Глава двадцать пятая


Мы покинули Ценабум якобы в спешке, направляясь на север в сторону Рощи. Как только сторожевые башни скрылись из вида, мы повернули коней назад, туда, где как мне сказали, лежал римский лагерь. Он располагался не так уж далеко от Ценабума, примерно на середине пути к Велланодунуму, хорошо укрепленному городу сенонов.

Небрежным высокомерием Цезаря впору было восторгаться. Он вел себя так, словно уже победил и может творить, что пожелает. Несомненно, в этом крылся холодный расчет: люди видели его дела и верили ему.

Я напомнил себе, что ради должности проконсула он роздал целое состояние, и к тому времени, когда получил должность, остался почти нищим. Возможно, это такая черта характера: чем слабее положение человека, тем увереннее он выглядит? Если так, то какую слабость он старался прикрыть, закладывая зимний лагерь на краю земли карнутов, вождя которых он убедил в своем дружеском расположении?

Мне казалось, что мы с Цезарем затеяли мысленный поединок, и тут у меня есть небольшое, но как знать, может и решающее преимущество: я многое знал о нем, а он обо мне не знал ничего. Разве что он приметил и запомнил Верцингеторикса.

Вскоре мы заметили дым. Значит, лагерь где-то неподалеку. Мы с Тарвосом спешились и осторожно стали продвигаться вперед, взбираясь по гребню, поросшему высокой травой. Остаток пути мы и вовсе ползли, пока не смогли заглянуть в долину, занятую лагерем. Я впервые увидел армию вторжения. Меня охватил озноб. Наверное, именно это представлял себе Менуа: жесткий порядок, прямые линии шатров и четко обозначенные границы.

Обычный римский легион включал примерно 5300 человек, разделенных на девять боевых когорт. Десятую когорту составляли не воины, а всякая обслуга. Лагерь перед нами насчитывал в лучшем случае три когорты и некоторое количество слуг. Его выстроили по типовому плану. Римские строители не признавали разнообразия. Лагерь окружал защитный ров, сообщавшийся с притоком Лигера, снабжавшего римлян водой. Земляные стены укрепляли заостренными наверху мощными кольями. Внутри стен стояли одинаковые казармы примерно на сотню воинов со слугами и снаряжением. В отдельном помещении жил, видимо, сотник. За ним располагались склады конской сбруи, оружия и длинный ряд мастерских. Лагерь напоминал город, но все же городом не был — ведь в нем никто никогда не рождался. И предназначался он вовсе не для жизни.

В центре располагался штаб, на это ясно указывали штандарты легиона. Я заметил еще одно здание, странную постройку с колоннами, наверное, походный храм. Интересно, какой мертвый бог стоит там внутри на пьедестале?

Сзади послышался шорох. Мы быстро обернулись, готовые сражаться, но это оказался Котуат, поднимавшийся по склону.

— Мои люди находятся вон там, в лесу, — сказал он, кивнув головой назад. — Мы тебя, конечно, заметили, Айнвар.

— Главное, чтобы не заметили римляне, — ответил я.

Он ухмыльнулся:

— С этой стороны охраны нет. К тому же сейчас все заняты: там на реке купаются женщины из ближайшей усадьбы. Даже для римлян безопасность отступает на второй план перед желанием поглазеть на голых женщин.

— Природа способна победить даже камень, — прокомментировал я.

Котуат не понял. Он вообще был невеликого ума человек, но зато рожден вождем и кельтом, потому и пошел за мной, а римлян считал врагами.

Я еще понаблюдал за лагерем, а он просто сидел рядом на траве. Потом мы спустились с холма, и я вместе со своими воинами отправился к людям Котуата в лес.

Я рассказал князю о своем разговоре с Тасгецием, и он в ответ поведал то, что узнал о римлянах.

— Они возвели лагерь очень быстро. Даже ночами работали при факелах. В лагере есть все: и строители, и плотники, и землекопы и, веришь ли, Айнвар, это все те же солдаты. Просто они обучены всему необходимому. Они могут построить что угодно и где угодно. Прямо как черепахи, которые таскают свои дома на себе. У каждого легионера, кроме оружия, есть пила, топор, серп, цепь, веревка, лопата и корзина. И соломенный тюфяк, хотя спят они мало. Просыпаются на восходе. А видел бы ты их тренировки! Настоящий бой! Только без крови.

Рикс, внимательно наблюдавший за тренировками римлян в Провинции, говорил то же самое. В этих учениях царил порядок, ничего похожего на кельтскую свалку во время боя, быстро разбивавшуюся на отдельные поединки, демонстрацию изощренных приемов боя, свойственных только именно этому воину. Здесь ничего подобного не было, наоборот, все делалось для того, чтобы отучить действовать поодиночке и выработать единый для всех порядок, независимо от того, как складывалось сражение.

В этом может заключаться слабость, отметил я про себя. Надо не забыть сказать Риксу. Той ночью мы долго совещались под звездами. Огонь разводить не стали, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но среди моих деревьев я чувствовал себя в безопасности. Похолодало. В кронах гулял ветер.

Котуат заметил:

— Эх, сейчас бы одну из тех отважных женщин, которые сегодня в такую холодину полезли купаться! Вот бы уж она согрела меня! — Он со смехом повернулся к двоюродному брату. — У тебя ведь нет жены, Конко? Хочешь, возьмем одну из этих в Ценабум?

— Это же дочери фермеров, — ответил Конконетодум. — А я бы все-таки предпочел женщину-воина, жену, подходящую для вождя.

— А по мне так любая женщина, готовая влезть в холодную реку, вполне годится для вождя, — настаивал Котуат.

Я заметил, что он начал относиться к делу серьезнее. Если уж во что-то вцепился, то не отпустит.

— Можно обойти лагерь и наведаться на ферму завтра утром, — продолжал развивать свою мысль Котуат.

— Ты сначала попробуй вернуться в Ценабум, — остановил я его. — И уж во всяком случае, с женой для Конко надо погодить.

Наступила тишина.

— А кто нам помешает вернуться в Ценабум? — настороженно поинтересовался Котуат. — Римляне нас не видели. Мы разузнали о них все, что хотели, а они по-прежнему ничего о нас не знают.

— Я-то считаю правильной идею разведать, что здесь к чему. — Я помолчал. — А вот Тасгеций так не считает. Он начал звать Цезаря «другом». Если он узнает, что ты отправился на вылазку, у него хватит характера, что закрыть для тебя ворота Ценабума.

Конко прокашлялся.

— А как он узнает? — хрипло спросил он. — Мы потихоньку выбрались из города до рассвета, с нами всего несколько воинов, и мы никому не говорили, куда собираемся.

— Никому, кроме ваших собственных людей, — ответил я. Пришлось напомнить о Кроме Дарале. При этом я чувствовал и свою вину. Я вообще всегда ощущал вину, когда думал о Кроме. И сам на себя досадовал за это. Ни волки, ни лисы вины не знают. А Кром будто оплетал меня паутиной вины, в нее вообще попадали все, кто хотел ему добра, так что, в конце концов, возле него не оставалось никого.

Котуат разозлился.

— Если он такой шустрый, почему ты меня не предупредил, Айнвар? Я был бы поосторожней.

— Откуда мне было знать, как он поведет себя в такой ситуации?

— Ну, ты же друид. Должен был знать.

Я собрался.

— Хочешь поучить меня, Котуат? — холодно спросил я.

Он смутился.

— Я... да нет же! Конечно, нет...

— Вот и правильно. А теперь послушай меня. Когда мы вернемся в Ценабум, и к сожалению, без женщины для тебя, Конко, мы не пойдем сразу в город. Отправим моего Тарвоса на разведку. Надо выяснить, что там творится. Сколько твоих людей сейчас в стенах?

Оба князя посмотрели друг на друга.

— Я полагаю, — тихо сказал Котуат, — по крайней мере, половина населения города. Может, больше.

— Против вождя должен подняться народ. Большинство народа, — подчеркнул я. — Орден не станет вмешиваться. Если вы кинете клич по окрестностям, хватит ли вам людей, чтобы одолеть Тасгеция?

— Ты, правда, думаешь, что он закроет ворота?

— Я бы на его месте закрыл. И это нам на руку. Если Кром доложил вождю о вашей вылазке, а ваши люди придут к закрытым воротам, думаю, они возмутятся?

Конко рассмеялся.

— А как же!

Еще до восхода мы возвращались в Ценабум. Пока мы не удалились от римского лагеря на приличное расстояние, я не решался петь гимн солнцу, но зато потом пел в полную силу, и воины присоединились ко мне.

Лагерь разбили поодаль от крепости, и я отправил Тарвоса на разведку. При всех его размерах и силе Бык мог выглядеть совершенно безобидным. Был у него такой дар, я это уже раньше замечал. Он мог протолкаться через любую толпу и остаться незамеченным благодаря своему рассеянному виду и простоватой физиономии.

Вернулся он довольно быстро и весьма довольный.

— Кром Дарал донес, все в порядке, — доложил он. — Тасгеций в ярости. Вход в Ценабум для князей Котуата и Конконетодума запрещен!

— А что люди говорят?

Тарвос ухмыльнулся.

— Там все гудит, как будто гнездо шершней разворошили. Торговцы орут про предательство, поддерживают вождя и обвиняют Котуата и Конко во всяческих злодеяниях. Тасгеций запретить-то запретил, а вот объяснять причину не стал. Ну, раз так, я сделал за него эту работу. Поговорил кое с кем из тех, кого давно знаю. Про римский лагерь на нашей земле рассказал, объяснил, что отважные князья отправились на вылазку, чтобы разведать, значит, планы коварных захватчиков. Так что теперь город бурлит и считает их героями.

Я похлопал Быка по плечу.

— Тарвос, ты — сокровище!

Смутившись, он поковырял землю ногой.

— В общем, это похоже на мятеж. Ты же вроде этого хотел, Айнвар? — пробормотал он. — Ну, Тасгеций сам виноват. Мне и делать ничего не пришлось. Он сам все сделал.

— Ладно, Тарвос. Мы все кое-что сделали. Даже Кром. Да он, похоже, и заварил всю эту кашу! — Мне стало смешно.

Я поговорил с Котуатом.

— Останешься пока здесь. Я вернусь в Рощу. Мне следует держаться от этого подальше, чтобы никто не мог сказать, что Орден имеет отношение к мятежу. Оповести своих людей. Пусть поддержат народ в крепости. А сам просто жди. Если все пойдет, как я предполагаю, твои люди откроют ворота. Если сумеют, ты поймешь, что Тасгеций больше не вождь. Скажите крикунам, пусть созывают старейшин, зовите меня. Я извещу Орден, и мы будем готовы к избранию нового вождя, такого, который не отдаст врагу нашу землю.

Воины укрылись в лесу. Я отошел подальше от других и некоторое время молча стоял, чувствуя деревья вокруг. Я ликовал. Мое терпение было вознаграждено. Колесо событий поворачивалось до тех пор, пока Кром Дарал не сыграл свою роковую роль, не сделал, сам того не подозревая, правильный ход. И теперь сердце Галлии будет биться спокойнее.

Но мне надо знать о происходящем раньше остальных. Вести будут лететь по ветру, люди будут кричать. Но деревья не кричат, они шепчут, только получается у них быстрее. Сама земля скажет мне, когда Тасгеций перестанет быть вождем. Если я буду в Священной Роще, я услышу. Я узнаю, когда и как все закончится.

Друиды знают.

Оставив Котуата и Конко заниматься своими делами и ждать вестей из Ценабума, мы с Тарвосом пустились в путь. Но еще задолго до поселка меня вдруг пронзило холодом. Страх нарастал во мне ледяной волной. Я погнал коня. Мы неслись во весь опор, загоняя лошадей, и все-таки опоздали.

К открытым воротам селения вышли люди приветствовать нас. Я быстро оглядел толпу и не заметил многих. Не было Бриги, Лакуту, Дамоны и вообще большинства женщин. Я развернул запаленную лошадь к сторожевой башне.

— Где женщины? — крикнул я стражнику.

Он посмотрел куда-то вдаль.

— Скоро вернутся, наверное.

— А где они сейчас? — теряя терпение, крикнул я.

— Ушли с Граннусом на виноградники. Будут петь для виноградных лоз, чтобы дух мороза не побил.

— Они с охраной?

Стражник озадаченно посмотрел на меня.

— Да зачем? Они же только к винограднику, там, ниже по течению. Это же рядом!

Мы успели полюбить наши лозы. Их корявые ветви казались нам прекрасными. Мы заботились, чтобы каждой ветке хватало солнца, иначе ягоды не наберут сладости. Мы придавали лозам особые формы, во-первых, для красоты, а во-вторых, для удобства сбора. Нежные виноградные листья радовали глаз. Гроздья спелых ягод походили на драгоценные камни... Первый урожай мы собрали после влажного лета, и вино получилось кислым. Но мы учились на ошибках. Друиды сделали все возможное, чтобы следующее лето стало сухим и жарким. В итоге мы собрали совершенно иной урожай, и вино на этот раз должно было получиться превосходным, со вкусом свежих ягод. Из легкой песчаной почвы в лозы перешла сильная магия. Люди останавливались возле шпалер, втягивали носом воздух и улыбались.

Виноград собрали. Вино отжали и поставили доходить. Но за лозами продолжали ухаживать. Им нужно было передать всю нашу любовь, чтобы защитить их во время зимнего сна. По весне они проснутся к новой жизни. Лучше всего ухаживать за виноградниками получалось у женщин. Эх, зря я хвалился Тасгецию, мелькнула у меня мысль. Он узнал о виноградниках, и у него было довольно времени...

— За мной! — приказал я Тарвосу и снова бросил утомленного коня в галоп. На ходу я крикнул стражнику: — Собирай всех, кого найдешь! Пусть бегут к реке. Поторопись!

Тарвос никогда не сомневался и не медлил. Испуганный стражник выкрикивал приказы, мои воины снова садились на коней, а мы уже мчались к реке.

Огибая холм с Рощей, мы достигли берега Аутуры. На другом ее берегу, в защищенной от ветров солнечной лощине мы и разбили наши виноградники. Излучина реки некоторое время закрывала от нас шпалеры, но вот кони вынесли нас на открытое место. Я мгновенно охватил взглядом и понял всю картину. Кто-то из нас испустил яростный крик — я или Тарвос — не могу вспомнить. Мы увидели римлян.

Центурия прошлась по нашим посадкам. Впереди неторопливо ехали на конях несколько легионеров. Блестели на солнце бронзовые шлемы и легкая броня из металлических пластин, скрепленных ремешками, не мешавшая движениям. Каждый был при мече и двух копьях, с круглым деревянным щитом, обитым железом. За ними бежали пращники со своими смертельно опасными стропами и сумками, набитыми камнями. Теперь центурия, растоптав виноградники, гнала к реке наших женщин.

— Лакуту! — оглушительно заорал Тарвос, как только увидел жену.

Римляне услышали его. Центурион осадил лошадь, повернулся к нам и поднял руку, отдавая приказ. Пращникам не потребовалось много времени, чтобы пустить в ход свое оружие. В нас полетели камни. Почти все упали в воду. А вот женщинам досталось. Сразу несколько из них взметнули руки и упали на землю. Я видел, как камень попал женщине в голову так, что из ушей у нее брызнула кровь.

Мой несчастный конь получил пинок, какого не знал никогда, и обрушился в реку, подняв фонтан брызг. Тарвос последовал за мной. Остальные мои телохранители отстали всего на несколько шагов. Должно быть, со стороны это выглядело смешно: дюжина мужчин атаковала римскую центурию. Но мы были не просто мужчинами, мы были кельтами.

И женщины, безуспешно пытавшиеся найти хоть какое-то укрытие среди виноградных лоз, тоже были кельтами. Увидев нас, они больше не думали о бегстве. Теперь они остановились и кричали, как обычно делали на поле битвы. Некоторые даже начали кидать в пришельцев камни и комья грязи. Эта неожиданная атака оказалась для римлян полной неожиданностью. Пращники не отличались такой выучкой, как легионеры, они слегка растерялись, а новый приказ центуриона только ухудшил положение. Пращники развернулись, но этим только сбили центурию с ритма и помешали перестроению.

Я оглянулся через плечо. Тарвос скакал рядом. Вода в обмелевшей по зимнему времени реке доходила нашим лошадям до колен. Позади тесной кучкой скакали телохранители. А еще дальше уже показалось темное облако — это бежали нам на помощь воины из поселка. Если продержаться до их подхода, у нас появлялся шанс. Но сейчас время играло против нас.

Друиды много думали о природе времени. В ходе обучения мы стремимся развить силу творческой воли, способной управлять любым элементом, лишь бы это не противоречило естественному закону. Я не раз замечал, что время может сжиматься или растягиваться, оно тоже было управляемым, хотя и в небольших пределах.

Приходилось действовать быстро. Собрав в кулак волю и знания, я схватил время и удержал его. Все остальное отступило, я вложил в свою попытку все силы. Внутренним зрением я видел, как движения римлян замедляются, словно они оказались в глубокой воде. В голове у меня отчетливо затрещало, я еще напрягся и представил, что время для центурии остановилось.

Мое внутреннее видение и действительность стали сливаться. Римляне застыли. Мне еще не приходилось испытывать такого напряжения. Я знал, что долго мне не выдержать. Кажется, в теле начали рваться какие-то мелкие сосуды. Но все же я сумел сквозь зубы процедить Тарвосу:

— Спасай женщин! Переправь их через реку!

Тарвосу не нужно было повторять дважды. Он пронесся мимо меня, взлетел на невысокий берег, скатился с лошади и тут же уподобился курице, собирающей цыплят в кучу. Я думал только о римлянах, карнутов замороженное мной время не коснулось, если не считать двух-трех женщин, уже оказавшихся среди врагов.

Я не знал, кто из них жив, кто мертв, а кто ранен. Я не мог позволить себе терять концентрацию хотя бы на миг, даже ради того, чтобы отыскать глазами Бригу.

И все же я отметил, что сила моего воздействия убывала на расстоянии. Воины в дальней части колонны еще шевелились. Они старались приблизиться к своим загадочно застывшим товарищам, пока и сами не попадали в сферу остановленного времени. Здесь замирали и они, кто с поднятой ногой, кто с разинутым ртом, кто тянулся к оружию.

Волны тошноты накатывались на меня изнутри. Я смутно сознавал, как Тарвос с плеском разбивает воду, ведя собранных им женщин.

Я словно споткнулся. Римляне пришли в движение. Стараясь вернуть утраченное, я сделал неимоверное усилие, но сосредоточение было бесповоротно нарушено криками и свистом копий у меня над головой. Воины из форта Рощи успели.

Как только эта мысль пробилась в мое сознание, заклинание рухнуло. Я понял, что долго не дышал. Вот теперь начался настоящий бой. Римляне метнули копья. Карнутские воины ответили. Они встречали бегущих женщин на середине реки. То и дело раздавались то радостные, то яростные крики. Женщины поспешили отойти на безопасное расстояние, а мужчины бросились вперед.

Голова отчаянно кружилась. Я соскользнул с коня и прижался к бурно вздымавшемуся теплому боку животного. Холодная вода мелкой Аутуры закручивалась маленькими водоворотами у моих ног. От нее в меня вливался слабенький поток силы. Я с трудом поднял голову.

На винограднике шел бой. Римляне немного превосходили нас числом, но карнуты были настолько злы, что каждый сражался за десятерых. Ряды врагов таяли.

Видимо, центурион имел приказ найти и уничтожить галльские виноградники вместе с их охраной, если таковая обнаружится. Но он не собирался рисковать всей центурией. Понаблюдав за сражением, он отдал новый приказ. Римляне развернулись, словно стая рыб, и начали отходить к юго-востоку. Наши воины наседали на арьергард, завывая, как стая злобных духов.

Я оглянулся посмотреть, как там женщины. Из окрестных ферм подтянулись еще люди, похватав что под руку попалось. Теперь они стояли на берегу, потрясая серпами и вилами и выкрикивая проклятия вслед уходящим римлянам.

Я поймал лошадь за уздечку и повел к берегу. Казалось, я пробыл в реке несколько дней, но теперь все-таки настало время посмотреть, что там с Бригой и остальными.

Зрение еще толком не вернулось ко мне, мир виделся сквозь зыбкую кисею, поэтому я не сразу понял, что лежит передо мной на мелководье. Мой конь выгнул шею и фыркнул.

Тарвос лежал в воде лицом вниз. Шею воина пробило копье. Река медленно увлекала тело вниз по течению.


Загрузка...