Двадцать два несчастья – 3

Глава 5

Организм мой (я с удивлением заметил, что начал относиться к этому телу как к своему, перестав считать себя временным гостем) потихоньку приходил в себя, откликаясь на каждое усилие с благодарностью. Прогноз жизни, еще недавно измерявшийся жалкими днями, перевалил за год. Человеческий организм, надо признать, удивительная машина: дай ему шанс, убери постоянную интоксикацию, и он начинает чинить сам себя с завидным упорством.

Впрочем, останавливаться на достигнутом я не собирался, потому что, хотя острая фаза осталась позади, до полного восстановления было еще как до Пекина раком.

В идеале сейчас следовало бы рвануть в хороший санаторий, где тебя кормят по расписанию, поят минеральными водами под контролем врача и гоняют на физиопроцедуры. Однако какой, к черту, санаторий, когда на мне висят суды, комиссии, кредиты и полосатый террорист, требующий ежедневного внимания и свежего корма? Так что придется устраивать санаторий на дому, благо ничего сверхъестественного для этого не требуется.

Первое, с чего начинают во всех приличных здравницах от Кисловодска до Карловых Вар, — это курс минеральной воды, и я направлялся в аптеку именно за ней. За настоящей лечебно-столовой, которую пить надо по схеме и с пониманием дела. Выбор мой пал на «Ессентуки №4», и вот почему.

Эта вода относится к натриево-гидрокарбонатно-хлоридным, имея минерализацию около десяти граммов на литр, что делает ее именно лечебно-столовой, а не просто вкусной водичкой с пузырьками. В составе присутствуют гидрокарбонаты, хлориды, натрий с калием, немного кальция, магния и борной кислоты. Звучит как выдержка из таблицы Менделеева, однако работает эта комбинация изящно: гидрокарбонаты мягко ощелачивают внутреннюю среду и стимулируют желчеотделение, поддерживая измученную алкоголем печень. Хлориды, в свою очередь, улучшают секрецию желудка и моторику кишечника, а бор в малых дозах участвует в обмене веществ.

При моих показателях, включающих жировую дистрофию печени, нарушения углеводного обмена и вялое пищеварение после стольких лет алкоголизма, «Ессентуки» подходили идеально. Благо противопоказаний не было: ни острых воспалений, ни желтухи, ни камней в желчном.

Схема приема отработана поколениями курортников: по стакану три раза в день, за тридцать минут до еды, причем воду нужно слегка подогреть до комнатной температуры и убрать лишний газ, чтобы не раздражать слизистую желудка (но понятное дело, что я этого делать не буду, так как лень. И так попью). Курс — две-три недели, после чего обязателен перерыв. Никакого фанатизма, потому что минеральная вода не компот и не лимонад, ее нельзя хлестать бесконтрольно. Переборщишь с минерализацией, и вместо пользы получишь нагрузку на почки и сдвиг электролитного баланса, что при моем состоянии крайне некстати.

И обязательно брать воду в стеклянной таре, потому что в пластике минералка перестает быть лечебной. Микрочастицы пластика, миграция веществ из тары под воздействием углекислого газа, потеря лечебных свойств — все эти прелести прилагаются к дешевой пластиковой бутылке бесплатно.

Разумеется, «Ессентуки» не являются волшебной таблеткой, и я отдавал себе в этом полный отчет. Никакая минералка в мире не вылечит цирроз и не рассосет атеросклеротические бляшки. Однако как часть комплексного восстановления, мягкая ежедневная поддержка измученной печени и ленивого кишечника, она сработает.

С этими мыслями я толкнул стеклянную дверь аптеки, ощутив на лице волну теплого воздуха с характерным запахом.

При моем появлении Майя, сидевшая сегодня на кассе в белоснежном халате, прямо расцвела улыбкой.

— Это вы! — Она поправила выбившуюся из-за уха прядь и слегка подалась вперед. — Опять для Валеры что-то надо?

— Здравствуйте! — улыбнулся я в ответ. — Нет, не совсем. У вас есть «Ессентуки»? Лучше номер четыре.

— Конечно есть, — ответила она. — Но «Боржоми» вкуснее.

— Да мне не для вкуса. Для дела. Пробейте пятнадцать бутылок, пожалуйста.

— Зачем вам столько? — удивилась она.

— Котика своего купать буду, — отшутился я, решив не грузить девушку своими проблемами. — Говорят, полезно для шерсти.

Майя охнула и вытаращилась на меня, словно Менделеев на конечный результат смешивания спирта с водой. То есть изумленно. Точнее, очень изумленно.

Но молча начала пробивать.

Когда я принялся осторожно складывать бутылки в прихваченный из дому полотняный шоппер, она таки не выдержала и спросила:

— А жена ваша знает, что вы такие деньги на котика тратите… — запнувшись, девушка посмотрела на меня.

— Сергей, — напомнил я, подзабыв, представлялся ей ранее или нет. Кажется, все-таки нет. — Меня зовут Сергей. Да и нет у меня никакой жены. Поэтому никто не может мне запретить тратить деньги на котика.

Взгляд Майи затуманился, и она опять машинально поправила локоны. Причем раза три подряд, и я понял, что погорячился со своей откровенностью. Медом им, что ли, намазано? Чего их всех так к Сереге тянет? Ну да, он большой, мягкий и плюшевый, как мишка, но… Нет, ничего я не понимаю в женщинах, получается.

С этими мыслями я вознамерился расплатиться и свалить от греха подальше, потому что дома меня ждали два бандита: Степан и Валера, — оба наверняка голодные и оба способные на мелкие пакости в отместку за долгое нахождение без присмотра взрослых. Однако Майя почему-то не спешила озвучивать сумму покупки, задумчиво разглядывая выстроившиеся на прилавке бутылки.

— Платить буду карточкой, — мягко напомнил я о себе, кивнув на терминал.

— Я понимаю, но у вас ведь есть приложение нашей аптеки? — спросила Майя и торопливо, пожалуй, даже слишком торопливо, добавила: — С ним будет скидка… Сергей.

— Нет, — признался я. — Недавно сменил телефон, еще не успел установить.

Это была чистая правда: старый Серегин, забитый под завязку непонятными приложениями, я отложил в коробку с хламом. На новом красовались только самые необходимые приложения, и аптечная программа лояльности в их число пока не входила.

— Ой, ничего страшного! — оживилась Майя с такой готовностью, словно только и ждала этих слов. — Давайте прямо сейчас скачаем, это буквально минутка. Там сразу сто бонусных рублей начисляется. Я вам помогу, давайте телефон.

Я покосился на очередь за спиной. Пожилая женщина с авоськой терпеливо изучала витрину, молодой парень в наушниках листал ленту в телефоне. Никто не роптал.

— Ну давайте, — согласился я, доставая смартфон.

— Сейчас я вас быстренько зарегистрирую, — сказала Майя. — Диктуйте свой номер.

Ну я и продиктовал. Сперва номер телефона, потом, когда приложение потребовало, домашний адрес. Скидка, к слову, оказалась смехотворной, рублей пятьдесят от силы, помимо бонуса за регистрацию, зато теперь у Майи имелись мой телефон и адрес, аккуратно занесенные в базу данных аптечной сети.

Интересно, как скоро она позвонит?

Или сразу заявится в гости, прихватив для приличия пузырек корвалола?

Когда я вернулся домой, к моей вящей радости, Степка с Валерой продолжали мирно играть, а квартира не была перевернута вверх ногами. И даже шторы уцелели.

Степка сидел на полу посреди комнаты, сосредоточенно дергая за нитку с привязанной бумажкой, а Валера носился вокруг него кругами, периодически совершая акробатические прыжки с переворотом в воздухе. Для котенка, который еще две недели назад еле ползал от истощения, это было впечатляюще. Глаза его блестели охотничьим азартом, и даже хвост, раньше похожий на облезлый шнурок, теперь топорщился пушистым вопросительным знаком.

— Степка, ты когда свои стихи учить будешь? — спросил я.

— Я сейчас занят, — нетерпеливо сказал Степка и дернул за ниточку так, что бумажка подпрыгнула высоко вверх, а Валера, который как раз прыгнул на нее, пролетел мимо и возмущенно мяукнул, обнаружив, что ничего не поймал. — Отрабатываю свой обед, сам же видишь!

— Ты его уже отработал, — сказал я. — Так что давай садись учить уроки, а? А потом, если останется время, еще поиграешь с Валерой.

— Мы не закончили, — бросил мне Степка категорическим голосом.

Мальчик опять дернул за бумажку, но Валера уже раскусил его манипуляции и, вместо того чтобы прыгать, проследил, куда Степка дернет бумажку, и прыгнул как раз на нужное место. Но тот в последний миг как-то исхитрился опять рвануть ее в сторону, и Валера не попал. Комнату огласил возмущенный кошачий вопль. Валера явно психанул, и нужно было спасать ситуацию.

Но ничего сделать я не успел, потому что раздался звонок входной двери. Я пошел открывать и обнаружил изрядно растерянную и взволнованную Танюху.

— Серега! — крикнула она, заламывая руки. — Ты представляешь, мой ребенок пропал! Господи, где же его черти носят⁈ Я ему звоню, звоню, а он не отвечает! Что делать? Милицию вызывать или типа морги обзванивать?

Руки у нее тряслись. Она вся была красная, потная.

— Я уже все дворы обежала. Не знаю, че делать… — Тут она запнулась, увидев за порогом Степкины ботинки.

— Проходи, — сказал я.

Потому что дальше скрывать от матери местоположение ребенка было аморально. А, кроме того, уже и неактуально.

За моей спиной, в комнате, где до этого носились два безобразия в виде Степана и Валеры, вдруг наступила абсолютная тишина. Когда мы с Танюхой вошли, там никого не было.

— А где это он? — удивленно спросила Танюха, оглядываясь по сторонам.

— Да был здесь, — сказал я. — Только что.

Заглянули под стол, но и там никого не оказалось. В лежанке сидел Валера, который вылизывал лапку и делал вид, что вообще ни при чем.

Ну, под диван мальчик явно залезть не мог, под кровать — тем более: там тоже все пространство забито всякой рухлядью и коробками.

— Может, в шкафу? — неуверенно сказала Танюха.

Не дожидаясь моего ответа, она открыла шкаф, но и там Степана не обнаружила.

Странно, только что тут был, бегал с Валерой, вот и на полу игрушка валяется. Куда он делся, не понимаю…

— Если бы не увидела его куртку и ботинки у тебя в прихожке, в жизни бы не поверила, что он здесь, — сказала Танюха, у которой мысли крутились в том же направлении. — Тут у тебя и спрятаться негде.

И тут же она метнулась в угол, торжествующе сунула куда-то руку и за ухо вытащила Степана. Оказалось, у меня между шкафом и стенкой была узкая щель, где стояло всякое барахло. И Степан как-то умудрился туда втиснуться.

— Ай! — заверещал пацан возмущенно.

— Ты откуда такой фингал взял, гад такой? Опять подрался⁈ Ты, двоечник, давай дневник покажи! — заверещала Татьяна.

В лежанке несчастному Степану вторил Валера, который прекратил умываться и, вероятно, слишком близко к сердцу воспринял тот факт, что его соратника по играм так несправедливо тянут за ухо.

Вышеупомянутое ухо прямо на глазах активно наливалось краснотой. Делать замечание Татьяне при ребенке было непедагогично, чтобы не ронять материнский авторитет, но и смотреть на то, как она издевается над парнем, было выше моих сил.

— Татьяна, Степан сейчас пусть соберет свои вещи, а мы с тобой давай чайку попьем и перекинемся парой слов, — решил разрулить ситуацию миролюбивый я.

Она бросила таскать за ухо хнычущего Степана и раздраженно отправилась за мной на кухню. Я сделал чай и разлил по чашкам.

— Вот скажи мне, Танюх, как толстая толстому, — начал я издалека, — ты сегодня взвешивалась?

— Да, а че? — напряглась она.

— Ты когда взвешивалась, какая у тебя динамика была?

— Чего?

— Сколько сейчас ты весишь и как изменился твой вес со вчерашнего дня.

— А… — фыркнула Татьяна. — Теперь понятно, а то «динамика», «хренамика» какая-то…

Она помрачнела, посмотрела на стенку, потом на свои ногти, потом начала пить чай.

— Татьяна? — Я поднял бровь.

Она шмыгнула носом и возмущенно воскликнула:

— Это ерунда какая-то! Я сегодня утром, после нашей пробежки, взвесилась, и там девяносто три и восемь! Вчера же девяносто два и шесть было, помнишь? Кило двести за сутки набрала, прикинь! Это как вообще⁈

— Спокойно, это нормально, — сказал я, пододвигая ей чашку. — Вес в течение дня и даже недели может колебаться на полтора-два килограмма, и это не жир. Смотри: вчера ты взвешивалась после пробежки, обезвоженная, с пустым желудком.

— Ну так и сегодня так же!

— Значит, с вечера ты поела чего-то соленого, выпила воды на ночь, и организм задержал жидкость.

— Соленых огурчиков поела, да, — дерзко ответила она. — Там нет калорий, сам же говорил!

— Калорий нет, но есть соль. А соль связывает воду, ведь каждый грамм натрия удерживает примерно двести миллилитров. Плюс гликоген в мышцах тоже тянет на себя воду. Это не откат, не жир, повторяю, обычная физиология.

— Точно? — с надеждой спросила Танюха.

— Точно. Через пару дней все выровняется, если не будешь срываться. Ты же не срывалась?

Татьяна отвела глаза и нервно схватила кусочек сыра с тарелки.

— Ну, может, немножко… Там печеньки были, на работе угощали…

— Вот тебе и ответ, — вздохнул я. — Но это не катастрофа. Главное, не превращать разовый срыв в систему. Поняла?

— Поняла, — понуро кивнула Татьяна.

Я еще раз разлил чай и строго посмотрел на нее.

— Татьяна, а зачем ты со Степаном себя так ведешь?

— Как?

— Так, что он тебя боится?

— Нажаловался уже поди стервец! — Она грохнула кулаком по столу. — Ну я ему!

— Стой-стой, куда? — Я покачал головой. — Степка твой ничего не говорил, да это и не нужно. Все и так видно. Лупишь его небось, орешь.

— Ну, даю по жопе, чтоб…

— Да дослушай уже. Не кричи. Во-первых, ты роняешь свой авторитет — это раз, а если еще при мне, то есть прилюдно, наорешь, он вообще замкнется в себе. Во-вторых, ты же его уже до такой степени зашугала, что он боится тебе рассказать о своих проблемах. Потому что, как только у него появились трудности, первое, что он сделал — пришел к соседу посидеть и спрятаться от матери. Ты понимаешь это?

Татьяна вытаращилась на меня, затем не глядя нервно схватила еще кусочек сыра и принялась жевать.

— И не к тебе он пошел, не к своей родной матери, а к совершенно чужому человеку. А ведь это неправильно. Ты должна быть у него первым другом, главным человеком в жизни! — продолжал нагнетать я. — А еще представь такой вариант: он сейчас подрастет, а ведь он у тебя красивый будет…

Татьяна польщенно потупилась и пробормотала:

— Как и его пропавший без вести отец.

Я усмехнулся:

— И такого парня с руками-ногами быстренько отхватят и женят.

У Татьяны перекосило лицо, и она тяжко вздохнула — видимо, об этом думала не раз.

— И ты представь, Таня, если у тебя с ним не будет никакого внутреннего единения, он его найдет со своей женой. А вот ты пойдешь даже не на второй и не на третий план. Понимаешь ты это?

— Понимаю, — вздохнула Татьяна и посмотрела на меня умоляющим взглядом. — Что же мне делать?

— Как что? Менять свое отношение, уровень доверия и взаимодействия. Ребенок должен знать, что может прийти к тебе с любой проблемой и не получить за это по голове. Даже если он накосячил, даже если принес двойку или подрался. Сначала выслушай, потом разберись в ситуации, а уже потом, если надо, объясни, что он сделал не так. Но без воплей и без таскания за уши. Иначе он просто перестанет тебе что-либо рассказывать, и ты узнаешь о его проблемах последней, когда уже поздно будет что-то исправлять. А вообще, займись наконец парнем!

— Так я же деньги зарабатываю, — вздохнула Татьяна. — Постоянно занята. Ну правда, у нас же график такой, что там одних больше продвигают, и им дают больше заработка. А у меня уже что остается. Вот я и так рада, даже этим крошкам. И набираю все, что дают. Потому что мы убираем в домах богатых людей, там и чаевые часто хорошие бывают. А одна женщина мне вообще такие красивые ботинки отдала! Вот и пашу как лошадь…

— Что пашешь — молодец. Но пацана своего упустишь. А представь, он сейчас в подростковый возраст войдет, начнет бунтовать, и что дальше?

Татьяна задумалась. Потом пустила слезу. Потом снова задумалась, позвала Степку и обняла его. А эмпатический модуль показал, что женщину проняло, и ей стыдно, и любит она своего сына больше жизни.

На этой ноте я выбил из нее обещание, что она подумает над своим поведением и над системой воспитания, после чего отпустил их домой. Тем более Степке стих учить надо было.

Потом сидел на кухне и неторопливо пил чай, размышляя над перипетиями своей судьбы.

Странное дело: в прошлой жизни я оперировал министров и олигархов, читал лекции в высокорейтинговых университетах и консультировал мировых знаменитостей, а здесь сижу в обшарпанной хрущевке, пью чай и учу соседку воспитывать ребенка. И, что самое удивительное, второе почему-то кажется не менее важным, чем первое. Может, даже важнее. Потому что там я спасал тела, а здесь, похоже, пытаюсь спасать что-то посложнее.

В какой-то момент я осознал, что дома слишком тихо. Валера подозрительно тихо сидел в своей лежанке и у меня создалось впечатление, что он что-то замышляет.

И тут в дверь опять позвонили.