Дорога войны

17

— Саша, раненого эвакуировали, — сообщила она по сети. — Товарищ полковник остался.

Она ожидала от ехидного Димитриади привычных шуток насчет своей привлекательности и неотразимого воздействия на пожилых офицеров, но штурмовик только тяжело выругался. Полковник авиации — совершенно лишняя фигура среди диверсантов. Лишняя, страшно мешающая, неумелая.

— Базу Центроспаса разгромили, — пояснила она в защиту полковника. — Сумели прислать только одноместную машину.

— Я хотел отправить тебя вниз, — озабоченно сказал Димитриади. — Из нас ты самая подготовленная для работы в глубоких тылах, если что, за местную сойдешь. Но сейчас, с таким довеском, даже и не знаю… а сама что думаешь?

Вниз. Она прикинула, что там. Храмовый комплекс Мамаадамия? И? Поселок при нем переполнен войсками, мост сверхзащищен. Что она там сможет в одиночку? Да пусть даже с полковником? Что-то крылось в предложении Димитриади очевидное для него, но непонятное ей.

— Вниз, — подумав, все же решила она.

— Отправлю к тебе Мечёва, — с явным облегчением сказал Димитриади. — Будет тебе полноценный напарник. Встретитесь у захоронки с боеприпасом утром. Устраивайтесь надежно, тут такой ливень идет — смоет к чертовой матери…

Саша Мечёв. Один из самых рослых, физически сильных штурмовиков. Мастер скоротечного огневого контакта. Каратист. Способный, если что, начистить рыло даже здоровенному полковнику авиации. В груди у Зиты потеплело. Димитриади в обрушившихся на него заботах не забыл о традициях «Спартака», отправил к ней защиту. К сожалению, Мечик подойдет утром, и как-то с полковником придется проводить ночь одной. А у мужчины, как назло, приступ любовного томления.

— Как понимаю, телохранителя отправили? — криво усмехнулся офицер. — Боксер, да?

— Каратист, — сказала она и подарила офицеру внимательный взгляд. Показалось, или полковник вернулся в адекватное состояние?

— Это лишнее, — подтвердил ее догадку мужчина. — Я в норме. Уже в норме. Ох и гадость эта химия! Чуть было… в лесах Кавказа не остался! Признайся: если б полез к тебе, пристрелила бы?

— Идемте, товарищ полковник, — вместо ответа сказал она. — Надо устроиться на ночевку до ливня.

И первой зашагала вверх по склону. Ответ она знала. Не пристрелила бы. Но скажи она такое — сразу же поймет как предложение сблизиться!

— Ненавижу горы! — с чувством произнес ей в спину полковник. — А… почему наверх? Какая разница, где прилечь? Здесь хотя бы деревья прикрывают.

— Нас ищут, — пояснила она не оборачиваясь. — На «Саранче» хорошие приборы поиска. Лучшее укрытие от «Саранчи» — пещера. Или что-то максимально близкое к ней по характеристикам. Таких мест очень немного, мы ищем их целенаправленно, отмечаем… и одно там, наверху. Давайте быстрее, товарищ полковник.

Мужчина тяжело задышал ей в спину. По горам не ходил, поняла она с сочувствием.

Подходящее укрытие напоминало каменный мешок на склоне, надежно укрытый колючим кустарником — то, что надо. Она прикинула — дождем не должно залить, очень хорошо. Пробралась осторожно через кусты, выдернула из каркаса рюкзака термоткань, развернула, расстелила. Открыла клапан — получился не то спальный мешок, не то походная палатка, что называется, «в облипку».

— Залезайте, товарищ полковник, — вздохнула она.

— А ты? — не понял мужчина.

— А я следом. Если место останется. Но вы ужмитесь как-нибудь.

— Да я и один могу, — пробормотал полковник.

Не доверяет, поняла она. Не доверяет себе. Молодец.

— Не можете, — покачала головой она. — Ночью в горах холодно. Вдвоем теплее, уж поверьте опыту «Спартака».

Полковник мялся. Живот у него крутит, что ли, боится опозориться? Она вспомнила, сколько полковник сжевал сухпая, и поняла — стесняется. Представляет хорошо, как будет его ночью пучить. Сухпай — он такой, невероятно сытный, но коварный. Блин, авиация на земле — ходячие проблемы… Со спартаковцами таких проблем не возникало, они с летних тренировочных лагерей ко всему привычные.

— Уж как-нибудь потерпите запах моего немытого тела! — хмыкнула она. — Как и я вонь ваших потных носков. Поторапливайтесь, сейчас ливень начнется!

Полковник сдался. Она забралась следом за ним в спальный мешок. Получилось… тесновато. И руки мужчина мог разместить только на ней, а он же мужчина…

— Пистолет передвинь куда-нибудь от моей промежности! — сердито сказал полковник. — И без намеков понимаю!

Она слабо улыбнулась. Похоже, офицер действительно полностью пришел в себя, снова стал тем, кто так глянулся ей в штабе 17-й ДШБ.

Ливень ударил со страшной силой. Полковник в очередной раз помянул неласковым словом горы, кое-как прикрыл клапан спального мешка, поерзал, устраиваясь удобнее на камнях… но всё это она услышала словно сквозь вату, мгновенно проваливаясь в забытье. Вот таким странным образом на нее, южанку, действовали мужчины. Стоит прижаться к надежному плечу — и всё, в аут, а все заботы пусть разгребает сильный и умный самец.

Ночью она просыпалась дважды. Первый раз — когда совсем рядом по склону хлестнул пулеметной очередью ночной дрон-убийца. Она не сильно обеспокоилась, подняла голову, прислушалась и устроилась спать снова. Камни в горах Кавказа имели странную особенность остывать по-разному и в результате давали на поисковых приборах причудливую картинку. Ну, и лупили дроны по любому подозрительному пятну, жгли недешевые боеприпасы, топливо и время боевого вылета, а штурмовики каменистыми склонами охотно пользовались. Так что — рабочая ситуация. Только немножко напрягала обширность поисковой зоны. Лежку она выбрала далеко от трассы в расчете на спокойный отдых, однако вот он, беспилотник, рыщет. И если б не каменная впадина в склоне, не валун прямо перед ней и плотные кусты — остались бы на горе два разорванных в клочья трупа.

А второй раз она проснулась оттого, что грудь ей гладила тяжелая мужская рука. Все же не удержался, мужчина есть мужчина. Она замерла в ожидании продолжения. А потом она поняла, что рука-то — горячая. И вообще как-то в мешке подозрительно жарко. Это при том, что лежали они фактически на камне, а термоткань при всех ее достоинствах все же не идеальный теплоизолятор. Она кое-как извернулась и потрогала лоб офицера. И с тревогой поняла, что у офицера жар. Блин, болен, а туда же, за пазуху лезет! Он что, в луже спал прошлой ночью? Дождя не было, как он умудрился простыть? Хотя лес, сырость, утренние зябкие туманы… Не зря ненавидит горы, чувствует свою с ними несовместимость.

— Ничего, — хрипло сказал полковник. — Оклемаюсь. Я спортсмен, морж, у меня простуда больше суток не держится.

Она разозлилась, прописала полковнику порцию ругательных определений с упоминанием моржей и мощный противовоспалительный комплекс. Он перенес ругань и укол в задницу молча, как виноватый ребенок. Ну, зато забыл о любовных приключениях и вскоре заснул, а следом за ним и она, уже до утра.

Они поднялись в предрассветных сумерках. Поделили последнюю упаковку сухпая, напились. Полковник прогулялся до кустиков. Поднялся обратно и неожиданно спросил:

— Выйдешь за меня замуж?

И уставился серьезно-серьезно.

— Вот так сразу? — уточнила она с изумлением. — Без чувств, без знакомства даже?

— К черту знакомство! — раздраженно сказал полковник. — Думаешь, не понимаю, что это разврат и ничего больше? Мне шлюхи в женах с первого раза за глаза хватило, спасибо, больше не хочется!

— А что, если…

— Не если! — отрезал полковник. — Не мальчик, в людях разбираюсь! Я тебя всю жизнь искал!

— Меня — это кого?

— Жену, — прямо сказал офицер. — Верную подругу, надежную опору, нежную и любящую женщину.

— Так нет любви, — напомнила она.

— Будет, — уверенно сказал офицер. — Соглашайся, Зита. Слово даю — не подведу. На всю жизнь, до смерти.

Она смотрела в его волевое лицо и понимала — так и будет. Не подведет, не предаст, не обманет. Настоящий, надежный мужчина. Не зря ей так спокойно спалось в его руках. А еще — старший офицер. В России это означало очень обеспеченную жизнь. Старший офицер — это ежегодный ведомственный курорт, прекрасная квартира в закрытой зоне типа центра в Копейке, это элитные учебные заведения, качественная медицина… и большая личная ответственность. Загреметь из прекрасной квартиры на ленские угольные шахты — вполне вероятный жизненный поворот. Но она — спартаковка, ее опасностями не запугать.

— Скажи что-нибудь, — попросил офицер. — Понимаю, что неожиданно, что не к месту, но все же — есть у тебя хоть что-то мне сказать?

— Я южанка, — улыбнулась она. — Раннее взросление, но и остальное так же. В шестнадцать лет — милашка. В двадцать — женщина с резкими чертами лица. В тридцать — мужиковатая тетка с усиками под носом и весом за сто килограмм. Что, и толстуху будете любить?

Мужчина под ее взглядом заколебался. Еще бы, она хорошо знала, чем остудить горячую мужскую голову. На шестнадцатилетнюю красотку многих тянет, но клянутся в верности до гроба именно ей, не будущей тумбе в складках жира, вот в чем неприятный нюансик. А юность — она вообще-то преходяща…

— Такого не будет, — пробормотал офицер. — У тебя — точно не будет. Тебе гордость не позволит опуститься.

— Да посмотрите на мои бедра! Они еле в комбез влазят! Гордость против генетики не катит!

— Гонять буду на полигоне, как сидорову козу, чтоб не толстела! — пообещал полковник серьезно. — И сам рядом побегу, чтоб тоже… Зита, что мне сделать, чтоб сказала «да»?

— Выжить, — вздохнула она. — Для начала — выжить. Идемте, товарищ полковник, пока дроны не повисли. Форма у вас сильно не для гор.

— Выживу! — серьезно пообещал офицер и тяжело зашагал следом за ней.

Зашуршали мокрые кусты, она незаметно поморщилась. На ней «хамелеон», прекрасная водоотталкивающая ткань, а вот полковник промокнет за пару минут, и ничего с этим не поделаешь. А он и так не очень здоров.

Они благополучно добрались до буковой рощи, без подлеска и оттого словно прозрачной, и полковник облегченно зашагал среди деревьев, чавкая мокрыми летными ботинками. Она придержала его рукой. Огляделась. Еще огляделась. И осторожно пошла первой. Прекрасный пилот, полковник вряд ли понимал, что именно в таких вот удобных для передвижений местах и ставят всякие пакостные ловушки типа «попрыгунчиков» или «висюлек». И уж точно не умел их находить и обходить. Но пока что им по-серьезному ничего не угрожало. Подумаешь, «висюльки». Их опытным глазом за полсотни метров видно, потому что ставят не руками, а разбрасывают с вертолета. А вот через пару часов, когда они достигнут ухоронки с боеприпасами и едой, станет по-настоящему опасно. И прежде всего — у самой ухоронки. Прекрасное место для засады, она сама бы его выбрала. Всего-то дел — с «саранчи» засечь скопление боевого железа, выбросить спецгруппу, и голубчики-диверсанты сами притопают в руки…

— Я не могу! — сказал Димитриади и сжал голову руками. — Брюхан, я — не могу!

— Не ори, не дома! — хмуро напомнил штурмовик.

— Я не могу! — ожесточенным шепотом повторил Димитриади. — Не могу отправлять ребят на верную смерть, а сам сидеть в стороне на управлении, понимаешь? Нас перебьют у трассы за день! Как только остановим трассу — подвесят вертушки, подтянут части для прочесывания — и все, нам конец! И приказ не выполним, и поляжем все!

— Предлагаешь вернуть Зите власть? — угрюмо осведомился Брюханов. — Свалить ответственность на шестнадцатилетнюю девочку? Я тебе сам голову оторву, до турок не дойдешь!

— Я не понимаю, как она тянула «Спартак»! — признался Димитриади. — Со стороны оно так легко казалось!

— Принцесса, — напомнил Брюханов.

— Сам веришь?

— Знаю.

— Вот и я — знаю, — вздохнул Димитриади. — Как у нее получается, не понимаю. Вроде ушла из командиров, а чувствую, что стоит рядом и смотрит… строго-строго. И только попробуй не оправдать ее доверия. Так-то вариант выполнить приказ есть. Спуститься вниз, занять Мамаадамию, прикрыться жителями и перекрыть трассу на мосту. Серьезными средствами нас тогда не взять, побоятся городок снести, там же святыни Кавказа, а против десанта мы двое суток продержимся. Правда, все там останемся, но хоть приказ выполним. Только Зита не одобрит. Она южанка, ей не понравится, что ее соплеменниками прикрываемся. Как думаешь? Ты же ее с детства знаешь, из одного двора как-никак.

— Я ее в детстве боялся до усрачки, — хмуро сказал Брюханов. — Причем в самом прямом смысле. Ночами и прудил в постель, и валил иногда. Ты-то ее с этой стороны не знаешь, повезло. Она своих обидчиков сама убивала, понял? Заточкой. В десять лет. Так я ходил и каждый день ожидал… Еще чуть-чуть — и сошел бы с ума.

— И ты ее считаешь принцессой?!

— Она принцесса, — непримиримо сказал Брюханов. — Всегда была. А такой ее мы сделали! Мы! В частности, я, чего себе никогда не прощу. И ты тоже руку приложил, помнишь?

— А зачем тогда в штурмовики пошел? — поразился Димитриади. — Если так боялся? Она же в «Спартаке» все, что угодно, с тобой могла сделать!

— Потому и пошел, чтоб перестать бояться.

— Ну и как, помогло?

— Нет.

— Но теперь спите вместе, — задумчиво сказал Димитриади.

— Она меня простила. Почему-то.

— Понял.

— Нет, ты не понял! — усмехнулся Брюханов. — Если прикроешься мирными жителями, она не рассердится — она тебя убьет. Лично. Поверь моему опыту. Так что давай думать, как остановить трассу на двое суток другими способами.

— А если не получится?

— Тогда остановит она, — убежденно сказал штурмовик. — Остановит и будет держать, сколько потребуется. И нам на том свете станет стыдно. Так что давай, Грека, шевели мозгами!

— Как дам сейчас за греку! Мы все — русские, понял?

— Понял, но мозгами шевели все равно.

— Да я шевелю, — хмуро сказал Димитриади. — Будем растягивать «Спартак» на двое суток, ничего другого не остается. И ты со своей пятеркой — в моем оперативном резерве, понял?

— Не понял. Зачем тебе на точке управления резерв? Мы никуда добежать не успеем.

— Будете прикрывать работающие тройки от вертолетов. Ребята оставили вам все бронебойные выстрелы к «реактивкам».

Брюханов молча смотрел на друга. Прикрывать от вертолетов. На которых стоит система защиты как раз от таких стрелков. Задача для смертников. Именно так погибла Дашка, и так погиб Данила.

— Без прикрытия от «вертушек» ребятам не удержаться у трассы, — тихо сказал Димитриади. — Это не приказ. Я тебя прошу. Как Зита бы просила. Сделаешь?

— Разреши идти на задание одному.

Голос Брюханова неуловимо дрогнул.

— Одного тебя не хватит надолго! — жестко сказал Димитриади.

— Хотя бы санинструктор…

— Кто у тебя — Дегтярева? Киса? Понятно. Ты думаешь, она оставит пятерку без медсопровождения? Дурак, да? Не спорь со мной, татарва вреднючая, я уже все продумал! Нет у нас других вариантов, нет!

— Есть прикрыть от «вертушек», командир. И я русский, если что.

Полковник дышал шумно, но на удивление мощно. Действительно спортсмен. Но все равно — дышал и мешал ей слушать. Она недовольно подняла ладонь и еще раз оглядела открытое пространство. С особым вниманием — дальний склон.

— Что случилось? — шепотом поинтересовался полковник и сунулся вперед. Она легонько придержала его и неодобрительно покачала головой. Может, в воздухе полковник бог, но в горах — не спецназ, точно.

— Пока что ничего. Но впереди — простреливаемая зона. Если посадить стрелка с антиснайперкой на склон, он перекроет всю луговину.

— Ну, это уже паранойя, — пробормотал полковник. — Что, на Кавказе на каждом склоне по снайперу, и все охотятся на вас? Не преувеличивайте собственную значимость. В масштабах войны «Спартак» — всего лишь диверсионная группа. Одна из. И не самая крутая. У нас сейчас ребята под Тбилиси работают!

Она покачала головой и снова прикинула предполагаемый маршрут.

— Бежать! — приняла она решение. — Только бежать, и быстро! На двух километрах баллистический комплекс антиснайперки по бегущим не очень эффективен. Вы быстро бегаете, товарищ полковник?

— Уж от тебя не отстану!

— А вот я — медленно! — вздохнула она. — Задница к земле тянет. Так что потащите все оружие.

— Бардак! — зло сказал полковник. — Вечный армейский бардак! Вот кто бы объяснил, зачем останавливать трассу силами диверсантов, когда ее давно можно было снести к чертовой матери одним вылетом авиаполка? И ведь спецбоеприпасы имеются, на складе в Краснодаре лежат! Но — не было приказа! Как дали бы — до сих пор бы земля дымилась! А так бегай теперь по горам с мелкашкой, изображай супермена!

Она замерла. Полковник, не задумываясь, только что выдал очень важные и наверняка сверхсекретные сведения. Значит, не было приказа, хотя возможность закрыть трассу имелась всегда? Наверняка и сейчас имеется, ведь для доставки спецбоеприпасов не только штурмовые вертолеты годятся, но и крылатые ракеты, и суборбитальные ракетоносцы, и те же «Стрекозы» в крайнем случае… Фронт трещит, Краснодар под ударом, но дорогу тем не менее не трогают. Берегут. А для чего? Или — для кого? Интересно…

— Ну а теперь скажи от лица политических войск, что я неправ! — сердито буркнул полковник. — Вы же, политические, всегда считаете себя умней армейцев!

— Вообще-то использование оружия большой мощности означает разрушение инфраструктуры и огромные потери среди гражданского населения, — заметила она. — И неподъемный объем работ по восстановлению разрушенного после войны. А в остальном — да, правы.

— Они все — враги! У нас за Кавказом друзей нет!

— Кто враги? — не поняла она. — Горничные на курортах Душети?

— Все враги! И армия не разбирает, горничные там или кто еще! Наша задача — уничтожать! И все неуспехи армии именно из-за того, что ей ставили непрофильные задачи! Там поддержи нужный режим, здесь отсортируй из мирных жителей боевиков и предай суду… а мы — армия! Наше предназначение — бить врага! Дай приказ уничтожить — весь Кавказ сотрем и под танкодром закатаем!

— Товарищ полковник! — укоризненно сказала она. — Ну что вы несете? Вы же умный, думающий офицер!

— Да знаю я, что армия — инструмент политиков! — вздохнул полковник. — Но иногда такая злость берет…

— И перед девушкой погеройствовать хочется, — понимающе кивнула она. — Ну, давайте я поцелую вас для душевного равновесия? И побежим.

— М-да, — усмехнулся полковник. — Южанка. А все южанки, говорят, немножко еврейки. Ладно, уела. Но скажи, вот от кого мы сейчас бегать будем? Не от врагов?

— От «Соколов Босфора», скорее всего, — пожала плечами она. — Вы готовы, товарищ полковник? Тогда — не отставать. Но и не опережать!

И она припустила изо всех сил через луговину, только трава хлестанула по ногам. Полковник тяжело забухал следом. Теперь главное — рвать темп, чтоб баллистический комплекс сошел с ума…

Лес приближался быстро, но усталость накатывала быстрее, в груди горело, и ноги наливались тяжестью. Показалось, или был звук выстрела? Показалось или нет?

Они влетели в подлесок, как два носорога, проломились по инерции несколько шагов и рухнули.

— Паранойя! — прохрипел полковник. — У политических — врожденная паранойя! И я следом, как дурак!

Полковник был неправ. На летних учениях в Копейке инструкторы очень доходчиво объяснили каждому штурмовику, насколько опасны открытые пространства. Специально, садисты, стреляли по мягкому месту, а оно ж без защиты…

Крупнокалиберная пуля со шмяком врезалась в ствол над их головами, пробила его насквозь, вырвала кусок дерева, осыпала полковника трухой и улетела дальше. Снайпер со склона, упустивший цель, таким образом выразил свое неудовольствие. И наверняка готовился выразить еще. Полковник открыл и закрыл рот. Потом упал на живот и без понуканий очень быстро пополз вглубь леса. Но молодец, про оружие не забыл, потащил волоком.

— Приношу свои извинения! — выдохнул офицер через сотню метров. — Был дурак, исправился! Блин, в небе легче, там ползать не надо!

Она не отреагировала на его слова, изучала на планшете местность и напряженно соображала, одиночная это засада или сейчас за ними погонится рота егерей.

— Саша, на подходе к ухоронке снайпер! — в результате сообщила она. — Возможно, не один.

— Сейчас уйдет! — пообещал далекий Димитриади. — Мы начинаем останавливать трассу. Все засады туда побегут, гарантирую! Но все равно будь поосторожней!

Побегут? Она зло усмехнулась. Ну-ну. А ведь бежать со склона можно только одним маршрутом. Максимум — двумя, но второй через крутизну, там с тяжеленной антиснайперкой будет ой как некомфортно! А комфортный путь она сейчас перекроет.

— Товарищ полковник, хотите познакомиться со снайпером? — поинтересовалась она. — Лично? Если да, то пойдемте быстрее, надо выбрать место для горячей встречи!

Полковник оказался неплохим напарником, как и обещал. Неопытным, тяжелым, шумным — но в целом неплохим. Признающим ее главенство. Вот и сейчас — лежал не отсвечивая, слушал далекую стрельбу, переговоры в спартаковской сети и помалкивал. Она тоже слушала, не отрываясь от наблюдения. Димитриади — молодец, руководил атакой на трассу, как опытный дирижер слаженным оркестром, берег ребят, уводил из-под ударов машин охранения, менял точки атаки… и держал, держал трассу! Он справлялся с обязанностями командира гораздо лучшее ее, она даже немножко возгордилась — ее воспитанник!

Чуть заметно шевельнулись далекие кусты. Вот они, голубчики. Те самые, со склона, здоровенная дура антиснайперки у одного на плече. Пришли. Ну а куда им деться от этой проплешины? Здесь столетиями пасли скот, ни кустика, даже трава невысокая. Желаете побыстрее к трассе на призыв начальства — пожалуйте на открытое место! А если желаете проявить нерешительность или вздумаете обойти — извините, она такой возможности не даст. И пересечь проплешину бегом тоже не даст. Двести метров — для снайпера ее уровня идеальная дистанция.

«Птичка» негромко щелкнула два раза. И еще два, но это уже контроль. Она закинула снайперку на плечо и спокойно зашагала через поляну. Двое их было, всего двое, иначе никто не позволил бы ценному антиснайперу-специалисту проверять местность. Мастер-стрелок и его второй номер.

Они лежали в кустах без движения, забрала разбиты и в крови. Извините, ребята, не до красоты, дураков нет стрелять из «птички» по бронированному корпусу… опа. Не «Соколы Босфора». Остатки лиц — вполне европейские. И кто это бродит по горам Кавказа? «Морские котики»?!

— Началось, — хрипло сказал за ее спиной полковник. — Европейцы в бой пошли. Похоже, турок мы пережевали. Совсем немного осталось, продержаться бы…

Что-то крылось в его словах чрезвычайно важное, не подлежащее огласке, но ускользающее пока что от понимания. Она досадливо качнула головой и попробовала поднять антиснайперку. Тяжелая, зараза. Но для дела, которое она втайне запланировала — крайне необходимая. Родная «реактивка», конечно, лучше, но к ней осталось всего несколько выстрелов. И из ухоронки запас не пополнить, там только для «птички»…

— Унесете, товарищ полковник?

— Вот эту дуру? А надо?

— И автомат, — обрадовала она офицера. — И укладку с патронами. И сухпай.

— Сухпай не понесу! Здесь съем!

Полковник посмотрел на ее исхудавшее лицо и неловко поправился:

— … То есть съедим.

Она невольно ему посочувствовала. Крупный мужчина наверняка страдал от постоянного чувства голода. Не привык, у летно-подъемного прекрасное и, что важнее, регулярное питание. А спартаковцы, как волки, умели наедаться впрок и потом неделю шастать по горам с парой плиток НЗ в кармане «хамелеона». Она, например, пока что о еде не мечтала. Ну, посасывает в желудке, но силы есть и на ходу не качает, так что все в порядке.

Кроме оружия они забрали маскировочный комплект одного из убитых, и теперь полковник хотя бы не отсвечивал на фоне леса своей летной формой. Но все равно к ухоронке с ним идти было опасно, офицер по-прежнему тяжело дышал, громко топал и ничего не видел по сторонам. Саша Мечёв вышел им навстречу, посмотрел издалека и только покачал головой. Полковник его, естественно, не заметил. Ну, зато здоровенный лось, тащит гору оружия, потеет и матерится, но не отстает. И это при том, что еще ночью горел от высокой температуры. Она осмотрела напарника критически — и решила, что идти к ухоронке все же придется всем троим. Следовало оставить там лишнее оружие, а оно как раз на полковника навешано.

— Товарищ полковник, наберите дистанцию! — попросила она. — Мы пройдем вперед, осмотримся немного.

— Кто — мы? — не понял полковник.

— Ну, допустим, я, — сказал штурмовик намеренно громко.

Зита исподтишка показала ему кулак. Нашел время и место развлекаться! Полковник при резком звуке голоса дернулся к оружию и завертел головой, а потом явно разозлился — и на штурмовика, и на себя. Ей же его реакция в целом понравилась, после небольшого обучения получился бы вполне годный диверсант.

— Глупость Грека сделал, оставил станковый гранатомет в тайнике! — озабоченно сказал штурмовик, когда они отошли от полковника подальше. — Он же не диверсионный, а мотострелков, вполне может быть чипирован. И тогда нам у тайника устроят встречу. Я пробежался по округе, вроде тихо, но, сама понимаешь, скрытно ходить не одни мы обучены…

— А что не подсказали Александру, если глупость? — рассердилась она.

— Да по факту некому было. Катя погибла, Кунгур ночью трассу гонял, а Брюхан лишнего слова никогда не скажет…

А сам что молчал, если сообразил?

— Да я только что понял, что Сашка ошибся, — признался штурмовик. — Усталость накопилась, все начали ошибаться, по себе знаю. То не вижу ничего вокруг, то чудится всякая хрень. Кажется, что на меня смотрят, и всё тут! Я уж и уши потер, и пожевал…

Штурмовик вдруг замер, вскинул голову и разом превратился в хищного настороженного зверя. Даже ноздри шевелились, улавливая враждебные запахи, и прищуренные глаза на уродливом лице подозрительно скользили по зарослям впереди по ходу движения. Лицо парня с детства пересекал неаккуратный шрам — напоминание о не очень законном увлечении холодным оружием — и тем самым придавал ему еще большее сходство с волком, матерым и недоверчивым.

Она сама не поняла, как у нее в руке оказался пистолет. А потом штурмовик сделал невероятный кульбит: подпрыгнул, развернулся в воздухе, уперся в нее ногами и мощным толчком отправил ее в полет вниз по склону. А сам упал на спину туда, где она только что стояла. От чувства опасности зрение у нее рывком прояснилось, и еще в полете она четко разглядела, как вокруг парня задергалась трава от множественных попаданий пуль. И он — тоже… Потом она пробила спиной кустарник, рухнула на землю, перекатилась, освобождаясь от рюкзака — и на нее кинулась сверху фигура в лохматом наряде горных егерей. Она встретила ее выстрелом в упор. Егерь захрипел, навалился и начал выкручивать руку с пистолетом. Броник, на нем броник! И пальцы у него оказались словно стальные. Она завизжала от отчаяния, дернулась изо всех сил, сумела провернуться и выстрелила с другой руки нападающему в бок из траншейного пистолета. Егерь зарычал и усилил хватку. И начал подбираться к горлу. Да он что, бессмертный?! Она стреляла раз за разом, задыхалась под тяжестью мужского тела в броне и слышала словно сквозь вату, что Мечёв стреляет тоже…

Егерь отвалился в сторону, когда она уже решила, что всё, ей конец. Она кое-как села, нашарила пистолеты. Полковник со слепым остервенением бил егеря по голове трофейным автоматом и, похоже, от ярости потерял соображение. За его спиной на мгновение поднялась лохматая фигура — она тут же выстрелила с двух рук. Полковник опомнился, упал на землю… и наступила тишина. Враги или ушли, или кончились.

Пули изорвали тело Мечёва, искалечили до неузнаваемости. Он принял на себя всё — и свое, и Зиты, и теперь лежал в луже крови. Тем не менее он был еще жив. Хрипел пробитой грудью, захлебывался кровавой пеной — и тянулся, тянулся вверх. Словно хотел сообщить что-то чрезвычайно важное.

— Я слышу тебя, солдат, — сказал полковник дрогнувшим голосом. — Говори.

Парень невнятно захрипел, Зита не смогла разобрать ни слова. Но полковник понял.

— Я защищу ее, — сказал полковник твердо. — Слово офицера.

Парень медленно потянулся окровавленными пальцами к нагрудному карману. Она подумала, что за ампулой «Морфея», торопливо помогла расстегнуть клапан… Штурмовик достал левой, не перебитой рукой из кармана черный берет спартаковца и протянул полковнику. Офицер машинально принял окровавленный комок. В глаза ему свирепо оскалился белый волк…

Потом она долго сидела, прислонившись спиной к стволу ели, избитому пулями, и ветви кружились над ней медленным хороводом. В груди горело, глотать было больно — проклятый егерь чуть не свернул ей шею. Полковник шумел в кустах, потом вернулся и тяжело опустился рядом.

— Он застрелил троих, — сообщил полковник задумчиво. — Троих. По сути, мертвым стрелял. У вас все бойцы такие?

Она не ответила. Мечик… Мечик любил технику. С детства работал на универсальном манипуляторе, подменял больного отца. Когда увидел платформу абсолютной проходимости — не отодрать было. И если б не война, гонял бы он сейчас вездеход на плато Путорана и был бы счастлив…

— Месяц назад меня приложило на возвращении, — так же задумчиво сказал полковник. — Как посадил вертолет — не помню. Телеметрия утверждала — был без сознания. Вот такие дела. А он еще и стрелял. И попадал. Парень — герой, я бы таким сыном гордился.

Она переборола боль в горле, включила передачу и доложила — четко, сухо, бесстрастно:

— Саша, тайник засвечен. Попали в засаду. Мечёв погиб. Засада уничтожена. Уходим вниз.