Двадцать два несчастья – 3

Глава 4

Дома я с размаху бухнулся на кровать. Прямо как был, в одежде.

Что-то вымотало меня все это совершенно.

Я даже мяуканье Валеры проигнорировал. Тот, впрочем, понял, что мне не до него, и умолк.

И тут раздался звонок. На экране высветился незнакомый номер, но ответил я машинально, а голос узнал сразу, стоило ответить.

— Епиходов, спустись. Надо поговорить.

Участковый Гайнутдинов? Зачем я ему понадобился? По интонации было понятно, что дело серьезное, но не критичное. Я мысленно прикинул вероятности и пришел к выводу, что речь, скорее всего, о заявлении, которое на меня накатали соседи. А не поднялся он сам ко мне… потому что устал. Наверное… Ладно.

— Сейчас буду, — коротко ответил я и, превозмогая усталость и лень, поднялся с кровати. Положил трубку и посмотрел на Валеру, устроившегося на подоконнике. Я почесал его за ухом, накинул спортивку и спустился.

На улице мелкая морось висела в воздухе. Промозглый ветер пробирал до костей. Лужи антрацитово блестели в неровностях асфальта, отражая тусклый свет солнца, пробивающийся сквозь свинцовые тучи.

У подъезда стояла бледно-серая служебная «Лада-Веста», а рядом с ней, опираясь на капот, Гайнутдинов. Участковый был в форме и смотрел куда-то в сторону.

Рядом с ним замер подросток лет четырнадцати-пятнадцати, в неброской куртке с оторванным бегунком, застегнутой на булавку. Капюшон был надвинут почти на глаза, руки — глубоко в карманах, а плечи напряжены, словно он готов в любой момент сорваться с места и убежать. Я окинул парня взглядом: скуластый, узкоглазый, худощавый, явно недокормленный, рост около ста шестидесяти пяти сантиметров, угловатый. Кроссовки стоптанные, промокшие насквозь, носки, вероятно, тоже мокрые. Лицо не разглядеть из-за капюшона, но зубы сжаты, видно даже отсюда.

Гайнутдинов выпрямился, увидев меня, и устало кивнул.

— Нашли метателя, — сказал он без предисловий, кивая на подростка. — Рашид зовут. Живет в соседнем доме.

Подросток дернулся, услышав свое имя, но промолчал, глядя себе под ноги.

Сканирование завершено.

Объект: Рашид, 14 лет.

Доминирующие состояния:

— Стыд токсический (72%).

— Страх наказания (68%).

— Подавленная агрессия (на себя, на обстоятельства) (58%).

Дополнительные маркеры:

— Избегание зрительного контакта.

— Мышечное напряжение (готовность к бегству).

— ЧДД 22.

— ЧСС 108.

Система, как обычно, выдала подробный расклад, но я и сам видел, что парень на грани. Еще чуть-чуть, и он либо сбежит, либо, напротив, сорвется в агрессию.

Гайнутдинов жестом отозвал меня чуть в сторону, подальше от подростка, но так, чтобы тот видел нас. Я подошел, засунув руки в карманы куртки, ожидая объяснений.

— Семья трудовая, — начал участковый тихо, но я уловил в его голосе не только усталость, но и что-то еще. Сочувствие, пожалуй. — Отец… сидит. Мать на двух работах, дома бывает редко. Утром уходит, поздно вечером возвращается. Дома бабка, но та еле ходит, из комнаты своей носа не кажет.

Он помолчал, глядя на промокшие кроссовки подростка, затем продолжил:

— Пацан один. Школу прогуливает, связался с плохой компанией.

Гайнутдинов перевел взгляд на меня, оценивающе, словно проверяя, понимаю ли я, к чему он клонит.

— Протокол напишу, поедет в КДН, — продолжил он, понизив голос еще больше. — Штраф, разборки, опека. Мать это раздавит, она и так на пределе. А пацан… он тоже на грани. Я его еле дотащил сюда, хотел сбежать.

Я посмотрел на подростка, который стоял, сгорбившись, явно слыша каждое наше слово, хотя мы и говорили вполголоса. Лица под капюшоном не видно, но по напряженной позе понятно, что он прислушивается.

— Что предлагаете? — спросил я.

Гайнутдинов посмотрел мне прямо в глаза, не отводя взгляда, и твердо сказал:

— Предлагаю решить по-человечески. Чтобы понял, что накосячил, а не чтобы система его сломала. Если протокол, пойдет по наклонной. Видел я таких. Потом не остановишь.

Я задумался, прикидывая варианты. Окно, в общем-то, уже вставлено, деньги я заплатил, претензий никаких нет. Протокол мне ничего не даст, кроме бумажной волокиты и очередного вызова в отделение для дачи показаний. Да и участковый, по большому счету, прав: система действительно ломает таких пацанов.

— Хорошо, — кивнул я. — Без протокола.

Гайнутдинов коротко кивнул и вернулся к подростку. Жестом подтолкнул его ко мне и сказал:

— Давай, Рашид. Говори.

Тот поднял голову, но взгляд все равно был направлен мимо меня, куда-то в сторону. Из-под капюшона я разглядел худое лицо с прыщами на лбу и впалыми щеками. Над верхней губой темнел юношеский пушок, пока не знавший бритвы. Губы дрожали, он явно с трудом подбирал слова.

— Простите, — хрипло выдавил пацан. Голос ломался, скакал с низких нот на высокие и обратно, как, впрочем, обычно бывает у подростков в этом возрасте. — Я… не хотел. Просто… делать было нечего… Бросил. Попал. Дурак я.

И в этот момент эмпатический модуль обновил данные: теперь доминирующей реакцией стал стыд (90%). Ну что ж, раз стыдно, уже хорошо. Значит, не безнадежный.

Я посмотрел на Рашида. Говорить с ним как с маленьким было бы оскорбительно, а читать нотации бесполезно. Поэтому просто сказал:

— Проехали. Стекло уже заменили, дело закрыто…

Подросток дернулся было, словно собрался развернуться и уйти, но я продолжил, поймав его взгляд:

— Главное, больше так не делай. В следующий раз могут не отпустить так легко. И не повезет так, как сейчас. — Я помолчал, давая словам дойти, затем добавил тише: — И не я один могу оказаться по ту сторону стекла. Мог быть ребенок в люльке или старушка… Понимаешь?

Рашид кивнул: быстро, несколько раз подряд, — а Гайнутдинов полез во внутренний карман форменной куртки и достал сложенные вдвое купюры. Две тысячи, судя по номиналу.

— За стекло, — сказал он, протягивая мне деньги.

Я удивленно посмотрел на него, не ожидая, честно говоря, такого поворота.

— Не нужно, — возразил я. — Стекло уже заменили.

— Нужно, — сказал он стальным тоном, не терпящим возражений. — Чтобы вопрос был закрыт как полагается.

Я посмотрел ему в глаза и понял, что отказываться бессмысленно. Это было, очевидно, принципиально для участкового. Он платил из своего кармана, чтобы, возможно, научить парня ответственности.

Взяв деньги, я кивнул:

— Хорошо. — Затем повернулся к Рашиду и спокойно добавил: — Считай, что расплатился.

Подросток быстро кивнул и развернулся, почти бегом направляясь к соседнему дому.

Гайнутдинов проводил его взглядом, затем задержался еще на мгновение, глядя мне в глаза.

— Он не плохой, просто… один. Отца нет, мать не видит, бабушка… В общем, извини. Некому за него взяться. Улица «воспитывает».

Он кивнул на прощание и направился к своей машине. Сел за руль, завел мотор, который заурчал, прокашлявшись пару раз, и медленно выехал со двора, огибая лужи. Задние фонари мигнули красным и растворились за углом дома.

Я уже направился к подъезду, когда услышал знакомый голос:

— Серега! Эй, Епиходов!

Обернувшись, увидел Танюху. Соседка торопливо шагала ко мне, в руках у нее было что-то объемное, темно-синее. Промокшая куртка облегала ее фигуру, а из-под капюшона выбивались мокрые пряди русых волос.

— Стой, не уходи, — сказала она, подойдя ближе и протягивая мне сверток. — Вот. Держи. Это тебе.

Я принял сверток, развернул и увидел куртку. Темно-синяя, плотная, явно не из дешевых. Stone Island — добротный итальянский бренд, когда-то модный и популярный.

— Откуда? — спросил я, рассматривая куртку с компасом на нашивке на левом рукаве чуть ниже плеча.

— С работы типа, — махнула рукой Танюха, стряхивая капли с волос. — Одна хозяйка мне отдала, сказала, муж носить перестал, а выбросить жалко. Вещь-то хорошая, просто у них каждый год новое, а старое… расхламление гардероба типа. Вот, раздает, когда добрая. Я обычно такое продаю или меняюсь с девками, но тут подумала… — Она замолчала, поджав губы, затем продолжила быстро, почти сердито: — Серега, больно же смотреть, как ты в этих своих обносках мерзнешь. Уже типа ноябрь, считай, холодрыга собачья, а ты все в тряпье своем. Померишь хоть?

Я посмотрел на куртку, затем на Танюху. Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на меня выжидательно, но в глазах было что-то, чего я раньше не замечал. Забота, что ли.

— Спасибо, Таня, — сказал я и благодарно улыбнулся. — Не ожидал.

— Да ладно тебе, — буркнула она. — Померишь или как?

Я скинул промокшую спортивку и натянул куртку. Размер подошел почти идеально, может, чуть свободнее в плечах, но это только к лучшему. Тепло сразу обволокло, словно я надел броню от промозглого ветра.

— Нормально сидит, — удовлетворенно кивнул я. — Спасибо, Тань. Правда выручила.

Она усмехнулась, довольная:

— Ну вот. А то ходишь, как типа бомж какой-то. Теплее станет хоть. Ладно, побегу я Степке ужин готовить.

Она развернулась и, улыбаясь, быстро зашагала к подъезду, а я поднял воротник куртки, защищаясь от ветра, и пошел вслед за ней тоже с глупой улыбкой на лице.

С самого утра пятницы, закончив утренние ритуалы и пробежку, я занимался делами. Обменялся письмами с Караяннисом, поговорил с его помощником по поводу ситуации со стримом Лейлы, которая, как выяснилось, находилась даже не в Казани, а в какой-то навороченной клинике в Москве. В какой конкретно — он не знал, это держалось в тайне.

Потом я и сам начал копать, изучая местные новостные порталы и читая все, что касалось нашумевшего стрима. Интернет, как водится, уже вовсю бурлил, и на казанских форумах с телеграм-каналами развернулась настоящая баталия.

@dimok_1987: Епиходов из 9-й больницы — это который картежник и бухарик? И его еще хвалят? 🤡

@belka_v_kolese: Там все бухают, я там работала, знаю.

@hrundel: Да какая разница, уволили и правильно сделали. Развели культ из алкаша 🤦

@masya2003: Сам ты алкаш. Он мою бабушку смотрел, нормальный врач 👍

@tonythetiger: Операция на Хусаиновой — реально высший пилотаж. Кто в теме, тот понимает 💪

@vishnya_v_sahare: А правда что он бесплатно бабушек в подъезде лечит??? 😳

@kot_begemot_56: БЕСПЛАТНО??? В наше время??? Святой что ли? 😂😂😂

@krosostka_25: Сергей Николаевич — золотые руки!🥰

На «Пикабу» кто-то накатал целый пост под заголовком «История казанского хирурга, которого уволили за спасение дочери олигарха», и в комментариях уже перевалило за две тысячи сообщений. Половина требовала посадить уволившего завотделением, вторая половина призывала не верить хайпожорам. Единицы говорили, что нужно дождаться результатов проверки.

Отдельным цирком шли те, кто знал Серегу лично. Некая Ираида Вазгеновна — такой у нее был никнейм — заявила, что была первой женщиной в жизни Сереги, и уже тогда он показался ей «очень нежным и заботливым». Комментарий набрал триста лайков и сорок ответов, половина из которых требовала пикантных подробностей.

@vano_che: Учились вместе с Епишкой, ровный был, на лекциях спал, но экзамены сдавал 😁

@ lyalya_n: Работала с ним. Руки золотые. После того случая его как подменили.

Последний комментарий меня зацепил. Какой случай? Тот самый, из-за которого Серега запил? Я попытался разузнать подробности, но @lyalya _ n больше ничего не писала и в личку не отвечала.

В общем, я все глубже уходил в изучение Серегиного прошлого, собирая по крупицам мозаику чужой жизни, которая теперь стала моей. От этого занятия меня оторвал звонок в дверь. Вернее, сначала кто-то постучал — тихо, несмело, — а потом все же звякнул, коротко и один раз.

— Где это тебя так угораздило? — подивился я, открыв дверь и обнаружив на пороге абсолютно несчастного Степана.

Тот светил огромным фингалом и вид имел совершенно растерянный и печальный.

— Да вот… — зло всхлипнул он и стыдливо вытер глаза рукавом. Вся его худенькая нахохлившаяся фигурка говорила о том, что с расспросами сейчас лучше не лезть.

А я не стал.

— В школе подрался, что ли? — все же спросил я чисто для порядка.

— Да ну его! — отмахнулся от проблемы первоклассник и сразу же добавил: — Я это…

— Заходи давай! — прервал его я и гостеприимно распахнул дверь пошире.

Степка замялся на пороге, больше для приличия, но все же вошел. Долго-долго возился у двери, снимая куртку и переобуваясь, вздыхал, топтался, потом кое-как справился.

— Слушай, дядя Сергей, — помявшись, сказал он. — А можно я у тебя тут спрячусь и немножко побуду? Я могу и под столом посидеть.

— Зачем? — не понял я.

— Да сейчас мамка придет, увидит фингал — ругаться будет, — тоскливо вздохнул Степка и от такой вселенской несправедливости шмыгнул носом.

— А когда она придет?

— Ну, через час где-то… или чуть больше…

Минут через двадцать мне требовалось уйти по своим делам, но оставлять мальчика прятаться где-то в подвалах или на чердаках было неправильно. А страх перед матерью однозначно говорил о том, что Степка что-то натворил. Стопроцентно она, вместо того чтобы нормально и по справедливости разобраться, сразу будет орать, а то и отлупит. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как оставить его у себя.

— Но ты мне сначала должен рассказать всю историю, — строго, но мягко сказал я, — вдруг ты преступник какой? Я вот тебя сейчас у себя дома оставлю, а меня потом за укрывательство беглых преступников тоже в тюрьму отправят.

— Почему тоже в тюрьму? — перепугался Степка и торопливо добавил: — Ты не думай, дядя Сережа, я не преступник! Честное слово!

— А фингал тогда откуда? — задал провокационный вопрос я.

Валера вышел из своего лежбища, увидел Степана, зашипел недобрым голосом и вернулся обратно. По всей видимости, между ними сформировалась стойкая обоюдная антипатия. Впрочем, у Валеры, похоже, ко всем стойкая антипатия. Единственная, кого он более-менее согласен терпеть, — это, как ни странно, Татьяна. Но тут, думаю, дело в импринтинге — она стала в его жизни первым человеком, который его накормил. Может, он воспринимал ее теперь как маму.

— Да тут такое дело… — принялся торопливо излагать Степка, справедливо рассудив, что я ведь могу и обратно в подъезд выгнать. А там холодно. Да и есть так-то охота.

— Говори! — кивнул я.

— В общем, мы пошли с Пашкой и Ильдаром гулять к ним во двор, — с тяжким вздохом принялся рассказывать Степан. — Они из моего класса. И мы игрались в войнушки, а потом Ильдара мамка загнала домой, а мы с Пашкой вдвоем остались. А вдвоем в войнушки неинтересно же, сам понимаешь…

Я понимал. Сам таким был когда-то, правда, очень давно. Еще при Хрущеве.

— Ну так вот, — продолжил Степан. — Пашка подходит такой и говорит: а давай с тобой в одну игру поиграем. В нее вдвоем хорошо играть. Возьми с дерева листочек и спрячь его на себе. Если я найду — ты мне своего синего динозаврика отдаешь. А если не найду — отсажу тебе своих муравьев.

— Что за муравьев? — сразу выделил главную проблему я. — Живых, что ли?

— Конечно живых! — даже возмутился такой непонятливостью Степан. — Пашке на день рождения муравьиную ферму подарили! Формикарий называется. А я тоже такую хочу, но мамка не разрешает. Говорит, они у тебя все разбегутся, потом дихлофоса не напасешься…

Я с Татьяной в этом вопросе был целиком солидарен. Особенно зная Степкину безалаберность.

— А дальше что? — попытался я вернуть в конструктивное русло Степкин монолог.

— Пашка отвернулся и зажмурился. И начал считать до двадцати. Ну, как положено. А я взял листочек, с березы, небольшой, — принялся обстоятельно рассказывать Степан. — И спрятал его в подстежке куртки. Мне туда мамка кармашек такой, тайный, пришила, чтобы я карточку не потерял.

— Так ты с карточкой уже ходишь? — отметил я. — Как взрослый прямо.

Степка польщенно кивнул и продолжил:

— Я взял и туда этот листочек положил. Так его и не найдешь. А Пашка не знает же. И он начал искать — проверил карманы, заглянул в ботинки, посмотрел в капюшоне, а потом такой говорит — да ты его во рту спрятал! А мне так обидно стало, я рот открыл и говорю — смотри, там ничего нет. А он говорит, а ты шире открой. Я шире и открыл. А Пашка мне туда кучу листьев затолкал и смеется. Я еле-еле все выплюнул, а он начал убегать, гад такой. И дразнится! Я за ним погнался, догнал и рюкзаком по голове треснул, а он мне фингал поставил. А потом я его еще треснуть хотел, а там из подъезда какой-то дядька вышел и ругаться начал. Я и убежал…

Степка опять вздохнул с самым несчастным видом от такой вселенской несправедливости.

— Ладно, Степан, — сказал я, с глубокомысленным выражением лица выслушав подробный душещипательный рассказ. — Дело у тебя, конечно, серьезное. Так что сейчас иди в ванную, мой руки, там туалет, если надо. И я тебя покормлю.

— Нет, дядя Сережа, не буду я вас объедать, — заявил Степан категорическим голосом.

— А это еще почему?

— Продукты сейчас дорогие, — рассудительно заявил Степан. — Зарплаты маленькие, приходится пахать, как проклятый… Еще и я, проглот ненасытный.

У меня от таких слов аж челюсть отвисла. Ну, Танюха! Получишь ты у меня!

А вслух сказал:

— Ну да, ты отчасти прав, Степан. Поэтому мы поступим таким образом: я тебя покормлю, а ты за это мне одно дело сделаешь?

— Но это же будет эксплуатация детского труда! — укоризненно посмотрел на меня Степан.

Я невольно восхитился: нахватался же в интернетах таких слов.

— Можно сказать и так, — согласился я. — Ну, у тебя, получается, два варианта: или просто покушать, как захребетник и проглот, или же покушать, а потом отработать.

— Второй, — с понурым вздохом нехотя сказал Степан. — Ну, я надеюсь, что ваша работа будет не тяжелой, и я с ней справлюсь. А ведь мне еще уроки учить. И стих задали.

— Не тяжелая. Нужно поиграть с Валерой.

— Не буду я с ним играть! — моментально надулся Степан, и даже уши у него покраснели.

— А я тебя научу, как надо. Вот смотри: на эту веревочку привязываешь бумажку. Можно фантик от конфеты. Но у меня нет, поэтому подойдет кусочек от этой квитанции. — Я оторвал лоскут бумажки, привязал и затем показал, как та прыгает. — А потом делаешь перед ним вот так.

Валера заинтересованно выглянул из своего лежбища и тут же спрятался.

— Понял! Я так тоже умею! — просиял Степан. — У нас во дворе Покемон жил когда-то, он был таксой, и мы так тоже с ним играли. Валера, выходи!

— Вот и хорошо. Только сперва покушаешь, а потом немного поиграешь в комнате с Валерой, а я схожу в аптеку. Договорились?

— Ага! — обрадованно кивнул Степан, которому уже не терпелось взяться за кота.

Так что, когда выходил из дома, за порядок я был почти спокоен. Степка и Валера увлеклись игрой.

Надеюсь, до драки не дойдет. Доверия ни один, ни другой не заслуживали.

А еще было бы здорово, если бы Степка научил Валеру грызть когти.