Дьявол

Глава XIII

Туман, поднимавшийся с реки, скрыл все в рваных клочьях серого пара. Если бы не жара с испарениями, Рори мог бы подумать, что находится где-нибудь на окутанном туманом болоте в Шотландии. Все вокруг было насквозь пропитано влагой: деревья, кустарники, даже сам шатер, а внутри него тонкие ручейки тумана струились вниз по отполированной поверхности опор шатра. В этот ранний утренний час жара была уже невыносима. Воздух, как набухшая вата, застревал в ноздрях. Кожа Альмеры, лежащей рядом с Рори, была скользкой, как тело змеи, когда она попыталась выпутаться из объятий его крепких рук. Ей пора было покинуть ложе; Рори, не желая расставаться с теплом ее тела, стал удерживать ее, но скользкая кожа помогла ей вырваться. Она стала жестикулировать в направлении, откуда ей подавала знаки рабыня Бабы.

— Это не я хочу уйти, — прошептала Альмера. — Знаю, что мой господин с удовольствием поразвлекался бы со мной, но таков приказ моего благословенного господина шанго. Он сказал, что мы должны уйти рано сегодня утром, вот я и ухожу, но я утолю твою страсть сегодня ночью.

Рори нехотя выпустил ее и стал следить за ней полузакрытыми глазами; пока она надевала облегающую робу, чадру, а потом присоединилась к рабыне Бабы, которая ждала ее у откинутого полога шатра. Он видел, как Баба сбросил сырую простыню и спустил длинные ноги с дивана. Медленно, как будто не желая просыпаться, Баба встал, потянулся, вытянул руки высоко над головой. В неясном свете шатра он выглядел как живая бронзовая статуя. Бесшумно ступая по толстым коврам, он протянул руку, чтобы растормошить Рори, и тут увидел, что Рори не спит.

— Ах, брат мой, — улыбнулся Баба, полоска белых зубов рассекла его лицо, — ты спал этой ночью; я слышал твой храп. Скажи, Альмера не удовлетворила тебя? Если нет, если у тебя к ней претензии, я прикажу наказать ее. У нее должна быть только одна цель в жизни — ублажать тебя. Прошлой ночью ты вообще не спал, а этой ночью…

— Я спал, Баба. Действительно, я спал. Я ведь не спортсмен, который может сохранять рекорд первой ночи.

— Увы, Рори, ты не знаешь, как получить настоящее удовольствие с женщиной. Ты растрачиваешь свои силы слишком быстро. После чего ты уже не боец. Мне придется научить тебя, как ловить кайф, — он указал на длинную тонкую трубку на пуфе рядом с его кроватью. — С помощью этой трубки кайфа можно оттянуть последний шаг в экстаз, который и лишает тебя всякого желания. — Он присел на край дивана Рори. — У нас будет достаточно времени, чтобы познакомить тебя с искусством кайфа как-нибудь ночью. Ну а сейчас надо готовиться к отъезду. До заката я хочу пройти как можно больше миль, чтобы оказаться подальше от замка Ринктум.

С этим Рори с радостью согласился. Его угнетал замок Ринктум и все, что с ним было связано. Непрерывный вой рабов в загонах наводил на него тоску. Конечно, если верить Спарксу и Соусе, они были всего лишь животными; но даже будь они животными, они заслуживали лучшего обращения, чем то, которое получали. Животные? Рори стал думать о Бабе. Хотя цвет кожи Бабы был значительно светлее, чем у тех несчастных в загонах, он все равно был негром. Его мать была чистокровной суданкой, и, хотя его отец номинально считался мавром, он тоже был помазан той же кистью черного цвета. Что ж, пусть чернокожий, думал Рори, но Баба же не был животным. Да, возможно, он прекрасный самец, но он человек, и уж ни в коем случае не дикарь. Рори мысленно сравнил красоту ковров, мебели и одежд в шатре с унылой бедностью замка Сакс. Если бы вдруг они поменялись местами, и Рори бы пришлось развлекать Бабу в Саксе, Баба наверняка бы принял Рори за дикаря, и притом самого несчастного.

Отказавшись от услуг боев с колотушками, они искупались в реке, не отваживаясь, однако, покидать мелководье. После чего съели завтрак в тени деревьев: кофе, обилие фруктов и хлеб. К концу завтрака шатры были собраны, все упаковано в сундуки и коробки, и большая часть скарба уже погружена на длинные каноэ, стоящие у бамбукового причала. Они должны были, как Баба проинформировал Рори, отправиться вверх по реке, путешествуя в каноэ круменов. Они должны были встретить караван Бабы, ожидавший их в условленном месте, пока шанго доставлял рабов в замки Фредерик и Ринктум.

Соединившись с караваном, по заверениям Бабы, они будут жить с большим комфортом, в лучшем шатре и с большим количеством слуг. И если, Баба подмигнул Рори, к тому времени ему наскучит Альмера, он сможет выбрать другую рабыню себе в услужение. Но она уже не будет такой белой, как Альмера. Нет, она будет черной, но это не означает уродливой. Не будет Рори возражать против черной девушки? Нет! А была ли у него когда-нибудь чернокожая? Всего один раз? Тогда для Рори приготовлен сюрприз.

И хотя считалось, объяснил Баба, хорошим тоном иметь белых или мавританских девушек в гареме, они в основном выполняли декоративную функцию, не более. Потому что настоящее удовлетворение можно получить только от негритянки, а из всех негритянок самыми прекрасными были девушки из маленького королевства Анколе в Уганде. Они рождались уже с кипящей в жилах кровью. Конечно же, их было очень трудно приобрести, за них заламывали самые высокие цены, но если человек находил для себя такую, он никогда не жалел о заплаченных деньгах. Дыхание Бабы со свистом вырвалось из сжатых губ. Как раз две такие особы ждали его вместе с караваном. Специально обученные к тому же. Вот еще одна причина, почему нужно скорее выезжать: потому что чем быстрее они прибудут туда, тем быстрее Рори поймет, что имел в виду Баба. Конечно, одна из них предназначалась Рори. Естественно! Отныне у Бабы с Рори все будет пополам. Как предсказывала мать Бабы, Рори должен оказать основополагающее, благотворное влияние на всю дальнейшую жизнь Бабы. Поделиться анколанской девушкой с Рори ничто в сравнении с тем, что Рори должен был дать Бабе. Ничто!

Тим ждал их у причала, и, увидев, что Рори и Баба приближаются, он, морщась от боли, захромал вверх по тропе навстречу им.

Рори осмотрел ногу Тима.

— Как ты себя чувствуешь, дружище Тимми?

— Как огурчик, да, готов хоть сейчас броситься в драку по первой команде. Ты берешь меня с собой, друг?

— Ты же ногу приволакиваешь, Тим! Это долгое путешествие. Тебе лучше остаться здесь и набраться сил.

— Бога ради, дружище, не оставляй меня в этой чертовой Дыре, — взмолился Тим. — Я все равно теперь не нужен Старику Бастинадо. С такой ногой я уж не смогу взобраться по вантам, и он не возьмет меня на корабль. А в этой проклятой дыре я загнусь через неделю. Ну, давай, друг, возьми меня с собой. Придет время, и ты будешь рад переброситься парой слов на королевском английском с кем-нибудь после всей этой варварской речи.

— Одному Богу известно, куда мы едем, Тим. Я понял, что от сюда до Саакса надо добираться дней четырнадцать, и только первые несколько дней — на каноэ. Выдержишь ты эту поездку? Если да, то я рад буду взять тебя с собой.

— Выдержу, дружище. Ты же обо мне позаботишься. С тобой, Рори, я буду в полном порядке, но если ты оставишь меня здесь с этим вонючим португальцем, со мной что угодно может случиться. Скорей всего, я закончу свою жизнь в кустах, отдавшись за пенс встречному негритосу. Не оставляй меня здесь, Рори, — заревел в голос Тим.

— Я могу заплатить за твой постой здесь, — вспомнил Рори о фунтах, которые дал ему Спаркс.

— Чтобы я каждый день ходил на причал и вглядывался, не возвращаешься ли ты назад? Ты за меня беспокоишься, это понятно, ну, а каково будет мне, если ты вообще никогда не вернешься? Ради всего святого, возьми меня с собой, Рори Махаунд. Тебе же надоест трепаться с этими арабами и с твоим шоколадным жеребцом. Чумазый, а ведь в красоте ему не откажешь! Никогда бы не подумал, что скажу такое про проклятого негритоса, но этот даже красивее тех двух обнаженных каменных статуй в Ливерпуле, что поддерживают вход в банк.

Рори задумался над мольбой Тима. Да, хорошо было бы иметь под рукой человека с родины. Хоть перемолвиться с кем-нибудь по-английски. Рори в согласии кивнул головой.

— Я возьму тебя, Тим, если выдержишь путешествие. Буду рад, если составишь мне компанию.

Длинный ряд каноэ был уже нагружен, и они одно за другим отправлялись вверх по реке, в каждом каноэ сидело по десять юношей-круменов, чьи размеренные взмахи веслами несли каноэ по воде с ритмичностью поршня. Баба один занимал первое каноэ, удобно расположившись в центре под балдахином из черной козлиной шерсти с кистями. Следующее каноэ, обустроенное с такой же роскошью для Рори, вмещало еще, по настоянию Рори, и Тима. Сначала Баба был нерасположен к тому, чтобы Тим путешествовал в том же каноэ, что и Рори, но когда Рори объяснил, что Тим ему не только слуга, но и друг, Баба неохотно согласился, хотя выражение его лица ясно говорило, что человек не может одновременно быть и другом, и слугой. Однако он принял объяснения, так что Тим тоже растянулся на матрасе от дивана, обложенном подушками, под балдахином рядом с Рори.

На первых этапах пути их путешествия любая защита от солнца казалась излишней, потому что буйно разросшиеся тропические деревья, дугой нависавшие над сужающейся рекой, совершенно скрывали солнце, образуя полутемный туннель из зелени. На берегах стояли одноногие журавли, а в ветвях мелькали всеми цветами радуги тысячи мелких птиц. Полузатопленные бревна оказывались крокодилами, а извилистая рябь выдавала пути-дорожки водяных змей. Днем Африка казалась миром доисторических чудовищ, начиная от громоздких крокодилов и кончая крошечными ящерицами, а между двумя этими полюсами находились змеи, лягушки и всевозможные рептилии. Жизнь в этом мире била ключом, рождаясь из ила и тины реки. Гигантские лианы обвивали деревья, и вдруг одна из них начинала двигаться, скользя и мерцая отблесками света на чешуйчатых боках, и наконец исчезала в зеленом полумраке со змееподобной грацией. Но, кроме водного мира рептилий и воздушного мира птиц, был еще один мир, злобный, жужжащий, смертоносный и несметный, который летал, роился, жалил и отравлял все вокруг. Огромные переливчато-зеленые мухи садились на тело, и, как только опускался один паразит, это было сигналом для остальных. Москиты с жужжанием прорезали воздух и вонзались в тело стальными иглами, проникающими сквозь одежду, покрывая ее мелкими капельками крови. Однако тяжелые шерстяные бурнусы, которые вначале казались Рори слишком душными, теперь доказали свою необходимость, потому что москитам не так-то легко было проникать сквозь их грубые нити. Малые дозы уксуса отгоняли паразитов от рук и лица, и только теперь Рори по достоинству оценил метелку от мух, которую ему дал Баба. Постоянные взмахи ею, по крайней мере на мгновение, обескураживали паразитов. Но как это ни странно, крумены, будучи облачены лишь в промокшие набедренные повязки, совсем не страдали от этого. Мухи покрывали их тела зеленой коркой, москиты кружили над ними, но юноши даже не пытались отогнать их. Позднее Рори узнал об иммунитете круменов, выработанном их черной кожей в течение многих поколений предков, которые плавали по реке на каноэ.

Последующие каноэ были нагружены шатрами с их содержимым и слугами, которых взял с собой Баба. Вскоре, как сказал Баба, они присоединятся к основному каравану, который стоял над болотистой местностью дельты в ожидании его возвращения. Тут у них будут более комфортабельные условия проживания, чем те, которые он мог предложить Рори в Ринктуме. В их распоряжении будут лошади для верховой езды, да и путь их к Сааксу будет далее проходить целиком по суше. На ночь они станут гостями местных вождей, королей, эмиров и носителей прочих красивых титулов, которыми пожелали наградить себя главы всевозможных племен. Все эти местные властители были источником доходов Бабы, раз в полгода они ждали его поездок к побережью с отборными рабами, потому что знали, что Баба возьмет только самых лучших.

Когда солнце достигло зенита, они остановились на кишащем мухами песчаном островке, неудобства которого усугублялись еще и обилием песчаных блох. Там они быстро перекусили жирным, приготовленным за ночь до этого кускусом — месивом из жирной манки, которое было трудно глотать, если не запивать тепловатой водой из бурдюков. Потом они снова отправились в путь. Рори восхищался выносливостью круменов, которые вообще не отдыхали, постоянно, час за часом, поддерживая ритм гребков. Когда сумерки просочились сквозь деревья и смешались с черно-зеленой полутьмой дня, они вновь остановились, на этот раз на маленьком травянистом лугу, спускавшемся к краю воды. По всей видимости, он был местом регулярных стоянок, потому что там имелись грубо сделанные навесы и каменная печь. На ужин они получили горячую пищу, а вместе с ней горячий и терпкий чай с мятой, благоразумно посаженной здесь каким-то путешественником. Не раздеваясь, они укрылись под навесами и проспали до тех пор, пока яркое утреннее солнце не разбудило их.

Следующий день на реке доказал эффективность навесов, так как вскоре они выплыли из-под древесного свода на открытое пространство, где стало нещадно палить солнце. Теперь деревья наверху расступились, пропуская свет, и по мере их продвижения вверх по реке растительность лишилась буйства джунглей и стала более редкой. Они проплывали мимо туземных деревень, возвышающихся над водой на хлипких шестах. Дети и женщины с отвислой грудью махали им руками, но мужчин было мало. Позднее Рори узнал, что большую часть времени мужчины проводили в больших совещательных хижинах, подальше от жары, оставляя женщин выполнять всю работу. Мужчины были воинами, и единственной целью их существования была защита собственных деревень и набеги на другие деревни для захвата рабов. Вражда между племенами и даже между деревнями одного и того же племени поощрялась местными властителями. Любая черная плоть могла принести доход от работорговли, и зажиточные вожди были не прочь пополнить время от времени свою казну даже за счет лишних членов собственной семьи, особенно когда их набеги не давали нужного количества отборных экземпляров, которые могли бы удовлетворить алчность вождей и работорговцев.

После долгого дня плавания на веслах они провели еще одну ночь на стоянке, похожей на ту, что приютила их предыдущей ночью. Посреди ночи Рори был разбужен душераздирающими воплями, которые выгнали его из хижины к догоравшему огню, который освещал двоих дерущихся мужчин. Когда он подошел ближе, то узнал в них круменов, которые сражались на веслах. Сделанные из твердого, как сталь, ассагая, весла представляли собой грозное оружие. Оба юноши выкрикивали друг другу непристойные ругательства, и Рори был несколько удивлен тем, что Баба, который, по всей вероятности, появился на месте раньше Рори, не делал никаких попыток разнять дерущихся.

— Это дело чести, — объяснил он Рори. — Они дерутся из-за третьего боя, и это будет битва насмерть. У всех этих круменов есть жены и дети в замке Ринктум, но у них есть еще «жены» и среди молоденьких юношей-гребцов. В самом деле, эти браки даже прочнее тех, что они заключили с женщинами из замка, потому что они больше времени проводят вне дома. А орут они друг на друга, видимо, потому, что один из них проснулся сегодня ночью и обнаружил, что его бой-«жена» исчез. Когда он начал рыскать по лагерю, то обнаружил своего боя спящим с другим мужчиной. Видишь! Они дерутся безжалостно. Ах, вот сражение и закончилось, победитель получает свою «жену» назад.

Пока он говорил, Рори видел, как сильный удар острым краем весла почти пополам перерубил шею одного из гребцов. Пущенное в ход со всей жестокой силой, которая только есть в руках каноиста, весло действовало как абордажная сабля. Жертва упала, а победитель, вдруг резко нагнувшись, схватил, резко повернул и вырвал половые органы умиравшего и бросил их бою, который был свидетелем происшедшего. Рори не понял слов победителя, но ему не нужен был переводчик, чтобы понять то, что говорил каноист: — Вот, бери, если он тебе так нравится.

Затем, после слов ярости и обвинений с одной стороны и просьб и мольбы о прощении — с другой, оба схватили убитого за пятки и поволокли в темноту.

— Одним каноистом у нас станет меньше, — пожал плечами Баба и вместе с Рори вернулся к хижине. — Но это не имеет значения. Крумен, который отвоевал своего юношу сегодня ночью, завтра будет работать за двоих. Ему захочется произвести впечатление на мальчика своей силой и выносливостью. Как-то пару лет назад в пути я потерял четырех круменов. Все они помешались на бое вождя, недотепе, который постоянно флиртовал с другими мужчинами. Но каноэ продолжали двигаться с той же скоростью, и когда мы высадились в Ринктуме, вождь купил столько бус из бисера для своего мальчишки, что тот едва передвигался под их тяжестью. Ладно, давай поспим немного.

На следующее утро Рори и Тим решили прогуляться за пределы лагеря, чтобы оправиться в кустах. Тут они наткнулись на конусообразную земляную насыпь в рост человека, на которой был распят мертвый крумен. Труп его представлял поблескивающее месиво из лоснящихся черных муравьев, которые уже объели ему ноги так, что виднелись белые кости.

К середине дня они достигли саванны с высокой травой, где росли фантастического вида деревья — баобабы. Огромные цилиндрические стволы казались слишком большими по сравнению с тощими ветками, создавалось впечатление, будто их выдернули из земли, закопали ветвями вниз, а корни оставили снаружи. После буйства зелени вдоль реки саванна выглядела прозрачной и светлой. Стайки великолепных бабочек отражали свет вокруг низких цветущих кустов, и даже легкий ветерок обдувал теперь лица. Под сенью деревьев оказалось множество шатров, большего размера и более искусных, чем те, что были у Бабы в замке Ринктум. Около сотни мужчин разных оттенков кожи, от светло-кремового до черного, как эбонит, ждали караван на песчаной отмели, куда пристали каноэ. Их громкие крики приветствия, перемежающиеся залпами из длинноствольных мушкетов, заставили плясать и ржать лошадей на привязи. Каноэ подвезли караван как можно ближе к отмели, и угодливые руки подняли Бабу и опустили на берег, а после его приказания проделали то же самое с Рори. Теперь с каноэ было покончено, и вид лошадей снова заставил Рори беспокоиться о Тиме. Лежа, вытянувшись во весь рост на дне каноэ, Тим сносно переносил путешествие, но Рори боялся, что с верховой ездой все будет совсем иначе, потому что он был уверен, что Тим не имел даже малейшего представления о лошади.

Баба подождал, когда Рори высадят на берег, и повел его в палаточный городок.

— Что ж, брат мой, здесь ты можешь иметь собственный шатер и тебе не надо будет пользоваться моим. — Баба указал на черный шатер, чуть меньше того, на котором развевался флаг. Но в его словах Рори уловил скорбные нотки, и выражение лица шанго стало грустным.

— Полагаю, одному тебе будет удобнее. — Рори тоже почувствовал грусть при расставании с Бабой. Ему доставляло удовольствие жить с принцем в одном шатре, и Рори вынужден был признаться, что даже Альмера доставляла ему больше удовольствия, когда он слышал сладострастные стоны Бабы, наслаждавшегося собственной женщиной.

— Мне это будет не в радость, брат мой. Так будет удобнее тебе. Что до меня, то мне всегда приятно твое присутствие. Мое наслаждение лишь усиливается, когда я слышу твои тихие стоны счастья. Когда я слышу твои учащенные вздохи и нежные стоны Альмеры, блаженство мое возрастает от мысли, что ты тоже счастлив. Да, теперь мне будет одиноко в моем шатре, несмотря на то что я смогу выбирать из четырех рабынь вместо двух.

— И мне будет одиноко, Баба, потому что, если ты получал удовольствие от моих звуков, я наслаждался твоими. Я тоже чувствую себя счастливым рядом с тобой. Ты единственный, кто связывает меня с Африкой и ее странной жизнью. Иногда она пугает меня, но когда ты рядом, у меня появляется уверенность. Настанет время, и мы расстанемся. Я пойду своей дорогой, а ты — своей. Когда наступит этот день, нам будет не хватать друг друга. Так что, если ты не будешь настаивать, чтобы меня выгнали вон, я предпочел бы остаться с тобой.

— Слава Аллаху! Ты действительно говоришь правду? А не просто хочешь казаться вежливым?

— Я говорю правду, Баба.

Баба покачал головой.

— Мне трудно поверить твоим словам, хотя я знаю, что они искренни. Я много раз сталкивался с белыми людьми, и хотя на словах они оказывают мне уважение, называют меня «ваше высочество», салютуют из ружей при моем появлении, выбирают для меня подарки, которые, по их мнению, могут привести меня в восторг, и даже сидят со мной за одним столом, я все время чувствую, Рори, что они обо мне думают.

— И что же они думают, Баба?

— Они думают, что вот сидит черный парень, который воображает из себя что-то особенное. Ну что ж, посмеемся над ним, и пусть думает так, если хочет. Мы-то знаем, что он грязный негритос, но, пока у него есть то, что нужно нам, будем делать вид, что он важная персона. Мы будем говорить ему «селям» и относиться к нему как к равному. Дадим ему несколько ярдов манчестерского хлопка, выкрашенного в яркие цвета, потому что именно это нравится черномазым. Мы завалим его дешевыми железными кастрюлями и немецкими зеркальцами. Мы дадим ему бусы из стекляруса для волос и медное кольцо для носа. Мы умаслим его мишурными драгоценностями и старыми обносками. Потом мы за говорим ему зубы и разрешим сидеть рядом с нами, но все время мы будем знать, что мы лучше его, потому что у нас кожа белая, а у него темная. Вот, что они думают, Рори, и я ненавижу их за это. Наверно, я и тебя бы ненавидел, если бы твое имя не было таким же, как у меня, и если бы древние боги Африки не предсказали твое появление.

Рори вытянул свою руку вдоль руки Бабы, сравнивая их.

— Вот две руки, Баба, — медленно проговорил он. — На каждой по пять пальцев, и на каждом пальце есть ноготь. Одни и те же мышцы и сухожилия управляют ими. Обе эти руки сильны, когда берутся за меч, но нежны, когда гладят мягкую кожу женщины. Эти руки могут управлять лошадью, могут завязать узел, могут стрелять из ружья, могут открывать самые тайные места на теле женщины. Я вижу только одно отличие между ними. Их цвет? — Глаза Бабы сравнивали его руку с рукой Рори.

— Да, цвет. Кожа у моей руки белая, а у твоей черная. Кто же может сказать, что красивее: статуя из мрамора или из бронзы? Древние греки высекали свои статуи из белого мрамора, но они же отливали их из черной бронзы, и обе статуи были одинаково прекрасны. Поэтому я не вижу, чем коричневая рука уступает белой, точно так же как рука из бронзы — руке из мрамора. Обе они — руки человека. Так что, мой господин Саакс, давай поступим так, как это делают у меня на родине. Гляди, моя рука тянется к твоей и сжимает ее. Я жму твою руку, а ты в ответ жмешь мою. — Рори взял руку Бабы в свою и крепко пожал ее. — Это старая традиция, никто не знает, как она возникла, но когда один человек пожимает руку другому — это знак доброй воли. Рукопожатие может также быть клятвой в верной дружбе. Оно может означать беспредельное доверие. Не белая рука пожимает черную, Баба, а моя рука жмет твою.

Рука Бабы сжала руку Рори.

— Благодарю тебя, брат мой.

К своему удивлению, Рори увидел слезы в глазах Бабы.

— Проклятая мошкара, — вытер глаза Баба, — так и лезет в глаза.