Двойная честь

* * *

Не плакала, не кричала, не горела. Она позвала его по имени и коснулась тонкими пальцами его щеки, потом – шеи. Так мягко, так нежно, как лишь она умела. И это не было сном – это было реально. Пах истерзанной листвой черничник, болела раненая нога, истерично жужжала какая-то букашка, попавшая в паутину, затаенную средь лапок маленькой серебристой сосны. И Бия наклонялась к нему, с легкой улыбкой на нежных губах, с теплым светом в темных глазах.

– Бия, – прошептал Корт, не решаясь ответить касанием на касание – из боязни, что это чудесное видение развеется от его рук. – Ты ли, Бия?

Она не ответила – заменила слова поцелуем. Жарким, настоящим…

И Корт вдруг опрокинулся в тот душистый весенний день, когда после красивого свадебного обряда они играли в догонялки в священной березовой роще. Бия задорно смеялась, петляя меж стройных белых стволов, легко перепрыгивала, даже перепархивала, будто бабочка, через овражки, что встречались на пути. Потом вдруг запнулась, ахнула и упала, покатилась по шелковой траве. Конечно, она сделала это специально. Чтоб Кортерис настиг ее, подхватил на руки, прижал к груди и закружил посреди нежных берез. А потом тоже повалился в траву, вместе с Бией. Потому что теперь можно было любить свою молодую супругу, а она могла любить его. Именно здесь, в священной светлой роще, в мягкой густой траве. Так, как это делали их предки…

Потом они лежали и смотрели в бирюзовое майское небо. Лениво плыли куда-то на юг маленькие редкие облака, с тонким писком проносились туда-сюда яркие пичужки – тоже, наверное, справляли свадьбы, свои, птичьи. Опьяняюще пахли травы, а от ласкового ветра вкрадчиво перешептывались молодые листья на стройных березах.

– Как думаешь: кто родится? – тихо-тихо спросила Бия, касаясь теплыми и мягкими губами его уха.

– Дочка, – ответил Кортерис, целуя ее в макушку: шелковистые волосы благоухали чабрецом. – Такая же красивая, как ты…

«Что-то не так!» – зазвенела в его голове тревога. Сперва – еле слышно. Секунду спустя – громче, заглушая птичьи песни – даже голова заболела.

«Не так! Не так! Не так!»

Корт широко распахнул глаза. И не зажмурился, как если бы увидал яркий день. Потому что дня не было.

Был вечер. Над головой – сквозь почти черные лапы сосен – мигало лиловое, сумеречное небо. Из звуков – стрекотание кузнечиков и уютное потрескивание угольков в затухающем костре.

Убийца сел и скривился – резкой болью отозвалось раненое бедро. А еще – сильно заломило в висках. Так, словно он выпил много зеленого вина, а сверху неосторожно опрокинул в себя две-три кружки пива.

Корт осмотрелся, потирая ноющую голову. Рядом – прямо на мху – мирно посапывала свернувшаяся в клубок Майя. Девушка чему-то улыбалась во сне, а из-под плаща, в который она завернулась по самую шею, торчала ее тонкая голая нога.

Через секунду Корт сообразил, что и сам не вполне одет. Точнее – совсем не одет. Сообразил он и еще кое-что. Нахмурившись и поджав губы, молодой человек откинул одеяло, которым был укрыт, и, сильно прихрамывая на хворую ногу, отправился искать штаны. Найдя и надев, услыхал тихий смех за спиной и обернулся, не прогоняя с лица суровости.

– Это было здо-ро-во! – бархатным шепотом сообщила ему Майя. – Давай еще раз! – ее глаза чарующе мерцали, лицо сияло.

– Где Аврора? – спросил Корт.

– Не знаю, – честно ответила девушка, нежно и лукаво улыбаясь убийце, и, перекатившись на спину, выгнулась, словно кошка, разнежившись в тепле, потянула к Корту руки, игриво перебирая пальчиками. – Иди ко мне. Что ж ты?

– Где Или? – продолжил вопрошать Корт, не меняя ни тона голоса, ни выражения лица.

– Не знаю, – фыркнула Майя. – Да и плевать, – уронила руки вниз.

– Мне не плевать, – ответил Корт и подхватил с куста сирени свою рубашку, быстро натянул и уселся в черничник, чтоб надеть сапоги.

Девушка сперва молча наблюдала, как он запихивает штаны за халявы и затягивает шнуры вокруг щиколоток, потом заговорила:

– Что она для тебя? Ты что? Влюбился в нее?

Корт смолчал. Взялся за куртку и пояс.

– На нее тебе не плевать, – возвысив голос, продолжила Майя. – А на меня? На нас? На то, что сейчас было – плевать?!

Убийца хмыкнул, еще больше нахмурился, и спросил:

– А что было?

– Мы любили друг друга! Ты – меня! А я – тебя! Или не заметил? – возмутилась Майя.

– Не заметил, – тут же отозвался Корт. – Я любил не тебя. Я любил свою супругу. Ту, которая давно умерла. Я видел Бию. Я целовал Бию. Обнимал и любил Бию. В священной березовой роще. А рыжей Майи там не было!

Девушка, услыхав эти слова, в отчаянии закусила губу.

– Ты не похожа на Шипа, Майя, – продолжил Корт, затягивая пояс и берясь за заплечные ножны с рубцами. – Шипы не обманывают друг друга.

– Корт! Это все – для тебя! Я всегда все делала лишь для тебя! – Майя, видя, что он готов уйти, подхватилась, теряя плащ, и бросилась к молодому человеку, повисла у него на шее, прижалась всем телом к его телу. – Пойми: я люблю тебя! – и поймала губами его губы.

Корт мягко, но твердо, расцепил руки девушки, отвел от себя и сказал все тем же безжалостным равнодушным тоном:

– Шипы не обманывают тех, кого любят…

Последнее, что он сделал у маленького костра на сонной черничной поляне – это натянул маскировочный колпак на голову. Потом забросил одну из двух дорожных сумок себе на плечо и нырнул во мрак ночного леса, сильно хромая, но быстро и бесшумно…