Часть 1: Дар жизни

Я никогда не говорил об этом, но Космос заселен, прежде всего, такими же существами, как мы, - не просто человекообразными, а похожими на нас, как две капли воды.

Половина обитаемых планет, - это та же Земля, чуть побольше или чуть поменьше, с более холодным или более жарким климатом, - но разве это различие? А их обитатели... Люди - ибо, в сущности, это люди, - так похожи на нас, что различия лишь подчеркивают сходство. Почему я не рассказывал о них? Что же тут странного? Подумайте. Смотришь на звезды. Вспоминаются разные происшествия, разные картины встают передо мной, но охотней всего я возвращаюсь к необычным. Может, они страшны, или противоестественны, или кошмарны, может, даже смешны, - и именно потому безвредны. Но смотреть на звезды, друзья мои, и сознавать, что многие из этих крохотных голубых искорок, - если ступить на них ногой, - оказываются царствами безобразия, печали, невежества, всяческого разорения, что там тоже полно развалин, грязных дворов, сточных канав, мусорных куч, заброшенных кладбищ... Разве рассказы человека, исколесившего Галактику, должны напоминать сетования лотошника, слонявшегося по захолустным городишкам? Кто захочет его слушать? И кто ему поверит, - в наше-то время? Нет, я не буду молчать. Вы ощутили бы себя обманутыми. Я расскажу, что было дальше.

Станислав Лем. Из воспоминаний Ийона Тихого.

1.

...Постепенно я сообразил, что лежу, прижавшись щекой к мокрой земле. Голова раскалывалась от боли, меня тошнило. Я смог лишь приподняться на четвереньки, - и меня тут же вырвало с такой силой, что я чуть не задохнулся. Потом, когда спазмы прекратились, мне стало легче. Я смог встать на колени, хотя мышцы были как ватные, и даже дышать было тяжело. Делать это приходилось осознанно, и я пришел в себя именно потому, что начал задыхаться. В глазах всё плыло, я не мог ничего рассмотреть. Вдруг дикая боль пронзила сердце, - меня словно ударили ножом. Я осел, сжался в комок, пережидая её.

Не знаю, сколько это длилось. Возможно, я потом уснул, потому что помню, как проснулся. Меня разбудил резкий кашель Петра. Моё тело закоченело от холода, и я с трудом сел на верхушке голого земляного бугра, у основания которого лежал Петр. Он медленно ворочался, пытаясь приподняться, и всё время кашлял. Наконец, ему тоже удалось сесть, и наши глаза встретились.

- Где мы? Что это было? - незнакомым, хриплым голосом спросил он.

- Не знаю.

- Посмотри.

Я осмотрелся. Равнина вокруг нас не слишком изменилась. На ней лишь появились темные купы деревьев, в полумраке казавшихся холмами. Далеко на востоке (восток всегда там, где встает солнце) виднелись настоящие холмы. Все признаки цивилизации, - здания, фермы моста, темневший далеко слева корпус ТЭЦ с рядом дымящих труб, - всё это исчезло. Изменилась даже заря - она как будто стала дальше и тусклее. Венера тоже стала тусклее... потом я заметил ниже, на фоне зари, вторую звезду, - незнакомую и желтоватую. От моих ног тянулась длинная тень. Свет походил на лунный, только был синим. Я поднял голову и обернулся.

На западе за деревья заходил огромный сине-белый пятнистый диск, - раз в восемь больше земной луны.

2.

- Где мы? - довольно глупо спросил я, хотя уже всё понял. Но одно дело, - читать истории про попаданцев в иные миры, и совершенно другое - "попасть", во всех смыслах, самому. Как ни странно, я поверил в это сразу, и не ощутил ничего, кроме интереса и ещё удивления.

Небо здесь было очень странное. На нем виднелось лишь несколько ярких звезд, которые, впрочем, скорее всего были планетами. Одна из них, серовато-белая, отбрасывала заметную тень. Потом я увидел ещё кое-что, - смутный, тусклый многогранник, похожий на ежа. Точнее, окаймленное тусклым, мертвенным ореолом чёрное солнце с бахромой острых лучей разной длины. Я понял, что это, очевидно, шар, сплошь усаженный длинными шипами. Он был раз в пять больше луны, а может, и в шесть, - такое трудно определить на глаз. Потом я заметил тусклые полосы, - они пересекали всё небо, слишком правильные для облаков или туманностей. Что-то в их расположении наводило на мысль о тёмных реках, текущих по небесной тверди.

Я смотрел на них несколько минут, потом окинул взглядом безнадёжно пустынный горизонт. Лишь за холмами тянулось облако пара, как от электростанции или вулкана, но я не видел ни труб, ни горы, - лишь едва заметно поднимавшиеся унылые тёмно-синие клубы.

- Это какой-то другой мир, - сказал Петр. - Наверное, эта штука была... ну, не знаю... воротами. - Он поднялся, поёжившись от холода. На его боку змеились полосы грязи. - Здесь могут быть звери, - добавил он.

Я прислушался. Кроме шелеста листвы - ничего... кроме каких-то неясных звуков, которые могли быть шумом невидимой отсюда реки... а могли и не быть.

- Нам нужно укрытие, - сказал я.

- И оружие, - добавил Петр. - А ещё - одежда и еда. С чего начнем?..

- Нам нужно осмотреться, - предложил я. - Надо пойти к тем холмам. Они, кажется, довольно близко. И тот пар - рядом с ними. Может, это какие-нибудь гейзеры... а может, там люди.

- Или не люди, - добавил Петр. - Здесь всё другое. Даже воздух. И мне кажется, что я стал тяжелее.

Я прислушался к своим ощущениям. В самом деле, я тоже стал тяжелее, - ненамного, но заметно. А раз сила тяжести здесь больше, атмосфера тоже плотнее... вот почему мне так трудно дышать.

Лишь в этот миг до меня действительно дошло, что здесь - совершенно другой мир, в котором, возможно, нет больше ни одного человека, а есть твари, которым ничего не стоит убить нас, - из научного любопытства или просто из-за голода. Мне стало очень страшно, но пока ничего ужасного не было, и страх быстро прошел. В конечном счете, всё зависело от нас самих, - от нашей осторожности и наблюдательности.

Я встал, чтобы спуститься вниз, но ноги тут же подкосились, и я просто упал, скатившись с бугра. Лишь сейчас я заметил, что земля - единственное, что осталось неизменным в этом мире. Наш побег и появление инопланетного корабля явно не были простым совпадением. Но что с того? Всё равно, я ничего не знал.

- Нам надо дождаться восхода, - сказал Петр.

Я охотно согласился. Нам нужно было прийти в себя после этого... перехода, когда нас лишь случайно, - я это чувствовал, - не разорвало на куски.

Раньше я никогда не ждал восхода. Ожидание казалось бесконечно долгим. Я дрожал от холода, к тому же, здесь было полно местной мошкары и она пребольно кусалась. Мы сели на корточки, прижавшись спиной к спине для тепла, и, то и дело хлопая себя по плечам, смотрели на пылавший всё ярче восток. Вдоль горизонта пополз розовый столб, отмечая движение невидимого пока светила. Он разгорался, становился всё выше, и вот из-за холмов неторопливо выползло солнце...

Сначала мне показалось, что его как-то странно закрывают облака, потом, когда оно поднялось целиком, я с трудом сдержал изумленный крик, - оно было... это был целый рой крохотных солнц.

Все, как один, - шестиугольные.

3.

Огненные шестиугольники составляли другой шестиугольник, побольше. Потом я заметил несколько тёмных ячеек и понял... хотя и не мог в это поверить. Впервые в жизни мне стало действительно не по себе. Я бросился на землю, зажимая голову руками. Мне хотелось вернуться... проснуться от этого кошмарного сна...

Холодная земля - хорошее средство от паники. Я приподнялся, глядя на кошмарное светило. Впрочем, не такое уж и кошмарное, - только раза в два больше земного солнца и тени от него падали какие-то размытые. Оно было того же цвета, и так же грело. Я невольно поднялся во весь рост, всем телом впитывая его живительное тепло и стараясь не думать о радиации, вирусах, бактериях и более крупных тварях, которые могли ждать нас здесь...

4.

До холмов было километра три - примерно, поскольку мы шли до них около часа. Это был самый длинный час в моей жизни, - мы шли, то и дело оглядываясь, не зная, что встретится нам в следующую минуту. Однажды мы спугнули зверя, - похожего на леопарда и явно хищного, но мы не успели его рассмотреть. Вообще-то мы были уже вооружены, - если наспех обломанные большие ветки можно назвать оружием. С ними мы чувствовали себя куда увереннее, чем с голыми руками, но мы замерзли, проголодались и уже начали хромать, - наши босые ноги не привыкли к таким переходам и приходилось хорошенько думать, куда ступать.

До нас постепенно начало доходить, что любая мало-мальски серьёзная рана на подошве здесь равносильна смерти, - если не от заражения крови, то просто от голода. Кстати, мы не видели здесь ничего (и никого), что было бы пригодно в пищу. Впрочем, пока я не думал об этом, - огромный неведомый мир лежал у наших ног. Облако пара на вид не стало ближе. До него было километров двадцать или больше, и я понял, что мы сможем добраться до него лишь завтра, - если оно для нас наступит. Дымка и расстояние не давали рассмотреть детали, но пар поднимался скорее над озером или расщелиной, чем над трубой или жерлом вулкана. Мне показалось, что посреди белых туч темнеет правильной формы холм, - нечто вроде пирамиды со срезанным верхом, но крошечной, - просто неясный силуэт на фоне горизонта. Но всё же... это были первые признаки разума. Больше мы не видели здесь ничего похожего.

На востоке, рядом с пирамидой, блестела вода, - озеро или река, не разобрать. Поросшие кустарником холмы, на которых мы стояли, тянулись с юга на север. Там, очень далеко, призрачными силуэтами высились горы. А к западу, - бесконечная, открытая, навевающая тоску равнина. Оттуда ползли облака, то и дело закрывая солнце, ветер шумел вокруг нас, и мы ощущали себя бесконечно одинокими.

- Как ты думаешь, какие они? - спросил Петр. Он уже не сомневался, что встретит там... ну, если не людей, то существ разумных и доброжелательных.

- Я не знаю. Тут всё такое... странное. Особенно небо. Похоже, там всё искусственное, и не имеет никакого отношения к астрономии.

Я сам испугался своих слов. Для цивилизации, способной создать искусственное солнце, у меня просто не было подходящих понятий. Но я очень сомневался, что они окажутся похожими на нас.

- Нам надо идти туда, - сказал Петр. - Пока мы ещё не ослабели от голода. Ведь мы даже не знаем, что здесь съедобно, а что - нет. Не обязательно сразу показываться им. Сначала мы посмотрим... а потом решим.

Это было наивной отговоркой, но что нам ещё оставалось? Я кивнул.

5.

Пирамида оказалась высотой метров в сто, несомненно, искусственной, - обложенной громадными бетонными плитами. Она возвышалась над дальним берегом озера, над ним стлался тучами поднимавшийся вверх пар. Вода в нём была нестерпимо горячей, - мы поняли это, когда душащая туча пара обволокла нас. Здесь не росла даже трава, - лишь осклизлая рыжая глина хлюпала под ногами. Спуститься к воде мы не могли, хотя пить нам очень хотелось, - берег обрывался бетонной стеной высотой метров в двадцать. Над такой же стеной на другом берегу возвышалась насыпь, похожая на гигантский крепостной вал. С северной стороны в озеро впадал канал. С южной всё исчезало в сплошных тучах пара, и оттуда доносился глухой мощный рёв, похожий на рёв водопада.

- Это похоже на крепость, - сказал Петр. - Нам надо отыскать мост... или ворота... если они здесь есть.

- Да. Второй такой ночи мы не выдержим.

Нет нужды говорить о трудностях этого похода, - сейчас был уже полдень нашего второго дня в этом мире. Это путешествие далось нам нелегко, и мы смертельно устали, - не столько от дороги, сколько от голода. Я понимал, что нам, если мы хотим жить, скоро придется рыть землю в поисках корневищ и личинок, но пока я оголодал всё же не до такой степени. Было чудом, что мы вообще сюда добрались. Ещё вчера утром нам пришлось отбиваться от стаи тварей, похожих на динозавриков, - у них были маленькие зубастые головы и руки, как у кенгуру. Мы лупили их своими палками, пока они не разбежались. Мы не смогли убить ни одной, - зато каждый из нас получил по несколько небольших ран. Они почти не кровоточили, зато воспалились и ужасно болели. Пару раз мы видели других "динозавриков", но столь больших и массивных, что предпочли обойти их подальше.

Но хуже всего была ночь. Едва стемнело, как вся равнина, казалось, заполнилась зверями, - в ярком, как уличное освещение, свете огромной луны над ней висели звуки, которые, наверное, оглашают ночью африканский вельд. Мы не видели этих зверей. Всю ночь мы просидели, забившись в крону развесистого дерева, прижавшись друг к другу, - страх, а главное, холод не оставили места для условностей. Я не поверил бы, что в такой ситуации вообще можно заснуть, - но мы заснули и спали крепко, не боясь свалиться вниз. Сплетение веток было достаточно густым. Утренний холод стал настоящей пыткой, но, отправившись в путь поутру, мы встретили кое-что похуже, - следы войны. Окопы, заросшие воронки, размытые дождями пепелища, кости - целые груды их, подозрительно похожих на человеческие... Мы очень внимательно смотрели под ноги, опасаясь ещё и мин. Я понял, что всё время здесь мы не выпускали друг друга из виду, даже на секунду, - одиночество было для нас хуже смерти.

- Ладно, мы дошли, - сказал Петр, когда мы перевели дух и осмотрелись. - Если что-то греет тут воду, кто-то должен следить за этой... за этим... короче, нам надо обойти озеро и подойти поближе к... к пирамиде.

Но сказать было куда легче, чем сделать. Это путешествие стало для нас новым кошмаром. Сперва мы пошли прочь от жаркой, душащей тучи пара, вдоль канала, и скоро добрались до реки. От канала её отделяла клиновидная бетонная стена с острым, словно нож, гребнем, впечатляюще высокая и массивная, осклизлая от сырости и древняя даже на вид. Острое зеленовато-серое ребро, и по обе стороны от него вода, с одной стороны - горячая, с другой - холодная. Мы повернули назад.

Не знаю, смогу ли я описать всё наше путешествие. Мы шли к невидимому водопаду, и его шум становился всё громче. Потом нас вновь накрыла туча пара, жаркая, удушающая. Мы мгновенно вспотели, даже не заметив этого, - мы и так в один миг промокли до костей. Пар душил нас, словно наши рты набили мокрой ватой. Мы хотели выйти из тучи, но в сером полумраке земля под ногами была видна всего на несколько шагов, неровная и скользкая. Мы постоянно спотыкались, поскальзывались и поднимались вновь. Рыжая глина ручьями стекала с наших тел, и скоро мы сами стали мокрыми и рыжими, - словно две не успевших просохнуть глиняных куклы, отправившихся на прогулку. Однажды мы заскользили по голому склону вниз, прямо в горячий, ревущий полумрак. Я уже приготовился к ванне из кипятка, но врезался в бетон, в верх ограждающей стены. Взобраться наверх по скользкому, как мыло, склону мы не смогли и пошли вдоль него.

Теперь заблудится было невозможно, но шли мы явно не в ту сторону. В конце концов, мы увидели в разрывах паровых туч водопад, где вода рушилась одновременно в обе стороны, - и в озеро, и в канал, судя по идущему от неё жару, нагретая почти до кипения.

Мы вновь повернули назад, задыхаясь от жары, хватая воздух ртами, как рыбы, и истекая потом, но пить нам больше не хотелось, - мы буквально дышали водой.

Не знаю, сколько длился этот бредовый поход. Бетон стены был неровный, мы постоянно спотыкались и падали, разбивая колени до крови, но уже слишком устали, чтобы замечать даже боль. Горы оползшей глины иногда полностью перекрывали верх стены, и нам приходилось карабкаться по скользкой наклонной массе, рискуя каждую секунду свалиться в кипяток и судорожно хватаясь друг за друга. Не знаю, смог бы я одолеть этот путь в одиночку. Наверное, нет.

В конце концов, мы выбрались на наветренную сторону и пошли быстрее, - по крайней мере, теперь мы видели путь. Но после влажного жара порывы ветра пронизывали ледяным холодом, и мы начали дрожать. Нас уже бил озноб, мы чувствовали, что больны, но всё равно шли, просто потому, что пока мы хоть что-то делали, нам не надо было думать. А начни мы думать, - нас бы охватил страх, дикий, беспредельный...

Отупев от усталости, мы мало что замечали, да и смотреть тут было не на что. Затянутое серыми облаками небо наверху, заросший травой склон слева, серая, в плывущих клубах тумана, пропасть справа. За ней однообразно тянулся высоченный земляной вал, тоже густо заросший травой. Через равные промежутки на нем торчали башни, - серые, угловатые, с узкими амбразурами, больше похожие на доты. Но там никого не было... да мы и не пытались привлечь чье-либо внимание.

Мы шли, наверное, несколько часов, не замечая, что канал вновь начал поворачивать к реке, шли, настолько ошалев от усталости, что шатались, как пьяные, и несколько раз чуть не упали в ров. Не будь верх стены таким неровным и шершавым, мы бы немедленно легли на него и заснули.

Как ни банально это звучит, но мы ничего не замечали перед собой, и остановились лишь наткнувшись на оплывший земляной пандус. Он поднимался над каналом, но от моста остались лишь опоры. За ними зияли ворота, - высоченный бетонный портал, прорезанный черной дырой туннеля. По бокам от него возвышались громадные, размером в двенадцатиэтажный дом, башни, - серые, обкрошенные, неровные, в выбоинах и трещинах, среди которых терялись узкие амбразуры. Все эти укрепления казались заброшенными уже лет двести назад, но на галерее над воротами что-то двигалось, - вроде бы люди, но мы не могли толком их рассмотреть: нас разделяла добрая сотня метров парового тумана.

Окончательно забыв об осторожности, мы замахали руками и закричали, хотя крики получились совсем негромкими. И тут же мы услышали другие крики - нечеловеческие, и совсем близко.

6.

Обернувшись, мы увидели нескольких... существ, совсем не похожих на людей, скорее, на орков из книжки, - здоровенные, как гориллы, и с волосатыми мордами, лишь наполовину человеческими. Только у горилл никогда не бывает рогов, и на их мордах никогда не бывает написано столь зверское выражение. Впрочем, рога, скорее всего, были не их собственные. На них было нечто вроде шлемов с доспехами, - кольчуги, поножи, а в руках (лапах?) они держали оружие, - секиры, мечи... и ружья. Или что-то похожее.

Это настолько походило на кадр из какого-нибудь фантастического фильма, что мы даже не пытались бежать. Впрочем, мы настолько устали, что при всем желании не могли ни бежать, ни сражаться. Свои дубинки мы давно бросили... и просто не могли поверить, что всё это происходит наяву.

Мы услышали сзади, на той стороне канала, слабые, приглушенные расстоянием крики, потом, - безошибочно узнаваемый звук выстрелов, но смутно, словно во сне. Потом я услышал ещё один знакомый звук, - стрекотание вертолёта. Обернувшись, я увидел нелепую машину, похожую на летающий ящик, - она направлялась прямо к нам.

Когда я отвел взгляд, "гориллы" были уже совсем рядом. Одна из них со всего размаху ударила мечом по голове Петра. Из-под широкого лезвия брызнула кровь вместе с мозгами, и оно остановилось, разрубив череп и шею до рёбер. Пока я оторопело смотрел на это, существо (орк?) одним сильным рывком высвободило меч и повернулось ко мне. Я тупо смотрел на его украшенные золотыми узорами доспехи. Когда оно замахнулось вновь, я попытался прикрыться руками, но меч прошел сквозь них, как сквозь воздух, и сильно ударил меня по груди. Ещё не понимая, я смотрел на брызжущие кровью обрубки, не чувствуя, что удар откинул меня назад, и что я падаю.

Падения я не заметил, боли тоже не было. Просто земля плавно опрокинулась, уступив место небу. Потом я увидел секиру, - громадное ржавое лезвие, насажанное на грубо оструганную палку. Секира плавно опустилась и с кошмарным хрустом врезалась мне в грудь. В один миг стало трудно дышать, рот моментально наполнился чем-то горячим и солёным.

Я еще раз попытался вдохнуть... но тут мне вдруг стало очень легко, а вокруг начало темнеть. Последнее, что я запомнил, - зелёное, в ржавых пятнах, днище вертолета, зависшего прямо надо мной. Потом меня пронзила страшная боль, и я решил немедленно уснуть, зная, что потом мне станет легче.

Проснувшись, я понял, что это правда.

7.

Я проснулся легко, словно не умер, лёжа на мягкой постели. Металлические стены комнаты подпирали белый светящийся потолок. Место было незнакомое, и я несколько секунд удивленно смотрел вверх, потом, поняв, что это был сон, ощутил величайшее облегчение. Там мне отрубили руки, а теперь они, конечно, были на месте.

Я взглянул на ладонь.

Да, она была на месте, - но она была не моя.

8.

Я растерянно смотрел на неё. У меня не могло быть такой руки, - загорелой, твёрдой, с мозолями на ладони. По ощущениям она была моя, на вид - нет.

Как ни странно, я ничуть этому не удивился, хотя впору было сойти с ума. Тело тоже оказалось не моё, тело взрослого мужчины или юноши, а не костлявого подростка, - поджарое, худое, мускулистое, и, разумеется, совершенно целое. Я ощупал лицо, потом голову, - волосы, похоже, стали длиннее, но ничего больше сказать я не мог. Я сел, осматриваясь, потом поднялся.

Комната оказалась небольшой, квадратной, метра четыре высотой, с голыми, синеватыми стенами. Здесь было тепло (я лишь сейчас сообразил, что обнажен), пол покрыт чем-то пушистым, похожим на ковёр. У стены, - диван, где я лежал, ещё кресло и стол. Над ним - вделанное в стену квадратное зеркало размером в метр. Дверь я не сразу заметил, - так плотно она прилегала к стене. Судя по петлям, она открывалась внутрь. Ни ручки, ни замка, - просто гладкий лист толстого металла. Тюрьма.

Взглянув на зеркало против двери внимательней, я уже не сомневался, что это - просто окно, в которое видно лишь снаружи. Ещё - две вентиляционные решетки под потолком. И всё. В комнату проникал слабый гул, - словно где-то работал вентилятор, но больше - ничего.

Я подошел к окну-зеркалу. Неважно, кто за ним стоит, - я хотел увидеть себя.

Из зеркала на меня смотрел серьёзный молодой человек, - рослый, гибкий... правильные и чёткие черты высокоскулого лица... гладкая золотистая кожа... четкий изгиб губ... большие, длинные глаза, тёмно-синие, опушенные густыми ресницами... лохматая грива густых рыжеватых волос, падающих на плечи... крепкие, мускулистые руки... он был хорошо сложен, строен, и даже по-взрослому красив. На его лице застыло растерянное выражение. Но это был я!!!

Я узнавал и не узнавал себя, и это ничуть меня не удивляло. Наконец, оторвав взгляд от стекла (толщиной сантиметра в три, что окончательно укрепило мои подозрения относительно тюремной камеры), я вновь осмотрел комнату. На спинке кресла лежала одежда, - нечто вроде туники сложного покроя, из плотной зеленой ткани, с продетым в петли ремешком. И больше - ничего. Ни обуви, ни белья. Но выбора не было - или одевайся, как хотят хозяева, или ходи голый.

Одевшись, я вновь подошел к зеркалу. Туника не доходила мне даже до колен, но была удобной, и я-здешний выглядел в ней совсем неплохо, - если не смотреть на голые ноги. И что-то во мне сказало, что здесь над этой одеждой никто не будет смеяться.

9.

Я просто вспомнил это, - без страха, без удивления. А кстати, кто я? Айскин Элари. Раньше меня звали по-другому, но вот как? Я не мог вспомнить. Как я сюда попал? Я вспомнил, но что было ДО больницы?..

Я вспомнил на удивление красивый город-сад, сплошное море огромных деревьев, и в нём - ещё большие здания-острова, белоснежные, окрашенные багрянцем заката, - этажей по двадцать или по тридцать. Они, как утесы, высились над зеленью и над водой каналов. Я никогда не видел Тар-Ратты, но я её помнил!

От бешеного вихря двойных воспоминаний у меня закружилась голова, и я сел на пол, пытаясь собраться с мыслями. Это было... часть моей памяти заменили разрозненные воспоминания совершенно другого человека (юноши, чье тело, - я это чувствовал, - я занял). Я не сошел с ума лишь потому, что моё сознание осталось прежним, и я мог четко отделить свои воспоминания от чужих. Я помнил, какие переживал, а какие - нет. Но всё же, я изменился. Прежде всего, я стал старше - лет на десять. И...

Я сжал голову руками. Мне не хотелось думать, вспоминать эту чужую жизнь. Хотелось только одного - добраться до постели, и спать, спать, спать... Так я и поступил.

10.

Скорей всего, я просто задремал, - меня разбудил лязг открытой двери. В проеме стоял смуглый юноша в тунике похожего покроя, но белой, с золотой отделкой, как и я, босой. Он тоже был мне наполовину знаком, - рослый, сильный, с крепкими руками и сумрачным лицом, твердым и правильным, - красивым и грозным лицом воина.

- Кто ты? - спросил юноша - и, к своему удивлению, я его понял.

11.

Я лишь сейчас осознал, что говорю теперь совсем на другом языке. Слова, построение фраз, - всё было другим. Но этому я уже не удивился.

- Элари. Айскин Элари.

- В какой мере? - взгляд юноши потемнел, стал острым. Но у парня было что-то неладное с глазами, что-то такое страшное, что я не сразу решился посмотреть. Наконец, я понял. Зрачки. Они были узкие, и... и овальные, - две узких вертикальных щели, какими никогда не бывают человеческие зрачки. Вроде бы ничего страшного в этом не было, - но эти глаза с серо-стальной радужкой казались чужими на смуглом человеческом лице. Они тоже были живыми, - но иначе, и меня вдруг охватил чудовищный ужас. Мне показалось, что внутри, под чистой кожей, прячется чудовищная хищная тварь, притворяясь сильным живым юношей, - и смотрит, смотрит неотрывно...

Я зажмурился и помотал головой, прогоняя наваждение. Пусть это были глаза скорее кошки, чем человека, они смотрели на меня с дружелюбным любопытством. Этого хватило.

- Я не знаю. Во мне его память... частично.

Юноша опустил взгляд. Я был готов поклясться, что он с трудом сдерживает слезы. Но он быстро справился.

- Так и должно было быть. Он спас твою жизнь ценой своей. Нет, не так. Его жизнь - теперь твоя жизнь. Понимаешь?

- Нет.

- Хорошо. Я расскажу. - В голосе юноши уже не было горечи, - только бесконечное терпение. - Садись.

Он прикрыл дверь, и сам сел на поручень кресла. Я присел на край стола. Наши глаза встретились.

- Я Атхей Суру, - представился юноша. - Лучший друг Элари... был. А кто ты?

- Элари. Я не помню, как меня звали раньше.

- Пусть так, - Суру опустил взгляд.

- Что с Петром? - спросил я.

- Он мёртв, - сразу поняв, о ком идет речь, ответил Суру. - Ты тоже был мертв... но тебя мы ещё могли спасти - хотя бы частично. Твоё тело было безнадежно разрушено... но мозг ещё цел. А у... Пит... Петра - нет.

- Я не понимаю.

- Ты не такой, как мы. Хотя сознание... мозг, в общем, у всех работает одинаково. Индивидуальность человека, он сам, - это его память. Только память. Пока мозг ещё цел, её можно переписать в другой мозг... ну, не только туда, но у нас не осталось такой технологии. Это как переливание крови, - переливание памяти. Только... память донора... того, кто предоставляет свой мозг... она затирается. Как в компьютере. Но память Элари затерлась не совсем. Мы не успели переписать твою память полностью, - что-то пропало, что-то осталось от... прежнего владельца. Но, как личность, Айскин Элари так же мёртв, как недельный покойник.

- Значит, он... отдал мне свою жизнь?

- Да.

- А... а зачем?

Суру поднял голову. Я увидел его печальные глаза.

- Зачем? Откуда я знаю - зачем?

Теперь я понял, что чувствуют те, за кого другие отдают свои жизни. Это был жгучий, мучительный стыд.

12.

Несколько минут мы молчали. Наконец, я сказал:

- Он... Элари был хорошим человеком.

- Очень хорошим. Но не всегда. Может быть, поэтому... А теперь Элари - ты. Хоть на треть, на четверть, - мне без разницы. Ты по-прежнему мой друг.

Я не почувствовал радости. Мне вновь стало стыдно... но отказаться от этого я тоже не мог.

- Но всё же, почему вы так поступили?

- А как мы должны были поступить? - удивился Суру (я так и не знал, как его звать, - по имени, или по фамилии... если это, конечно, фамилия. Таких деталей память Элари не сохранила). - Бросить раненого мальчишку умирать в грязи? После того, как его друга убили у нас на глазах? Кем бы мы были, после этого? Впрочем, раны тут ни при чем... Даже если бы вас не... убили, твоё тело через пару дней сгнило бы заживо, - вас покусали олки, а у них на зубах трупный яд. Для нас это не очень опасно, но ты ведь не из этого мира, верно? К счастью, мы поняли это достаточно быстро... Будь ты обычным мальчишкой... не буду врать, вряд ли. Всё это делалось ради одного вопроса - откуда ты?

Я помолчал. Мне не хотелось прослыть сумасшедшим, но я был в неоплатном долгу перед этими людьми, и поэтому рассказал всё.

13.

Это был длинный рассказ - длинный, несмотря на то, что я многого не мог вспомнить. Суру слушал меня молча, подперев подбородок кулаками. Его смуглое лицо не отражало никаких эмоций.

- Где я? - спросил я, рассказав всё, что мог. - И что это за место? Как называется ваш мир?

- Ленгурья.

- Это...

- Планета. Здесь две планеты-близнеца, Ленгурья и Ирулана, отдаленные на сто тысяч миль. Они вращаются вокруг общего центра масс. У каждой - по искусственному солнцу, и по восемь мелких спутников, тоже искусственных... но их размер - десять миль. Планеты вращаются вокруг Звезды Ночи. Больше здесь ничего нет. Мы не знаем, что это, но это - не астрономическая Вселенная.

Я вспомнил темные реки, текущие по небу, и мне вновь стало очень неуютно.

- Звезда Ночи - это та чёрная штука, похожая на ежа?

- Что такое ёж? А, да. Она похожа на звезду - по размерам, по массе, по орбите, по которой мы вокруг неё вращаемся. А что это такое... об этом лучше вовсе не думать.

- А почему у вас такое странное солнце?

- Солнце? В этом мире нет солнца, Элари. Я никогда не видел его... никто из нас не видел. Это просто термоядерная лампа на суточной орбите. У Ируланы такая же.

- Это...

- Заповедник. Живой уголок. Называй, как хочешь. Мы ничего не знаем о... наших хозяевах, - но это, наверное, к лучшему.

- А как я попал сюда? Вы знаете?

- Иногда один из Древнейших, Ньярлатхотеп, Наблюдатель, подбирает различных людей... или существ... в других местах, и оставляет их здесь. Очень редко, но порой так бывает. Каждый раз они весьма... необычны. Вот что, Элари: в... твоём мире скорость света предельная?

- Да. То есть, наши ученые так считают.

Суру (я вдруг определился, как мне его называть), задумался. Его лицо стало хмурым.

- В чем дело? - тревожно спросил я.

- Похоже, что ты с той стороны.

- С какой?

- У Вселенной есть две стороны, или есть две Вселенных, - не важно.

- Светлая и тёмная?

- Нет. Просто две стороны. Звезда Ночи - это ворота между ними.

- Выходит, я оказался в параллельном мире?

Суру вдруг улыбнулся.

- Параллельном? Таких просто нет. Только ребёнок может думать, что внутри пространства может быть другое... что может быть несколько видов пустоты... Нет, всё гораздо проще. У нашей материи другой набор физических свойств, и она просто не взаимодействует с материей вашего мира. Кроме гравитации, разумеется.

- Но мы бы заметили, если бы внутри нашей планеты была другая, невидимая, - по её притяжению.

- Да. Похоже, он перенес вас ещё и в пространстве... и на очень большое расстояние. Но зачем он это сделал? Как? Я не знаю.

- Можно ли вернуться? - с надеждой спросил я.

- Нет - по крайней мере, в этом теле. В твоём мире оно будет столь же недолговечно, как твоё тело - в этом. Это почти наверняка, но не совсем. И ещё. Межзвездные полеты на вашей стороне обычно требуют... времени. На них уходят эпохи... или эры. Возможно, твой мир уже не существует... Я не знаю... Если хочешь, постарайся узнать сам. Я попытаюсь найти людей, которые знают больше.

Но он не сказал "люди". Он сказал "файа" - и это было совсем не одно и то же.

- Файа - это ваш народ? - спросил я.

Суру вздрогнул.

- Да. Мой народ, - добавил он с улыбкой. - Элари тоже был файа, хотя и не по крови.

- Кто напал на меня?

- Сурами.

- Кто это?

- Враг. Я не знаю, откуда они взялись. Раньше их не было. Теперь есть. Может, это плод генного эксперимента. Может, нет. Все мы - лишь гости в этом мире...

- А что это за место? - спросил я, поведя рукой вокруг. Суру усмехнулся.

- Крепость, убежище... мы называем это Твердыней. А канал, что нас окружает, - Прорвой.

- Вы укрываетесь здесь от сурами?

- Да. Они боятся радиации, как огня, куда больше, чем мы, например, и канал с радиоактивной водой, - для них непреодолимое препятствие. К счастью, пар не активен... Реактор греет воду, - и, поскольку у него всего один контур, облучает её. Правда, он тоже скоро сдохнет. А если и нет, у нас больше не осталось урана. Здесь всё идет к концу... Ты хочешь вернуться домой?

- Я не знаю. Я многое забыл. Вряд ли. Теперь мой мир - здесь.

- Да. Может быть. Но если ты захочешь вернуться, - я постараюсь помочь тебе. Я сделаю всё, что смогу. Ну, а пока... хочешь посмотреть, где ты оказался?

- Да. Конечно!

Мы вышли в узкий коридор с множеством дверей, отделанный так же, как и комната.

- Это космический корабль? - спросил я.

- Был. Раньше.

Суру открыл ещё одну дверь и мы вошли в просторную светлую комнату с шкафами вдоль стен и огромным люком. Под ним стояло несколько пар сандалий.

- Это твои, - показал Суру. - Мне нужно переодеться, - он открыл один из шкафов.

Я отвернулся. Через минуту Суру сказал мне:

- Я думал, что все мальчики устроены одинаково, но у вас, наверное, иначе.

Я взглянул на него. Теперь он был в сером комбинезоне из грубой ткани, очень ладно сидящем на его стройной фигуре, но в таких же сандалиях, как у меня. За плечом у него торчал массивный ствол снайперской винтовки, на поясе висел длинный нож, а многочисленные карманы были оттопырены явно не плитками шоколада.

- Я Защитник, - пояснил он. - Нас не очень много.

- А кем был Элари?

- Никем, в том-то и беда. Но теперь Элари - это ты, и я не знаю, кем ты станешь, - он одну за другой нажимал кнопки на щитке пульта.

Массивная плита люка опустилась, словно мост крепости. По ней мы вышли на какое-то подобие перрона, - над ним возвышалась плоская металлическая стена корабля. Сквозь пыльные окна снаружи падал мутный серый свет. Здание походило на ангар, но перед носом корабля поднималась глухая стена.

Я хотел рассмотреть корабль получше, - сбоку он был похож просто на огромную плоскую цистерну, - но Суру направился к выходу. Мы миновали небольшую комнату, где сидело двое похожих на него смуглых парней в такой же одежде, и вышли на улицу, в пасмурный мутный день. Клочья тумана тянулись над самой землей.

- У вас всегда так?

- По большей части, - Суру свернул с тротуара на тропинку. Перед нами высился поросший травой гребень вала высотой метров в двадцать. Вокруг, среди деревьев, виднелись низкие постройки. Тут было сыро - сыро, но не холодно. Похоже, что тело Элари куда легче переносило холод, чем моё... моё прежнее тело.

- А кстати, что с моим прежним телом?

- Кремировано и погребено, - печально ответил на мой вопрос Суру. - Тебе не стоило на это смотреть.

- А мой друг?

- Тоже. Если хочешь, можешь взглянуть на его могилу.

Но этого я не хотел, - ведь рядом должна быть и МОЯ могила, а я не горел желанием её увидеть. Я чувствовал, что если задумаюсь над этим всерьёз... нет, не сойду с ума, конечно, - просто безнадежно запутаюсь в том, кто я, и где. Это могло подождать.

- Сколько сейчас времени?

- Уже за полдень. Видишь, все ушли на обед?

- А почему меня никто не встречает?

Суру скосил глаза:

- А тебе этого хочется? О том, что произошло с тобой и Элари, знают лишь несколько файа, моих друзей. Всё это в высшей степени неофициально...

- Вот как...

Через несколько минут мы поднялись на гребень вала и неспешно побрели вдоль бетонного парапета над исходящей паром Прорвой, пытаясь разглядеть тот берег. Прорва очень парила, поднимавшийся от неё туман клубился вокруг и мельчайшими каплями оседал на густой черной гриве и серой одежде Суру, словно покрывая их тончайшим серебром.

- Вообще-то не стоит гулять здесь, - как бы между прочим сказал он. - В меня сегодня стреляли с той стороны. Если бы не туман...

- Когда ты пытался спасти меня?

- Нет, это было вчера. Перенос памяти - довольно долгий процесс... Собственно, сначала стрелял я, - добавил он, помолчав. - Я стрелял в сурами, который перебрался через Прорву, а уж потом его товарищи - в меня. До этого за все тридцать лет существования Прорвы через неё ещё не удавалось перебраться никому, - для этого её и построили.

Я взглянул вниз. Там, под крутым откосом, зияло бетонное ущелье с отвесными стенами. Между его высокой внутренней стеной и склоном вала тянулись густые заросли колючей проволоки, растянутой на белых роликах. Дальше, невидимая в тучах пара, текла с глухим громом река. Очень, очень горячая река. И радиоактивная. А до того берега, едва проступавшего в разрывах тумана, было метров сто...

- Как же он перебрался?

Суру скривился, услышав мой вопрос. Но ответил.

- Он соорудил воздушный шар, надутый тёплым воздухом. Тот едва перенес его через Прорву и тут же грохнулся, прямо на склон вала. Сурами чуть не скатился на ограду... скатился, когда я его пристрелил.

Мы помолчали. Теперь мне казалось, что на том берегу кишат фигурки с ружьями, ожидая только, когда в тумане появится достаточно большой разрыв, чтобы удалось прицелиться. А теперь нам угрожали и с неба...

- Наверняка это был какой-нибудь псих, - с неожиданным ожесточением сказал я. - Только психу могла прийти в голову такая идея. Это же надо - лететь через Прорву!..

Суру промолчал.

- Ты не знаешь, сколько раз сурами пытались пересечь канал? - через минуту спросил я.

Суру усмехнулся.

- Не очень много. Этот воздушный шар - первый. И за все тридцать лет в нас стреляли всего несколько раз. Я имею в виду, из пушек. Последний раз давно уже. Тогда в Твердыне погибли многие...

- А перебраться никто не пытался?

- Пытались. Несколько раз пробовали забраться на наш берег с лодок - это на озере. Раза три пытались построить мост. А раза два - запрудить саму Прорву. И запрудили бы - если бы мы не помешали. Что тогда творилось! Их было столько, что в глазах рябило. Теперь меньше.

- Почему?

- Пища. Всё дело в пище. Сурами плодятся, как крысы, и жрут всё подряд. Пищи становится всё меньше, - там, снаружи, и они начали жрать друг друга. Однажды их совсем не останется... если раньше не сдохнет наш реактор. Там выживают лишь самые сильные и злобные, знаешь ли... - он замолчал.

Тем временем, незаметно усилившийся ветер разогнал туман, и я, наконец, увидел Твердыню, - плоский, в десяток квадратных километров, клочок земли, со всех сторон огражденный валами. За ними повсюду поднимались тучи пара. Почти целиком его занимали унылые возделанные поля. Слева, у пирамиды реактора, тянулись ряды освещенных изнутри теплиц. Справа высились привратные башни. У них, почти под нами, простёрся город, - точнее, просто поселок, десятка в три кварталов, застроенных длинными серыми пятиэтажками, на вид совершенно земными. Меня вдруг охватила тоска.

- У меня... у Элари есть дом?

- Конечно, - удивился Суру. - Пойдем, я покажу...

14.

Жилище Элари оказалось более чем скромным, - одна крохотная комната, ещё меньшая кухня, душ и короткий коридор. Когда Суру ушел, мне стало очень неуютно здесь, в совершенно незнакомом месте, - жилище человека, отдавшего за меня жизнь. Или подарившего мне свою?

Я прошелся по комнатке, разглядывая вещи. Их оказалось немного: несколько книг со странным, но понятным мне шрифтом, какие-то безделушки, неумелый рисунок - лицо девушки - на стене... всё чужое, чуждое...

Я лёг. Если закрыть глаза, то словно ничего и не изменилось, - я по-прежнему дома. Но каким был мой дом? Я помнил это... отчасти. Верить в то, что ничего не изменилось, было легко. Но в моей памяти жил иной человек, - пусть лишь отдельные его воспоминания, но это был по-прежнему Айскин Элари. А кем был я?..

Ни я, ни Элари уже не были отдельными. Мы слились, - точнее, ещё только начинали сливаться, - во что-то третье. Но во что?..

Мне стоило подумать об этом, но я стал вспоминать Элари, - это было единственное, что я ещё мог для него сделать, мой долг перед этим юношей, отдавшим мне свою жизнь. Конечно, это было нелегко. Прошло много дней, прежде чем его история стала понятна мне, - по крайней мере, в самой существенной её части. Я запишу её, как записываю сейчас свою, и расскажу вам, пусть это и будет рассказ от третьего лица. Но Элари продолжает жить, хотя бы лишь в моих воспоминаниях, - и, хотя это и небезопасно, я хочу, чтобы однажды он вернулся к настоящей жизни. Я знаю, что этому не бывать никогда, и хочу лишь, чтобы у нашей общей истории был хороший конец.

Загрузка...