Я К ПЯТНАДЦАТИ ГОДАМ

К пятнадцати годам мой внутренний мир составляла гремучая смесь из противоречий. Я видела, что я красива, но при этом абсолютно не уверена в себе. Я имела очень высокие требования к будущему избраннику, но при этом считала, как учила меня мама, что «полюби меня черненькую, а беленькой меня любой полюбит». Я была очень начитанна, по примеру мамы разговаривала цитатами философов и писателей, как говорили, талантливо играла на фортепиано и прилично, пела, но при этом малообразованна в классическом понимании, так как большая часть школьной программы была, как говорится, мною прослушана. Я выросла в болезненно независимую и внешне абсолютно уверенную в себе пробивную девушку, готовую отстаивать себя и свои взгляды не только словом, но и силой, и при этом страшного паникера внутри, у которого любой маломальский промах вызывал панику и ощущение конца света, без какого-либо преувеличения. Описать насколько мое мировосприятие отличалось от взглядов на мир той же сестры, можно одним из примеров. В мои семнадцать с чем-то лет, а сестре, соответственно, пятнадцать, у меня произошла какая-то личная трагедия, именно так я это воспринимала. Я стояла и плакала у окна. Сестра подошла ко мне и сделала попытку со мной заговорить. В ответ я только огрызнулась, что, мол, какое ей дело, ей все равно наплевать. А в этот период нашей жизни мы стали не особенно близки из-за того, что я считала ее еще маленькой, фактически, как я сейчас понимаю, я относилась к ней, как к своему ребенку, а она уже активно бунтовала. Тем более, что мама давала ей абсолютную свободу, а я всего лишь старшая сестра, которая пыталась ее контролировать и воспитывать. Поэтому обычно на этом моем ответе все и заканчивалось, но в этот раз сестра сделала еще одну попытку. Она стала говорить мне теплые слова и что действительно хочет мне помочь, но если я ей ничего не расскажу, то как она узнает, чем? Я помню, как мне было приятно услышать такие слова, и начала делиться своими бедами. Я все рассказала, а она стоит и не проявляет никакой реакции. Просто никакой!

Я раздражено спрашиваю:

— Ну и зачем ты говорила, что готова меня поддержать?

Сестра недоуменно и искренне:

— А что, это все? Это вот из-за ЭТОГО! ты так плачешь?

Я истерично:

— А что, мало?

Сестра отвечает растерянным голосом:

— Знаешь, Лена, прости, конечно, но я не то, чтобы плакать, я бы вообще этого не заметила!

У меня от ее слов будто что-то лопнуло в груди. Я должна сказать, что и сейчас восприятие описанных мною событий, в которых она тоже участвовала, отличается от моего более мягким. Но мы понимаем, что ее жизнь и отношение к ней в семье отличались от моей жизни и отношения мамы ко мне. Например, из нашего посещения поликлиники босиком с синими ногами она помнит только, как мы толкались в автобусе и как весело бегали босиком по теплым лужам. То есть она помнит, что мы были босиком и одни, но она не переживала, как мы доедем, что мы объясним в регистратуре, почему мы одни, как оценит нашу поездку мама. Поэтому в ее воспоминаниях осталась только приятная часть этого путешествия.

Так вот, к пятнадцати годам я мечтала о вечной и светлой любви, но непременно приправленной страстями и страданиями, как в книгах, которые я во множестве прочитала.

С подачи мамы моя голова была напичкана философскими и религиозными книгами разной направленности (Гете, Гессе, Блаватская, Платон, Аристотель, Даниил Андреев, Косидовский…) без должного наставления и пояснения их содержания, забита мыслями о смысле жизни и бренности существования. Надо сказать, что сестра начала читать книги только ближе к тридцати годам и читает, не останавливаясь, их до сих пор. А до семнадцати лет я читала ей вслух, и мама к ней не приставала с философией, а сестра от этого не стала хуже.

Я размышляла и была абсолютно готова к самоубийству. Не из-за несчастной любви, не из-за какого-то другого горя, а просто потому, что все равно когда-то умирать, уверенная в том, что я никому не нужна. И не сделала этого только потому, что судьба вовремя послала мне дочь. Именно чувство ответственности перед ней удержало меня от этого страшного поступка. Я всегда хотела, чтобы у дочери жизнь была лучше моей, это служило для меня основным двигающим моментом долгие и долгие годы.

Я не умела выстраивать отношений с противоположным полом, я четко знала одно, что все мужики «козлы».

Подругам я всегда говорила:

— Если мне не понравится замужем, то разведусь, делов-то… Моя мама вырастила нас одна, и ничего, никто не умер!

Это совсем не означало того, что я хотела бы остаться одна, просто я заранее себя к этому готовила. Когда кто-то подходил ко мне познакомиться, я с вызовом начинала разговор с насмешки или с вежливого хамства. Хорошо, что мне почти никогда не отвечали соответствующим образом, но, естественно, от меня шарахались. Я была уверена, что замуж надо выходить не раньше двадцати пяти лет. У меня были планы на институт, я играла в ансамбле в молодежной группе, занималась музыкой. Но жизнь распорядилась иначе.

Надо сказать, что единственным советом, который давала мне мама относительно отношений с возможными женихами, это не говорить о проблемах с кровью. Иначе, как уверяла она, никто на нас с сестрой не женится. Но я говорила, я не могла скрывать, памятуя о том, какие претензии предъявляла за подобный к родителям отца и к нему самому наша мама.

Вот с такими тараканами в голове я подошла к пятнадцатилетнему возрасту.

Загрузка...