговорить, - спокойно сказала она.

Суру безмолвно кивнул и пошел прочь. Элари удивленно смотрел ему вслед. Он уже знал, что некоторые файа более равны, чем другие, но не представлял, - насколько. Сейчас он понял.

- Ты... ты... ты любишь меня? - он заговорил о том, что считал самым главным.

Тотчас на лице Иситталы вновь появилось это странное выражение, - в этот миг она презирала его.

- Посмотри на меня, мальчишка. Могу ли я провести день, а потом ночь с тем, кого не люблю?

- Н... нет, - вдруг оробев сказал Элари.

- Я уже выполнила свой долг - подарила моему народу двух сыновей. А теперь получила третьего, - взрослого! - она фыркнула. - Да, я тебя люблю. Люблю! Но сейчас страшные времена, и я не хочу, чтобы любимый ушел от меня навсегда. Я ненавижу страдание. Я не хочу страдать. Если я люблю кого-то, я хочу, чтобы он жил! Я ненавижу истории, в которых умирают влюбленные, - это не трогательно, это просто мерзко и страшно.

- Но при чем же тут я?

Она взглянула на него. На миг её лицо приняло высокомерное выражение.

- Не забывай, где ты находишься. Не забывай, что лежит за этими горами. Каждый год кто-то... или что-то... приходит оттуда, и крадет людей... файа... почти каждый год, иногда и по нескольку раз в год. Оно - или они - неуловимы, но они крадут не всех, не тех, до кого легче добраться. Им нужны только те, у кого впереди ещё весь жизненный путь, и светлая душа. Они приходят не за жизнью, - они охотятся за нашими лучшими душами... и ещё больше наших лучших душ сгинуло в пустыне, пытаясь настичь охотников. Последнее похищение было почти год назад.

- Значит я - следующий? - Элари был скорее удивлен, чем испуган.

- Нет. Просто один из тех, кто подходит им. Одна жизнь в год, - так мало для сорока тысяч, чтобы они принимали это всерьёз! Я не думаю, что это что-то... сверхестественное. Скорее, среди нас, файа, завелась мерзость. А с ними можно драться. Их можно убивать. Держи, - она протянула ему отделанные латунью кожаные ножны.

Элари осторожно вытянул из них длинный кинжал с резной серебряной рукоятью и клинком из синей стали, таким острым, что кромки не было видно. Он был тяжелым и очень плотно лежал в руке. Такой же кинжал, - он лишь сейчас это заметил, - висел на бедре Иситталы.

- Я бы охотней дала тебе пистолет, но у нас есть только это. Всегда носи его с собой. Не расставайся даже в воде. Ночью ложи под подушку. Даже когда занимаешься любовью, - всегда держи под рукой. Запомни, - если оружие дальше, чем ты можешь дотянуться, - у тебя его нет.

- Но я не умею с ним обращаться!

- Странная речь для юноши, убившего сурами ножом! Что ж, я тебе покажу... - она вдруг прянула назад, и выхватила свой кинжал.

Её движения походили на танец и были завораживающе красивы. Элари слишком поздно понял, что просто не может уследить за мельканием смертельно длинного клинка. Она же убедилась, что он не смотрит, что она делает, а просто любуется движениями её гибкой фигуры.

- В этом твоя беда. Ты любишь красоту, но тебе не хватает твердости. Если ты хочешь убить этим, - она взмахнула кинжалом, - не тыкай, а бей так, - она вскинула руку, и кинжал полетел вперед, как копьё. - Бей в глаза. Или в горло, вот так, - она сделала широкий взмах, словно орудуя мечом. - Если у тебя нет ножа, - всё равно бей в горло. Бей, не подходя ближе, чем на расстояние вытянутой руки, бей, и тут же отходи, - так ты если и не победишь, то останешься жить. Не забывай о второй руке. Ей можно отвлечь врага, а потом... - она сделала взмах, словно распарывая живот.

Элари покоробила эта равнодушная безжалостность.

- Но я не смогу!

- Даже когда будешь драться за свою жизнь? Или за жизнь любимой? Не забывай, что история пишется теми, кто остается жить. Да, убивать страшно, - но умереть, оставив землю мрази, гораздо страшнее! Если воин пал, не взяв прежде жизни врага, мы считаем его смерть позорной. Ладно. Вряд ли я буду хорошим учителем, - ты больше смотришь на мои бедра, чем на руки, но я нашла того, кого ты будешь слушать. Икки!

Из зарослей выбрался высокий гибкий юноша в темной одежде неопределенного цвета. На его босых ногах были ременные сандалии, поверх куртки надет панцырь из стальных пластин, - он покрывал его плечи и спускался до верха бедер. На его боку висел короткий меч. Голова юноши была непокрыта и густая черная грива касалась плеч.

- Иккин Кимириин, - представила Иситтала. - Он возродил военное искусство древности, раз уж у нас нет возможности пользоваться современным. У нас есть уже пара тысяч таких, но лишь немногие действительно хороши. Он будет учить тебя.

- Постойте, а солдаты? Здесь гарнизон в двести... файа.

Иситтала приподняла верхнюю губу в свирепой усмешке.

- Они не здесь, в Унхорге - это наша единственная крепость в Темрауке... наше первое селение в этом мире. Там установлена Великая Машина, которая должна была нас защищать... она давно сдохла. Но её продолжают охранять двести наших лучших солдат.

- И их нельзя вызвать сюда?

- Они должны стеречь Машину. Таков обычай. У них пятьсот стволов в арсенале и пушки, но они не подчиняются никому. Хранитель Машины, Энтиниин, умер. Он был очень стар. Сейчас там главный Ньярлат, и он подчиняется лишь себе. Правда, мы поставляем им продовольствие... но их собственных запасов хватит ещё на пару лет. Раз в год туда идут караваны, - мы везем им продукты, сменяем воинов, и всё. Здесь их почти нет. Суру и гарнизон форта, - вся армия Лангпари.

- А форт?

- Там всего две шестидюймовки, и снарядов осталось немного. На сторожевике тоже.

- Так мы будем сражаться с сурами вот этим? - Элари поднял кинжал, поняв, что не ошибся в предназначении Байгары. Но файа не обратили на это внимания. На лице Иситталы вновь появилась свирепая усмешка.

- Если повезет - нет. Когда сурами полезут к нам, мы их так ошарашим... Ничего конкретного, правда, не обещаю, - сам увидишь.

- А всё же? - Элари был непреклонен.

Она вновь усмехнулась.

- Ладно. Пошли.

11.

Всего через пару минут они вышли к странному сооружению. Элари сперва принял его за холм, потом заметил врезанный в землю железобетонный портал, наглухо перекрытый стальными воротами высотой метров в пять. От этого портала, от косых срезов его невиданно толстых стен, от массивных выступов стали веяло несокрушимостью. Холм окружала сложная и высокая изгородь из колючей проволоки, натянутой на белых роликах. За ней и на вершине холма серели низкие укрытия для стрелков, почти невидимые в густой высокой траве. Сбоку от ворот, на краю залитой бетоном площади, стоял настоящий бункер, - покатый, приземистый, с тремя амбразурами, сейчас прикрытыми изнутри стальными заслонками.

Внутри ограды расхаживали скучающие стражи, - несколько рослых мускулистых девиц с волосами, собранными в тяжелые узлы на затылке. У всех были длинные ножи и длинные луки с колчанами.

- Некоторые думают, - Иситтала мотнула головой, - что символ Садов, - это наши ноги, скрещенные на задах мальчиков. Сомневаюсь, что они видели это. Правда, там, в бункере, сидит ещё пара парней. У них чуть ли не единственные пистолеты во всем Лангпари, но там самое уязвимое место, - ворота открываются по сигналу оттуда. Замок кодовый, но всё же...

- Зачем мне это знать... что бы там ни находилось?

Она вновь усмехнулась - усмешкой хищницы.

- Я не думаю, что ты нас предашь... если прежде не лишишься рассудка от боли. Там бомбы.

- Какие бомбы?

- Атомные. Тот реактор и то здание, - всё это строилось ради вот этого. Тут, в горах, есть уран. В том здании его очищали... обогащали... Часть шла в реактор, чистый уран - в бомбы. Точнее, в шестидюймовые снаряды. Завод давно и безнадежно остановлен, - сейчас уже никто не знает, как он работал. Это было так давно... Реактор остановился сам, когда вышло горючее. А снаряды остались. Их всего восемнадцать, и они слабые, - по три килотонны каждый, - но это всё же лучше, чем ничего. Ещё тридцать таких же, - в Унхорге, но я сомневаюсь, что мы их когда-нибудь получим. За этими воротами стоит шестидюймовая самоходная гаубица. Мы можем стрелять из неё куда угодно... конечно, когда ветер дует в море. Иначе мы убьем сами себя.

Элари промолчал. Конечно, он слышал об атомном оружии, но его разрушительная мощь казалась ему сказкой, не имеющей отношения к реальной жизни. Увиденное не поразило его, но ему стало спокойнее.

- Ладно, - сказала Иситтала. - Пошли учиться.

12.

Раньше Элари не приходилось стрелять из лука. Он полагал, что для этого нужна богатырская сила, но стоило ему рвануть тетиву, - и лук с треском сломался пополам в его руках. Юноша ужасно смутился, но Иккин просто спокойно принес новый лук. На сей раз, Элари тянул аккуратней, но лук постигла та же участь. Он недоуменно оглянулся.

- Из таких учатся стрелять наши дети, - пояснила Иситтала. - А ты уже не мальчик. Икки, принеси свой!

Лук Иккина выглядел ужасно, - он сделал его из полос рессорной стали, прикрепив их к ручке болтами. Вместо тетивы было несколько шнуров, растянутых на роликах. Чтобы тетива не резала пальцы, Иккин насадил на неё цилиндр из губчатой резины, но силища у этой самоделки была страшная, - когда он выстрелил, стрела с тупым стуком наполовину вошла в ствол ближайшего дерева.

- А зачем ролики? - спросил Элари.

- Блок, полиспаст, - чему тебя учили в школе, бледнолицый оболтус?

Юноша смутился, хотя уже понял, в чем дело.

- Возьми и попробуй сам, - Иккин протянул ему лук.

Оружие оказалось тяжелее, чем думал Элари, и тут тетиву не получалось натянуть одним усилием, но он всё же сумел оттянуть её до уха и выстрелить. Стрела не попала в мишень, но то, что она вообще воткнулась в край щита, несказанно его поразило. Чтобы повторить результат, ему понадобилось множество попыток, хотя сама идея оружия, в котором всё зависело от силы его плеч, твердости рук и верности глаза, очень ему понравилась.

Этот день показался Элари бесконечным. До вечера он учился стрелять из лука и владеть ножом. Его учили попеременно Иситтала и Иккин. Он также познакомился с метательными иглами, - старинным оружием файа. Иккин принес набедренную перевязь, похожую на патронташ. В ней помещалось два десятка игл, узких крестовидных клинков с тонкими ручками, расширявшимися к концу. Опытный воин мог пробить ими грудь или череп противника с двадцати шагов, - файа брали иглы, если не могли взять лук. Иситтала показала ему и ещё кое-что, - баночку с темным смолистым веществом, пахнущим приторно и сладко. Такие же баночки висели на поясах охранниц, рядом с колчанами.

- Яд? - догадался Элари.

- Мгновенно действующий. Ну, не мгновенно, - пятнадцать секунд, минута, - смотря куда попадешь. Стрелой трудно убить наповал. А если мы убиваем, мы должны убивать быстро. Мучительство, даже мучительство врага, - опасная мерзость... к тому же, это эффективнее.

В конце концов, Элари просто устал от подобных объяснений. Иситтала предложила ему погулять, и он охотно согласился. Они побрели по засыпанным галькой дорожкам, держась за руки и улыбались, глядя друг на друга.

Иситтала привела его к северной окраине Садов, где под стеной виднелось небольшое плато. Среди серо-белых мраморных скал зияла древняя каменоломня с испещренными надписями стенами. У подножия скал бурлил родник. Правее, на выпуклой и гладкой, тоже мраморной скале, были высечены гибкие фигурки с копьями в руках и бегущие от них антилопы, - кто-то из юных обитателей Садов выразил тут свою тоску по временам каменного века.

Над каменоломней стоял гладкий квадратный столб из серого слюдистого мрамора с низким постаментом из четырех поставленных ребром плит. В заполняющей его земле росли чахлые цветы. Почти стершиеся файские буквы, написанные черной тушью, покрывали вертикальными столбиками все четыре стороны обелиска.

- Что это? - спросил юноша.

- Здесь похоронена моя бабушка. Она, как и я, была правительницей Лангпари, давно... Когда она умерла, мне исполнилось только шесть лет, но я очень любила её... - Иситтала опустилась на колени, прижалась лбом к холодному камню, и стояла так довольно долго. Элари было неловко смотреть на неё, и он отошел в сторону, угрюмо глядя под ноги.

Здесь вдоль скалы проходил желоб с полированной поверхностью, - совсем как детская ледяная горка. Пытаясь понять, насколько скользкая эта дорожка, Элари неосторожно ступил на неё, грохнулся, и улетел вниз, в жидкую грязь родника, вмиг промокнув до нитки. Вода была совершенно ледяная, а попытавшись выбраться из неё, он обнаружил вокруг какие-то адские растения, похожие на мягкий зеленый плющ, но по свойствам, - зловреднейшая крапива. Взвыв от боли, с обожжеными руками и лицом, он кое-как выполз на берег, весь, с головы до пят, покрытый липкой грязью. Иситтала хохотала, согнувшись почти пополам. Элари готов был задушить её... но почему-то рассмеялся вместе с ней.

- Я думаю, тебе стоило сперва раздеться, - отсмеявшись, сказала она.

Сначала юноша готов был согласиться с ней, но потом представил, как в чем мать родила влетел бы в эти жгучие заросли, - и вновь засмеялся.

13.

Очень скоро, впрочем, ему захотелось плакать. Промокшую одежду пришлось снять, но грязь была и под ней, и Элари пришлось мыться в ледяном ручье. То, что Иситтала, уютно скрестив ноги, с интересом наблюдала за процессом, очень смущало юношу. Но когда она, прихватив его вещи, ушла за новой одеждой, Элари стало ещё хуже. Он сидел, съежившись, на берегу, дрожал от холода и чувствовал себя последним идиотом. Очень скоро сбылись худшие его опасения, - из кустов выбралась стайка девчонок, всего лет по шестнадцати. Заметив их, юноша вскрикнул, словно подстреленный, и сжался в комок, совершенно не зная, что делать. Чувствуя, что настал конец света, он прижался к земле и зажмурился, мечтая провалиться под неё. Девчонки, смущенно хихикая, окружили его, рассматривая. Юноша умер бы от смущения, но резкий свист Иситталы буквально сдул мучительниц, словно сухие листья, - испуганный визг, быстрый топот, и девчонки исчезли с быстротой нечистой силы, каковой их Элари и считал.

Иситтала остановилась над ним. Когда красный, как рак, юноша взглянул на неё, то увидел, что она тоже едва сдерживает смех. Элари захотелось надавать ей оплеух, но вместо этого он рассмеялся, - наверное, от облегчения. Быстро и с громадным удовольствием одевшись, он ощутил себя родившимся заново. Его взбодрило приключение, и, когда Иситтала, как ни в чем ни бывало, возобновила прогулку, он охотно последовал за ней.

Миновав ворота в стене Садов, они замерли на берегу реки, - там, где на фоне густейшего высокого леса белело бетонное здание главной электростанции Лангпари. Рядом с пролетов плотины с громом рушилась вода, образуя настоящий водопад.

Элари скоро понял, что привлекло сюда Иситталу. В заводи ниже плотины купались подростки, - файа лет пятнадцати. Несмотря на ясное небо, ветер был ледяной, и он ёжился даже в теплой куртке. А они купались нагишом, словно не чувствуя холода, хотя юношу пробирала дрожь при одном взгляде на них.

- Не хочешь снова искупаться? - Иситтала подтолкнула его бедром. Элари лишь улыбнулся в ответ. Её руки ниже локтей и ноги выше колен были обнажены, но она тоже явно не мерзла.

Скоро мальчишки выбрались на берег, и, чтобы согреться, начали гоняться друг за другом. Иситтала улыбалась, глядя на их темно-смуглые гибкие тела, но Элари смущался. Она то и дело насмешливо косилась на него. Наконец, один из мальчишек заметил их, подбежав слишком близко, и замер.

- Хочешь узнать, зачем нужны девушки? - насмешливо спросила Иситтала.

- Хочу, - глядя ей в глаза серьёзно ответил мальчик.

Он стоял перед ней, - худой, крепкий, гибкий, без тени стыда, без тени смущения, - и Иситтала кивнула.

- Приходи завтра на рассвете в Сады. Тебя проводят. Как тебя зовут, герой?

- Янти... Янтин.

- До встречи, Янти.

Мальчик кивнул и так же спокойно удалился.

- Но... но... - Элари растерянно перевел взгляд на Иситталу. - Но это...

- Что? Я не принадлежу тебе - как и ты мне, кстати. Мы свободны.

- Но ты же сказала, что любишь меня!

- Люблю. Но, чтобы любовь укрепилась, нужно много времени и испытания. И вообще, что плохого в том, что я доставлю несколько часов счастья другому мальчишке? Может, у него уже никогда не будет такого случая, сам знаешь... Он такой задумчивый... и грустный. Не думаешь же ты, что всё это время я буду заниматься с ним любовью? Без этого не обойдется, но я хочу с ним поговорить... утешить... ободрить... ещё сама не знаю. Это мой долг - нести счастье... утешение... всем, кто в этом нуждается... и кто этого достоин, разумеется.

Элари промолчал. Он не нашел, что возразить, но был обижен. Ему захотелось уйти, но Иситтала, как ни в чем ни бывало, спросила:

- Хочешь посмотреть реактор? Он давно закрыт, но внутри всё сохранилось в целости.

На миг забыв об обиде, он ответил с мальчишеским любопытством:

- Хочу, - и тут же захотел отказаться, но уже не осмелился. Она взяла его за руку и потянула за собой.

Вдоль опушки, ограждая бывшую запретную зону, тянулся забор из проржавевшей колючей проволоки. Иситтала ловко пролезла в неприметную дыру в ограде и нырнула в лес. Элари пролез в дыру за ней, оказавшись, к своему удивлению, на вполне приличной тропе.

Они шли вверх по склону, между кустов, под полупрозрачной сенью крон. Справа лес словно светился, - там был обрыв к водохранилищу. Всё вместе, - золотящийся свет низко стоящего солнца, сырой запах осеннего леса, то, что они в нем вдвоем, одни, - вызвало у юноши удивительное ощущение счастья, такое чистое, словно ему лет семь, и старшая сестра взяла его на прогулку.

Впереди показался пролом в бетонной ограде. Рухнувшие блоки выкрошились и стали похожи на старые валуны, их покрыл зеленый мох, серебрящийся в отсвете белой стены здания, поднимавшейся, казалось, прямо в удивительно синие небеса. Пышные подушки этого мха и лесной опад, - деревья нависали над оградой, некоторые корявые стволы росли прямо из её обломков, - почти скрыли плиты узкого двора.

Иситтала достала из кармана длинный ключ и отперла небольшую тяжелую дверцу в высоких темных воротах. Когда они вошли, по огромному залу разнесся легкий гул. Элари задрал голову. В столь громадных и светлых помещениях он ещё никогда не бывал. Белизна стен, изгибы толстых труб, резервуары и турбины, тишина и чистота, - всё это напоминало ему лабораторию после рабочего дня. Здесь царило уютное тепло и покой.

Они поднялись к огромным окнам. За ними колыхались зеленые верхушки крон, просвеченные низким солнцем. Отсюда, с высоты, зал казался ещё больше.

Иситтала отыскала лестницу, втиснутую между бетонным монолитом реакторного отсека и наружной стеной. Они пошли по ней вверх, на крышу. На минуту юноше показалось, что он поднимается на самолете, - так огромен был зал. Стальные фермы перекрытия нависали над ними, словно ребра небесной тверди.

Наверху у него захватило дух от размера плоской крыши и небесного простора. Иситтала взобралась по вертикальной лестнице на надстройку, и Элари последовал за ней. У него закружилась голова от высоты и восторга. Стены закрывали подножие холма и отсюда он видел лишь окраины долины, - далекие леса, невысокие зубцы гор, - силуэты в красноватой дымке, уже надкусившие солнце, или ярко пылавшие в синеве неба золотисто-рыжие гребни напротив. Вся долина Лангпари лежала у их ног, - беспредельный простор, полный чистого света и чистого воздуха. Здесь не было тишины. Несущий запах осени холодный ветер свистел в ушах. Над ними, почти в зените, висел серебряный резной серп Ируланы. Элари захотелось летать, и его охватила странная, мечтательная тоска.

- Как красиво! Я еще никогда не видел такого заката... всего неба над собой... - он замолчал, коснувшись её руки.

Они безмолвно замерли. Солнце зашло, долина сразу окунулась в таинственные сумерки. Ирулана налилась яркой синевой. Они смотрели на огненную полосу запада, на бесконечно длинные сиреневые облака, смотрели, пока не стемнело почти совсем, и они не замерзли.

Когда они спустились вниз, Иситтала зажгла свет и принялась с жаром объяснять устройство станции. Но в ярком свете и полной тишине огромный зал с темными окнами выглядел жутковато, а Элари, долго смотревшим на медленное угасание заката, овладело непонятное, тревожное чувство. Незаметно они оказались в темноте, у окна, выходящего на здания Золотых Садов, - они казались отсюда черными силуэтами, усыпанными блестками огней. Над ними, за зубцами гор, тлели последние красноватые полосы сумерек. Темнота словно прикрыла пару, тишина уже казалась уютной. Их теплые руки вновь незаметно встретились.

- Знаешь, это самый счастливый вечер в моей жизни, - смущаясь, сказал Элари. - Я бы хотел, чтобы он длился вечно, но я...

- Что?

- Хочу есть.

Иситтала рассмеялась.

- Я тоже! Пошли в Сады. Там ты ещё не бывал.

14.

Жилая часть Золотых Садов поразила Элари. Мощеная гранитом широкая улица тянулась между неправдоподобно громадными каменными зданиями сложной и мрачной архитектуры. Здесь было темно. Тьму рассеивал лишь огромный голубой диск Ируланы, просвечивая сквозь перистые облака, - странные мутные синие фонари ничего не освещали. Небо тоже было мутно-голубоватое, темное и беззвездное. Вокруг двигалось множество теней, - юноши и девушки с самыми разными оттенками кожи и волос, но все красивые и хорошо сложенные. На стенах зданий были фрески, - такие же юноши и девушки, только обнаженные, и они не шли, а занимались любовью в необычайно сложных, замысловатых позах. Элари захотел спросить, зачем всё это, он уже открыл рот... но в этот миг по небу побежали мерцающие вспышки, зеленоватые и красновато-белые, словно странная бесшумная гроза. Множество испуганных лиц с тревожно расширенными глазами поднялось к ним.

- Что это? - испуганно спросил Элари, - и в этот миг задрожала земля. Не землетрясение, а просто колебания почвы, слабые, но ощутимые... они угасли... вернулись вновь... и вновь... и вновь...

Иситтала долго безмолвно смотрела в полыхающее небо, чувствуя, как под ней содрогается земля. Потом заговорила.

- Скорость сейсмических волн, - пять миль в секунду. Интервал между вспышками и толчками, - минута и больше. До них тысячи миль... я думаю, это водородные бомбы. По много мегатонн каждая. Теперь, когда в Айтулари не осталось людей, Ленгурья решила покончить с сурами. Похоже, они стреляют ракетами наугад, по всем мало-мальски плодородным землям. Нас они вряд ли тронут, - здесь ведь тоже живут люди. А вот долину Супра-Кетлох взорвут наверняка, - большинство сурами сейчас там.

Услышав это Элари несколько успокоился. Правда, он всё же немного боялся, что ему на голову упадет водородная бомба и всё кончится в один непостижимый миг. Но навеки потерять родину, знать, что она превращена в пустыню, которая убьет его одним своим видом...

- А радиация? Она может убить нас!

- Сейчас дуют северные ветры. Нас, скорее всего, не заденет, - а до Ленгурьи вокруг света дойдет совсем мало. Конечно, воевать так им легче всего... Но сурами не истребить, выпустив всего несколько десятков ракет. Я видела сурами, и не хочу знать, как выглядят сурами-мутанты. Бросать водородные бомбы для того, чтобы покончить с кровожадными дикарями, - всё равно, что открывать дверцу в ад, чтобы погреться, не думая, что полезет оттуда.

Элари безмолвно сжал её руку. После её слов и этих бесшумно-жутких вспышек им овладело удивительно сильное чувство конца, словно он уже умер и оказался в ином мире, на земле, списанной со счетов, на которой может произойти всё, что угодно.

15.

Он проснулся, когда время уже подходило к полудню. Вчерашнее не забылось, но обрело странный оттенок ирреальности, словно весь мир вокруг стал чужим. Всё же, у них прибавилось шансов, - если долина Айтулари действительно взорвана, сурами в пустыне отрезаны от своих собратьев.

Вчера он не мог думать ни о чем, кроме этих вспышек и слов Иситталы, и решил, что не сможет заснуть до рассвета. Но после целого дня упражнений на свежем воздухе сон одолел его почти сразу, и долго не отпускал.

Умывшись и пообедав, он неприкаянно бродил по Садам, надеясь встретить Иситталу. Его одинокая прогулка затянулась. День выдался прохладным и пасмурным, иногда начинался и затихал дождь. Густой туман сполз в долину с запада и длинным языком протянулся по её дну на восток. Невесть отчего, его медленное невесомое движение показалось Элари невыразимо зловещим, - словно какая-то потусторонняя субстанция поглощала привычный ему мир...

Лишь через час после полудня Иситтала нашла его. Она была странно тиха и задумчива.

- Как всё прошло с Янтином? - спросил юноша, гораздо резче, чем хотел.

- Хорошо, - она так задумалась, что не заметила его тона. - Когда мы прощались, он сказал мне: "Ведь ты богиня, правда?" И поклялся, что отдаст за меня жизнь, если потребуется, а я ответила, что не хотела бы такого...

- Извини, - теперь Элари говорил очень тихо. - Ты умеешь делать нас, мальчиков, лучше, чем мы есть. И ты действительно очень красива...

- Да? - она вдруг рассмеялась. - Да. Но красота дается нелегко. Знаешь, что надо делать, чтобы получить красивые ноги? Бегать по два часа в день! - она фыркнула и вновь рассмеялась. - Кстати, хочешь, мы пойдем туда? - она показала на восточные горы. - Там есть место, которое я очень люблю.

16.

Путь оказался неблизким. До восточного хребта они доехали на автобусе, но дальше Иситтала пробиралась по едва заметным тропам в густейшем лесу, и, карабкаясь по крутому склону, юноша радовался, что они шли налегке. Они проголодались, но это придавало их походу черты тайного рискованного приключения.

Лишь на закате они выбрались на узкую поляну, - уступ между лесом и голыми обрывами скал, чьи вершины были уже близко. Узкая и неровная каменная лестница вела с поляны на террасу шириной в два шага, и в ровно срезанной скале зиял проем двери. Дальше вдоль склона горы, уже над обрывом, тянулся ряд темных окон.

Они поднялись по лестнице и застыли, повернувшись назад. К вечеру небо прояснилось. Гребень западного хребта был здесь почти на горизонте, и перед ними пылал необыкновенно багровый закат. Казалось, всё небо алеет закатным румянцем. Его розовый отблеск лег на темную долину, окрасив её в удивительно мягкий бархатный цвет.

- Как красиво! - Элари, широко открыв глаза, смотрел на это буйство всех оттенков красного цвета. - Я никогда не видел такой красоты - и даже не надеялся увидеть. Посмотри на горы, - как они чернеют на фоне заката! А те облака за ними, - словно горы страны снов или рая. Я видел такое лишь в самых счастливых снах...

- Ты ещё совсем мальчишка, - Иситтала говорила не насмешливо, а, скорее, с грустью. - Это пыль от бомб... радиоактивная пыль. Если бы ещё шел дождь, она бы села прямо нам на головы, и мы бы умерли уже через неделю. А так ветер унесет её, и через пару дней всё станет, как прежде.

Элари удивленно взглянул на неё, потом на его лице появилась едва заметная усмешка.

- Мне говорили, что истинная красота смертоносна. Я не умею рисовать и смогу сохранить это только в памяти, но я буду всегда вспоминать этот миг... - он смутился от силы своих чувств и замолчал. - Теперь я знаю, как красив мой мир... благодаря тебе.

Они молча смотрели на западный небосклон. Через несколько минут багрянец заката угас и небо приняло страшный свинцовый оттенок. Холодный сумрак давил на глаза, на него было почти невозможно смотреть, - но Элари смотрел. В его глазах застыл безмолвный вызов... а Иситтала не выдержала, и, сдавшись, провела юношу в дверь.

Подземелье оказалось небольшим, - просто коридор с двумя рядами комнат, одни с окнами, другие углублявшиеся в монолит скалы. В одной такой комнате из расщелины лился ручей ледяной воды. Иситтала показала второй выход, - узкая лестница извивалась в толще камня и выводила на новый уступ, гораздо выше первого. Оттуда неприметная тропа взбиралась вверх по склону гор и исчезала между их зубцами.

- Она ведет на ту сторону хребта, - пояснила Иситтала, - к восточному побережью. Там есть маленькая бухта... почти неприметная. Это единственный тайный выход из долины, хотя из неё некуда бежать. Но я всё же люблю это место, - тут так красиво...

Она подошла к окну, оперлась ладонями о подоконник и застыла, глубоко задумавшись. Элари тоже застыл, - глядя на неё. Искушение оказалось выше его сил. Он легко обнял девушку. Она не двинулась... ничего не сказала... её тело вздрагивало под его нежными, осторожными прикосновениями...

Они не заметили, как остались нагими... как ошалели в объятиях друг друга. Элари прижал её к стене, целуя её глаза... губы... Здесь было не лучшее место для любви, не самое удобное, но холод и колючая гранитная крошка под босыми ногами лишь обостряли и оттеняли его чувства, совершенно особенное, огромное удовольствие, - доставлять его любимой, радоваться, что ей так хорошо с ним...

Усталые, они присели на подоконник и несколько минут дремали в мягкой истоме. Иситтала уперлась ледяными подошвами босых ног в теплое бедро юноши. Элари вздрогнул и поежился... но терпел, и не без удовольствия. На этом просторном, прохладном подоконнике им было на удивление уютно вдвоем. Вряд ли сознавая это, они взяли друг друга за руки. Здесь, в просторной, полутемной комнате, в мягкой тишине, под невесомыми прикосновениями налетавшего из сумрачной пустоты холодного ветра Элари упивался неведомым ему прежде счастьем. Большую его часть ему доставляла не близость их обнаженных тел, а то, что впитывали его широко открытые глаза.

Внизу, под ними, лежала долина, - море темной серебрящейся дымки под чистым, черно-синим, таким же серебрящимся небом, а над горами парило бледное сияние, в котором он мог найти все оттенки радуги. Элари хотелось, чтобы эти мгновения длились вечно.

- Как красиво... - Иситтала говорила шепотом. - Словно мы в совсем другом мире, где нет места злу, правда? В детстве мне часто снился сон... я сижу на лугу, над пропастью, а дальше, - темная бесконечная равнина в отблесках рек... а ещё дальше, - заря... только она почему-то была желтой... и так тихо... такой покой... и я мечтаю о чем-то... как можно мечтать во сне? Я не помню... А какой твой самый счастливый сон?

- Я летел... просто так, безо всего, - Элари смутился, потом улыбнулся и продолжил. - Высоко, как самолет... хотя я только слышал о них. Был очень ясный день... ни облачка... а подо мной - город, до самого горизонта, зелень, огромные здания, удивительные и странные, улицы... а я всё летел... и город всё не кончался... - он замолчал и Иситтала отвернулась, задумчиво глядя в окно, забыв о своей наготе и не стесняясь её.

Элари повернулся, глядя на любимую. Она застыла, словно завороженная, поджав ноги и полуобернувшись, в гибкой, естественной, удивительно красивой позе, подчеркнувшей и стройность обнаженного тела, и выпуклости сильных мышц. Её смуглая кожа в сумерках казалась темной, лишь на бедрах лежал розовый отблеск заката. Между пальцами ровных, как у ребенка, босых ног девушки блестели серебряные колечки. Грива черных волос, живописно спутанная после любви, окутывала её спину и плечи. Большие глаза тревожно расширились в сумраке, придав хмурое, упорное выражение её задумчивому скуластому лицу. Багровый хаос заката зажег в них искры кровавого пламени. На миг Элари стало страшно... и у него сжало сердце от внезапно острого ощущения любви. Чтобы убедиться, что это не сон, он коснулся её ступни... и не смог убрать руку. Подошва Иситталы вздрогнула.

- Не двигайся, - попросил юноша и легко провел кончиками пальцев по всему её телу, - от уха до красиво сложенных босых ног. - Ты красивая. Скажи, что ты думаешь?

- А? - она обернулась к нему, и на миг её лицо стало прелестно-растерянным. - Этот день, этот вечер не повторится. Мне очень хорошо сейчас... я даже чувствую себя виноватой за это, - она слабо улыбнулась. - У тебя такие глаза... о чем ты мечтаешь?

Элари на секунду опустил ресницы.

- Это... сразу не объяснить... мне не хватает слов. Я ещё не знал такого счастья... совсем не потому, что... а потому, что ты рядом... такая, - он легко, едва заметно коснулся её бедра и смутился. - Но... мне вдруг захотелось... увидеть сразу весь огромный мир, совершить что-то... великое... просто летать... но это уже проходит... и я боюсь этого. Я хочу, чтобы мы жили в каком-то ином, чистом мире... теперь я знаю, что он существует... или может существовать... мир, где наша юность, наша любовь будет вечной. И я постараюсь, чтобы всё, что я... сейчас представил, стало реальным. Очень постараюсь... но ещё не сейчас, - он притянул девушку к себе и через миг его улыбавшиеся губы слились с её губами.

- Пора спать, - она нашла в темноте его ладонь и уже не отпускала её.

Укрывшись в комнате, в которой неумолчно журчал живой поток воды, они словно заново узнали друг друга. И потом ледяной ручей охладил их разгоряченные тела.