Дьявол

Глава X

Шанго Саакский блеском своей юности, великим ростом, приятной внешностью и великолепием одежд совершенно затмил дона Педро да Соусу. Соуса вдруг превратился в совершенное ничтожество; когда они перелезли через борт и оказались в шлюпке, у Рори появился шанс по-настоящему оценить этого человечка. Рори нашел его именно таким, каким описал его Спаркс: елейным, раболепным слизняком. На Соусу, казалось, произвело впечатление представление Рори как племянника великого Маккаэрна и пэра. Но инстинктивно Рори чувствовал, что этому человеку доверять нельзя. Несмотря на жабье подобострастие Соусы, Рори понял, что коротышка невзлюбил его, и приписал это зависти Соусы. И был прав: Соуса завидовал не только молодости и положению Рори, но еще больше тому, что тот был белым. Примесь негритянской крови отравляла ему жизнь. Его всегда оттесняли на вторые роли.

Из-за узости лодки они сидели гуськом, а через одного между ними сидели крепыши-гребцы из племени кру. Драгоман шанго занимал самое неудачное место на носу, где принимал на себя больше всего морских брызг. Следующим сидел Тим, которому доставалась тоже хорошая порция брызг, за ними Соуса, который получал то, что миновало Тима. Затем позади гребца, под навесом, располагался шанго, на которого брызги почти не попадали; и позади другого гребца — Рори, который, как древние израэлиты, пересекшие Красное море, проделал путешествие, не замочив ног. По мере их приближения к берегу голубая вода уступила место грязному зелено-коричневому потоку, который вытекал из кажущейся непроницаемой зеленой стены мангровых деревьев, чьи похожие на ходули корни поддирали балдахин зелени.

Для Рори это был новый мир, мир раскаленного добела солнца, запахов гниющей от влаги растительности, ярких переливов птичьего оперенья, плавающих хищников, оставляющих на виду лишь пару черных глаз-бусинок, и блестящих от пота черных спин парней из племени кру. Во всем этом, он чувствовал, царила, несмотря на яркое солнце, странная гнетущая атмосфера, которая одновременно очаровывала и настораживала.

Они проплыли короткое расстояние вверх по реке, пока за поворотом, скрытым густой стеной мангровых деревьев, не вышли на широкое место, где течение замедлялось, образуя мелководную лагуну. С одной стороны на более высоком, чем окружающие мангровые топи, берегу была твердая земля, на которой и стояли фактории, загоны для рабов, дом и магазин Монго, большие складские навесы, которые и составляли замок Ринктум — африканский форпост компании «Маккаэрн и Огилсви» в дельте реки Нигер, Название «замок» ввело Рори в заблуждение, и он представлял себе что-то похожее на его дом в Саксе. В своем воображении он нарисовал каменное сооружение с зубчатыми стенами, с бойницами и прочими средствами защиты. Вместо этого он увидел покосившийся деревянный частокол и бамбуковые хижины, крытые пальмовыми листьями. Но замок Ринктум и не нуждался ни в какой защите. Он был построен, чтобы привлекать людей, а не отпугивать их. Весь поселок выглядел практически незащищенным, его могла взять штурмом ватага мальчишек, играющих в Робин Гуда. Возможно, что так, но он служил для сбора и содержания рабов, которых потом грузили на корабли компании «Маккаэрн и Огилсви».

Крики гребцов в лодке были встречены ответными окликами с берега. Умело поработав веслами и вдоволь накричавшись, они подплыли к бамбуковому причалу, висящему над бурлящей водой. Черные руки с розовыми ладонями протянулись, чтобы помочь пассажирам выбраться на шаткую пристань, прогибающуюся под их весом. Разбитая вдрызг тропа вела почти вертикально вверх к просвету в высоком частоколе, защищенному обитыми железом воротами. Все вошли и стали, чтобы отдышаться после крутого подъема от причала.

За частоколом Рори увидел твердо утрамбованную площадку величиной с военный плац, в центре которого стояла каменная башня, а на ней развевался флаг торгового дома «Маккаэрн и Огилсви». Справа тянулся длинный ряд беленых деревянных одноэтажных домов с общей верандой, поддерживаемой столбами из стволов пальм. Через плац напротив них стоял другой ряд более солидных зданий, построенных частью из дерева, частью из камня, в которых была заметна попытка имитировать европейскую архитектуру: на некоторых из окон были ставни, колонны, поддерживающие длинные веранды, были сложены из грубо отесанного камня. Все это обнесено частоколом высотой около пятнадцати футов, и верхние концы бревен были заострены. На одинаковом расстоянии друг от друга над стенами возвышались сторожевые будки, в которых Рори заметил негров с мушкетами, похожих на черных ворон в железных клетках.

Пока они отдыхали, трое юношей, чьи стройные фигуры, бледно-оливковая кожа и правильные черты лица придавали им почти римский вид, выбежали из-под навеса веранды навстречу. Один из них нес громадный зонт из малинового шелка и золотой канители, с которым он едва управлялся; у другого был инструмент, похожий на коровий хвост, приделанный к изысканно украшенной золотом и слоновой костью ручке; а третий тащил большой бурдюк для воды из козлиной кожи под аккомпанемент ярко начищенных латунных чашек, висящих цепочками на шее. Они окружили шанго, низко кланяясь, щелкая пальцами и вопя пронзительно-высокими голосами, потом заняли свои места. Один стал сзади, наклонив неуклюжий зонт так, чтобы тень от него падала на лицо шанго; второй стал отгонять от него мух коровьим хвостом; а третий встал перед ним на колени, предлагая воду из кожаного бурдюка. По команде шанго они замолкли и замерли на своих местах. Вместо того чтобы двинуться дальше, шанго поманил к себе Рори, чтобы тот подошел и стал рядом с ним в тень зонта. Хотя Рори имел крайне поверхностное представление о языке хауса, полученное из обширной кладовой знаний Джейми, он понял, что именно на этом языке говорил шанго, и смог разобрать несколько слов. Он уловил, что шанго посылал юношу с мухобойкой по какому-то поручению, и не удивился, когда тот отдал метелку тому, кто держал мешок с водой, поднял свои длинные белые юбки выше голых коричневых колен и бросился сломя голову вниз по крутой тропе, как будто за ним черти гнались.

Без каких-либо объяснений, почему остановилась их маленькая процессия, шанго, взглянув на солнце, повернулся лицом на северо-восток и, стоя с наклоненной головой, положив руки на грудь, сотворил молитву Аллаху, понятную Рори. Потом он стал коленями на коврик, который нес с собой юноша с бурдюком, и, продолжая творить молитву, склонился так, что голова его коснулась земли.

— Придется ждать, пока он кончит молиться, — сказал Соуса по-английски, обращаясь к Рори; пот градом катился по его лицу из-под шляпы. Рори решил тоже стать на колени рядом с шанго и опустился на непокрытую землю плаца, но негр, не глядя на Рори, поманил его подойти ближе к нему и стать на молитвенный коврик.

И хотя Рори не знал слов молитвы, он повторял все богомольные движения шанго, но, в то время как глаза последнего были закрыты, Рори воспользовался возможностью получше рассмотреть освещенный солнцем плац. Он заметил, что были предприняты попытки озеленения этого пустыря. Огромные алые гирлянды бугенвиллеи свисали с некоторых зданий. Дерево с ковром из опавших желтых лепестков создавало островок тени в одном углу, там же росло еще несколько экзотического вида цветов или деревьев; Рори точно не знал, но он сообразил, что это были бананы, потому что среди больших зеленых, как будто покрытых лаком, листьев виднелись свисающие грозди плодов фаллической формы, которые он ел утром.

Рори встал, когда шанго поднялся после молитв, и повернулся к воротам, куда тот показывал. Юноша, которого принц послал с поручением, возвращался в сопровождении еще трех слуг. Один из них нес такой же замысловатый зонт, только ярко-алого цвета. Они снова образовали процессию. Шанго шел впереди под лиловым зонтом, с мухоловом по одну сторону и с водоносом по другую, за ним следовал Рори под алым зонтом, также в сопровождении мухолова и водоноса. Соуса, не защищенный от солнца, отданный на милость переливчато-зеленых мух и лишенный привилегии пить воду, шел за ними, а за Соусой из последних сил хромал бедный Тим. По мере их приближения к самому большому строению в дальнем конце плаца, где собралось несколько рабов, которые распластались на земле, как только Рори и шанго оказались под спасительной крышей веранды и, оставив свои зонты, но все еще сопровождаемые мухоловами и водоносами, прошли в прохладную сень домов. Здесь, за каменными стенами, узкие окна пропускали очень мало солнца, но всех мух, так что Рори был благодарен юноше с метелкой, и, хотя вода в бутылке из козлиной кожи была с зеленоватым оттенком и отдавала теплым жиром, по крайней мере, было чем промочить глотку. Соуса нервно ударил в ладоши, и появилась бритоголовая, неряшливого вида девушка-негритянка с подносом в руках, на котором стояли винные бокалы и бутылки портвейна и мадеры. Соуса вопросительно посмотрел на шанго, который лениво поднял вверх палец в знак согласия.

— Только как лекарство, — улыбнулся он. — Как истинный верующий, я не могу употреблять вино как напиток, но… — Его слова повисли в воздухе.

Отклонив бокал с вином, предложенный Соусой, шанго сделал знак своему водоносу приготовить одну из латунных чашек для наполнения.

Рори сделал то же самое: выпил вино и приказал своему водоносу подать чашку для повторного наполнения. Глаза его привыкли к тусклому полумраку комнаты, и он отметил, что она была обставлена старомодной аляповатой французской мебелью, с которой лохмотьями свисала парчовая обивка. Она совершенно не вязалась с плетеными травяными подстилками на земляном полу. — Не желает ли ваше превосходительство отправиться в свои апартаменты? — Соуса привстал со своего стула. — Те, что я обычно готовлю для капитана Спаркса, и, если вы не возражаете против его комнат, сочту за честь принять вас.

Обращаясь к Рори, он говорил по-арабски, чтобы не прогневать шанго. Шанго не дал Рори возможности ответить, — Мой брат, лорд Сакс, не будет спать в твоих вонючих комнатах, Соуса. У него нет никакого желания лечь в постель с тараканами и многоножками, чтобы его беспокоили крысы, чтобы по нему бегали жучки и ящерицы. Твои комнаты не могут служить жильем даже для собаки нзрани, и у меня нет никаких оснований полагать, что он простой нзрани, так как мой лорд Саксский носит такое же имя, как и у меня. Поэтому, по законам нашего гостеприимства, я предложу ему свой собственный шатер, где ему будет удобно. У него также не возникает никакого желания связываться с твоими сальными черными шлюхами, которые раздвигали ноги для любого работорговца от Дакара до Калабри. Лорд Саксский, являющийся братом шанго Саакса, будет жить в моем шатре, где ему искусно будет прислуживать одна из женщин моего гарема.

— Это большая честь, мой господин шанго. — Рори не мог понять, бросается ли он из огня да в полымя, но одно его успокаивало: одежды шанго, как и одежды всей его прислуги, были безукоризненно чистыми, тогда как костюм Соусы был грязным и в сальных пятнах.

Замок Ринктум чем-то угнетал Рори, и теперь он понимал, что не только грязью и сыростью в доме. После надраенной до блеска чистоты «Ариадны» грязь замка Ринктум казалась еще более отталкивающей, но это еще не все. Из-за частокола до него доносились страдальческие завывания, становящиеся то громче, то тише, но никогда не затихающие. Это человеческая душа рыдала в несчастье, стремящаяся вернуться домой и страшащаяся завтрашнего дня. Иногда вопли за дальним частоколом сливались в многоголосный хор обездоленных, затем хор замолкал и слышалось всего несколько голосов, но стоны эти не прерывались ни на мгновение. Они вселяли в душу Рори безнадежную тоску, и ему хотелось бежать без оглядки от этого ужаса.

— Мы пойдем, Соуса. — Шанго поставил на стол свой бокал и щелкнул пальцами слугам, сопровождавшим его и Рори. — Пойдем, брат мой, — и он пригласил Рори следовать за ним.

На улице произошло легкое замешательство между зонтоносами: кому над чьей головой держать свои зонтики. Во главе с шанго они пересекли плац, вышли за ворота, обогнули один из углов частокола и вышли на тропу, ведущую вверх по течению реки. Долго идти им не пришлось. В ста ярдах от частокола, но скрытые от глаз пальмовой рощицей, стояли шатры шанго, образуя маленький поселок. Шатры были сделаны из черной козлиной шерсти, а один большой шатер с пологом, открытым бризу с реки, возвышался над остальными. Над ним развевалось длинное черное знамя с белыми арабскими буквами.

— Войди с миром в дом мой, брат мой. — Шанго первым подошел к большому шатру и шагнул внутрь. — Я знаю, что ты пока еще не верующий, и я не должен, по законам Ислама, делить с тобой свой шатер. Но у меня есть право так поступать, потому что, с другой стороны, Пророк посылает нам свое гостеприимство. Так что я подчиняюсь закону гостеприимства и приглашаю тебя. Теперь, мой лорд Саксский, твой дом — шатры Саакса, несмотря на всю их убогость.

Рори вошел внутрь через откинутый полог.

— Считай, что за много миль отсюда, за океаном, в горах Шотландии, мой замок Сакс стал твоим домом, мой господин шанго.

Рори понимал, что замок без крыши вряд ли устроил бы принца, но он знал, что никогда и не будет принимать в нем шанго. Однако, если бы руины замка Сакс были бы такими же величественными, как Уайтхолл Георга, он бы все равно сделал это приглашение.

— Теперь, когда ты здесь, мой лорд Саксский, — стал снимать тюрбан шанго, разматывая собственноручно ярды зеленого муслина и передавая их юноше, который последовал за ним в шатер, — и так как мы договорились, что мы оба братья, поскольку носим одно имя, так давай отбросим титулы и формальности. Мой отец, и некоторые из братьев, и даже моя мать обычно зовут меня Баба, хотя это запрещено моим женам.

— Меня зовут Рори, — он протянул руку. — У меня на родине, если два человека братья, они жмут друг другу руки.

Баба не обратил внимания на руку Рори.

— Довольно глупая традиция, Рори. Всего лишь прикосновение пальцев. У меня на родине никто не оказывает таких жалких знаков внимания. Вместо этого мы обнимемся, — он крепко обнял Рори и похлопал его по спине. — Теперь, когда мы лучше узнали друг друга, позволь сказать, что ни один человек не в состоянии существовать здесь в таких ужасных одеяниях, как у тебя. Они красивы, спору нет, — пальцы его пощупали бархат кафтана Рори, — но в них жарче, чем в полуденном зное пустыни. Не соблаговолишь ли, брат мой, надеть мои одежды?

— Почему бы нет? — Рори посмотрел прямо на Бабу, не отводя глаз.

Баба был в нерешительности.

— Потому что… да, скажу. У меня черная кожа, а у тебя белая. Белые не считают негров равными себе. Мой отец султан, и все равно белые иногда очень непочтительно ко мне относятся, но когда они действительно оказывают мне уважение, у меня такое чувство, что они это делают потому, что им что-то от меня надо. Для белого человека я черный дикарь, бегающий по джунглям с палочкой в носу, ненамного лучше животного.

Рори улыбнулся и дотронулся до руки Бабы.

— По правде, Баба, ты первый темнокожий, с которым я разговариваю. Да, возможно, твоя кожа темнее моей, — Рори не выпускал руки Бабы из своей, — и все же это — прекрасная рука. Сильная и способная на добро. Ни с кем еще я не разговаривал так, как с тобой, и хочу сказать, что ты красивый парень и, мне кажется, прекрасный человек. Если ты не возражаешь, чтобы твоя одежда коснулась белой кожи, я буду носить ее. Давай больше никогда не говорить о цвете кожи. Цвет кожи значит не больше, чем цвет наших глаз или волос.

Рука Бабы сжала руку Рори.

— Мы никогда больше не будем говорить о цвете нашей кожи.

Медленно он выпустил руку Рори. Рори огляделся в шатре и нашел его гораздо лучше затхлой атмосферы замка Ринктум. Его воздушный простор был прохладным и манящим. Толстые ковры из цветной шерсти мягко стелились под ногами, делаясь еще мягче от песка под ними. Стены тускло мерцали драпировкой, украшенной серебром и золотом. Мебели не было, за исключением больших диванов у стен, покрытых разными покрывалами. Пуфы и подушки делали диваны еще более привлекательными. Несколько низких столиков сверкали инкрустированным перламутром, и на одном из них стоял латунный факел, струящий клубы голубого дыма, распространявшего сильный запах сандалового дерева. Запах этот, похоже, отгонял насекомых, так как здесь не было ни одной назойливой мухи или комара, которыми кишел дом Соусы.

— Все здесь твое, Рори, — Баба обвел рукой шатер. Он хлопнул в ладоши, и из сумерек шатра возник юноша. — Это Абдулла, он будет выполнять твои приказания. — А слуге он сказал — Смотри! Слушайся своего нового господина так, как слушаешься меня…

А теперь, бой, открой сундуки. Пусть мой брат выберет себе одеяние. Единственное, что он не может носить, это мои зеленые тюрбаны, потому что он не хаджи, он никогда не совершал паломничества в Мекку. Подержи халаты, Абдулла, пусть он выберет.

Бой открыл сундуки и стал по очереди показывать шелковые кафтаны. Во второй раз в тот день Рори сталкивался с трудностью выбора одежд, которые ему не принадлежали; но одеяния Бабы оказались настолько шикарнее одежд Спаркса, что Рори был очарован их великолепием. В замешательстве Рори указал на халат из лазурно-голубого шелка, перед которого был сплошь усеян жемчугом и вышит серебром. Затем в стремительной последовательности Абдулла с одобрения Бабы предложил Рори роскошный халат с капюшоном из белой шерсти, пару шлепанцев, как у Бабы, и меру шитого серебром муслина на тюрбан.

Баба жестом приказал бою положить одежды на диван и сказал:

— Пришли мне рыжеволосого слугу моего господина Сакса, а сам не возвращайся. И не разрешай никому другому заходить в шатер.

Он повернулся к Рори, на лбу его появилась тревожная тройная складка.

— Прежде чем переодеться, мы искупаемся в реке. Мы, мусульмане, верим в чистоту. Мы ведь не нзрани, чтобы никогда не мыться. Даже в пустыне те, кто не может купаться в воде, чистят свои тела мелким песком. Кроме того, прохлада воды освежит нас. Мои рабы будут бить по воде, так что тебе нечего бояться крокодилов.

Ты, брат мой, наденешь хлопчатобумажные кальсоны во время купания, а прислуживать тебе будет только рыжеволосый раб. Тебе не подобает самому обслуживать себя, но, с другой стороны, не подобает, чтобы мой раб видел тебя без одежды. Рабы сплетничают между собой, как тебе известно, и им не следует знать, что ты был рожден нзрани. Я предпочитаю, чтобы они оставались в неведении.

Рори понял слова Бабы, но они мало что для него значили. Почему Баба предпринимал такие предосторожности, чтобы никто не увидел его тело, хотя, по всей видимости, Баба совершенно не опасался, что рабы увидят его собственное? Озадаченный вид Рори выдал его непонимание.

— Обнаженный мужчина сразу же заявляет о своей вере, — спрятал в улыбке свое замешательство Баба.

Рори замотал головой, ничего не понимая. Баба опустил голову, чтобы не смотреть на Рори. Он довольно долго молчал, и можно было легко заметить, какая борьба шла в его сознании. Когда он заговорил, то произносил слова очень медленно, стараясь подобрать нужные выражения, чтобы не смутить Рори.

— Хочу сказать, друг и брат мой, что существует верный способ отличить последователя Пророка от нзрани. Не так просто отличить истинного верующего от еврея, потому что мы, мусульмане, следуем определенной традиции иудеев. Мы считаем, что мужчина должен расстаться с дюймом своей бесполезной кожи. Это становится признаком его мужественности и знаком его приверженности Исламу. Можно считать это жертвоприношением, но та незначительная боль, которую человек испытывает при этой операции, ничто в сравнении с возрастающим удовольствием, которое он получит. Наши женщины предпочитают это. Вот это как раз и беспокоит меня в тебе.

Теперь Рори понял. Он засмеялся, и смех его был настолько заразительным, что Баба поднял голову и улыбнулся ему.

— Что же ты все ходишь вокруг да около, брат мой? Ты хочешь сказать, что арабы, как и евреи, подвергаются обрезанию и что по голому человеку можно сказать, к какой вере он принадлежит?

— Именно это я и пытался сказать. Когда я узнаю тебя лучше, мне не будет стыдно говорить с тобой о таких интимных вещах.

— Тогда пусть тебя это больше не волнует. Действительно, нож никогда не касался меня. Такие операции не делают в Шотландии, где вера отличается от вашей. Мы считаем, наоборот, что крайняя плоть дает человеку большее удовольствие, и нашим женщинам это нравится. И хотя нож никогда не касался меня, Баба, судьба так распорядилась, что я выгляжу как истинный верующий.

Смотри! — Рори снял пропитанные потом штаны и предстал голым перед Бабой. — Вглядись, Баба, и скажи, что я запросто выдержу этот экзамен. Когда я был маленьким мальчиком, я начал вырастать из собственной кожи. Природа удалила крайнюю плоть, потому что ей не хватало кожи, чтобы прикрыть мое тело. И другие мальчишки очень интересовались этим, когда мы купались в речке. Я был единственным среди них, у кого не было крайней плоти, и я страдал от этого. Другие мальчишки смеялись надо мной и называли меня «лысым жеребцом». Но всем девушкам, похоже, так нравилось больше, чем если бы он был полностью одет. И я вдвойне рад, что природа, или судьба, так позаботилась обо мне.

Он сделал два шага в сторону Бабы и выгнул тело.

— Смотри, друг и брат мой.

Баба пристально смотрел, одобрительно кивая головой.

— Кисмет! — Баба хлопнул Рори по белому плечу. — Ни один хирург в Каире не сделал бы лучше. Хвала Аллаху! Не надо бояться, что кто-нибудь узнает об этом. Ты, судя по виду, один из наших. — Он ударил в ладоши и крикнул Абдуллу, что-то шепнул ему на ухо и снова отпустил его.

— Нам не понадобятся услуги рыжеволосого раба, Рори. И услугами Абдуллы мы тоже не воспользуемся. Обслуживание будет еще лучше. Дома у меня четыре жены, такое количество предназначено мне Пророком. Эти жены — матери моих детей, но в путешествие я не беру с собой жен, чтобы их не мог увидеть другой мужчина. Вместо них я беру своих рабынь, чтобы удовлетворять естественные потребности тела. Точно так же, как мужчине необходимо есть и пить, ему необходимо спать, и ему нужна женщина, чтобы опорожнять свое тело и поддерживать его в добром здравии.

Так что я предоставлю тебе одну из своих рабынь. Ее зовут Альмера, и я расстаюсь с ней не без сожаления, потому что она очень хорошо умеет удовлетворять потребности мужчины.

— Тогда я не смогу принять этот подарок. — Рори почувствовал возбуждение от одной мысли о таком обслуживании. Прошло так много времени с тех пор, как он имел женщину, что он с не терпением ждал встречи даже с неряхой, которую мог предложить ему Соуса.

— Но ты должен принять, — настаивал Баба. — Если б я отдал тебе то, что не имеет для меня никакой ценности, как эти одежды, — это не было бы настоящим подарком. Увы, не могу сказать, что она девственница. Она была ею, когда я приобрел ее, и именно я лишил ее девственности, но, по крайней мере, я могу сказать, что ни один мужчина, кроме меня, не видел ее лица. Я единственный, кто обладал ею. Когда мы приедем в Саакс, у тебя будет столько девственниц, сколько захочешь, ну а до тех пор Альмера лучшее, что я могу тебе предложить, и делаю это с извинениями. Вот, она идет. — Баба опустил глаза и рассмеялся громко и безудержно — И, я вижу, как раз вовремя, мой Рори, по тебе видно, что Альмера тебе просто необходима.

Через занавески шатра проскользнула девушка, и, хотя она делала вид, что не смотрит на Рори, он знал, что она оценивала его боковым зрением. Рори видел, как на секунду расширились ее глаза, и почувствовал, что она улыбнулась под вуалью; но, с наигранной скромностью повернувшись к Рори спиной, она стала перед Бабой.

— Обернись, девушка, и сними чадру. — Баба легонько подтолкнул ее — Вот твой новый господин. Ты будешь служить ему так же хорошо, как ты служила мне. Он господин Сакса, так же как и я. Иди к нему.

Рори видел темные волосы, ниспадавшие на плечи облаком черного дыма. Она сорвала чадру с лица, и теперь он увидел не только черные глаза, сверкающие, как угольки. Он увидел янтарную кожу, пухлые алые губы и маленькие уши, сидевшие, как раковины улиток, под облаком волос. Она подошла к Рори и стала на колени, взяв его руку в свою и целуя ее, смиренно склонив голову. Он нагнулся и поднял ее, чувствуя тепло ее кожи через тонкое покрывало, отделявшее его тело от ее.

— Шанго Саакса великодушен, раз расстался с такой ценной собственностью. — Рори взял ее за подбородок, желая, чтобы его друг хоть на мгновение покинул шатер и он остался бы наедине с этой девушкой.

— Он великодушен, — ответила она, лаская своими пальцами его обнаженное тело. — Ко мне он тоже был очень великодушен, и Аллах был очень великодушен к тебе, мой господин Сакс. — Ее пальцы, нисколько не смущаясь присутствия Бабы, продолжали свой поиск. — Я с удовольствием буду служить тебе.

Усмешка Бабы переросла в хохот.

— По-моему, она совершенно не жалеет, что я больше ей не господин. Тебе нечего сказать мне, Альмера?

— Только то, что ты самый лучший господин, о котором может мечтать девушка.

— Довольно, девушка, оставь его. У нас еще много дел, и, если ты будешь продолжать искушать его, он забудет про все и сделает то, к чему ты его принуждаешь. Наступит ночь, Альмера, и твой новый господин будет со мной в этом шатре, — он показал на один из диванов. — Похоже, что мы все слишком великодушны друг к другу.

Продолжая смеяться, он сбросил с себя одежды и завернулся в мягкое белое полотенце. Рори вырвался из объятий Альмеры.

— Уже много недель у меня не было женщины, — улыбнулся он, извиняясь перед Бабой.

— Теперь тебе не на что будет жаловаться, — уверил его Баба. — Пойдем искупаемся. Вода охладит тебя.