Друиды

Глава семнадцатая

— Если тебе интересно, я за тебя не голосовала, — сказала Сулис.

— Да все нормально. Я бы тоже не стал за себя голосовать.

Она пришла ко мне с одним из вопросов, решение которых зависело от главного друида. Надо было выбрать: какие грибы использовать при окуривании больной головы для снятия боли. Одни грибы кончились, но годились другие. Сулис была целителем и травником, и сама решала, какое снадобье нужно больному, но любое изменение ритуала требовало одобрения главного друида.

Пока эти нескончаемые хлопоты не легли на мои плечи, я плохо понимал, сколько всего потребует от меня новое положение. Менуа как-то легко справлялся с этими вопросами. Но я-то носил звание главного друида только четыре ночи, и, кстати, ни в одну из этих ночей мне так и не удалось толком поспать. Да и поесть тоже. Проблемы возникали у всех. Я вдруг оказался всем нужен.

— Используй вот эти, — сказал я, показывая на почерневший сушеный гриб.

— Ты думаешь? Я бы предпочла...

Если не настоять на своем сейчас, подумал я, особенно с этой женщиной, авторитета у меня не будет никогда.

— Ты будешь пользоваться этими, — я попытался сказать это таким тоном, каким говорил Менуа, а потом повернулся и ушел. Женщина не станет спорить, если спорить не с кем.

Я ходил по селению, отвечал на вопросы, высказывал мнение, давал советы. И везде слышал за плечом осторожные шепотки. Приходилось делать вид, что меня это не касается. Конечно, люди дивились моему возрасту, никак не соответствовавшему положению, которое я занял. Но по большей части судачили насчет Лакуту.

Я понимал Сулис. Она ценила свою независимость не столько ради своих целительных сил, сколько ради своего звания. Как целительница, она обладала всеми правами друида; а будь она женой, пришлось бы подчиняться мужчине. Сулис не желала подчиняться никому. Я предвидел, что для главного друида она тоже не собирается делать исключение. Интересно, как Менуа с ней справлялся? Но таков уж был дух Сулис.

А вот дух Лакуту оставался для меня загадкой, хотя и не казался сложным. Или виноват языковый барьер? Она стремилась удовлетворить любые мои потребности, кроме потребности в общении. Казалось, она оставила себе только язык тела. Пригласи я гостей в дом, она танцевала бы для них, но разговаривать — ни за что. Я не приглашал гостей.

Главного друида ничто не должно смущать, но я еще не дорос до такого состояния. Лакуту меня смущала. По-моему, она даже не догадывалась, что спит теперь с главным друидом. Да и какая ей разница? Я твердо обещал себе, что как только выпадет свободное время, займусь решением этой проблемы. Правда, как ее решать, я понятия не имел. Менуа учил меня решать проблемы племени, о моих собственных разговор у нас не заходил.

Солнце давно зашло, когда я, наконец, смог вернуться домой. Горящий очаг и горячая еда ждали меня; Лакуту поддерживала огонь и как-то незаметно заменила Дамону в части приготовления пищи. Дамона пару раз удивленно поднимала брови, но мне ничего не сказала. Когда я вошел, Лакуту сидела у моей постели. Она посмотрела на меня большими влажными глазами, застенчиво улыбнулась и стала поправлять тюфяк. Ни слова приветствия от нее я так ни разу и не услышал.

Возможно, думал я, она просто не хочет говорить, стараясь сохранить хотя бы видимость независимости. Я слишком устал, чтобы есть. С блаженным стоном я повалился на постель, пахнущую свежими сосновыми ветками, и прикрыл глаза. Тут же скрипнула дверь. Надо научить Лакуту смазывать петли растопленным жиром...

— Айнвар?

Я вздохнул.

— Заходи, Тарвос.

Воин взял привычку заглядывать ко мне каждый вечер, узнавать, не надо ли мне чего-нибудь. Сан главного друида вовсе не требовал держать при себе воина на посылках, но, с другой стороны, главные друиды не держали и рабынь на ложе. Традиции рушились, но хорошо это или плохо, я пока не знал.

Тарвос вошел и первым делом заглянул в кастрюлю. Поискал глазами, взял плошку и положил себе еды. Потом уселся у огня, скрестив ноги.

— Может, я могу что-то сделать для тебя? — спросил он, насыщаясь.

— Нет. То есть да... — после целого дня забот говорить было лень. Образы мелькали за опущенными веками... Сулис. Лакуту... Неожиданно для самого себя я спросил: — Тарвос, ты видел новую женщину Крома Дарала после того, как мы вернулись?

Воин усмехнулся.

— Это ту, которая тебя ждала?

Я приподнялся на локте.

— И ты знаешь?..

— Да все знают. Говорят, она устроила дикий скандал, когда услышала, что ты собираешься стать друидом. Орала, бросалась вещами. Наши беспокоились. Нехорошо, когда племя не может подобрать пленной женщине благородного происхождения какой-нибудь дом. Пойдут разговоры, что мы плохо обращаемся с пленницами...

— Но ведь ее взял Кром Дарал.

— Ну, взял. Жаль его. Что это за женщина, которая кричит все время? — Внимание Тарвоса полностью сосредоточилось на тушеном мясе.

— Но ты видел ее?

— Почем я знаю? Я даже не представляю, как она выглядит. Но слышать слышал, конечно. Он все время хвастается.

Я сел на постели.

— Чем хвастается? Кто? — не понял я.

— А она с сюрпризом оказалась. Помнишь слепого мальца, который вечно удирает от матери? Так вот, на праздник урожая он сослепу налетел на нее. Она его на руки взяла, а когда поняла, что он незрячий, стала плакать. Слезы попали ему в глаза, и что ты думаешь? На следующий день он прозрел! Может, и не совсем, но хотя бы свет видит, говорят, даже лица теперь различает.

— Стой! Ты о Бриге говоришь?

— Ну да, Брига из секванов, женщина Крома Дарала. Целительница настолько обалдела, что тут же предложила взять ее в ученицы, да только эта Брига заявила, что не хочет иметь дела с друидами. А Кром хвастается. Да он больше ни на что и не годится. Только хвастать.

Тарвос встал, потянулся и положил себе еще кусочек мяса. Задумчиво прожевал и, смахнув жир с бороды, задумчиво сказал:

— Что это она с ним делает? Но мясо у нее получается вкуснее, чем у Дамоны. — Он не торопясь закусил хлебом, опростал миску с творогом, отдал должное меду с орехами, запил тремя чашками вина, сыто рыгнул и, отдуваясь, произнес нарочито небрежно: — Ну, если я тебе больше не нужен, пойду, пожалуй.

— Да, еды больше нет, — рассеянно ответил я. — Если ты об этом, конечно...

— Может, передать кому что?

— Нет. Хотя... нет, это завтра. Я сам.

— Ладно. Зови, если что. — Тарвос пригнулся и, наконец, оставил нас с Лакуту.

Утром я вышел за порог, чтобы приветствовать солнце гимном. Однако с неба сыпался проливной дождь. Гимн я все равно спел. В соседних домах мне робко подпевали, но никто даже не выглянул. Никому не хотелось вылезать из теплого дома в зимний сумрак. Закончив гимн, я отправился искать Сулис. Надо было обсудить услышанное от Тарвоса. Человека с таким даром, как у Бриги, нельзя было упускать. Надо поговорить с ней. Ради племени, сказал я себе.

Будучи незамужней женщиной, целительница все еще жила в доме своего отца. Когда я подходил к домику с одной стороны, я увидел, как ее брат, Гобан Саор, идет с другой.

— Хо, Айнвар! — крикнул он и помахал рукой. Потом спохватился и смущенно замолчал.

Когда я подошел ближе, он сказал:

— Извини, я не привык думать о тебе как о главном друиде. — Его тон стал до невозможности почтительным.

— Я тоже, — признался я с улыбкой. — Ну и что это меняет? Мы же с тобой друзьями были, друзьями останемся.

Он заметно расслабился.

— Я думал, ты на меня сердишься...

— Да с какой стати?

— Ну как же! Ты же перед уходом просил меня сделать подарок для кого-то...

Память рывком вернулась ко мне.

— Поздно, Гобан. Того, кому предназначался подарок, уже нет, — тихо сказал я.

— О-о! Это жаль. А я, видишь ли, так долго провозился... нужно было найти подходящий камень, и дальше все оказалось не так просто. Камень ожил и сам выбрал, какую форму ему принять. Но все равно я хотел показать тебе, что получилось. Я закончил, Айнвар, и даже если он тебе больше не нужен, посмотреть-то ты можешь. А уж потом я начну шлифовать.

— Конечно, я хочу посмотреть! Показывай.

Он привел меня в свою мастерскую. Там, среди множества других вещей, вышедших из рук моего друга, стояло нечто, закутанное в кожу. Ростом оно было мне по пояс. Гобан с гордым видом снял покрывало. На меня слепыми каменными глазами смотрел Двуликий. Оба лица отличались от моего первого видения, да и от второго тоже. Здесь передо мной предстал третий вариант: намеренно упрощенный, загадочный лик, словно вобравший в себя характерные черты кельтского народа, неуловимо напоминавшие суровые черты лица Менуа. Изваяние разительно отличалось от совершенных, но бездушных скульптур римских божеств. Под руками Гобана Саора камень действительно ожил.

— Это то, что ты хотел? — робко спросил мастер. Человек с мощным телом, гораздо сильнее меня, уступавший разве что Верцингеториксу, Гобан Саор в обращении всегда оставался удивительно мягким, словно стеснявшимся собственной силы. Вот такая двойственная натура...

Не отрываясь, я смотрел на изваяние. Оно вызывало во мне ощущение силы и тревоги. Я не уловил момента, когда почувствовал, как в животе у меня начинает разворачиваться змея страха. Попытка воплотить в жизнь видение Иного мира была непростительной ошибкой. Мастер, сам того не подозревая, сумел отразить в камне нечто нездешнее. И долго оно там не пробудет...

Гобан Саор с тревогой смотрел на меня.

— Нет, Айнвар, не то? — беспокойно спросил он. — Может, я не так понял тебя, но я старался...

— Нет, Гобан, именно то. Даже слишком! — поспешно ответил я. — Знаешь что? Прикрой это, ладно?

Озадаченный, он исполнил мою просьбу.

— И что с ним теперь делать?

— Я обещал тебе за работу кольцо моего отца; Тарвос принесет его до заката. Но изваяние останется здесь, и ты не будешь снимать с него покрывало. Не показывай никому, не трогай больше, и шлифовать не надо.

Наверное, Гобан обиделся. Он приготовился защищать свое творение, спорить, отстаивать свою правоту, но я чуть ли не впервые воспользовался силой главного друида и властно взглянул ему в глаза. Гобан Саор опустил взгляд.

— Хорошо. Как скажешь...

Не стоило даже пытаться объяснить ему, что явилось мне в изваянии. Он творил в порыве вдохновения, и никакой его вины здесь не было.

Я оставил Гобана в мастерской и отправился поговорить с Сулис, но перед глазами у меня все еще стояло изваяние, словно ожидавшее чего-то, возможно, какого-то определенного времени...

Когда-то я мог войти в любой дом в форте без церемоний, но теперь-то многое изменилось. Я неожиданно появился в дверях дома и тем сильно смутил старую мать Сулис. Она непроизвольно вскинула ладонь ко рту, закашлялась, суетливо огляделась и забормотала извинения, дескать, она мигом приготовит вино и медовые коврижки, а то как же без угощения... В результате я смутился больше нее. Спасла меня Сулис.

— Мама, главный друид пришел по делу. Нам надо поговорить, не хлопочи с угощением.— Она вопросительно посмотрела на меня.

Я с благодарностью взял ее под локоть и вывел из дома. Дождь и ветер немного стихли, так что мы, в наших плащах, вполне могли поговорить и тут.

— Расскажи, что ты знаешь о Бриге, женщине из секванов, и о том, что там у нее произошло со слепым ребенком, пока меня не было.

Сулис по сути повторила рассказ Тарвоса, добавив несколько деталей. В заключение она сказала:

— Я долго ее уговаривала, ты же понимаешь. Но Брига уперлась и — ни в какую! Забилась в дом Крома Дарала, и с тех пор носа наружу не высовывает. Разве что припрет уж очень.

— Ты полагаешь, она счастлива с Кромом Даралом? — Я спросил прежде, чем успел подумать. Впрочем, хотя я и главный друид, но всего знать не могу.

— Подожди, Айнвар! Ты вообще о чем спрашиваешь? — Голос Сулис будто пропитался ядом. — Тебя интересует эта женщина, хотя у тебя уже есть рабыня для постельных утех?

Вот уж не думал, что Сулис знакома ревность! Она же друид. Но в душе пришлось признать, что ревность не миновала и меня, когда я думал о Кроме и Бриге.

— Так. А тебе-то что за дело до моего интереса к женщинам? — Похоже, мой вопрос поставил ее в тупик, и мне это доставило мне удовольствие. — Насколько я помню, ты когда-то отказалась стать моей женой?

— Это случилось давно, — она поджала губы.

— То есть до того, как я стал главным друидом?

Сулис мучительно покраснела. Сеточка маленьких морщинок возле глаз побелела, выдавая возраст. В то же время этот признак приближающейся старости отозвался в моей душе нежным сожалением, и я укорил себя за напрасную раздражительность.

— Извини. Я был не прав, — смущенно произнес я.

Она пришла в ужас.

— Главный друид никогда не извиняется!

— Э-э, я, кажется, делаю многое из того, чего никогда не делают главные друиды. — Хотел добавить: «Возможно, я слишком молод для этой должности», но сдержался. «Не стоит на каждом углу толковать о своих недостатках, — укорил меня внутренний голос. — Достаточно ошибки с извинением». Когда-то мне нравилась сознавать свою особенность, отличие от всех, но только до тех пор, пока обстоятельства не выбросили меня за рамки привычного, до тех пор, пока я не понял — пути назад нет.

— Давай-ка вернемся к этой женщине из секванов, — миролюбиво предложил я. — Тут важен ее дар... если он есть, конечно. — Теперь я перешел на официальный тон, которым обычно пользовался Менуа.

Несколько мгновений длился наш молчаливый поединок. Но уж если я превозмог волю Верцингеторикса, у Сулис против меня не было шансов. Cнова пошел дождь, похолодало. Сулис опустила голову.

— Что именно ты хотел узнать? — скучным голосом спросила она. Я тут же пожалел о своей маленькой победе, но дела важнее.

— Я сам поговорю с ней, Сулис. Я хочу, чтобы она осознала свой дар. Она сильно обижена на Орден, с этим еще придется повозиться, но ты же видишь, как нас мало. Тут важен каждый, кого удастся заполучить. Если мы сможем привлечь ее на сторону Ордена, у нас появится сильный целитель, не сразу, конечно. Я хочу, чтобы ты занялась ее обучением.

— Но захочет ли Кром Дарал?

— Они пока не женаты, а до Белтейна еще пять лун. У нас есть время. Она свободна в своих решениях, может уйти, когда захочет.

— А где она будет жить? — Губы Сулиса опять поджались, а в голосе проскользнули сварливые нотки.

— Она будет жить у тебя. И это будет так, — закончил я.

— Главный друид сказал. — Она отвернулась и ушла в дом.

Ледяной дождь стекал мне за шиворот. Я накинул капюшон.

Дверь Крома Дарала оказалась плотно закрыта. Я постучал жезлом, потом постучал еще раз. Ответа не получил. Но дым просачивался из середины соломенной крыши. Тогда я пнул дверь ногой. Она распахнулась. За ней стояла Брига. В руках она держала вилку с куском мяса. Я успел забыть, какая она маленькая, но стоило увидеть ее, и руки тут же вспомнили тепло ее легонького тела. Светлые волосы она убрала в кольцо кос на голове. Несколько прядей выбились и прильнули к ее потным щекам. Она, видно, возилась у очага. Я слышал, как шипит и плюется жиром мясо на сковороде.

Брига узнала меня, глаза ее расширились. Я испугался, что сейчас она захлопнет дверь у меня перед носом, и поспешно шагнул внутрь. Больше всего она поминала олененка, удивленно обернувшегося в лесу.

— Ты, — с трудом вымолвила она. Слово прозвучало как обвинение.

— Не буду отрицать. — Я кивнул.

Взгляд Бриги застыл на моем капюшоне. Я откинул его на спину, но она последовала за ним взглядом и наши глаза не встретились.

— Ты главный друид, — сказала она.

— И что теперь?

Наконец она посмотрела прямо мне в лицо.

— Я думала, что ты добрый, — сказала она с сожалением, словно о каком-то далеком прошлом. Она начала отворачиваться от меня, но я схватил ее за плечи и обнял.

— Брига, я главный друид, но не чудовище. Друиды не звери. Мы заботимся о племени, неужели непонятно? И ты когда-то знала об этом. Неужто смерть брата настолько ослепила тебя?

Она не успела ответить. Кто-то вошел в дом. Я повернулся и встретил горящие ненавистью глаза Крома Дарала.

— Что тебе здесь нужно? — хрипло спросил он, сжав кулаки.

Я не позволил голосу дрогнуть. Одна моя рука все еще лежала на плече Бриги, и я мимоходом отметил, что она не стала отстраняться.

— Я здесь по долгу главного друида. Говорят, дух этой женщины обладает даром. Если это так, она нужна нам.

— Она не из нашего племени, — ответил он, показывая отменную быстроту мысли. — Во всяком случае, пока я не женюсь на ней. А я никогда не позволю ей войти в Орден, который ты возглавляешь.

— К какому бы племени она не принадлежала, ей позволено учиться в Священной Роше карнутов. Так решил главный друид. — Я говорил ровным тяжелым голосом. — Может статься, никакого дара у нее нет, но мы обязаны убедиться. Дадим ей шанс.

— Почему бы тебе не спросить ее, сама-то она хочет этого? — Кром смотрел не на меня, а на Бригу. — И пока не получил ответа, убери от нее руки, — добавил он. — Теперь скажи ему, Брига. Скажи ему, чего ты хочешь. — Он сверлил ее взглядом, словно хотел прожечь в ней дыру.

Внезапно я подумал, а не бьет ли он ее? Может, она живет с ним из страха?

— Оставь нас, Кром Дарал, — приказал я. Вряд ли он ослушается главного друида, но твердой уверенности у меня не было. — Если она скажет мне наедине, что хочет остаться с тобой, я ей поверю, но при этом не хочу, чтобы ты стоял у нее над душой и пытался навязать ей свою волю.

— Ха! — как-то безрадостно усмехнулся он. — Я не пытаюсь ей ничего навязывать. Она не меня боится. Она тебя боится, и всего твоего друидского. Зря ты пришел сюда, Айнвар. Можешь уходить.

— Я уйду, когда сочту нужным. Пока выйдешь ты! — Я повелительно указал на дверь.

Злобная усмешка искривила его губы.

— Как скажешь, Айнвар, как скажешь. Думаю, тебя ждет разочарование. — Он повернулся и вышел из дома, надменно закинув голову и насвистывая сквозь зубы.

Я закрыл за собой дверь, словно отгораживаясь от ненастного дня и от злого человека.

— А теперь, Брига, скажи мне: готова ли ты пойти к нашему целителю? Сначала, чтобы проверить, действительно ли у тебя есть дар, а потом, если так и окажется, учиться и развивать его? Пойми, целители не приносят жертв, они помогают людям, спасают жизни, облегчают страдания.

— Кром Дарал страдает, — неожиданно, к моему огромному удивлению, сказала она.

— О чем ты говоришь?

— Его спина. С каждой зимой ему становится все хуже. Скоро он уже не сможет бегать вместе с воинами. Он боится, что с ним будет дальше. Он ведь тоже нуждается в помощи. Мне его оставить?

Однажды я уже слышал от нее этот вопрос: «Ты тоже меня оставишь?» Воспоминание отдалось болью в сердце. Очень хотелось обнять ее, как тогда. Жалость — одна из самых крепких цепей на свете, подумалось мне. Но если она так переживает за него, значит, обладает таким щедрым сердцем, что не может выносить ничьих страданий. Да таких людей по пальцам перечесть!

— Если ты владеешь даром, учись, и сможешь со временем помочь ему, — предложил я.

— Ваша Сулис уже смотрела его. Она ничем не помогла, хотя заставляла его ходить по звездным дорогам.

— Ты можешь оказаться сильнее Сулис. Ты можешь оказаться сокровищем. Подумай об этом, Брига.

Она гордо задрала свой маленький подбородок.

— У меня с друидами не будет ничего общего! Я поклялась ненавидеть их вечно.

— «Вечно» — это очень долго, — мягко сказал я. Во мне всколыхнулось воспоминание... не мое, и вдруг открылось знание, которого во мне не было. — Да, бывают такие чувства, которые длятся вечно, — проговорил я задумчиво. — Но ненависть изнашивается быстро, для этого хватает одной жизни.

— О каких чувствах ты говоришь? — прошептала она тем мягким, хриплым голосом, который я никогда не забывал.

— О тех, которые скрепляют этот мир, — ответил я.

А потом задумался, откуда пришли ко мне неизвестные слова.