Друиды

Глава тридцать пятая

— О, ну иди же, иди ко мне, маленький человечек! — Онуава распахнула объятия, а римлянин впал в оцепенение и глазел на нее, забыв о том, насколько ненадежна его опора.

— Ну же! Иди! Вот твоя награда! — Онуава соблазнительно колыхнула грудью, отбросив за спину свою роскошную гриву, и тут же швырнула тяжелый камень прямо в лицо римскому воину. Он отшатнулся, потерял равновесие и исчез в свалке, кипевшей внизу.

У Онуавы нашлись подражательницы. Сразу несколько женщин на стенах стали выкрикивать самые соблазнительные предложения римским воинам, взбиравшимся на стену, а когда они срывались вниз под коварными ударами, смехом провожать их падения. Даже дети искали, что бы такое бросить во врага.

Положение римлян становилось все более безнадежным. По сигналу Рикса из боковых ворот крепости выскочили галлы. Они окружили римских солдат и теперь примеривались, как бы половчее покончить с ними. Один центурион повел своих солдат на штурм главных ворот, но Риск сразу же сбил его лошадью, и никакого штурма не получилось вовсе. Люди центуриона бросились бежать. Их нервы просто не выдержали.

Мы разбили врага о стены Герговии.

Только теперь в смолкающем грохоте сражения стали слышны римские трубы, отчаянно призывающие легионеров к отступлению. И римляне, наконец, услышали их. Оставшиеся в живых развернулись и побежали вниз по склону. А мы стояли на крепостных валах и подбадривали их, словно зрители на петушиных боях. Вскоре все поглотили сумерки.

Семьсот римлян пали в тот день под стенами Герговии. Среди них оказались и сорок шесть центурионов, составлявших костяк армии Цезаря. На моих глазах Верцингеторикс сам убил двоих из них.

Мне было интересно, что Цезарь скажет римлянам, потерявшим контроль над собой и ослушавшимся приказа.

— Подумай, — говорил я Риксу, когда мы с ним обсуждали план сражения, — люди могут забыть о самой строгой дисциплине, если поманить их как следует. Это поможет нам, но только в том случае, если ты сможешь сохранить контроль над своими людьми.

— Смогу, — решительно ответил он. И смог.

На равнине римляне остановились, кое-как выстраивая в боевые порядки то, что осталось от нападавших, но мы не собирались их преследовать. Быстро темнело, и все понимали, что бой закончен, и за кем осталась победа.

На следующее утро Рикс послал конницу на вылазку. Римляне с трудом отбили атаку. А потом еще одну. Но после этого они сняли лагерь и ушли.

Литавикк пришел к нам сразу после боя.

— Позволь мне принять выживших всадников эдуев, — просил он Рикса. — Они ушли от римлян и готовы сражаться под моим знаменем. Я хочу отправить их домой. Для восстания это будет очень полезно.

Некоторые из князей резко возражали. Они считали, что здесь от эдуев будет больше пользы. Но Рикс решил по-своему. Он позволил Литавикку уйти и увести всадников.

— Важнее лишить Цезаря поддержки эдуев, — сказал он.

Празднование победы растянулось на несколько дней и ночей. У каждого нашлось, что рассказать об эпизодах сражения. Даже Ханес не мог запомнить всех бесчисленных деталей. Люди восхищались Онуавой. Все повторяли без конца, что вот так и должна действовать жена вождя. А Онуава не отходила от меня. Она то и дело наполняла мою чашу вином, а перед рассветом по собственной инициативе растерла мне затекшую шею. Ее пальцы при этом нежно скользнули по моим волосам.

— Такая умная голова, — ворковала она у меня за спиной. — Столько мыслей... и все такие заковыристые... Ты видишь столько тропинок, незаметных остальным... Наверное, интересно по ним прогуливаться? А, Айнвар? Скажи: интересно?

— Скорее — утомительно, — ответил я, стараясь сосредоточиться на важном разговоре между Риксом и князем габалов. Речь шла об охране южных перевалов.

— Да? Мысли утомляют? — удивилась Онуава, садясь рядом со мной на лавку и прижимаясь ко мне крутым бедром.

Я поднял глаза и поймал пристальный взгляд Верцингеторикса. Он смотрел на нас с полуулыбкой. Я улыбнулся в ответ и демонстративно обнял Онуаву. Подумаешь! Бывает, победа пьянит сильнее вина. Рикс едва заметно кивнул и отвернулся.

А его жена все теснее прижималась ко мне.

— Знаешь, люди много говорят о тебе, — грудным голосом произнесла она. — Недоумевают. Как это: друид, а идет с воинами? Муж следует твоим советам, Айнвар?

— Он — мой друг, — строго сказал я. — Поэтому мы вместе. Король арвернов сам принимает решения. Он — прекрасный полководец!

Мне удалось ее обмануть.

— Конечно. Последнее слово всегда за ним. Но я знаю своего мужа. — Она ненадолго задумалась. — Он — отважный воин, но он не умеет хитрить. Обычно он прям, как ствол дерева. Но некоторые из самых успешных его решений в последнее время совсем не просты. Такие могут исходить только от изощренного ума. И я думаю, что это твой ум. Скажешь, я не права?

Так. Надо подумать, стоит ли признавать эту ее правоту? В доме короля стало очень жарко. Да и вина выпито немало. Почему бы и не похвастаться перед этой роскошной женщиной с такими опытными глазами и с такой блудливой улыбкой? Да ей и не надо ничего говорить, она обо всем догадалась сама. И не только она. Многие, наверное, уже сообразили, что я — главный советник Рикса, его единственный советник.

Но на этот раз мой мозг все же опередил мой язык. Я не успел открыть рот, а голова уже предупредила: оставь всю славу Риксу. Пусть барды поют о его мудрых решениях. Друиды не нуждаются в похвале за то, что всего лишь исполняют волю Источника.

В результате я ответил Онуаве самой неопределенной улыбкой.

— А ты не думаешь, что твой муж коварнее и хитрее, чем кажется? Знаешь, когда живешь с человеком, часто его недооцениваешь. Это не то, что незнакомый человек. Незнакомца легче переоценить.

Мне показалось, что она еще раз тщательно измерила меня.

— Нет, Айнвар, я тебя не переоцениваю. Но мне надо знать наверняка. А для этого мне надо узнать тебя поближе.

— Вряд ли нам хватит времени, — предположил я.

— Почему? Считаешь, что война окончена? — Ее пальцы все еще нежно не то растирали, не то ласкали мою шею.

— Нет. — Вот тут можно было не лукавить. — Это всего лишь небольшая передышка. Разведчики доносят, что Цезарь ушел к эдуям. Ему очень нужно это племя. Но задача у него не из простых. Он окажется между главным судьей и нашим другом Литавикком. Какое-то время он будет занят. Но он вернется, Онуава; уверяю тебя, он не отказался от планов завоевать Галлию.

— А ты? У тебя какие планы? Вернешься домой, пока Цезарь в отлучке?

Хорошо бы вернуться домой! Но путь долгий. А скоро Бельтейн. Если не попаду на праздник в этом году, придется ждать до следующего, чтобы потанцевать вокруг дерева с с Лакуту. Но уж в следующем году наверняка потанцую, пообещал я себе. Вот победим Цезаря, прогоним его из Галлии, и потанцуем! Онуава еще теснее прижалась ко мне и вновь наполнила мою чашу.

Король нитиброгов, тот самый, что бежал от римлян полуголым и на хромой лошади, вскочил на ближайший стол и громко крикнул: «Я свободен!» Он был сильно пьян и не скрывал своего ликования. «Мы все свободны! И земля пьет римскую кровь!» — ревел он раненым вепрем. Его клич подхватили остальные, топая ногами, бряцая оружием и стуча чашами по столам. Все, кроме меня. Слова короля о римской крови на земле мгновенно отрезвили меня, словно кувшин ледяной воды, вылитой на голову.

Остаток ночи, пока другие праздновали, я тихо сидел и думал, как и должен думать друид. Онуава подождала, а потом отошла от меня, чтобы поискать более интересного собеседника. Я едва заметил ее уход. Как же мне не пришло это в голову раньше? После первой же битвы в свободной Галлии против Гая Цезаря? Я же друид. Я знаю силу крови.

При первых проблесках рассвета я покинул королевский дом. Праздник позади меня продолжался. Я приказал стражу открыть ворота и отправился петь гимн солнцу.

Мои опасения полностью подтвердились. За стенами Герговии земля изменилась. Здесь шли наиболее ожесточенные схватки. Римляне унесли своих мертвецов, но крови было столько, что еще не вся она впиталась в землю. Жертва. Кровь римлян щедро оросила галльскую почву. Искупительная жертва?

Земля — богиня, она не сентиментальна. Получая должное, она не спрашивает имя жертвы. Цезарь готов пожертвовать сотни тысяч жизней, он заплатит их кровью за Галлию. Способна ли его жертва перевесить нашу? Будет ли принята римская кровь в Потустороннем мире?

Я вернулся в Герговию и разыскал Секумоса. На этот раз он был мне нужнее, чем Рикс. Время милосердно обошлось с главным друидом арвернов. Волосы оставались такими же темными, как прежде, тело и руки — сохраняли гибкость и силу. О прожитых годах говорили лишь глаза — в них читалась мудрость. Интересно, каким он видел меня? Я рассказал ему о своих опасениях.

— Нам нужно разработать ритуал, чтобы свести на нет влияние всей этой римской крови, — сказал я.

Секумос пережил много зим, намного больше, чем я. Но я был Хранителем Рощи. И не удивился, когда главный друид арвернов совершенно спокойно и убежденно сказал:

— Ты отнял у Цезаря эдуев, Айнвар; ты разработаешь нужный ритуал. Потусторонний ведет тебя, он подскажет, что сделать. — При этом он смотрел на меня так, как воины Рикса смотрели на своего вождя после победы в Герговии. Бремя веры может быть очень тяжелым.

Вскоре после полудня до нас дошли вести об ожесточенных боях на землях паризиев. Четыре легиона, отправленные Цезарем на север, атаковали укрепление паризиев на острове, посреди русла Секваны. Узнав о поражении Цезаря и восстании эдуев, соседние племена во главе со свирепыми белловаками восстали против римлян.

Мы с Секумосом отправились в священную рощу арвернов. Там, среди деревьев я дал своему духу полную свободу и попытался достичь Иного Мира. Но мои босые ноги касались не той земли, которую я знал. Деревья наблюдали за мной, но ни одно не прошелестело моего имени. Нет. Надо возвращаться в свою Рощу.

Но я не мог обмануть ожиданий Секумоса. Вера тоже магия, ее силой ни в коем случае нельзя пренебрегать, поэтому я послал за местным мастером жертв. На роль жертвенных животных были назначены коровы, красные петухи и одна из африканских кобыл Рикса, хотя он был очень этим недоволен. Мы пели, призывая Источник.

В крепости события развивались, как я и ожидал. После победы паризии настойчиво требовали у Рикса отпустить их домой, защитить свое племя. В этом не было ничего удивительного: каждое племя думало прежде всего о своих интересах. Угроза взрыва, вновь разбросающего племена по своим землям, тлела в нашей армии, не затухая.

Но и на этот раз Риксу удалось удержать своих воинов. Он собрал людей и произнес перед ними большую речь, воздав должное доблести своей армии, потом сосредоточился на неожиданном для кельтов качестве, без которого победа становилась сомнительной.

— Вы сумели победить себя и принять дисциплину, — кричал Верцингеторикс. — Вы сумели сохранить спокойствие и порядок, заманивая римлян в ловушку. Теперь они попробуют проделать то же самое с нами, но мы их перехитрим. Ответьте мне: какая польза для паризиев, если они сейчас уйдут домой? Как бы быстро они не двигались, к тому времени, когда они доберутся до берегов Секваны, все сражения давно закончатся. Дайте себе труд подумать, не поддавайтесь мгновенным настроениям! Сумейте обуздать свой характер, как всадник обуздывает норовистую лошадь. Скоро нам снова предстоит битва с Цезарем! Не с его командирами, а именно с самим Цезарем. Вы должны оставаться со мной, если хотите победить в битве за свободную Галлию! Какие бы победы мы не одержали, главная победа — впереди, когда на поле боя сойдутся Гай Цезарь и Царь Воинов!

Поначалу я удивился, услышав от него такое свое официальное прозвание, но потом понял, что с воинами следовало говорить именно так. Он опять сумел воодушевить их. Они опять кричали до хрипоты и колотили копьями о щиты. Даже после того, как узнали о победе Цезаря на севере, они не потеряли веру в Верцингеторикса.

— Он великолепен! — восхищался Ханес. — Он может сделать что угодно!

Разделавшись с паризиями, Цезарь приказал четырем легионам прибыть в постоянный лагерь на земле лингонов. Им надлежало пополнить запасы продовольствия и оружия, после чего идти на соединение с главнокомандующим в земли сенонов.

Восстание эдуев оказалось очень серьезным. По возвращении на родину Литавикк был встречен в Бибракте, главной крепости эдуев, как герой. Главный судья племени назвал его братом. Приказав легионам ждать в лагере в полной готовности, Цезарь занялся дипломатией, пытаясь восстановить отношения с князьями эдуев, но они решительно отвергли эти попытки. Эдуи грабили римские поселения на своих землях, и очень скоро вошли во вкус: еще бы! замечательные римские товары доставались им даром. Наша победа в Герговии воодушевила их, поэтому они не захотели говорить с посланцами Цезаря. Но он пока не оставлял надежды договориться с эдуями миром, и не спешил нападать. Ему очень нужны были припасы, и он опасался, как бы эдуи не начали уничтожать провиант, как уже случалось в других землях. Цезарю предстояло выбрать из двух вариантов: он мог уйти в Провинцию или пойти на север. Он выбрал второй. Во главе четырех легионов он пошел к сенонам.

Тут же в нашей армии поднялся стон: сеноны требовали либо отпустить их, либо двинуться навсречу римлянам и защитить их племя.

Ночью Рикс собрал в своем доме совет. Он задумчиво посматривал на князей сенонов и напряженно думал. Повинуясь его незаметному кивку, я подошел.

— Прибыл гонец из Бибракте, — тихо сказал он мне. — Эдуи клянутся в верности нашему союзу и зовут приехать, чтобы выработать план изгнания Цезаря из Галлии.

— Эдуи предлагают помощь? Мне казалось, что ты на это и надеялся?

— Так-то оно так, но... не доверяю я эдуям.

— Может быть, дело в том, что ваши племена издавна враждовали? Но ты же лучше других знаешь, что пока жива межплеменная вражда, Галлия не станет свободной! Ты же сам говоришь об этом людям чуть ли не каждый день!

— Советы давать куда проще, чем исполнять их, — проворчал Рикс. — Ладно, делать нечего. Пойдем в Бибракте.

Я ощутил слабую дрожь в голове. Обычно так давала о себе знать интуиция.

— Подожди. Мне нужно время, сходить в рощу, прочесть знаки и знамения...

— Нет, Айнвар, — он выпятил челюсть. — Если я что-то решаю, то действую сразу. Обойдемся без твоей магии. Мы идем. Мы победили Цезаря однажды; сейчас самое время нанести ему окончательное поражение. Он ведь обычно так и поступает? Не правда ли? Как только враг бежит, он преследует его и безжалостно уничтожает!

Да, это так, мысленно согласился я. Это римский образ действий. Но мы-то всегда действовали иначе. Что-то внутри не давало мне покоя.

Вечером, перед тем как наша армия собиралась уходить из Герговии, я расхаживал под стеной наедине со звездами и собственными мыслями. Здесь меня нашла Онуава. Я еще раз подумал: какая же она большая женщина! Мы с ней были одного роста.

— Хочешь просить защиты для своего мужа? — спросил я, все еще пребывая в размышлениях. — Это я уже сделал...

— Нет. Я здесь не для этого, — прервала она меня. — Не останавливайся, продолжай прохаживаться. Я хочу поговорить с тобой... о себе.

Неподалеку горели несколько факелов. Воины собирали, считали и складывали римское оружие. С дротиков они снимали наконечники, а разбитые древки бросали в огонь. Иногда они начинали спорить, кому достанется какой-нибудь особый меч или копье.

Онуава решительно подошла к ним. Мужчины остановили работу и уставились на жену короля. Она с улыбкой оглядела их и повернулась ко мне.

— Видишь, как смотрят на меня мужчины? — Она не спрашивала, она утверждала. — А ты что скажешь?

Я ответил невразумительным бормотанием.

— Я тебе нравлюсь, Айнвар?

И на этот вопрос у меня не нашлось внятного ответа.

— Думаешь, я обычная женщина, так? Большая такая отзывчивая женщина, которая любит мужчин, хорошо поесть и, скорее всего, храпит по ночам?

В общем-то, она угадала, и от этого мне почему-то стало неловко.

Онуава рассмеялась.

— Да, мужчины мне нравятся. И хорошая еда тоже. Но никто еще не жаловался на мой храп. И я не такая уж обычная. Моей голове, конечно, далеко до вас, друидов, но я прислушиваюсь ко всему, что творится вокруг, и я думаю. Я внимательна к людям. Я наблюдала за тобой ночью после битвы. Сначала ты праздновал вместе с другими, а потом вдруг задумался. У тебя стало такое лицо... Как будто изнутри тебя поднялась тьма. Ты перестал обращать на меня внимание, но меня не это беспокоило. Куда важнее мне показалось твое выражение. Ты же думал: победит ли Цезарь? А может быть, ты знал, что он победит?

— Откуда я мог это знать? — раздраженно ответил я. Ей все-таки удалось меня разговорить и даже вывести из равновесия. Пожалуй, она действительно необычная женщина. — Я не первый год спрашиваю прорицателей, изучаю пророчества. Никто и ничто не дает однозначного ответа. Приметы слишком противоречивы.

— И что это значит?

— Только то, что ситуация может повернуться любой стороной.

— И что тогда?

Несколько лет назад я бы легко ответил на ее вопросы. Было, было совсем недавно время, когда легкие вопросы порождали простые ответы. А мы, члены Ордена Мудрых, считали, что знаем все, что нужно было знать. Но жизнь менялась. Простоту смыло римским половодьем. Теперь среди путаницы племен, князей, амбиций, стратегий и борьбы за власть я уже не видел четкой картины. Теперь два человека — Цезарь и Верцингеторикс — творят у меня на глазах новую действительность. И я не раз уже думал: а что если именно люди, живые люди, а не Потусторонний, определяют картину бытия? Или Цезарь и Верцингеторикс тоже лишь фрагменты общей ткани мира, постичь которую я пока не сумел? Что создает будущее? Люди, Орден, мир духов? Насколько мир сложнее моего понимания? Что таится в ночном мраке, там, куда не достигает свет слабых факелов?

Я с трудом вынырнул из водоворота отвлеченных мыслей и обнаружил, что Онуава схватила меня за руку и пристально смотрит мне в лицо.

— Айнвар? Поговори со мной, Айнвар!

Мне потребовалось некоторое усилие, чтобы сосредоточиться на ней.

— Мне показалось, что ты вдруг заболел, — сказала она.

Я провел рукой по голове, от серебряной пряди к затылку.

— Я в порядке. Просто задумался. Чего ты от меня хочешь, Онуава?

— Неужто непонятно? — с легким раздражением воскликнула она. — Чего обычно хочет женщина?

— Да вижу я, что ты женщина! И все-таки?..

— Женщина должна выжить, Айнвар! Мне нужно знать, чего ожидать, чтобы подготовиться. Мой муж и его воины уйдут в легенду, независимо от того, как сложится ситуация. А как насчет их женщин? Это нам придется держать будущее в своих руках, и в своих животах. Женщинам будущее важнее, чем мужчинам. Вот я и спрашиваю тебя, что будет. Я надеялась, ты знаешь...

— Да ничего я не знаю! — вспылил я. — А вот скажи: если случится немыслимое, если Верцингеторикс погибнет, что ты станешь делать?

Ее полные жизнелюбивые губы сжались в тонкую линию.

— Найду другого сильного мужчину, — насмешливо ответила она.

Но насмешливым был лишь голос. В глазах блестела сталь. И почему это я думал, что женщины — мягкие существа? Чем дольше живешь, тем меньше знаешь.

Сзади послышались тяжелые шаги.

— О, Айнвар, вот ты где, я искал тебя!

— Что у тебя, Ханес?

— Армия утром уходит.

— Я знаю.

— А король не хочет брать меня с собой! — плаксиво завопил бард. — Он говорит, я слишком толстый, и не смогу идти наравне с войсками!

— Тебя и вправду многовато, — заметила Онуава.

Ох, не любили они друг друга! Это сразу стало заметно по тому, с какой сварливостью Ханес ответил:

— Вот дались тебе мои размеры! — Он протянул ко мне руки. — Поговори с ним, Айнвар. Пусть передумает. Ты же сможешь убедить его! Больше никто не сможет!

Онуава внимательно смотрела на меня.

— Да с чего ты взял, что он меня послушает? — Ситуация нравилась мне все меньше. — Нет у меня никакого влияния на Верцингеторикса, Ханес. Он — командир, он принимает решения, а я кто такой, чтобы спорить с ним?

Бард как-то странно поглядел на меня.

— Ты уж мне-то не рассказывай! Я не для себя прошу. Я должен быть с королем, ты же знаешь. И он должен понимать, как это важно.

Онуава как-то кривовато улыбнулась.

— Вот видишь, Айнвар! Ты можешь объяснить королю, что он «должен».

Внезапно я задумался.

— Хорошо, Ханес, я поговорю с ним, только сомневаюсь, что это пойдет на пользу.

Я ощутил тяжесть на своем плече. Онуава привалилась ко мне и тихо сказала:

— Поговори с ним и за меня тоже, Айнвар. Скажи ему, чтобы не оставлял меня здесь.

Мы оба уставились на нее.

— Но здесь, в крепости, ты будешь в безопасности! — воскликнул я. — Мы на войну идем, Онуава!

— А то галльские женщины никогда не сражались рядом со своими мужчинами! — пренебрежительно ответила она.

— Ну, бывало, да, когда речь шла о набегах других племен, когда сражаться приходилось рядом со своим домом, со своей фермой. Но теперь у нас совершенно другая война! Нам предстоит идти много дней, а потом мы встретим римских солдат...

— Да знаю я этих римских солдат! — нетерпеливо перебила меня Онуава. — Я наблюдала за ними со стен.

— Я думал, ты действительно беспокоишься о будущем. Знаешь, участвовать в войне для женщины вовсе не означает заботиться о будущем!

— Ах, ну конечно, Айнвар. Но у меня в этом деле свой интерес. Я просто не хочу сидеть в крепости и переживать, как там у вас идут дела. А если я буду с вами, то буду знать, что происходит, и смогу строить планы на будущее.

— А самое главное — спать с победителем, — сварливо вставил Ханес.

Она резко обернулась.

— Не твое дело!

Бард обратился ко мне.

— Я ни в одной балладе не помянул Онуаву, — пояснил он. — Вот она и злится. А у меня была причина...

— Ты никогда не упоминаешь обо мне, потому что я никогда не стану сидеть на коленях у толстяка! — огрызнулась Онуава.

— Да нужна ты мне! — парировал бард. — Но где ты видела женщину, которая откажется прокатиться на римской колеснице?

— Да что ты понимаешь в женщинах! — Онуава постепенно закипала. Неизвестно, чем это может кончиться...

— Однажды моя жена тоже хотела пойти со мной, но я отказался, — вмешался я, надеясь потушить разгоравшуюся ссору. Но меня никто не слушал.

— А мне не надо понимать в женщинах! — голос барда утратил обычную вальяжность. — Зато я понимаю в тебе! Да и все понимают!

Онуава сжала кулаки и бросилась на Ханеса. Прыжок получился вполне себе мужской. Я быстро встал между ними и заработал от Онуавы чувствительный удар в челюсть. Пришлось схватить ее за руки. Она вырывалась, и я сомневался, что смогу долго удерживать ее. Вокруг стремительно собиралась толпа. Ну, еще бы! Кто же захочет пропустить сражение жены короля и главного друида Галлии! Трусоватый Ханес потихоньку отступил в темноту, оставив меня наедине с разгневанной женщиной. Я не собирался бороться с ней, но она вошла в раж и горела желанием прикончить меня. Пришлось держать. В какой-то момент ей удалось освободить руки и нанести мне такой удар в солнечное сплетение, что я задохнулся. А еще надо было следить за ее коленом, угрожавшим моим детородным принадлежностям.

Онуава орала на меня так, словно я был римлянином, лезущим на стену. Толпа хохотала и делала ставки. Нет, так продолжаться не может. Я не могу допустить такой урон своему статусу! Мне удалось в очередной раз ухватить оба запястья женщины одной рукой, а другую положить ей на голову. Сосредоточился и мысленно ударил, с намерением обездвижить. Никакого эффекта! Ладно, когда будет время, подумаю о том, почему магия не действует на женщин.

Послышался стук копыт. Рикс ехал через ночь на своем вороном. Он резко осадил коня и с любопытством посмотрел на нас. Я был слишком занят, чтобы замечать оттенки выражения на его лице, и к тому же немало смущен. Онуава думала только о том, как бы вырваться и стукнуть меня посильнее. В какой-то момент ей это удалось. Я пошатнулся.

Над головой звучал смех Рикса.

— Хватит, жена, — мягко сказал он.

Может, ему и хватит, но я еще не закончил. Мне очень хотелось поднять женщину и сбросить ее со стены. Но с этим желанием я опоздал. Битва закончилась. Онуава опустила руки и отступила назад, отбрасывая волосы с лица.

— Я просто показывала Айнвару, что вполне могу сражаться, — сказала она, тяжело дыша. — Он собирался попросить тебя взять меня в поход завтра, и я хотела доказать, что это правильное решение.

Не мог же я обвинять жену короля во лжи, да еще перед толпой гогочущих воинов! Я оглянулся, отыскивая взглядом Ханеса, но того и след простыл.

Рикс послал лошадь прямо на толпу, и та раздалась в стороны.

— Я не знал, что ты собираешься с нами, Онуава, — усмехнулся он. — Но если Айнвар одобряет, полагаю, все в порядке. — Он снова рассмеялся. — Нам понадобится каждый боец! — Он уехал.

Онуава и я смотрели друг на друга. Я больше не чувствовал желания поколотить ее. Мне хотелось ее изнасиловать!

Пожалуй, такое желание овладело мной впервые. Просто раньше я не сталкивался с женщинами, созданными для завоевания. На ней словно стояло клеймо: «Сделано для завоевателя». Она вызывала во мне настолько противоречивые чувства, что я решил в будущем держаться от нее подальше. Наверное, это будет непросто, ведь теперь-то она точно пойдет с нами.