Дьявол

Глава XIV

Когда, как обычно, они были готовы лечь в постель, появилась Альмера, чтобы прислуживать Рори этой первой ночью в лагере каравана, за ней вошли еще две девушки вместе с Заей, мавританской рабыней Бабы. Обе новые девушки были черны, как отполированный агат, но все равно не могло быть никакого сравнения между этими двумя экзотическими орхидеями джунглей и обыкновенными бритоголовыми бабами, которых Рори видел, путешествуя по реке. Эти новые девушки были с гладкими боками и овальными животами, с высокими грудями, соски которых, накрашенные киноварью, были похожи на бутоны странных паразитических цветов, питающихся человеческой кровью. Лица имели скорее хамитские черты, чем негроидные: тонкие носы и четко очерченные, но не полные, губы были чувственно влажными и манящими. Их головы с коротко остриженными волосами, похожими на черный велюр, не имели ничего общего с копнами черных перчинок, которые видел Рори. Несмотря на то, что девушки были черного цвета, иссиня-черного цвета самой темной Африки, конечности их сияли, как начищенные стволы ружей, ловя и отражая пляшущие языки ламп при каждом их движении. Обе они источали запах сандалового дерева и мускуса, а в нарочитой грации их движений было что-то такое, что напомнило Рори о великолепных арабских лошадях, которых он видел, когда они приставали к берегу. Обе девушки были обнажены, за исключением замысловато переплетенных гирлянд разноцветного бисера вокруг бедер, а их ноги и ягодицы были расписаны киноварью и белыми арабесками. Они молча шли за Альмерой и Заей плавной походкой, как будто ноги их не касались земли.

— Я обещал тебе разнообразие, — подмигнул Баба Рори и поманил девушек к себе. Они подошли и стали перед ним, а он провел своими большими руками по их гладким бедрам, потом развернул их к себе спиной и прошелся по изгибам шелковистых ягодиц. Баба покачал головой, как бы не удовлетворившись их прелестями.

— Эти две действительно черны, Рори, чернее, чем сердце самого шайтана. Но не дай цвету их кожи обмануть тебя. Им дали изысканное воспитание и стали обучать искусству любви, как только они научились ходить. Они родом из далекого Анколе, где самых многообещающих и самых красивых мальчиков и девочек отбирают еще совсем маленькими. Затем их отправляют в Хартум учиться удовлетворять потребности аравийских принцев.

Всех мальчиков кастрируют, превращая в податливых евнухов, а девочки подвергаются искусной операции, которая делает их почти ненасытными. Говорят, что такая девушка может удовлетворить пятьдесят мужчин за ночь и что она получит такое же наслаждение от пятидесятого, как и от первого. Я заезжал в Хартум во время своего первого паломничества в Мекку и оставил там указания Мохаммеду Лаазибу, работорговцу из Хартума, отбирать двух самых прекрасных девушек ежегодно и посылать их мне. Я также распорядился, чтобы они обязательно проходили обучение у старухи Мириам, еврейки, которая, как говорят, знает больше способов удовлетворить мужчину, чем любая другая женщина в мире, хотя ей уже около ста лет. Она обладает редкой способностью научить девушку тому, как довести мужчину до экстаза и держать его в этом состоянии минуты, а не секунды, и раз за разом повторять это, совершенно не растрачивая его сил. Это переходит в форму утонченного безумия и заставляет молить о пощаде.

Эти девушки поступили в мое отсутствие, и мой отец, да благословит Аллах каждый волосок его бороды, зная, как не терпелось мне попробовать их, послал их сюда. Они прибыли со специальным караваном три дня назад и с тех пор готовились к моему приезду. А теперь, брат мой, выбирай ту, которая тебе приглянулась.

Рори рассмотрел внимательно их обеих, и они, видя, как он оценивающе смотрит на них, выгнули тела и стали ласкать свои груди в надежде на его одобрение. Он покачал головой. Невозможно было определить, которая из них более привлекательна.

— Как всегда, брат мой, ты бескорыстен, но, раз они твои и раз ты так долго ждал их приезда, делай первым свой выбор.

— Ба! Да они почти одинаковые, — сравнил их между собой Баба. — Не вижу разницы, за исключением того, что одна чуточку пониже, а у другой груди чуть поокруглее. И все же нет такого закона, который бы гласил, что кто-либо из нас должен сделать выбор. Наши диваны стоят так близко друг от друга, что они могут скакать с одного на другой. Так и порешим, если не возражаешь.

— Конечно. Но Альмера? — Рори сильно привязался к этой девушке.

— Альмера? При чем же тут она? Она всего лишь женщина, да притом рабыня. Рори, ее не назовешь даже ничтожеством. Единственная цель ее существования заключается в том, чтобы жить ради своего господина. Поэтому все, что приносит тебе удовольствие, должно делать счастливой и ее. Она не что иное, как глиняный горшок, в который ты сливаешь свои жидкости. По правде, я порой просто не понимаю тебя, Рори. Лошадь — это лошадь, а женщина — это женщина, и мужчина ездит на обеих, потому что он мужчина.

Баба повернулся к Альмере и поманил ее пальцем к себе. Она подошла и бросилась к ногам его, и, хотя Рори заметил следы слез в ее глазах, она стала отрицать, что будет ревновать Рори за его внимание к новой девушке. Косой взгляд, который она бросила на Рори из-под опущенных ресниц, красноречиво говорил, что слова ее расходились с чувствами, но Баба принял их за чистую монету, и, одновременно отталкивая ее прочь кончиком своего бабуша, он притянул к себе черную девушку, которую до этого ласкал, посадил ее на колени, а другую отослал на диван к Рори. Она приблизилась к Рори с грацией и кокетством котенка и притворно свернулась колечком у его ног.

— Меня зовут Шацуба, — мурлыкнула она по-арабски. — На моем родном языке это означает: та, кто может вознести своего господина на седьмое небо. Я сделаю тебя очень счастливым.

Ее тонкие пальцы обвились вокруг бабушей Рори, и она медленно сняла их, как будто совершая обряд. Ее пальцы коснулись его лодыжек, потом медленно стали подниматься вверх, кружа и лаская икры. Пальцы ее были мягкими и прохладными, но, несмотря на свою прохладу, они разжигали маленькие огоньки при каждом прикосновении. Не ослабляя контакта пальцев, она разогнулась и поднялась на колени, прижимаясь к Рори набухшими сосками. Постепенно ее проворные пальцы расстегнули застежки его бурнуса. Каждое движение ее было медленным, обдуманным и возбуждающим, было частью церемонии, которую она изучала и практиковала всю свою сознательную жизнь. После каждой расстегнутой застежки она делала паузу, прежде чем приняться за следующую, целуя и поглаживая ту часть его тела, которую обнажала. Вскоре все пуговицы были расстегнуты, все шнурки развязаны, все крючки разъединены. Подняв руку и тем самым прося его не двигаться, она села на пятки и стала смотреть на Рори, пока Альмера и Зая были заняты мелкими делами по шатру, наполняя чаши ароматизированной водой, раскладывая пушистые белые полотенца рядом с ложами, добавляя ароматические палочки фимиама в жаровни; после чего они ретировались, опустив полог шатра, который открывался в сторону лагеря, и подняв другой полог, который выходил на усыпанное звездами темное небо.

Когда их мягкие шаги замерли в ночи, Шацуба заговорила с Рори:

— Теперь, если мой господин встанет… — Она поднялась и разъединила одежды Рори так, что они упали к его ногам.

Теперь, когда он предстал пред ней в голом виде, казалось, она была поражена конвульсиями страха, глаза ее расширились, губы задрожали, и она сделала шаг назад, чтобы стать перед ним на колени.

— Простите меня, мой господин. Я никогда раньше не видела мужчины. Это правда, потому что мы всегда практиковались на деревянных куклах. А сейчас я боюсь. Я так мала, чтобы приютить такое величие. Я трепещу, мой господин.

Рори опустил руку, чтобы подбодрить ее, но она не смела глаз поднять, чтобы взглянуть на него. Взгляд его пересек шатер и упал туда, где Баба принимал такую же помощь, и Рори услышал, как девушка у ног Бабы повторяла те же самые слова, и тут он понял, что произносились они исключительно для того, чтобы он возгордился собственной мужественностью. Рори легонько похлопал ее по плечу, и она подняла голову, улыбаясь ему.

Полотенцем, смоченным в ароматизированной воде, она стерла пот с его тела, а другим полотенцем вытерла, и по всплескам воды в другом конце шатра Рори понял, что Баба подвергался такой же процедуре. Когда Шацуба вытерла Рори, она налила на ладонь сладко пахнущего масла из фляги и жестом предложила ему лечь на диван, после чего втерла масло ему в кожу, массируя все тело пальцами, расслабляя все его мускулы до тех пор, пока в них не осталось ни усталости, ни напряжения. Рори чувствовал себя освобожденным от телесной оболочки, как будто все его тело куда-то делось, оставив только пульсирующее облако, которое, казалось, и составляло теперь все его существо. Тут она не поленилась смазать его другим маслом, таким драгоценным, что она нанесла на пальцы лишь несколько капель. У Рори появилось ощущение жжения от ядовитого укуса, отчего он на мгновение почувствовал себя очень неважно, но потом ощущение прошло, и он ощутил новый прилив сил, еще более поразительный, чем ранее.

Дотянувшись рукой до серебряного кувшинчика на табурете рядом с диваном, Шацуба налила напиток в фарфоровую чашечку и подавала ее Рори.

— Вот, мой господин, возьми и выпей это, — улыбнулась она ему, и в глазах ее отразились искорки света под длинными ресницами. — Это нектар, который пьют в раю, — голос ее упал до шепота. — После одного глотка мужчина может удовлетворить каждую из своих сорока гурий за одну ночь, и у него еще останутся силы и желание удовлетворить их всех снова.

Рори взял чашку и выпил. Напиток отдавал заплесневелыми лепестками роз и оставил горько-сладкий привкус во рту. Когда он отдал ей чашку, она набила длинную тонкую трубку гашишем и дала ее Рори, подцепив щипцами уголек из жаровни, чтобы прикурить. Он заметил, что Баба уже выпил предложенную ему порцию, напитка и теперь курил трубку. Он обратился к Рори:

— Сегодня ночью, брат мой, у тебя будет выносливость жеребца, и она тебе понадобится. Напиток, который представляет собой эссенцию морских улиток из Китая, зажжет всепоглощающий огонь в твоей крови, но гашиш не даст огню пожрать тебя, а заставит его тлеть всю ночь. Ты сможешь получить больше наслаждения и в течение более длительного времени.

— Мне совершенно не нужна эссенция морских улиток для подготовки, — рассмеялся Рори.

— Не сомневаюсь в этом, и глаза мои убеждают меня в твоих возможностях, но человек с колчаном, полным стрел, лучше подготовлен, чем человек только с одной стрелой, которой исчерпает все свое вооружение всего за один выстрел. Сегодня ночью у тебя будет полный колчан, — в свою очередь рассмеялся Баба. — А теперь… огни, Метук.

— Баба легонько подтолкнул ногой свою девушку, и она погасила лампы. Теперь только бледный свет луны проникал через откинутый полог шатра, оставляя Бабу и Метук в темноте, но высвечивая жемчужно-белый силуэт тела Рори. Ты мой самый первый мужчина, господин, и первый белый человек, которого я вижу. Правда, я испугалась, когда впервые увидела тебя во всем великолепии, но теперь я уже не боюсь. Меня готовили как раз для тебя. Я смогла принять самую большую деревянную чурку старухи Мириам. Девушки называли ее Кат, и мы все страшились ее из-за боли, которую, мы знали, она причиняла, когда нас сажали на нее. Сейчас воспоминание о той боли радует меня, потому что я смогу доставить тебе большое удовольствие.

— Удовольствие, которого я жажду, малышка.

— Ты не разочаруешься, мой господин, а я постараюсь не кричать.

Это была ночь непревзойденного мастерства, которого никогда раньше не знал Рори. Оно было настолько далеко от его неуклюжих действий с шотландскими Мэри под кустами, насколько ночь далека ото дня. Никогда еще не достигал он подобных; высот, и никогда еще не оставался он так долго в состоянии экстаза, такого острого, что становилось просто невыносимо, и Рори взвизгивал пронзительно, умоляя о пощаде. Шацуба играла с ним, как играют на музыкальном инструменте, находя аккорды ощущений, которые истощали его тело и одновременно успокаивали его. Артистизм обеих девушек был результатом долгого и нелегкого обучения, и при этом они обладали непосредственностью, которая, в сочетании с криками при первом проникновении, убедила Рори, что это действительно было их первым познанием мужчины. Всякий раз, когда Шацуба, а может быть, Метук, потому что они постоянно менялись, возносила его на безветренное плато, где ему не хватало воздуха и он чувствовал, что вот-вот разорвется на бесчисленные кусочки, их мастерство успокаивало его, и он проваливался на короткое время в пустоту, которая давала ему возможность отдышаться и подготовиться к восхождению на новые вершины. На его теле не осталось ни точки, которая бы не реагировала на ласки Шацубы. Ее трепещущий язычок исследовал самые укромные места его тела, заставляя его стонать и метаться по дивану. Она была настоящая женщина и сделала из него настоящего мужчину. Слова ее окружали его божественным ореолом. Рори вспомнил картинку, которую видел в одной из старых книг Джейми, изображавшую Колосса Родосского, и был уверен, что в тот момент он сам возвышался над всеми мужчинами, достигая такой высоты, что корабли могли бы спокойно проплыть под ним, даже не задев его.

Она восторгалась его дарованиями, льстила ему трепетанием своего тела, воркованием и восклицаниями, имитирующими боль, шептала, что ни одна женщина не в состоянии принять его без остатка и что внушающий страх Кат в школе старухи Мириам был ничто в сравнении с ним. Он разрывал ее на части, кричала и рыдала она, несмотря на то, что не отпускала его ни на секунду. Ее мольбы о пощаде возымели на него действие, он сжалился над ней и умерил свое неистовство, но она не отставала, принуждая его к еще более решительным действиям и в то же время постоянно протестуя, чтобы он по-настоящему поверил в то, что он — ее господин. Когда она позволяла ему перевести дыхание, он вдруг на мгновение ощущал, что рядом никого нет, как тут же она снова появлялась, а может быть, это была уже Метук, наверняка он не знал. И опять искры огня превращались в яркое пламя, которое никогда не гасло.

Среди ночи они устроили короткий перерыв, когда зажгли одну лампу, и при ее свете девушки налили еще одну порцию, напитка, а Рори и Баба выкурили по второй трубке гашиша. Из мерцающего полумрака на противоположном конце шатра Баба с дивана помахал рукой Рори.

— Признайся, Рори. Ты ведь сам не верил, что тебе понравится черная девушка.

— Верно, Баба. Не верил, но не могу сказать, что негритянки совершенно незнакомы мне. У меня была одна прежде, наложница Спаркса на корабле, и появившаяся после этого ненависть к ней, видимо, создала у меня предубеждение.

— А теперь!..

— А теперь я живу только ради этой ночи. Даже если мне придется умереть на рассвете, я все равно буду счастлив, что за одну эту ночь жил так, как не жил ни один мужчина до меня.

— Ночь еще не кончилась, брат мой. Поживи еще. Метук, задуй огонь.

Дополнительной порции напитка и гашиша хватило на остаток ночи, а на рассвете девушки ушли, оставив лишь запах сандалового дерева на влажных простынях. Рори забылся сном от полного изнеможения, но был разбужен звуками сворачиваемого лагеря. Он утомленно повернулся на бок, спиной к стене, и увидел, что Баба не спал и протягивал руку к платью, чтобы одеться. Рори завидовал чернокожему великану, который так легко двигался, как будто всю ночь провел в безмятежной дреме, сам Рори чувствовал полное изнеможение и такую слабость, что не был уверен, сможет ли он поднять уставшие колени с дивана. Но поднять их пришлось по просьбе Бабы, после чего Рори заковылял вслед за другом на берег реки, где замешкался, пытаясь собраться с мыслями и заставить себя войти в воду. Но Баба, который, казалось, был полон сил после ночных эксцессов, схватил его за лодыжку и стащил в воду. Вода была холодной и привела Рори в чувство. Затем после скудного завтрака из фиников и кофе, за время которого шатры были разобраны и погружены на лошадей, им предстояла более долгая часть путешествия до Саакса.

Черный арабский жеребец под седлом, инкрустированным серебром, с высокой передней лукой не шел ни в какое сравнение с крытыми попонами пони, бегавшими по шотландским болотам. Шотландские болота! Рори был Саксом болот Шотландии, а Баба — Сааксом мавров Африки. Совпадение это настолько поразило его, что он подъехал к Бабе, чтобы рассказать ему об этом совпадении названий и хоть как-то скоротать время. К удивлению Рори, это произвело на Бабу большое впечатление, и он задумчиво склонил голову, убежденный в том, что это было еще одним подтверждением пророчества.

Тим, который отказался от своей матросской одежды и спрятал свои рыжие волосы под капюшоном бурнуса, смог взгромоздиться на коня, хотя, конечно, не на такого горячего и великолепно украшенного, как у Рори. Еще утром Рори отстал, чтобы посмотреть, как дела у Тима, и нашел его с перекошенным от боли лицом. Нога стала хуже, сообщил он Рори, и каждый шаг лошади причинял ему сильные страдания. Но нет, Тим намерен продолжать путь. По правде, оба понимали, что Тиму больше некуда податься. Во время полуденного привала Рори оглядел ногу Тима и увидел, что она опять распухла и гноилась. Он позвал Бабу посмотреть на ногу, и тот тоже казался обеспокоенным, хотя и не столько страданиями Тима, сколько озабоченностью Рори.

— Ты очень любишь этого Тима, своего слугу? — спросил он Рори.

Рори утвердительно кивнул.

— Если он протянет три дня, мы его вылечим, иначе лучше всего дать ему выпить красной воды, и пусть он найдет облегчение в смерти.

— Три дня? Но почему три дня? Почему мы не можем вылечить его сейчас?

Баба покачал головой.

— Через три дня мы придем на земли племени базампо. Это странная земля, а базампы — странный народ. Возможно, они древнейший и мудрейший народ во всей Африке. У них много странных обычаев, и они считаются дикарями, потому что поклоняются странным богам. Но в науке колдовства и магии они превосходят всех в мире. Вот почему их так боятся, и никого из них никогда не забирали в рабство, потому что работорговцы страшатся их смертоносных заклинаний. Король базампов — вассал моего отца, и, не смотря на то, что он молод и видел всего восемнадцать сезонов дождей, он мой друг, потому что базампы всегда были союзниками дома Сааксов. Я не верю в их богов и колдовство, потому что я истинный верующий Пророка, и все же, — Баба запнулся, — мне не хотелось бы увидеть короля базампов своим врагом.

Баба сплюнул на землю и втер плевок ногой в пыль, как бы отводя от себя злые чары.

— Значит, ты веришь, что король базампов может вылечить Тима?

— Его знахари могут, если он попросит их об этом. Я уверен, потому что много раз видел, как они творили чудеса. Я видел, как один колдун базампо направил свою палку на дерево и через несколько минут все листья на нем завяли и опали. Да я видел еще более странные вещи, да и ты, наверно, тоже. Так что, я говорю, если этот человек будет жив, когда мы доберемся до Базампо, они его вылечат. Я прикажу сделать для него паланкин, так ему будет легче, чем верхом на лошади. Мы постараемся продлить его жизнь, раз это так для тебя важно.

Глаза Тима умоляюще смотрели на Рори, и тот подбадривающе кивнул ему. Из боковины шатра был сделан гамак. Затем, подвесив его на двух шестах между двумя лошадьми, слуги Бабы сделали для Тима своеобразное транспортное средство и посадили его туда.

— Рори, я что, умру? — спросил он.

— Нет, Тим, — постарался успокоить его Рори. — Баба уверен, что, когда мы приедем в Базампо, их знахари вылечат тебя.

— А пока выпей-ка вот это, — Баба протянул ему чашку с жидкостью, которую Тим и выпил.

Когда они возвратились в голову каравана, Рори спросил:

— Ты что, дал Тиму красную воду?

— Нет, брат мой. Я же обещал, что мы сделаем все возможное, чтобы спасти твоего слугу, и поэтому я не мог отравить его. Я дал ему опиума, чтобы он заснул. Ты помнишь напиток, который негритянка Шацуба давала тебе прошлой ночью?

— Тот, что, по твоим словам, сделан из морских улиток из Китая?

— Он самый, но я сам сомневаюсь, были ли там вообще морские улитки. Уверен, это был опиум — сок белого мака из Персии. В больших дозах он целебное лекарство, утоляющее боль. Но малая доза опиума делает мужчину столь сильным и крепким, что он может дефлорировать тридцать девственниц за ночь, не теряя эрекции. Гашиш тоже помогает. Ты заметил, что ты и не устал, и не сделался вялым?

Рори рассмеялся:

— Я просто думал, что становлюсь мужчиной огромной силы.

— Ты действительно стал им благодаря опиуму и гашишу.

— Видишь ли, Рори, наши женщины изучили все это. Им это необходимо знать. Даже если у человека всего четыре жены, как предписывает Пророк, и у него нет ни наложниц, ни рабынь, он может провести только одну ночь с женой, при этом три остальные остаются не у дел. А если у человека есть сто наложниц кроме своих четырех жен, сам видишь, как часто ему приходится оставлять их всех без внимания. Мы, мавры, люди страсти, Рори. Мы еще на женщину не успели взобраться, а уже выдохлись. Поэтому женщина, прождавшая мужчину многие дни, а то и недели, не хочет, чтобы ее удовольствие закончилось в одно мгновение. Вот так наши женщины открыли чудодейственные свойства опиума и гашиша. Они затормаживают мужчину, продлевая ему наслаждение, но не нарушая его. Да ты и сам это знаешь.

— Знаю и жду сегодняшней ночи.

Баба энергично замотал головой:

— Нет, брат мой, только не сегодня ночью. Постоянное употребление опиума может перейти в привычку. Человек начинает хотеть все больше и больше опиума, а когда его принимаешь в больших количествах, какое я, например, дал твоему слуге Тиму, то наступает глубокий сон. Тиму я дал сильную дозу, а мы с тобой принимали слабую. Тим не почувствует ни боли, ни движения лошадей. Мы будем поддерживать его сон и спокойствие, пока не приедем в Базампо. А что касается тебя, брат мой, на несколько ночей ты вернешься в нежные объятия Альмеры, а я найду успокоение в ласках Заи.

— Чтобы набраться сил для следующей встречи с Шацубой и Метук.

— Верно, но Рори…

— Да, Баба.

— Женщины не смогут войти в город Базампо. Нам придется оставить их за городом, потому что любой твари женского пола запрещено входить туда. Даже куриц держат за городом, а местным женщинам разрешается заходить только по особым случаям. У них странные обычаи, да базампы мне никогда особенно-то и не нравились, тем не менее я предпочитаю следовать их обычаям. Ты должен обещать мне поступать так же, потому что мне совсем не хочется накликать на твою голову проклятье их колдунов. Так что, брат мой, делай то, что они потребуют.

— Я постараюсь, Баба.

— Так будет безопаснее для тебя. Если хочешь, чтобы они спасли твоего человека, и, — добавил он зловеще, — что еще важнее, если хочешь спасти самого себя. Не то чтобы они навредили тебе, сейчас ты находишься под моей защитой. Вовсе нет! Но если ты сделаешь что-нибудь, что им не понравится, потом, через полгода, через год, с тобой может что-нибудь случиться, что явится результатом их колдовства. Но это я уж слишком. Молодой король будет рад тебя видеть. Он никогда не видел такого белого, как ты, человека, с такими золотыми, как у тебя, волосами. Но ему всегда этого хотелось, так что тебе наверняка окажут теплый прием.

— Я сниму тюрбан.

— Хорошо. — Баба подъехал к Рори, чтобы похлопать его по плечу. — И вот еще что. Льсти им. Пусть думают, что они самый сильный, самый красивый и самый мудрый народ во всей Африке. Это будет совсем нетрудно сделать, потому что, возможно, так оно и есть. Да, так оно и есть. Они даже красивее и мудрее суданцев.

— Сомневаюсь, Баба, не забывай, что ты наполовину суданец и, уж конечно, никто не может сравниться с тобой в красоте и мудрости.

— Прибереги свою лесть для базампов, Рори.

Несмотря на это, Рори заметил, что Баба был польщен.

— Я берегу свою лесть для базампов, Баба. Тебе я говорю только правду.