Дыши в такт со мной (СИ)

— Итону прислали видео, а я…

— Ты смотришь порно? – подавшись вперёд, девушка отвешивает Брендону слабую пощёчину и тот возмущённо вздыхает.

— Эй!

— Я ценю эту совершенно невероятную информацию, но ненавижу тебя за то, что ты смотришь порнуху.

Потерев порозовевшую щёку, Брендон испускает усталый вздох.

— Но… почему она там снималась? Она ведь из обеспеченной семьи, она ведь…

— Всё это липа, мы с Итоном рылись в архивах, искали её семью, там и слова нет о якобы богатейшей династии Найманов. Эвелин всё это придумала. Написала ей биографию с чистого листа.

Задумчиво кусая щёку, Роксана на мгновенье замирает.

Брендон в очередной раз корит себя за то, что всё ей рассказал.

И почему он не умеет держать язык за зубами?

~***~

Джордж Лердж.

Если бы вы встретили его на работе, подумали бы, что это идеальный мужчина.

Высокий, статный блондин.

Волосы всегда зачёсаны назад настолько идеально, словно это делали специальной машинкой.

Никаких излишек геля.

Лёгкая щетина, что помогает нагнать десяток лет, ему положено выглядеть старше.

Идеальные костюмы, рубашки, галстуки, дежурная улыбка из отбеленных зубов, лёгкий загар даже зимой.

Он не жаловал солярий, это было одно из требований его начальника – подчинённые должны выглядеть здоровыми.

Здоровыми, весёлыми, спортивными, энергичными даже в холодную стужу и изнемогающую жару.

Джордж работал в нефтяной компании BP.

Его отец, лучший друг директора компании – Роберта Уоррена Дадли с лёгкостью устроил Джорджа сюда ещё мальчишкой на стажировку.

Дальше дело за Джорджем.

Выделиться из толпы простых студентов, стать лучшим, ловким, быстрым, незаменимым.

Учтивость, корректность, вежливость и готовность выполнить любое поручение начальника в любое время дня и ночи.

BP – страшная корпорация, владеющая нефтеперерабатывающими и нефтехимическими мощностями, сетью АЗС и выпускающая масло под маркой Castrol.

Жизнь превратилась в сказку.

Джордж быстро взобрался по карьерной лестнице, ездил по миру, ел в лучших ресторанах, менял девушек, как перчатки, катался по Нью-Йорку на служебной машине и пил шампанское, пока не настало 20 апреля 2010 года.

Это случилось ночью.

Он только закрыл глаза, пытаясь отдышаться после очередного пьяного оргазма, полученного с неизвестной девчонкой, что запрыгнула в его лимузин, как только увидела золотые часы на запястье, когда телефон разорвался тревожным звонком.

Он думал, это дружок Кайл, что застрял на том конце города, принял слишком много дури и опять потерялся.

Подхватив телефон, Джордж уже хотел послать парня куда подальше, когда по телу пробежалась волна холодного пота.

Звонил его начальник.

Это было плохо, потому что начальник никогда не звонит ночью.

Это был взрыв нефтяной платформы Deepwater Horizon.

20 апреля 2010 года на нефтяной платформе, арендованной компанией BP работавшей в центральной части Мексиканского залива южнее штата Луизиана произошёл взрыв.

Джордж улетел на первом рейсе.

Всю дорогу его тошнило от выпитых ночью коктейлей, он почти не спал, руки дрожали, и, кусая губы, он с ужасом ожидал увидеть последствия взрыва, ответственность за который понесёт его компания.

В аэропорту его встречало двое мужчин.

Лица их были взволнованны, они казались детьми-переростками во взрослых костюмах.

Вытерев рот рукой, Джордж расправил ворот костюма и направился к ним, стараясь быть настолько учтивым, насколько позволяло его положение.

Они появились у платформы через час, но чёрный дым и жуткую тьму, расплывающуюся по заливу, Джордж увидел издалека.

22 апреля платформа затонула.

Свободное истекание нефти из скважины, на которой до катастрофы работала платформа, повлекло за собой крупнейшую экологическую катастрофу.

В день из скважины вылилось до 1000 тонны нефти.

Погибло 11 человек, 17 было ранено.

Место было оцеплено.

Экологи, пожарные, спасатели, скорая, Джордж никогда не был так охвачен паникой, как в эти дни.

Каждый день журналисты требовали от него ответов.

Что будет делать компания?

Ущерб оценили в 37 миллиардов долларов, и Джордж с шумом сглатывал, ожидая делегацию совета директоров, что должны были прилететь через сорок восемь часов, после его появления.

Он был жертвенным поросёнком, поганой овцой, мальчиком для битья и всего за несколько часов превратился из обычного финансиста в монстра.

Экологи и защитники окружающей среды рыдали, пялясь в камеру и крича о том, что кончена жизнь не только для животных, но и людей.

Через неделю Джордж вернулся в Нью-Йорк и замер на пороге своего кабинета.

Корпорация превратилась в сгусток нервов.

Люди что-то печатали, бегали, кричали, тыкая в телевизор, приезжали и уезжали, а потом акции BP рухнули.

Они потеряли кучу денег, пытаясь очистить залив, подали иски трём компаниям, что, по их мнению, были виноваты в страшной аварии.

Начались массовые сокращения и руки Джорджа начинали дрожать, когда он слышал приближающиеся шаги по направлению к его кабинету.

Два года он сидел на пороховой бочке прежде, чем всё это не закончилось.

Залив был спасён, корпорация выиграла в суде, получив компенсацию в размере кругленькой суммы, акции вновь поднялись вверх.

Только Джордж стал другим человеком.

Он повзрослел.

В конце концов, ему далеко не двадцать, время наступает на пятки и пора остепениться.

К тому же отец проявил невиданную щедрость, подарив ему на день рождения квартиру на Манхэттене, в жилом комплексе Manhattan River Hous, где цена превышала предел в 100 $ миллионов.

Это был цельный особняк в высотке.

30 комнат, занимающих 5 этажей небоскрёба.

Декором занимался сам Тони Инграо.

Он разделил всю доступную площадь на функциональные зоны.

Холл и жилые комнаты, бассейн, теннисный корт, IMAX – кинотеатр, Spa – салон, винный погреб, игровая комната и этаж для персонала.

Квартира была декорирована натуральным камнем, мрамором, ценными породами дерева и шёлком.

Высота потолков – 6 метров, пальмы, расставленные в каждом углу, рояль в гостиной, бассейн с эффектной светодиодной подсветкой.

Заходя в огромную спальню, Джордж с тоской оглядывал этот мир, что отец щедро подарил ему из своего толстого кошелька.

Он вновь оставался здесь один, даже персонал был изгнан на первый этаж, где Джордж их никогда не видел.

Он мог бросить мокрое полотенце в любом месте дома, закрыться в своей комнате на десять минут и, вернувшись не обнаружить влажного лоскутка.

Он играл в теннис сам с собой, приглашал укуренных друзей и устраивал вечеринки у бассейна, приглашал девушек в Spa – салон, пополнял винный погреб, закупал плёнки для кинотеатра, поставил несколько раритетных игровых автоматов в игровую комнату, но всё это было не то.

Он вновь и вновь возвращался к той аварии на платформе.

Вспоминал своё лицо, дрожащие руки, тонны выкуренных сигарет и безмерное одиночество.

Никто не мог положить ему руки на плечи и попросить успокоиться, приготовить ужин, сказать, что будет любить его даже, если он всё потеряет.

Прошёл ещё месяц одиночества, в котором Джордж уже почти отказывался выходить из дома, ибо свет резал глаза, а в его собственном мире ставни были готовы плотным коконом создать ночь в любое время.

Когда он встретил её.

Он в очередной раз умасливал клиента, шепча ему лесть в динамик своего телефона, когда почувствовал запах пережаренного хот-дога.

Поморщившись, Джордж обернулся на запах, желая увидеть сумасшедшего толстяка, который будет, это есть, когда замер.

Её звали Эсса Чарлсон.

Её огромные голубые глаза почти мгновенно выискали его хищным взглядом.

Несколько взмахов густых, чёрных ресниц, слабая улыбка пухлых губ, что должно быть больше напоминала ухмылку, густые, каштановые волосы, струящиеся по плечам, и Джордж уже отключил телефон.

Она так просто сидела на мраморной скамье, забросив ногу на ногу и её замшевые сапожки со шнуровкой, так игриво скрывающиеся под оборками белоснежного пальто были выставлены вперёд, демонстрируя неимоверно высокую шпильку и изогнутый носочек.

Этим же вечером она была у него дома.

Она переехала утром, сказала, что вещей у неё почти нет и дома ловить нечего.

Для Джорджа это был идеальный вариант.

Он отписывал ей на шопинг неимоверные деньги, учил играть в теннис, разбираться в винах, путешествовать по миру с ним, или без него, если он был на работе, приучил правильно питаться и восхвалять аэробику с Синди Кроуфорд.

Эсса была такой молодой, такой трогательной, такой нежной и заботливой, так ласково целовала его перед сном, старалась идеально выгладить его рубашки, но лишь умудрялась оставлять чёрные разводы и жирные жёлтые пятна.

Хотя он всё равно надевал их, пряча под пиджак, и снимал в машине, где его ждала идеально накрахмаленная и отутюженная домработницей, рубашка.

Она учила его новым направлениям музыки, и любить компанию Apple, он заставлял её не экономить на продуктах и забыть о Макдоналдсе.

Они были вместе почти два года, и всё было идеально, если бы Эсса хотела детей.

И выйти за него замуж.

Только она не хотела.

Не хотела принимать кольцо и не хотела подумать об их будущем отпрыске, что мог стать голубоглазым брюнетом.

Минуты вопросов, повисших в воздухе, превращались в дни, недели, месяцы.

Джордж ожидал её ответов терпеливо, устало потирая виски и качая головой, давясь неизвестностью и тишиной, словно ядом.

К тому же ситуацию их и без того не простой жизни усложнил её дружок.

Она говорила, что он безответно влюблен в другую, что никогда бы не посмел и лишнего прикосновения к ней, что она верна только Джорджу, но почему-то все эти слова рассыпались пылью перед Джорджем, когда наружу всплыли странные и уродливые подробности личной жизни Эссы и Логана, без него.

Этот парень итак казался ему странным.

Он видел его блог в компьютере Эссы, слышал, как они созваниваются, и она часами говорит с ним по телефону, закрывшись в другой комнате.

Джордж старался верить ей и не ревновать понапрасну, но слова некой Клео Макалистер и её подруги Роксаны повисли в воздухе из застывшей тишины.

Этой ночью они занимались любовью, и Эсса настойчиво затыкала Джорджу рот, пытаясь потакать всем его капризам.

Он почти расслабился, даже провалился в небытие на мгновенье, когда закрыл глаза, но потом правда вновь навалилась на него тяжёлым грузом.

Он резко поднялся, несколько минут безмолвно озирался в холодной темноте спальни, когда повернулся к Эссе, что как обычно спала к нему спиной, закутавшись в одеяло.

Теперь это тоже казалось странным.

Почему она всегда отворачивается?

Может, ей неприятно его видеть?

Может, она просто хотела навариться на нём, а потом сбежать к своему Логану?

Тогда почему не выходит замуж за Джорджа?

Это стало бы идеальным залогом на безбедное будущее после их расставания.

Может, Логан не разрешает ей?

Может, не хочет, чтобы она настолько серьёзно погрязла в своей афере?

От этих мыслей по коже Джорджа ползут мурашки.

Поморщившись, он хватает Эссу за плечо и грубо встряхивает, от чего девушка испуганно вздрагивает.

— Господи, Джордж… - шепчет она, тяжело, выдыхая. – Что случилось?

— Ты мне изменила.

Безапелляционно отвечает Джордж, устремляя на Эссу суровый взгляд.

Обернув вокруг себя одеяло, он встаёт на колени и, шаря несколько секунд по холодной стене в без известности, наконец, находит ночник и постель освещается слабым голубым сиянием.

Поморщившись, Эсса подтягивает к себе одеяло и устало зевнув, садится.

Её волосы взъерошены и на затылке несколько плотных колтунов, глаза заспанные и красные, под глазами чёрные тени.

— Джордж…

— Не смей меня затыкать, - цедит Джордж сквозь зубы.

Он вновь чувствует себя глупым мальчишкой, которого дурит шлюшка ради лишних денег.

— Ты немедленно расскажешь мне всю правду.

— Между мной и Логаном ничего нет! Я пыталась помочь ему отшить девушку, потому и притворилась его невестой, - закатив глаза, Эсса вновь зевает.

— Какая чушь… - бормочет Джордж, поднимаясь, и пытается отыскать трусы в ворохе разбросанной по полу одежды.

Он чувствует себя жалким, словно его использовали и после не слишком приличного акта совокупления вышвырнули на улицу, не дав чаевых.

— Джордж, вернись в постель.

Найдя трусы, Джордж наскоро натягивает их, и вновь наклоняется, пытаясь отыскать мятые брюки, где стрелки превратились в поломанную линию.

— Ни за что. Думаешь, сексом ты сможешь всё исправить?

— У тебя нет поводов ревновать меня! – восклицает Эсса, слова эхом отлетают от стен, но всё равно звучат не убедительно. – Логан просто мой друг!

— Да, ты подцепила его в своих глупых походах на шпильках, что устраивала без меня!

Орёт Джордж в ответ, натягивая брюки и гремя бляхой ремня.

— Ты сам отправлял меня в эти походы! Он просто мой друг, и я уже устала оправдываться!

— Ты сама виновата! – восклицает Джордж, резко обернувшись к девушке, и Эсса замирает в молчании.

Где-то вдалеке тикают часы, этажом ниже слышно приглушённый вой пылесоса, а огромный аквариум, почти в половину стены, освящённый тёмно-синим и сиреневым сиянием тихо гудит, выбрасывая пузырьки в прозрачную воду.

Джорджу невыносимо хочется замолчать.

Ведь вокруг так тихо, кажется, сам Нью-Йорк сегодня уснул.

Она ведь такая мягкая, нежная, трогательная, завёрнутая в огромное одеяло, обёрнутое шёлковой тканью, пытается вглядеться во тьму комнаты в поисках подходящего ответа, что не разрушит окончательно их и без того расшатанные отношения.

— Джордж… - её голос становится хриплым, прочистив горло, Эсса мотает головой. – Прошу, давай спать. Я ужасно устала.

— Я не могу спать.

Джордж почти готов выть от собственного занудного голоса, что гундит во всём доме, вытекая, словно растаявший студень на улицу.

Застегнув ремень, он судорожно вздыхает, наклоняясь за рубашкой.

Что потом, Джорджи?

Помнишь, ты когда-то устраивал точно такие же сцены своей матери?

Тебе было девять, ты натягивал свои новенькие джинсы, футболку и бомбер, водружал на голову кепку, завязывал шнурки по десять минут, брал скейтборд, и демонстративно выходил на улицу, понятия не имея, что будет дальше.

Женщина терпеливо ждала, пока капризный ребёнок не поймёт, что дальше только холодная улица и тёмная ночь, в которой он хочет спать.

Джордж сдавался через десять-пятнадцать минут, она едва успевала перевести дух, а его крохотные пальчики уже стучали обратно в дверь, требуя немедленно вернуть маленькое горе в её устоявшуюся жизнь.

Эсса не будет его ждать, как это делала мама.

Она не замрёт у дверей, не затаит дыхание, не улыбнётся ему, когда он снимет кепку и вновь рухнет в постель.

Не будет снимать с него кроссовки, не поставит скейтборд на место.

Теперь у него другие игрушки, нравы и интересы.

Теперь он может уехать, взять машину в любое время дня и ночи, заказать билеты, сорваться, или просто поехать в офис, что работал круглосуточно.

Натянув рубашку, Джордж начинает медленно её застёгивать, ожидая действий от второй половинки.

Он слышит, как шуршит одеяло, как она устало вздыхает, как облизывает губы и даже лёгкий щелчок её пальцев, но не слышит извинений.

Не слышит уговоров, слёз, и даже не чувствует тепла её тела, что приближается к нему, желая обнять и успокоить.

Застегнув пуговицы, Джордж опускается на постель, пытаясь нащупать запонки на прикроватном столике.

Его рука скользит по её кружевному бюстгальтеру, сброшенному несколько часов назад, когда ситуация ещё не была в таком плачевном состоянии.

Тогда ему казалось, что зов тела сможет перебороть любые сомнения, ведь секс был идеальной таблеткой для примирения.

Он решал по его средствам далеко не одно разногласие и далеко не только с Эссой.

Расправив воротник рубашки, Джордж поднимается с постели и оборачивается к девушке, желая подарить ей последнюю возможность удержать его.

Откинувшись на подушку, она сладко сопит.

Её глаза закрыты, рука прижата к щеке и кажется на нежной, розовой коже блестит слеза, или может ему это только кажется из-за плохого освящения.

В любом случае он не хочет включать свет и убеждать себя в обратном.

Пусть Эсса будет казаться задремавшей страдалицей, на чьи плечи был возведён слишком большой груз для её хрупкой конституции.

Глубоко вздохнув, Джордж гасит ночник и уходит из комнаты.

Преодолевая лестницы четырёх этажей, он спускается на первый, где на вешалке у дверей водружён его костюм на новый рабочий день.

Идеально отглаженные тёмные брюки, пиджак и белоснежная рубашка с небрежно переброшенным через плечо красным галстуком.

Надев ботинки, Джордж подхватывает костюм и покидает дом.

Преодолевая путь до машины, он сетует лишь на то, что, по крайней мере, прислуга, остающаяся незаметной, и учтивой всегда выполняет любые его требования куда лучше, чем любая женщина его жизни.

— ***-

2010 г.

— Клянусь тебе Филлип, если мы здесь из-за тебя застрянем…

С шумом сглотнув, парень как бы небрежно оборачивается к Сем, пытаясь перевести очередной провал в шутку.

— Сем…

— Я тебя убью, - бормочет девушка, отрывая взгляд от испорченного маникюра. – Ладно, может, и не убью, но ни меня, ни Фей ты больше никогда не увидишь, обещаю.

Поморщившись, Филлип бросает взгляд на Фей и в бешенстве кусает губу, пытаясь не выдать эмоций.

Только не она.

Оторвав взгляд от внутреннего дворика, пестрящего геранью и бугенвиллией, она слабо улыбается ему, устало вздыхая от навалившейся на плечи путников жары.

Они провели на Ибице почти три дня.

Сначала это был короткий первый день, когда они бежали из аэропорта, точно ненормальные и грезили лишь вкусным ужином и сладкой, мягкой постелью.

На второй день они появились на самом посещаемом пляже Ибицы – Бениррас.

Он был расположен на севере острова и с него открывался невероятный вид на так называемый «Палец Бога», часть скалы, выступающей из моря.

Песок был белым, солнце палящим, люди вокруг загорелыми, прекрасными и совершенно непонимаемыми, ибо испанский для троицы был недоступен точно так же, как и хороший номер в отеле.

Утро они провели, изучая зубчатое побережье, в поисках спрятанных бухт и заливов, укрытых между отвесных скал и холмами, украшенными фиговыми и оливковыми деревьями.

В обед уснули под яркими резиновыми зонтиками, вечером голод в желудках заели лёгкими фруктами, повторили утро третьего дня в точности, как и второго, и лишь к обеду, когда они выбрались с пляжа в город, бродя среди узких улочек, Сем вдруг подала голос.

Филлип обещал им незабываемый отдых, это же Ибица, место бескрайней свободы юного тела, а они прохлаждаются, точно дремучее старичьё.

Он обещал, что они попадут в клуб «Amnesia».

Он обещал, что они смогут пройти, что он найдёт кого-нибудь, кто укажет им дорогу, он обещал, что коктейли будут бесплатно, он обещал, обещал, обещал.

Обещал так много, что уже забыл, что именно.

Суть лишь в том, что эта девчонка, минуту назад созерцавшая красоту внутреннего дворика, ему нравится.

Нравятся её большие голубые глаза, нравятся короткие волосы, неровными завитками спадавшие на шею и приобретающие оттенок сливово - розового цвета на солнце.

Нравится её загорелая кожа, её длинные ноги, её тонкие запястья, облачённые в золотые браслеты, что звенели, будто колокольчики при каждом движении.

Нравится небрежность её одежды, рюкзак за плечами и каждая песня из её плей-листа.

К сожалению, поехать вдвоём сюда она не захотела, ведь повсюду за ней таскалась Сем.

Сем – крохотная проблемка, точно лишняя запятая в идеально построенном предложении.

Ей было всего двадцать, но характер стервозный и заносчивый, точно у тридцатилетней.

Русые волосы вперемешку с прядями спелой пшеницы, серо-зелёные глаза, в вечном суровом прищуре.

Крохотная фигурка, загорелая кожа, широкие скулы, пухлые губы и бесконечно длинные ноги, что казались такими благодаря коротким шортам.

Она обожала короткие юбки, яркое солнце и дырявые джинсы, ненавидела книги, не любила сидеть в кинотеатре и хотела каждую минуту своей жизни провести в бесконечной пляске.

Филлип знал Фей почти два года, но он до сих пор не смог понять, как эта тонкая натура, не обременённая утехами тела, стала подругой этой испорченной сучки, мечтавшей лишь о коктейлях и безумном сексе.

— Я обещал тебе, что ты попадёшь в этот клуб, значит попадёшь.

Рассмеявшись, Сем качает головой и, отбросив назад волосы, собирает их в высокий хвост.

Теперь её скулы становятся ещё шире, ни одна деталь в облике не может отвлечь от её жёстких черт модельного лица.

— Фей, ты идёшь?

Прибавив шагу, девушка настигает их и, положив руку на плечо Сем, улыбается.

— Здесь так красиво, обожаю старые кварталы.

Улыбнувшись в ответ, Филлип нервно поправляет лямки рюкзака, не отводя от девушки пристального взгляда.

— Это Са Пенья, и…

— Заткнись, экскурсовод, - Сем раздражённо закатывает глаза, нахмурившись, она встаёт на корточки, вглядываясь куда-то вдаль.

Метрах в десяти от них, почти в самом конце квартала, где тени домов не успевают расходиться в разные стороны, бродил парень с полароидом.

Он выглядел точно таким же туристом, как и они.

Тяжёлый рюкзак, стоптанные ботинки, линялые джинсы, футболка с закатанными рукавами, взгляд, возведённый вверх и вечный спутник каждого приезжего – фотоаппарат.

— Он точно американец, узнай у него, где клуб, - Сем толкает Филлипа в плечо и тот едва не теряет равновесие, хотя на добрых шесть дюймов выше её.

— С чего ты взяла, что он знает?

Поджав губы, девушка подаётся вперёд и Филлип чувствует запах её увлажняющего крема, коим провонял весь их номер в отеле.

Смесь персика и манго.

— Если он не знает, где клуб, то ты никогда не узнаешь, что под юбкой Фей.

Поджав губы, Филлип морщится ей в ответ и неохотно идёт вперёд.

— Эй, - подав голос, он слабо машет рукой, пытаясь привлечь внимание парня.

Его слова отлетают рикошетом от сухих стен и возвращаются обратно, разрывая грудную клетку откликами.

Нахмурившись, парень вешает полароид на шею, оборачиваясь к Филлипу.

— Привет, - подойдя ближе, Филлип выжимает из себя дежурную улыбку.

Черты его лица несколько ассиметричны, потому выражать радость и сочувствие он умеет плохо, его вид скорее кажется угрожающим из-за тонкого носа и высокого лба.

— Привет, - кивнув, парень смахивает с виска солёную каплю пота, что ещё секунду назад путалась в прядях каштановых волос.

— Меня зовут Филлип, а там Фей и Сем, - Филлип кивает в сторону девчонок, затерянных с другой стороны тёмного квартала. – Мы здесь уже третий день, ищем клуб «Amnesia», не знаешь, где он?

Нахмурившись, парень несколько секунд напряжённо молчит.

— Кажется… это недалеко от деревушки Сан-Рафаэль, на шоссе между Сан-Антонио - Абад и самой Ибицей.

Филлип едва не стонет от облегчения.

— Господи, какое счастье. Если бы не ты, они бы сожрали меня живьём.

— Привет, - Филлип едва не вздрагивает, когда слышит прямо за спиной голос Сем.

Она обходит его и властным взглядом окидывает парня, что так любезно спас его от страшной смерти.

— Меня зовут Сем, - улыбнувшись, она принимает самый, что ни на есть кокетный вид.

— Логан.

— Очень рада, Филлип, ты узнал, как нам попасть в клуб?

— Да, сегодня же будем там, - Филлип широко улыбается собственным мыслям, наконец-то Сем оставит их в покое и он будет рядом с Фей.

— Ты пойдёшь с нами, Логан?

Непривычно приветливая Сем вдруг так живо интересующаяся мнением другого человека выбивает Филлипа из привычной колеи.

— Завтра утром я уезжаю, так что…

— Тогда тем более, ты обязан там побывать, - встревает Фей, подаваясь вперёд. – Это лучший клуб на свете… ну, по крайней мере, так говорит премия «Best Global Club», что он получает уже три года подряд.

Поджав губы, Филлип уже готов обидеться на неё за то, что она так живо уговаривает какого-то парня пойти с ними, пока до него не доходит смысл её слов…

Сем и её хитрый оскал, Фей и её столь непривычная живость в общении с посторонними, они отлично сплавят ненужную подругу этому парню и смогут наслаждаться друг другом.

— Да, Логан, - скрестив руки на груди, Филлип криво улыбается уголком рта. – Ты просто обязан там побывать. Отказа мы не принимаем, как ты будешь вспоминать Ибицу, если не благодаря клубам?

Улыбнувшись, Логан отрицательно мотает головой.

— Спасибо, но я больше люблю старую архитектуру.

— Новая ничем не хуже, - встревает в разговор Сем. – Идём, просто проведём хорошо время. Тем более, утром ты улетаешь.

Ещё через десять минут уговоров и пеший прогулки по городу, Логан, наконец, сдаётся и Филлип почти готов прыгать от счастья, это будет лучшая ночь в его жизни.

Ночь, в которой он останется рядом с Фей.

Amnesia

Они появились в клубе, когда на часах одна минута перешла границу полуночи.

Почти полтора часа прошли на затухавшем солнце, среди искусственных деревьев, изучая ярко-красные буквы названия на белоснежном кирпиче здания.

Фейс-контроль, должно быть, пропустил их лишь благодаря Сем.

Её модельная походка, лицо, взгляд, и бесконечные ноги на высоких каблуках сыграли свою роль.

На её фоне Филлип, Фей и Логан выглядели как серая масса, едва заметное сигаретное облако, что просочилось вместе с девушкой в клуб.

Едва они попали внутрь, как глаза Логана обожгло световым лучом.

Он задержался мгновенье на сетчатке, едва не ослепив его, и отведя взгляд, он быстро моргает, пытаясь избавиться от ярко-зелёного пятна.

Вокруг тьма народу.

Действительно тьма, ведь освещался лишь потолок, благодаря железным конструкциям, напоминавшим рельсы, пролегавшие по всему потолку и спускающиеся к людям тонкими балками, напоминавшими ледяные шесты.

Световые лучи, белые, синие, зелёные, красные и жёлтые появлялись на мгновенье, выдёргивали вперёд человека, тот начинал двигаться, точно ненормальный, пытаясь привлечь внимание, а затем снова исчезал.

Ди-джей угрюмо переключал кнопки на своей установке, покручивая пластинки и небрежно касаясь рукой наушников.

По углам огромного зала распиханы барные стойки, на каждом стуле, украшенном, длинной, упругой ножкой, вращающейся из стороны в сторону, восседали пьяные люди, что вновь и вновь присасывались к яркой трубочке своего коктейля.

Поджав губы, Логан скрещивает руки на груди.

Плохая была идея, плохая.

Он понятия не имеет, как вести себя в клубах, да и дал зарок не тратить тридцать евро на такую ерунду, как вход в душные, шумные помещения.

Хлопнув его по плечу, Филлип выходит вперёд и, схватив Фей за руку, тянет её в сторону барных стоек.

Улыбаясь, девушка быстро поправляет кожаный пиджак и покорно следует за ним.

Играет «Sleigh Bells - Crown On The Ground», разъедаемая электронной обработкой и лишней группой битов.

— Хочу танцевать! – выкрикивает Сем и, схватив Логана за руку, тащит в душную толпу.

Пока она идёт вперёд, расталкивая людей локтями, Логан бросает робкий взгляд на её драные джинсы.

Если это вообще можно было назвать джинсами.

Благодаря огромным дырам на коленях, бёдрах и чуть выше ягодиц, они скорее превратились в тонкие нити джинсы.

Выйдя почти в самый центр прямоугольного зала, засыпанного одурманенными собой людьми, Сем резко оборачивается и подпрыгивает вверх, вытягивая руки.

Люди вокруг танцуют точно так же, просто прыгают, трясут головой, девчонки отбрасывают волосы назад, или трутся о парней своими едва прикрытыми задницами.

Половина из них выглядят пьяными, половина обкуренными, и кажется, кроме Логана и Сем, здесь нет ни единого трезвенника.

Позади них начинается спонтанный флэшмоб, где пятеро девчонок взялись за руки и подняли их в воздух, пытаясь воссоздать идеальные треугольники.

Кто-то наступает Логану на ногу, где-то слышится визг, тихий, приглушённый электрозвуком, но совершенно точно испуганный.

Логан встаёт на цыпочки, пытаясь найти источник, но в такой толпе это невозможно.

Он чувствует себя фанатом на концерте группы Queen.

Только здесь нет Фредди Меркьюри, Логан не слышит его чистого голоса, идеального звука электронной гитары, фортепьяно, скандирующей толпы, не видит сумасшедших взглядов, направленных исключительно на кумиров, не видит никого, кроме вспышек света.

По залу проходится ревущий голос, Логан не понимает ни слова, но толпа беснуется пуще прежнего, значит это что-то хорошее.

— Готов?! – восклицает Сем, закрывая лицо руками, и Логан едва успевает открыть рот, когда лазерный луч падает на огромную, железную трубу, вырастающую из потолка.

По залу проносится крик и из трубы вылетает огромное, белое облако, щедро осыпающее людей пушистой пеной.

Закрыв глаза, Логан опускает голову, но слишком поздно и на лицо попадают обжигающие песчинки пушистого мыла.

Всё вокруг становится мутным, мокрым и скользким.

Парень, что ещё секунду назад толкал его локтём, падает на пол, разбивая себе губу, и его девушка хохочет, стаскивая пену с его головы.

Отряхнув руки, Логан снимает пену с лица, чувствуя холодные, тонки руки на плечах.

— Боже, ты весь в пене, - смех Сем даже сквозь электронный бой слышится чётко, ясно и звонко.

Слабо улыбнувшись ей, Логан качает головой.

— Ты тоже.

Вновь рассмеявшись, она проводит рукой по волосам, и пена сваливается с мокрых прядей толстыми кусками.

— Я хочу пить!

Схватив его за скользкую руку, Сем проталкивается сквозь липкую толпу, превратившуюся из обкуренных и пьяных взрослых, в жизнерадостных детей, что выдувают из ладоней пену, созданную их мамой, пока они раздевались к купанию.

— Филлип! – запрыгнув на платформу барной стойки, Сем вешает на кудрявые волосы парня порцию таявшей пены и тот раздражённо вскрикивает.

— Прекрати!

Фей смеётся, стряхивая с топа подруги ненужную влагу.

— Боже, надо было уйти оттуда, хорошо, что мы переждали.

За барной стойкой почти никого не было, гуща событий происходила в зале, где люди барахтались в мыле за тридцать евро.

— Это же часть веселья, - заказав мартини, Сем двумя глотками выпивает его и, подхватив оливку, оборачивается к Логану. – Что ты будешь пить?

— Я не пью, спасибо, - Логан опускает голову, пытаясь оценить ущерб насквозь промокшей одежды.

Видимо он не умеет веселиться, раз никак не может, выбросит из головы ощущения острова дураков в этом месте.

— Брось! Две рюмки текилы!

— Правда, не нужно, я не пью, - в голосе Логана появляются стальные нотки, и он чувствует, как недоумённый взгляд Филлипа и Фей разбивается об него.

— Да… брось чувак, всё нормально, - Филлип пытается разрядить обстановку, хлопая его по плечу. – Это просто рюмка текилы, ничего страшного. Ты и не почувствуешь.

Рюмка текилы оказалась на удивление вкусной.

Соль, обжигающая жидкость, лимон, идеальная концентрация в его организме расплылась по всему телу, задевая расшатанные нервы и уставшие мышцы.

Рюмка превратилась в две, три, а потом в пять.

Логан уже не помнил, как выпивал их, он лишь постоянно кусал лайм, пытаясь впитать в себя кислый сок.

Через десять минут, после принятия последней рюмки, все четверо вернулись на танцпол.

Филлип прижал Фей к себе, и она казалась абсолютно счастливой, когда его грубая ткань джинсов тёрлась об её мягкий, голый живот.

Логан и Сем, окрылённые выпитым алкоголем нырнули в новую шапку пены.

Теперь их одежда была насквозь мокрой, головы до предела одурманенные и взгляд на жизнь до ужаса счастливый.

Они плескались точно дети, Логан подхватывал её в свои объятия, кружил в воздухе, ставил на землю, осыпал новой волной пены, и с удовольствием чувствовал, как её нежная кожа покрывается мурашками под его прикосновениями.

Когда музыка на мгновение стала чуть медленнее, Сем прижалась к нему, обхватив руками за шею.

По сравнению с ним она казалась неимоверно маленькой.

От неё пахло персиками и сладким манго, губы были покрыты тонкой корочкой лимонного сока.

Подавшись вперёд, Логан обнимает её за талию и притягивает к себе, руки спускаются ниже, легко проходятся по мокрой ткани джинс на ягодицах, спускаются к голому бедру и он едва не дрожит от возбуждения, чувствуя её кожу.

Облизнув губы, Сем испускает слабый стон и, вырвавшись из его объятий, оглядывает бьющуюся в судорогах танца толпу.

— Подожди меня.

Кивнув, Логан покорно смотрит, как она уходит.

Усмехнувшись самому себе, он качает головой, устало потирая виски.

Ты ведь знаешь, что не можешь.

Ты ведь обещал себе, что никогда не дотронешься до девушки.

Обещал, что никогда не поставишь её жизнь под знаком вопроса, никогда не пожелаешь ей того же, что переживаешь сам.

Ты ведь обещал.

Ударив себя ладонью по лбу, Логан мотает головой.

Уходи, пожалуйста, уходи.

Лучше бы тебя стошнило за дверями клуба, и ты пополз в свой хостел, где проспал бы остаток ночи.

Утром ты улетаешь, ты больше никогда о ней не вспомнишь, а она уж точно не вспомнит о тебе.

Лучше остаться незаметным пятном в жизни этих людей.

Кивнув самому себе, Логан едва успевает сделать шаг в сторону, когда тонкие пальцы Сем смыкаются на его запястье.

— Идём!

Она вновь куда-то его тащит и он почти готов вырваться, но взгляд снова натыкается на эти рваные джинсы, на короткий топ, на мокрые волосы, прилипшие к обнажённым лопаткам.

Выведя его из зала, она шествует по узкому, тёмному коридору, где пол освещается квадратами лазеров.

Туалет.

Открыв дверь, она заталкивает его в кабинку и запирает дверцу.

Оглянувшись назад, Логан старается не наткнуться на туалет, пятясь в другую сторону.

Спустя ещё минуту, Сем всё так же стоит к нему спиной.

Поморщившись, Логан протягивает руку вперёд, желая лишь по-дружески дотронуться до её плеча и рассказать какую-нибудь сказку о том, что он не может даже поцеловать её.

Но, рука начинает, словно жить своей жизнью.

Его тело превратилось в клубок оголенных нервов и желаний кого-то другого.

Этот кто-то хотел её.

Хотел прямо здесь и сейчас.

Этот кто-то дотронулся до её спины, его рука скользнула к её лопаткам и, отведя в сторону влажные волосы, этот кто-то заставил Логана податься вперёд и поцеловать нежную кожу.

Этот кто-то довольно хмыкнул, когда она задрожала и упёрлась руками в дверцу, этот кто-то проиграл пальцами по её позвонками и схватив за плечи, резко развернул к себе лицом.

Этот кто-то опустил голову и впился губами в её мягкие, солёные губы.

Этот кто-то положил её руки себе на плечи, и она покорно отвечала ему, подхватив его футболку и стянув её через голову.

— Боже мой…

Гул танцующего зала здесь был едва слышен, чувствовалась лишь вибрация пола, потому он слышал каждое её прерывистое дыхание, когда она коснулась шрама на его животе.

Уже поблекшего, но всё же уродливого, толстого шрама, прорезавшего его жизнь на «до» и «после».

Её тонкие пальчики пробегаются по разводам, что оставили швы.

Она качает головой и где-то в уголках её глаз зарождаются слёзы.

— Что случилось?

Логан хочет всё объяснить, извиниться и, забрав футболку уйти, но этот кто-то заставляет его заткнуться и лишь пожимает плечами.

— Несчастный случай. Не бери в голову.

Вновь прижав её к себе, этот кто-то расстёгивает её топ, и он падает на пол, слегка отстранившись, он страстно выдыхает, рассматривая обнажённую грудь девушки.

Он проводит руками по нежной коже, его пальцы утопают в ласке её тела и Сем слабо стонет, кусая губы.

Засунув руку в карман мокрых лоскутков джинс, Сем достаёт блестящий квадратик и протягивает его Логану.

— Думаю, это тебе понадобится.

Логан хочет сказать, что это ему никогда не понадобится, но этот кто-то забирает квадратик себе и хитро улыбнувшись, прижимает её к тонкой дверце, что начинает скрипеть под тяжестью её тела.

Проведя рукой по её животу, он запускает пальцы в её ремень, ловко расстёгивая его, и чувствует, как её изворотливые, тонкие пальчики уже справились с его застёжкой.

Разорвав яркий квадратик, этот кто-то достаёт резинку, когда его голова начинает пульсировать и Логан, точно загнанный в рамки железной клетки, зверь, начинает рычать.

Схватившись за голову, он роняет резинку из рук и, опустившись на колени, сжимает зубы, пытаясь не кричать.

— Логан, что с тобой?

Сем почти мгновенно оказывается рядом, подняв голову, всё так же в приступе боли, Логан резко открывает дверцу и девушка падает назад.

Её лицо выглядит изумлённым, испуганным и взгляд проясняется лёгкой осознанностью, разгоняемой похмелье.

Прикрыв рукой грудь, она садится, медленно пятясь назад.

Подхватив футболку, Логан на полусогнутых выбегает из туалета, на ходу застёгивая ремень джинс.

Выбегая из клуба, он слышит чей-то смех, видимо им не в первой, когда кто-то вот так убегает, едва успевая застегнуть джинсы.

Его вырвет в ближайших кустах, будет мутить всю ночь и боль не отпустит ни на секунду до самого рассвета.

Утром он улетит.

6 глава

Жизнь – это опасная болезнь; самое большее, на что можно надеяться – не слишком сильно страдать в ожидании смерти.

Тонино Бенаквиста

— Ты не можешь… ты просто не можешь этого сделать, - бормочет Роксана, выбивая очередную бессмысленную строчку в блокноте компьютера.

Очередной взгляд на часы, бег стрелок вперёд, перевести взгляд на дверь, ведущую в кабинет Клео.

Они слишком плохо расстались.

В её жизни в последнее время очень много плохих расставаний.

Сначала семья, потом пропажа Логана, потеря дружбы с Клео – последняя капля.

На столе лежат новенькие, глянцевые буклеты очередного рекламного агентства, где люди смотрят на тебя с ярких фото и широко улыбаются, деловито поправляя очки.

Они в своих деловых костюмах, с толстыми папками в руках точно знают, как тебе заработать деньги и как сделать тебя знаменитым.

Подхватив буклеты, Роксана прижимает их к груди, на миг, закрывая глаза.

Это лишь очередной спам, дрянь, что должна послужить пищей для мусорного контейнера, но это единственный способ заговорить с Клео.

Поправив ядовито-жёлтые туфли, точно не подходящие этому сезону и этой фирме, Роксана встряхивает волосами, что через пару дней, наконец, изменят свою форму вновь и отправляется в кабинет начальницы.

Уверено распахнув дверь, она застаёт Клео за скучной рутиной кипы эскизов.

Отведя взгляд от россыпи снимков, Клео на мгновенье замирает, увидев Роксану.

В глазах её мелькает надежда, руки ослабевают и снимки выпадают из рук на стол, она подаётся вперёд, точно хочет разорвать это напряжение ссоры между ними, но затем вспоминает, что произошло в их жизни за последние месяцы и возвращается на место, подхватывая эскизы.

— Привет, - закрыв дверь, Роксана проходит в кабинет и, бросив буклеты на стол, опускается на стул, подвинув его вперёд.

— Здравствуй Роксана, мы уже, кажется, виделись, - бормочет Клео, пытаясь сосредоточиться на эскизах.

— А у меня есть совершенно невероятная новость. Я бы ни за что на свете сегодня не пришла сюда, если бы не она.

Усмехнувшись, Клео криво улыбается уголком губ и, переведя взгляд на Роксану, пожимает плечами.

— Что же это за новость?

Загадочно улыбнувшись в ответ, Роксана оглядывается, точно боится, что Джейми уже прижалась к дверям и ждёт, когда заветные слова будут произнесены вслух и просочатся по всему офису, точно ядовитый газ.

Следующие двадцать минут стираются на часах за рассказом Роксаны, ещё три они тратят на то, чтобы компьютер нашёл нужное видео через почтовый ящик друга Брендона и наконец, на экране Клео грехопадение Джейми.

— Боже правый… - зажав рот рукой, Клео изумлённо округляет глаза, рассматривая ребёнка с наивными глазами Бэмби, что безумно боится мужчину, голос которого заполняет видеоряд.

— Сама сначала не поверила, - Роксана едва ли не причмокивает от удовольствия, когда Клео выключает видео и сворачивает окно, не в силах смотреть дальше. – Ты ещё ничего даже не видела! Всё самое интересное впереди.

— Хочешь сказать, ты это смотрела? – Клео морщится, откидывая назад прядь непослушных волос.

— Конечно, смотрела! Я была обязана увидеть это, и не смей осуждать меня после того, как отнеслась к Логану.

Крохотные морщинки улыбки, проступившие на лице Клео за последние полчаса, мгновенно стираются, и остаётся лишь розовый окрас бледных щёк и опущенные уголки губ.

Она уводит взгляд в сторону, руки начинают шарить по столу, в поисках достойного ответа, на упрёк Роксаны.

— Ладно,… нам надо работать.

Поджав губы, Роксана скрещивает руки на груди.

— Серьёзно, слишком много дерьма вокруг, я не могу это так просто оставить, - вцепившись пальцами в подлокотники кресла девушки, Рокси уверенно разворачивает начальницу к себе лицом. – Поговорим об этом.

— Я не хочу говорить, - Клео отрицательно мотает головой и закрывает глаза, едва ли не зажимая уши от нежелания взрослеть.

— Прекрати, ты уже взрослая, нельзя прятать голову в песок. Не отрицай, что ты влюбилась в этого парня, и ты чувствовала, что он к тебе не равнодушен, и ты чувствовала, что впервые в жизни могла бы выбраться из этого кокона робости, в который тебя засунула мать. Она ведь паучиха, затащила тебя в паутину, оплела ядовитой сетью, нейтрализовала и теперь с удовольствием поедает. Не слишком ли долго ты позволяла делать это?

— Хватит Рокси, - Клео предпринимает слабую попытку вырваться, пытаясь подняться, но Роксана толкает её обратно в кресло, всё так же, не сводя пристального взгляда.

— Нет, не хватит. Я выбью из тебя эту дурь даже, если нам придётся просидеть здесь до завтра.

— Дурь? – Клео тяжело вздыхает, всплёскивая руками. – Так вот, как ты это называешь. Мои эмоции – просто дурь.

— Твои главные эмоции ты испытывала, пока он был здесь, пока ты была счастлива и ты так просто испугалась? ВИЧ у сотен, тысяч, миллионов людей и это ничего не значит. Завтра ты можешь, выйти на улицу и тебя собьёт машина, или ты перенервничаешь, сосуд в голове разорвётся и ударит инсульт, или инфаркт бахнет сердце, не важно! Никто из нас не знает, что будет дальше, и когда мы умрём. Разница между ними и нами лишь в том, что они осознают факт того, что они смертны, в отличи от нас.

Клео уже было открывает рот, пытаясь что-то сказать, как дверь, ведущая в кабинет, распахивается и на пороге появляется Рассел.

Роксана мгновенно отпускает подлокотники и Клео замирает в напряжении.

Засунув телефон в карман чёрного пальто, Рассел недоумённо хмурится, смотря на Роксану.

— А я уже хотел спросить, где твоя секретарша.

С шумом сглотнув, Клео медленно поднимается, расправляя складки длинного, тёмно-серого платья от Tracy Reese из кашемира.

— Спасибо Рокси, ты можешь идти, - голос её звучит несколько сипло и нервно от перенапряжения.

Роксана бросает на неё последний взгляд, где смешаны горечь, разочарование, вопрос и просьба одновременно.

Рассел провожает девушку пристальным взглядом, и когда Роксана, наконец, исчезает за дверью, укрытой холодными жалюзями, позволяет себе вновь смотреть на Клео.

— Не ожидала тебя здесь увидеть, - Клео поспешно проводит пальцем по обручальному кольцу и камень царапает ей кожу.

Точно так же, как и Рассел царапал каждый прожитый совместно час из их жизни.

— Я с твоей матерью ездил, оформлял заказ на приглашения, - пожав плечами, Рассел достаёт из кармана крохотный шёлковый конверт и протягивает его Клео.

Она осторожно принимает в руки мягкую ткань, украшенную серебристым шнурком.

Развязав его, она достаёт тонкую, точно папирусную бумагу, выполненную из тысяч хитросплетений нежного материала, где ветвистыми буками и изображениями корон изложено приглашение на их свадьбу.

Рассел Бломфилд и Клео Макалистер

Приглашают вас разделить с ними радость, своим присутствием на брачном торжестве.

Свадьба состоится 15 июня в 13 часов в отеле Prince-George.

С нетерпением ждём вас.

«Не отказывайте умирающим в последней просьбе».

Так и просилось в финале приглашения, но Клео старается не зацикливаться на тексте, так любовно составленном Эвелин и утверждённым Расселом.

Лучше обрати внимание на бумагу, серебристый шнурок и прекрасные завитушки букв.

— Очень красиво, - улыбнувшись, Клео заталкивает приглашение обратно в конверт и протягивает Расселу лишь через мгновенье, понимая, что должна оставить его себе, как это делают все уважающие себя невесты на долгую память.

Они ставят их в рамку и вешают на стену в гостиной, где гости их совместного жилища, а после дети смогли бы созерцать эту красоту сквозь стекло, а она бы придавалась счастливым и волнующим воспоминаниям.

Усмехнувшись, Рассел забирает приглашение и вновь заталкивает в карман.

Отведя назад волосы, он снимает очки и устало потирает переносицу.

Клео почти восхищало его желание выглядеть старше, благодаря модной оправе, душкам и тонкому стеклу.

Он ведь мог просто надеть линзы.

Практически всем мужчинам, что она когда-либо встречала, очки придавали беспомощности, робости и даже жалости.

Только не Расселу.

Его шрам на лбу, его острый нос, пряди его густых, тёмных волос, зачёсанные назад, острый взгляд синих глаз, жёсткие губы и волевой подбородок, щёки с трёхдневной щетиной, ни одни очки на свете не могли сделать его мягче.

Подойдя к столу, он выдвигает стул, на котором ещё недавно сидела Роксана, и они почти злорадно хихикали, обсуждая Джейми, пока всё происходящее не изменило свою ось на 180 градусов.

Он кладёт очки на стол, тяжело вздыхает, с трудом подавляет зевок усталости, а Клео всё так же стоит в оцепенении, не представляя, что дальше делать.

Её до сих пор изумляло, как далеко он может зайти ради имиджа.

Разве любовь, что он кажется, испытывает к Олин не стоит всего этого?

Разве не стоит ради этого разорвать помолвку, дружбу с Эвелин, наплевать на таблоиды и просто сделать то, что он хочет?

Клео усмехается собственным мыслям, ей-то казалось, это она слабая и трусливая.

— Завтра у тебя примерка платья, - вновь подаёт голос Рассел и, развернувшись к ней на стуле, проводит взглядом чёткую линию насквозь по её телу.

Клео слабо кивает в ответ.

— Да, я помню.

— Эвелин сказала, что платье невероятное. Она хочет, чтобы я его увидел, - подавшись вперёд, Рассел не сводит с неё пристального взгляда. – Ты не против?

Клео лишь пожимает плечами.

— Нет.

— Ты ведь не веришь в эти примеры про свадьбу? К тому же Эвелин сказала, оно ещё не до конца готово, остались штрихи, так что это не будет считаться.

— Хорошо, - Клео вновь пожимает, плечами, слабо улыбнувшись.

Кажется, предложи он ей примерить раскалённые башмачки, она бы лишь в очередной раз пожала плечами и согласилась.

Какая разница, если эта жизнь не настоящая.

Настоящая бьёт где-то в ней ключом, пытаясь вырваться, желая понять, что она чувствует к Логану и насколько сильно боится потерять его, когда он ещё здесь.

С шумом сглотнув, Клео чувствует, как глаза наливаются горячими слезами.

Нет, нет, лучше не знать.

Не знать, что его больше нет.

Пусть он будет жить вечным путешествием где-то далеко, тогда она ничего не узнает и никогда не почувствует, что его сердце остановилось.

Лучше так, лучше ничего не знать.

— Ладно, пойду, - поднявшись, Рассел вновь надевает очки и Клео понимающе кивает, заставляя себя улыбаться.

— До вечера.

— Да, до вечера.

Он сухо улыбается ей и покидает кабинет.

В воздухе остаётся осадок его одеколона и не сказанных вопросов, не произнесённых просьб, что он унёс с собой.

Сколько ещё лет она будет видеть его таким?

Не желая принимать его, слушать его сердце, читать душу и играть словами, пытаясь понять?

Лучше бы её сердце перестало биться прямо сейчас, тогда не пришлось бы жить ожиданием и осознанием собственной трусости.

~***~

— Уровень T-лимфоцитов достигает критического уровня.

Усталый вздох, шелест белого халата, скрип ручки по новой бумаге.

Надев свитер, Логан прочищает горло и, откинувшись на спинку стула, выдерживает испытание взглядом доктора Филлипа.

Мужчина озадаченно хмурится и, оторвавшись от бумаг, потирает холодные руки, пытаясь их согреть.

Из приоткрытого окна доносится холодный порыв ветра, словно весь кабинет наполняется зимой, где-то за ширмой появляется медсестра и, принеся пачку новых анализов, кладёт их на стол, усевшись напротив доктора.

Жёсткая кожа мозолистых ладоней касается его шеи и Логан поднимает голову, предоставляя доктору полную возможность осмотра.

— Ты заболел?

— Обычная простуда, - пожав плечами, Логан уводит взгляд в сторону, пытаясь всем своим видом показать, насколько он беззаботен.

Только улыбка, что он пытается заставить появится на губах, отказывается ему подчиняться.

Тело парализует этот кабинет.

Этот суровый взгляд из-под густых, тёмных бровей, эти души очков, эти холодные руки, этот белый халат.

Этот светящийся квадратами лампочек потолок, эти ледяные стерильные стены, эта пустота и одинокий рукомойник в углу, из которого капала вода.

Вновь нахмурившись, доктор Филлип склоняется над историей болезни.

Для него всё это на стадии фанатизма.

Идеальный инфекционист, помешанный на своём деле.

Он обожал таких, как Логан.

Коллекционировал их, видимо мечтал сделать прорыв в медицине, или просто мечтал написать мемуары о последних, мучительных днях ВИЧ - положительных.

— Ты должен лечь в больницу, - бормочет доктор Филлип себе под нос, открывая верхний ящик стола и убирая туда фонендоскоп. – Я не хочу, чтобы ты умирал на улице.

Усмехнувшись, Логан задирает рукав свитера и смотрит на зарождающийся, тёмно-синий синяк.

Коже пора бы уже привыкнуть к уколам, но она до сих пор упорно протестовала.

— Вы видимо плохо зажали, - строго выдаёт медсестра, отрываясь от принесённых анализов и, Логан поспешно опускает рукав.

— Простите. Нет, я не лягу в больницу, в этом нет смысла. Таблетки от температуры и кашля можно пить и дома.

— Дома? – доктор Филлип усмехается, вновь отрываясь от истории и в тысячный раз поправляя огромные очки. – Ты называешь место, в котором живёшь «домом»? Видимо мы были в разных местах.

— Нам дали отопление, а я купил диван, - улыбнувшись, Логан кивает самому себе. – Так, что смогу справиться.

— Логан… - устало качая головой, доктор закрывает историю.

Сейчас начнётся очередная лекция о том, насколько он не прав.

Всё это было сказано уже тысячу раз до его восемнадцатилетия и несколько сотен раз после.

Он не позволит себя убить.

До тех пор, пока перед глазами не появится тьма, он не согласится лечь в больницу.

Не согласится, пока его ноги способны ходить, пока его руки способны двигаться и пока его душа способна чувствовать.

— Ты гонишь себя в могилу, малыш. Я предлагаю тебе чистую палату, профессиональный уход, и всё это по доброте душевной, даже не посмотрю на то, что у тебя нет страховки. Отдашь мне остатки своих денег и получишь счастливый финал.

Счастливый финал, где сделают всё, чтобы он поскорее настал.

Глаза доктора загораются лихорадочным блеском, он готов прямо сейчас вколоть ему цианистый калий, лишь бы удовлетворить собственное любопытство.

— У меня есть… люди, которые позаботятся обо мне.

— Твои родители не в курсе, - доктор озадаченно хмурится и наконец, сдаётся, снимая очки.

Без них его глаза не кажутся такими большими, зато на переносице остаётся отёчный, розовый след.

— Я не о них.

— Уверен, они бы на твоём месте согласились. Ты…

— Нам больше нечего обсуждать, - перебивает его Логан. – Я уже всё сказал, я напишу отказ. Вы получите только моё бездыханное тело, меня – никогда.

Покачав головой, медсестра подаёт Логану бумагу, и он наскоро отписывается в отказе от госпитализации.

Доктор Филлип вяло машет ему в след, ничего его время ещё придёт, он точно знает.

Выходя из кабинета, Логан почти выдыхает от облегчения, словно всё самое страшное осталось позади.

Словно, если он не в больнице, его болезни не существует.

Словно он обычный человек.

— Логан! – яркий, звенящий колокольчиками голосок окончательно отрывает его от мыслей о докторе, и он улыбается, увидев знакомые ярко-рыжие волоски, большие карие глаза, россыпь веснушек на щеках и широкую улыбку.

— Мила, - подавшись вперёд, он принимает хрупкую девочку в объятия.

Она тихонько выдыхает, когда он отпускает её и крохотные плечики оседают.

Ей почти десять, но она кажется такой маленькой, такой тонкой, точно каждое прикосновение может сломать её.

— Я так давно тебя не видела, - улыбнувшись, он тянет его за рукав свитера.

Они виделись почти год назад, когда доктор Филлип всё так же безуспешно пытался затащить его в больницу и ставил срок в три месяца оставшихся дней.

— А я видел тебя каждый день. Мы были в нашей стране, помнишь?

Улыбнувшись, девочка мечтательно прикрывает веки и кивает.

— Там всё из мороженого.

Усмехнувшись, Логан опускается на корточки перед ней, чтобы она казалась выше.

— Если всё будет из мороженого, мы заболеем.

— Мы там никогда не заболеем, - отрицательно мотает головой она и строго грозит ему пальчиком. – Там нет болезней, там только мороженое и… реки горячего шоколада.

— Конечно, - улыбнувшись, Логан касается потускневшей пряди её волос.

Она ведь ни в чём не виновата, ошибки лежат на плечах матери, что поздно обратилась за помощью для своего ребёнка уверенная в том, что вирус – не гены, по наследству не передаётся.

— Мила, ты будешь ещё пить? – позади них появляется один из ангелов смерти в белом халате, в её руках маленькая розовая кружка с лучами слепящего солнца и улыбкой.

Конечно, они не добровольные палачи.

Никто не отвечает за вирус ВИЧ.

Отрицательно мотнув головой, девочка вновь оборачивается к Логану.

— Меня вырвало.

— Это от лекарств.

— Я знаю, - она понимающе кивает, и её взгляд становится до невозможности взрослым, словно она знает побольше его.

Возможно, так оно и есть.

Логан видел сотни детей, что как скороговорку рассказывали свой полный диагноз, знали названия лекарств на латинском, точную дозу и безошибочно высчитывали хлебные единицы еды.

— Я поеду домой завтра, - Мила загадочно улыбается, заламывая руки за спиной, на её бледных щеках появляется лёгкий румянец символизирующий, что в её теле ещё есть кровь.

Заражённая, испорченная, гадкая кровь, что плавит её кожу и пожирает органы.

Стоит закрыть глаза, как он видел её смерть.

Её безжизненное тело, её синие губы и ту дрянь, что сломит её маленькое тело.

Она ведь всегда рядом, следует за тобой по пятам и постоянно наступает на пятки, пытаясь повалить на пол.

Логан бежал от неё уже десять лет по всему миру, но кажется, вернулся к началу и замкнул круг.

— Это замечательно. Будешь смотреть мультфильмы, встретишься с друзьями.

Нахмурившись, Мила шмыгает носом и, опустив голову, озадаченно ковыряет сухую крошку, прилипшую к больничной рубашке.

— Я не буду встречаться с друзьями. Они узнают, что я заболела, а я сказала, что уехала. Я буду учиться на дому.

Учиться на дому.

Что может быть страшнее этих слов для того, кто отчаянно пытается казаться нормальным.

Когда-то его мать, в виду частой тошноты, потери сознания, лихорадки и головой боли от лекарств, предлагала ему остаться дома.

-Если захочешь, будешь учить школьную программу дома. Если нет,… никто тебя не осудит, Логан.

Между строк читалось: «Ты всё равно умрёшь, зачем тебе учиться, зачем тебе что-то делать, просто ложись на постель и умирай. Желательно поскорее, пока я не загрузила белое в стиральную машину».

Она не будет учиться.

Логан уводит взгляд в сторону и замечает мать Милы.

Она выходит из-за угла, опускаясь на первый подвернувшийся стул.

Её руки трясутся, лицо бледное, на лбу выступает пот.

С шумом сглотнув, она вытирает лицо руками и складывает их на коленях.

Поза отчаяния.

Мила не будет учиться.

Всё кончено.

Поджав губы, Логан вновь переводит взгляд на девочку и заставляет себя улыбаться.

— Здорово. Дома учиться ещё лучше, никаких двоек.

Кивнув, девочка вновь шмыгает носом.

— Да, а потом вернусь в школу… попозже.

— Обязательно вернёшься.

Больше не вернётся.

— Ты зайдёшь ко мне в палату? Мама привезла мне игрушки, я покажу тебе своего нового осьминога.

Поднявшись, Логан треплет её по волосам.

— Как-нибудь в другой раз, идёт?

Кивнув, девочка разворачивается и спешит к матери.

Та принимает её в свои объятия, и словно пушинку уносит из коридора.

Логан ещё несколько минут смотрит им в след, видит, как в отражении стёкол удаляется их силуэт в длинном коридоре и скрывается за плотными дверями.

Мимо проходят новые пациенты доктора, снимают обувь, заходят в кабинет, ослабляют хватки шарфов, стягивают шапки и изучают чёрные разводы грязного снега на полу.

Застегнув куртку, Логан уходит.

Прощай малышка Мила.

Прости, что я не пошёл за тобой.

Я эгоист. Я не хочу видеть, что ты до сих пор человек, а не тело набитое грязной кровью.

Я не хочу видеть твои игрушки, твои глаза и твои тонкие ручки.

Я хочу до конца своих дней думать, что ты до сих пор жива.

Остаешься, дома со своей мамой, учишься на дому, а затем тебе становится лучше, и ты идёшь в школу.

Тебя встречают, как героя.

Ты читаешь речь на выпускном, ты попадаешь в лучший университет страны и пишешь диссертации о том, как боролась со страшной болезнью.

Ты не умерла.

~***~

Для любого организатора свадьбы наступает день X.

Так думают окружающие.

Будто они, точно курицы с отрубленной головой бегают сотни кругов неизвестно куда до тех пор, пока не состоится свадьба, а затем уходят восвояси.

Брианна называла свадьбу днём – XXL.

До этого был день S – решения, что принимает невеста и её подружки.

Выбор места, стиля свадьбы, платья.

Затем день M.

Первое посещение места, где состоится счастливое событие.

Пробы деликатесов, договор с администратором, выбор автомобилей и ещё куча скучных, но необходимых технических деталей.

День L.

Невеста впервые видит своё платье. Первая примерка, первые штрихи на почти готовом экземпляре и строгий наказ оставлять форму такой, какая она есть сейчас.

Не худеть, если с фигурой всё нормально, не толстеть, если у девушки проблемы со стрелкой весов.

День XL.

Покупка обручальных колец, рассылка приглашений, девичник, мальчишник, подборка платьев и костюмов для окружающих священный алтарь, людей.

День XXL.

Свадьба.

Самый страшный день из всех, что можно представить.

К нему нужно готовиться со дня S.

Морально и физически.

Лучше посещать спортзал, вдруг придётся удерживать кого-то из многочисленных гостей.

Нужно поддержать невесту и внушить ей, что она прекрасна.

Доставить её платье в целости и сохранности, не потерять жениха по дороге к месту свадьбы, довести гостей до банкета трезвыми и невредимыми.

Когда торт будет разрезан, организатор сможет выдохнуть.

Удостовериться, что фотографии сделаны, видео снято, плёнка не засвечена, каждый из гостей будет доставлен домой и бардак уберут после ухода последнего человека.

Дальше Брианна будет отдыхать в ожидании свадебных фотографий и после их вручения, умоет руки.

Естественно она оставит им свой телефон, вдруг кто-то из них разведётся, затем захочет жениться ещё раз и снова позовёт её организовать мероприятие, ведь она была такой незаметно идеальной.

Ну, или счастливая пара посоветует её кому-то из друзей.

Такое случалось не намного чаще, чем первое.

День L.

Брианна появилась в свадебном салоне Kleinfeld Bridal в семь часов утра.

Ради неё они открыли его на пару часов раньше, привычное дело.

Лучший салон на Манхэттене, где все знали её в лицо и были готовы открыть свои двери в любое время дня и ночи.

Особенно, когда у неё в руках неограниченный бюджет свадьбы.

Эвелин прибыла на место ровно через полтора часа, как они и договаривались.

Брианна увела её подальше от любопытных глаз, вглубь салона, где избранные невесты надевали свои избранные платья.

Расположившись на мягком диванчике из телячьей кожи, Эвелин с удовольствием принимает в руки белое, сухое вино и, сделав глоток, блаженно улыбается.

Вокруг витают сладкие запахи духов, помещение светится белоснежным мрамором и глянцем, повсюду белоснежные платья.

Оборки, кружева, бисер, бриллианты, искусственные цветы и вуали.

Повсюду зеркала.

Эвелин забрасывает ногу на ногу и посылает улыбку собственному отражению.

Она смотрится здесь идеально.

Прямо перед ней подиум, тонкая дорожка счастья, что приведёт к ней её дочь в белом платье.

Поправив ширму кулис, Брианна улыбается, подбегая к Эвелин, и её каблучки звонко цокают по мрамору.

— Наконец-то этот день настал. Вы даже не представляете, как люди здесь готовятся к такому гостью.

Эвелин едва успевает открыть рот, как перед ней появляется поднос, полный капкейков и низкокалорийных пирожных с вишенкой.

Сухо улыбнувшись, Эвелин отодвигает поднос в сторону, она должна сбросить пару килограмм ради будущего торжества, не может же она позволить дочери так просто затмить её.

— Я не опоздал? – двери раскрываются, и в зале появляется Рассел.

На ходу расстёгивая пуговицы пальто, он прячет очки в карман и, откинув назад непослушные пряди волос, криво улыбается уголком губ.

Улыбнувшись ему в ответ, Эвелин привстаёт, чтобы принять будущего зятя в объятия.

Почувствовав под руками крепкие мужские плечи, она в очередной раз ловит себя на мысли, насколько же повезло Клео.

Он отстраняется, в его ярких, голубых глазах мелькают фонарики потолка.

Прижав ладонь к груди, Эвелин качает головой.

— Я обожаю тебя всегда Рассел, но зимой особенно.

Рассмеявшись, он бросает пальто на диван и опускается рядом с Эвелин.

На нем чёрный пиджак, прятавший под собой белую рубашку и тёмно-серые брюки, в руках привычно светится телефон, стрелки дорогих часов на запястье неумолимо бегут вперёд.

Возможно иногда Эвелин всё же жалела, что в своё время не смогла найти кого-то похожего и решила всю себя подарить журналу.

Что он дал ей взамен?

Одинокие, холодные ночи, дочь, которая не любит её и девчонку, что так отчаянно пыталась превратиться в того, кого Эвелин считала бы свои продолжением.

Лучше бы у неё был муж и уютный дом.

— Клео здесь? Когда я проснулся, её уже не было, - Рассел хмурится, пролистывая что-то в телефоне, и Эвелин отрицательно мотает головой.

— Нет, должно быть заехала в офис. Ты ведь знаешь её, в последнее время она фанатик своей работы, - закатив глаза, Эвелин делает последний глоток вина и ставит пустой бокал на поднос.

— Она проделала отличную работу, - засунув телефон в карман пиджака, Рассел кивает. – Кажется, с ней журнал расцветает.

— Молодёжь сейчас не поймёшь, в наше время мода была агрессивной, сегодня они ударились в простоту и душу, - пожав плечами, Эвелин раздражённо постукивает ногтями по подносу.

Опять эта девчонка её разочаровывает.

— Клео! – дежурившая у стеклянных дверей Брианна срывается с места и буквально втаскивает невесту в зал, когда та едва переставляя ноги, успевает удержать равновесие. – Мы заждались!

— Дочка, - Эвелин посылает Клео улыбку, что для окружающих означала «милая, как же я тебя люблю » а на самом деле была «убейте её прямо сейчас».

Клео слабо машет ей рукой в ответ и позволяет Брианне утащить себя за ширму.

Там не так красиво, как в зале.

Всё обито тёмно-серым сукно и ни одного зеркала.

Маленький диванчик, пара стульев.

— Раздевайтесь, - руководит Брианна и в душном помещении, точно по щелчку пальцев появляются две женщины, облачённые в чёрное.

-Не волнуйся милая, не стесняйся, - заботливо говорит одна из них, расстёгивая плотный чехол.

— Я… не стесняюсь.

С шумом сглотнув, Клео снимает пальто и послушно стягивает платье, оставшись в нижнем белье.

— Бюстгальтер нужно будет другой подобрать, - бормочет Брианна, изучая её.

Уведя взгляд в сторону, Клео обмякает, точно кукла готовая к тому, что сейчас её оденут.

Поправив очки, одна из тёмных ангелов салона улыбается Клео.

— У меня здесь несколько булавок милая, не бойся. Это для укрепления лифа, мне кажется, платье нужно будет сделать поуже.

— Да, да, - перебивает женщину Брианна. – Клео, больше не худей. Ещё немного и смотреться будет уродливо.

Кивнув, Клео послушно поднимает ногу, чтобы войти в платье.

Вокруг её ног шуршит мягкая ткань и плавно поднимается выше.

Оно немного холодное, цвет слоновой кости прикрывает её бледное тело.

— Цвет идеальный, - бормочет Брианна. – Она слишком бледная для белого, будто раздетая была бы.

Поднявшись с корточек, женщины обходят Клео с двух сторон и она, точно лебедь вытягивает руки, позволяя облачить их в кружевные рукава.

Подавшись вперёд, женщина вытаскивает изо рта крохотную булавку, закрепляя её на талии Клео.

— Ты будешь очень красивая в этом платье. В свой самый счастливый день в жизни.

Слова женщины возвращают Клео в реальность.

Нахмурившись, она переводит взгляд на неё и та отвечает тёплой улыбкой, но она ломается о холодные, поджатые губы Клео.

— Это самый счастливый?

Женщины на мгновенье замирают, в комнате повисает напряжённая тишина и лишь пришедшая в чувства Брианна приводит атмосферу в чувства, ударив в ладоши.

— Так, не останавливаемся! Ставим последние булавки, и Клео выходит.

Ещё несколько секунд быстрых порханий рук по её платью, и Клео готова.

Женщины поспешно отходят в сторону, а Брианна расправляет ширму.

— Я выхожу первая, потом ты.

Раскрыв шторы, Брианна выходит из жаркой комнаты и Клео обдаёт прохладой зала.

Она остаётся наедине с молчаливыми ангелами, что дарили женщинами счастье прямо здесь, в этой комнате, каждый день.

Только не сегодня.

На её пальце назойливо поблёскивало кольцо, напоминая о себе неприятной тяжестью.

Опустив голову, Клео проводит пальцами по кружевам, вырисовывая цветочную аппликацию.

— Всё будет хорошо, - осмеливается прошептать, портниха, слабо улыбаясь. – Ты будешь самой красивой невестой милая.

Кивнув, Клео возвращается в реальность и больше не в силах выносить вступление Брианны за ширмой, одёргивает штору и выходит на подиум без приглашения.

— И потому, мы хотели… - Брианна замолкает и, обернувшись, изумлённо округляет глаза.

За мгновение в них мелькает негодование, изумление, ненависть, раздражение и всё это сводится к лживому восхищению.

— Клео Макалистер!

Ей ничего не остаётся кроме, как громко обозначить невесту, возникшую в помещении.

— Боже, Клео… - закрыв рот рукой, Эвелин встаёт.

Пройдя вперёд, Клео оборачивается к зеркалам.

Перед ней словно худший ночной кошмар.

Платье было совершенным.

Оно медленно расправлялось книзу, словно плавно раскрывающийся цветочный бутон и цветочная аппликация кружев украшала не только лиф и рукава, но и подол.

Поверх шёлковой ткани лифа тонкая тюль, расписанная кружевами, что расходилась на груди, бросаясь к плечам, и доходила до запястий.

Она была похожа на принцессу, снежную, холодную, одинокую принцессу.

Восхищённо вздыхая, Эвелин подходит к ней и впервые в жизни смотрит снизу вверх.

Клео переводит взгляд на неё и впервые в жизни ловит победу.

Её губы, её глаза, её сложенные руки выражали проигрыш.

Она признавала, сегодня дочь выиграла.

Выиграло её платье, её тело, её молодость.

— Ты невероятно красивая.

Позади Эвелин появляется Рассел.

Клео поджимает губы, смотря на него, и кажется, впервые в жизни видит что-то в его глазах.

Будто она ему не безразлична.

Будто он хочет этой свадьбы.

Будто он любит её.

Кожа покрывается мурашками и Клео едва не хватается за тонкие рукава, пытаясь спрятать за ними руки.

Всё это не правильно.

Она не должна вот так стоять перед ними, вот так позволять одевать себя, раздевать и принимать решения.

Она не хочет замуж, она не любит его, она не может позволить Эвелин расписать всю её жизнь вплоть до цвета крышки гроба.

— Мы только немного уберём в талии, - деловито сообщает Брианна, подходя к Клео. – Она немного похудела, только больше ей меняться нельзя, мы не можем столько тревожить ткань, она может деформироваться.

— Она не похудеет ни на грамм, - кивает в ответ Эвелин.

И это становится финалом.

Клео слышит свой ядовитый смешок, вырвавшийся наружу и где-то внутри, маленькая девочка, которой вечно руководили, испуганно сжимается в комок.

Эвелин недоумённо хмурится, словно услышала смешок манекена, которому в принципе не положено говорить.

— Клео?

— Откуда ты знаешь, что я сделаю? – Клео пожимает плечами, скрестив руки на груди.

Между бровей Эвелин появляется огромная складка морщин.

Она никогда столько не хмурилась, тем, более не направляя это по отношению к Клео.

— Прости, я…

— У невесты поднимаются нервы, - смеётся Брианна, нервно теребя цепочку на шее.

Развернувшись к ней, Клео ухмыляется.

— А вот вы тем более меня не знаете и прекратите делать вид, будто всё здесь только по-вашему.

— Конечно милая, всё по твоему, ты ведь знаешь, - кивает Брианна и на её лице скукоживается улыбка.

Покачав головой, Клео подхватывает подол платья и Брианна издаёт жалобный стон, наблюдая за тем, как она беспощадно цепляется за дорогую ткань.

Спрыгнув с подиума, Клео посылает матери улыбку.

— Прости мам, я вечно тебя разочаровываю.

Эвелин нервно сглатывает.

— Всё в порядке дорогая, просто будь поаккуратнее с платьем…

— Хватит вам! – восклицает Клео, всплёскивая руками, и внутри неё поднимается буря.

Тихий океан, что дремал годами, вдруг просыпается.

Он просыпался уже давно, лёгкая рябь сменялась затишьем, но сегодня гроза нагнала настоящий шторм.

— Я всё знаю, мама! Я знаю, что ты хотела сделать Джейми главным редактором, но не смогла, потому что она снималась в порно!

Глаза Эвелин изумлённо округляются и впервые в жизни кажутся больше, чем есть.

— Клео…

— Прекрати врать самой себе. Ты не любишь меня, ты терпишь меня, потому и хочешь поскорее выдать замуж.

— Клео, - голос Рассела заставляет Клео обернуться к нему и она впервые не боится смотреть ему прямо в глаза. – Что с тобой?

— А что с тобой? – сняв с пальца кольцо, Клео протягивает ему его. – Забери его, и подари Олин.

С шумом сглотнув, он неосознанно отшатывается от неё.

Улыбнувшись, Клео пожимает плечами.

— Думал, я не знаю? Я просто надеялась, что ты сам свернёшь весь этот фарс. Сможешь быть сильным и скажешь, чего хочешь.

Отрицательно мотая головой, Рассел безмолвно открывает рот несколько мгновений прежде, чем находит слова.

— Клео, прошу. Я… да, я спал с ней, я… много придумал, но…

— Забавно ты мямлишь, - усмехнувшись, Клео роняет кольцо на пол и Эвелин издаёт тихий стон, Брианна вторит ей вдохом.

— Клео, немедленно прекрати всё это, - строго чеканит Эвелин, пытаясь вернуть власть в свои руки. – Возьми кольцо, переоденься и поговори с Расселом о том,… что случилось.

Эвелин бросает на Рассела суровый взгляд, и он опускает голову, точно нашкодивший мальчишка.

— Потом мы обсудим то, … что случилось между нами. Насчёт Джейми и всего остального, просто…

— Мы не будем ничего обсуждать! – восклицает, Клео, шумно выдыхая. - Я не твоя игрушка, мама. Ты не можешь распоряжаться моей жизнью лишь потому, что когда-то её подарила. Я ухожу.

— Уходишь? – Эвелин усмехается, скрестив руки на груди. – Забавно, как девочка, которая ничего не умеет, сейчас убежит. Ты ведь просто ребёнок Клео. Ты не способна принимать взрослые решения, я дарила тебе свою жизнь, свою помощь, свою компанию, всё. Тебя не должно волновать, что было с Джейми, тебе важен лишь конечный итог. Ты главный редактор и ты, как ни странно справляешься с новой погремушкой.

— Я ухожу, - вновь вторит Клео.

— Куда ты пойдёшь? – Эвелин откровенно смеётся над ней, качая головой. – Куда, Клео? Если я заблокирую твои карточки, у тебя ничего не останется. Ты в моей власти, ты моя дочь, моя игрушка, называй, как хочешь. А сейчас иди, одевайся, и мы заедем сразу, после салона к моему психотерапевту, он выпишет антидепрессанты для тебя. Иди, одевайся. Брианна проводи её.

Подхватив Клео за плечи, Брианна заталкивает её за ширму.

Там её тёмные ангелы заботливо протягивают ей пальто.

— Мы можем отвернуться, если…

— Здесь есть другой выход? – шепотом перебивает их Клео, подаваясь вперёд и вырывая пальто из рук.

Кивнув, они раскрывают перед ней тонкую щёлку шторки, открывая тёмный коридор.

Накинув пальто на плечи, Клео бросается в проход.

Оглянувшись назад, она замирает, боясь, что её слышали.

Сделав несколько шагов вперёд, она натыкается на стул и, опрокинув его, едва не падает.

Вытянув руки вперёд, она на ощупь находит дверь и, повернув ручку, выходит в зал салона, где расхаживают десятки девушек с подружками, выбирая платья.

Горят огни, консультанты шествуют по пятам за ними, и, запахнув пальто, Клео бросается к выходу.

Через мгновенье стеклянные двери открыты, и она вырывается на ледяную улицу.

В лёгкие стучится холодный воздух свободы.

Рассмеявшись, Клео хватается руками за голову, обернувшись к витрине салона, где возвышаются манекены в нарядных платья.

Всё кончено.

Она бросается вперёд по улице и ловит такси.

В карманах пальто последние деньги, дарованные матерью, что позволят доехать ей туда, куда она попросит водителя.

Выходя из машины, она начинает дрожать.

То ли от холода, то ли от страха, но Клео слышит стук собственных зубов и чувствует, как под кожей дёргаются мышцы.

Зайдя в темноту, она преодолевает лестницы, с каждой ступенькой всё чётче осознавая, что делает.

Где-то внутри перепуганная дочь Эвелин всё так же дрожит от страха и спрашивает, зачем она это делает.

Клео отталкивает её и стучится в дверь, дальше будь, что будет.

Она слышит знакомый голос.

— Я открою!

Звонкие, быстрые шаги и дверь открывается.

Ади замирает, улыбка стирается с её губ и, окинув Клео изумлённым взглядом, она делает шаг назад.

— Логан… это к тебе.

С шумом сглотнув, Клео посылает девушке слабую улыбку.

— Привет.

— Привет, - Ади отпускает дверную ручку и отходит в сторону, пропуская вперёд Логана.

Он замирает точно так же, как и подруга.

Сначала его ошарашенный взгляд устремлён исключительно на её лицо, точно он пытается убедиться, что это точно она.

Когда глаза обводят полную картину, он поднимает голову и криво улыбнувшись, выдыхает.

— Что ж… я согласен.

7 глава

Человеку, пережившему настоящую трагедию, не нужна ничья жалость.

Жалость ценится дешево. Вся жалость мира не стоит и ломаного гроша.

Стивен Кинг

— Я тебе ничего не обещала, ты ведь знаешь… - шепчет девушка, прижимая телефон к уху, и звонко смеётся, слушая ответ.

Играя кончиками рыжих волос, Олин недовольно хмурится, замечая секущийся волосок.

Поджав губы, она раздражённо закатывает глаза, на том конце всё так же продолжается страстное бормотание очередного поклонника, что она оставила наедине с самим собой часов семь назад.

Как будто они не понимали, что теперь она птица другого полёта.

Вчера у неё была съёмка для Vogue, через неделю она летит открывать модный показ в Париже.

Её хотят все, она больше не может позволять себе терять драгоценные минуты в компании поклонников, или поедая десерты.

— Малыш… - было, начинает она, когда слышит звонок в дверь.

Бросив взгляд на часы, она недоумённо размышляет над тем, кто это может быть.

Опять Виктория? Хочет впарить ей очередное, уродливое платье?

Или курьер уже принёс готовые снимки?

— Всё малыш, я занята, позвони позже, - отключившись, Олин слезает с кресла и, заглянув в зеркало, довольно улыбается.

И как только мир может спокойно существовать, когда есть она?

Эти рыжие волосы, безумный, густой огонь.

Эти бездонные глаза, эти пухлые губы, эта нежная кожа, эти изгибы тела, эти мягкие руки…

Вновь звонок, сопровождающийся стуком.

— Да кому там не терпится? – Олин наскоро щёлкает замком, забыв посмотреть в глазок.

Вряд ли консьержка впустила бы незнакомца.

— Рассел?

Вздрогнув, Олин делает шаг назад и казавшаяся ещё несколько секунд назад сексуальной, белоснежная рубашка чужого парня теперь жгутом натягивает её кожу.

Судорожно втянув воздух, он заходит в квартиру, отталкивая её в сторону.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты ей всё рассказала! – восклицает Рассел, оборачиваясь к ней, и в его раскрытой ладони поблёскивает обручальное кольцо, что ещё недавно Олин видела на безымянном пальце Клео.

Скрестив руки на груди, Олин поджимает губы.

— Я ей ничего не говорила, она видимо сама догадалась.

— Ты лжёшь! – в глазах Рассела неприкрытая ярость, от него точно веет кровью, как от голодного быка.

Олин становится страшно.

Страшно за ту самую нежную кожу и те самые шикарные волосы.

— Рассел, успокойся…

— Зачем ты ей сказала? Зачем, Олин?

— Я ничего не говорила! – взвизгивает Олин, и её голос становится на октаву выше. – Прекрати обвинять меня!

Мотая головой, Рассел упирается спиной в дверной косяк и, закрыв глаза, облизывает пересохшие губы.

Олин с недоумением взирает на него несколько минут прежде, чем позволить себе нарушить тишину.

— Если… если ты так волнуешься о том, что скажут.… Не бойся, наплевать на эту старуху Эвелин, а твоя мама… - подавшись вперёд, Олин позволяет себе робко положить руку на его плечо. – Я ей понравлюсь.

— Ты? – открыв глаза, Рассел выдыхает.

Улыбнувшись, Олин пожимает плечами.

— Ты ведь знаешь, я отлично нахожу общий язык с людьми, и с твоей мамой найду, и с папой. Я ведь… люблю тебя, Рассел.

Олин всматривается в его лицо, проводит пальцем по шраму, искажавшему кожу, пытается найти в голубых глазах то, что видела раньше, но там лишь смятение.

— Ты ведь этого и хотел, Рассел. Расстаться с ней и быть со мной. Ты сам говорил, так… забудь. Она ещё пожалеет, что потеряла тебя, а мне все будут завидовать.

Опустив голову, Рассел усмехается.

Его кожа под её холодными пальцами кажется немыслимо горячей и Олин снова отстраняется.

Та связь, что связывала их тела в постели, исчезала, как только между ними появлялась одежда.

И сейчас она не могла получить от него того, что хотела.

— Хочешь,… можем переместиться в спальню, - шепчет Олин, расстёгивая пуговицы рубашки.

— Мне нужно подумать, - оттолкнувшись от косяка, Рассел засовывает обручальное кольцо в карман пальто.

Олин с трудом сглатывает обиду.

Застегнув пуговицы, она старательно улыбается, кивая в ответ.

— Конечно,… тебе нужно время.

Какое к чёрту время?! Он ведь говорил, что любит её!

Он ведь хотел быть с ней, он не хотел жениться на Клео, тогда в чём дело?

Она всё знает, она бросила его, что ещё? О чём ему думать?

— Думай скорее Рассел, - Олин откидывает волосы назад. – Я не могу постоянно ждать тебя. Я даю тебе неделю, потом я улетаю в Париж на показ, и если тебя у меня не будет,… я найду себе другого.

— В том, что ты быстро находишь других, я не сомневаюсь, - обогнув её, Рассел исчезает в дверном проёме так же быстро, как и появился, оставив за собой лишь запах одеколона.

Олин втягивает воздух, закрывая глаза.

Если он вернётся к ней, она доведёт его до алтаря.

Она не такая глупая, как Клео, раз та бросила его из-за какой-то глупой измены.

Она простит ему что угодно, лишь бы он был с ней.

Это будет идеальный союз, и подружки на традиционном обеде подавятся своими низкокалорийными блюдами, когда она расскажет им, что бывший жених Клео выбрал её.

Улыбнувшись собственным мыслям, Олин расправляет плечи.

Это будет хороший год.

~***~

— Больше не колется?

Клео хмурится, водя руками по талии и рукавам.

— Кажется,… нет.

Поднявшись с корточек, Логан едва не наступает на подол её платья и шарахается в сторону, пытаясь спасти хрупкую ткань, от чего едва не падает.

— Логан!

— Извини, - рассмеявшись, он упирается руками в диван, поднимаясь.

Клео с удовольствием замечает, что здесь куда теплее, нежели раньше.

Уродливый матрац валяется в противоположном углу комнаты, на его месте раскладной диван, куда более удобный для применения.

Бросив взгляд на стену фотографий, она улыбается, замечая знакомые разводы снимков и находя среди них себя.

Подойдя ближе, она надеется, что не ошиблась и это не какая-то девчонка, отдалённо напоминающая её.

— Надеюсь,… ты не против, - Логан кивает в сторону снимка, засовывая руки в задние карманы джинс. – Я сделал их тогда у тебя в кабинете…

— Да, я помню, - Клео кивает в ответ, переведя взгляд на него.

Улыбнувшись, Логан опускает голову, и начинает скрести что-то на полу носком ботинка.

Клео с трудом перебарывает желание подойти к нему.

Такой тёплый, такой славный, такой честный и его единственная маска, что пыталась скрыть болезнь, сброшена.

— Я… хотела извиниться за то, … как повела себя. Прости, я… была такой идиоткой.

— Всё в порядке, - Логан энергично кивает в ответ. – Правда, я не виню тебя. Я всё понимаю, это… не просто простуда.

Подобрав подол платья, Клео опускается на край дивана, с тоской смотря на полупустые коробочки с китайской едой.

— Адриа и Верн ушли из-за меня.

— Нет, вовсе нет, - подойдя к дивану, Логан закрывает картонки, обрывая пряный запах. – Они как раз собирались уходить,… хочешь есть?

— Нет, не сейчас.

Кивнув, Логан опускается на другой край дивана.

Время в квартире замирает.

Клео слышит, как шумит вода по трубам, чувствует поднимающийся, горячий воздух от батарей и пытается понять, что делать дальше.

Зачем она приехала сюда?

Чего она хотела?

Чтобы он обнял её? Чтобы сказал, что он любит её? Что она нужна ему?