Дьявол

Глава XVI

Оставив Тима спокойно отдыхать, несмотря на прибинтованный к его ноге кошмар, вызывавший у Рори тошноту всякий раз, когда он думал об этом, он и Баба в сопровождении почетного эскорта были приглашены в просторное помещение, предназначенное для гостей. Оно было расположено через канал, окружавший внутренний круг королевского дворца. Это была чистенькая и привлекательная хижина конусообразной формы с ярко выбеленными стенами. Почетный эскорт, возбужденный недавним жертвоприношением, продвигаясь, пританцовывал джигу, а мускулы проводников реагировали на это нервным тиком, о чем явно свидетельствовали крошечные спазмы под блестящей кожей.

Но, несмотря на их приподнятое настроение, Рори заметил постоянно присутствующую тень депрессии в глазах юношей, сопровождавших их. Базампы, несмотря на всю их физическую мощь и поразительную красоту лиц, на их чистоплотный и размеренный образ жизни, на их непревзойденное мастерство в черной магии, не были счастливым народом. Об этом постоянно говорили их лица. Но когда они танцевали в ту ночь при свете деревянных факелов, пропитанных пальмовым маслом, даже Рори ощутил странное и всепоглощающее возбуждение от предчувствия чего-то неведомого вперемежку с неописуемым ужасом и жалостью.

Когда они вошли в дом, то увидели, что изнутри он освещен стоящими канделябрами, которые хоть и не были такими изысканными, как в доме короля, но все равно свидетельствовали о своем европейском происхождении. Две высокие, с резьбой и позолотой, кровати с матрасами из шелковой ваты занимали почти все пространство, оставляя лишь узенький проход для одного человека между ними. Баба устало показал на одну Рори. Они оба опустились на кровати, совершенно изможденные долгим дневным переходом и невероятным колдовским представлением. Но, как объяснил Баба, это было еще не все. Скоро они увидят обрядовый праздник, а потом танцы, а потом… что ж, Бабе придется кое-что рассказать Рори о базампах.

Они были, как Баба уже упоминал, древнейшим из африканских племен — настоящими аристократами африканских негров — и к тому же таким сильным и мощным, что ни один из них никогда еще не был пойман или продан в рабство, во всяком случае, до недавнего времени. И хотя поселение их походило на военную крепость, они никогда не ввязывались в войны, не были они и охотниками, потому что не ели мяса диких животных. Их репутация черных магов была так широко известна и наводила такой ужас, что ни одно другое племя никогда не решалось напасть на них. Баба сам видел примеры их колдовства, но, конечно, как истинный верующий, поспешил уверить Рори, что в колдовство не верит. Тем не менее, он не мог не доверять своим собственным глазам. Он был свидетелем, как тот самый Бора-Боро пронзал человека зловещим взглядом и тот умирал в течение нескольких секунд. Он также слышал, хотя, конечно, нисколько не верил этим россказням, что по ночам маги базампов могут превращаться в животных: львов, леопардов или других зверей — и что они также способны превращать других людей в гиен. Вот почему так много гиен в местах поселений человека и плач их так похож на человеческий. Они рыдали и просили о том, чтобы им вновь вернули человеческое обличив.

Но самое странное у базампов было то, что у них полностью отсутствовали брачные ритуалы, а в языке не было даже слова, обозначающего брачные узы. Ни одному мужчине-базампу не разрешалось вступать в половые отношения с женщиной. Возможно, Рори уже заметил, что каждая женщина, которую он видел в городе, — а эти женшины были всего лишь слугами — носила странное металлическое приспособление, являвшееся неприступным поясом целомудрия. Видимо, он также заметил — а это бросалось в глаза у каждого воина-базампа, — что все мужчины были застегнуты на пряжки, хотя, признал Баба, теперь эти застежки превратились скорее в модные побрякушки. Их можно было снять за минуту, и основным их предназначением было вытягивание и увеличение размеров мужских половых органов. Однако железные пояса женщин снять было невозможно, и носили они их с девичества и до смерти. Конечно, женщин, которых Рори видел в лагере, базампы не использовали для размножения. Племенных женщин они содержали под надежной охраной в другом городе, примерно в миле отсюда, и эти женщины не носили металлических пластин. В город их доставляли только по особым случаям по приказу короля или колдунов. В самом деле, если сегодня ночью будет один из обычных пиров, которые Бабе уже посчастливилось видеть, то Рори сможет увидеть некоторых таких женщин.

Рори был озадачен. Если мужчинам-базампам запрещалось иметь какие-либо связи с женщинами, если женщины-служанки в городе постоянно косили металлические пояса, которые невозможно снять, и если племенных женщин держали под усиленной охраной в другом городе, как же племя могло воспроизводиться? Очень просто, ответил Баба. Когда-то король, и никто другой, зачал всех детей в племени, но это было очень давно. Теперь гонцы Базампо посылались во все невольничьи центры Африки для отбора там самых прекрасных и красивых детей мужского и женского пола, за которых платились самые высокие цены. Обычно их покупали в возрасте от шести до семи лет. Привезя их в город женщин, базампы тщательно ухаживали за ними, пока они не становились достаточно взрослыми для размножения.

Когда наступало время спаривания, ни один раб мужского пола никогда не спаривался более чем с тремя женщинами. Таким образом, племя избегало кровосмешения. Зачав троих детей, раб попадал к Бабе; вот почему Базампо было таким ценным местом торговли для Бабы. Мужчины, рождавшиеся от таких браков, становились воинами племени в возрасте шестнадцати лет. Женщины становились слугами. Для размножения всегда использовалась только свежая кровь. И теперь, с тех пор как король Галиа заступил на трон, — а это произошло два года тому назад, когда он достиг шестнадцатилетнего возраста, — Бабе стали продавать не только племенных рабов, но и некоторых из воинов-базампов, об этом Баба расскажет позже.

— Яма, которую мы проехали по пути в город, предназначалась для племенных рабов? — спросил Рори.

Баба мотнул головой. Нет, в ней сидели воины-базампы. Когда мужчина племени достигал тридцатилетнего возраста, его отправляли в яму. Вот почему на лицах мужчин была грусть. Каждый день приближал их к яме и умиранию. Только королю и знахарям разрешалось доживать до старости, потому что базампы считали преклонный возраст отвратительным и безобразным. Когда мужчина доживал до своего тридцатого лета, его отправляли в яму, где он и оставался до тех пор, пока не приходило время забить его на мясо или для жертвоприношения. Да, базампы были каннибалами и питались человеческим мясом, все равно каким, мужским или женским, хотя мужчины предпочитали мужское, а женщины — женское. Таким образом, самые жизненные части мужчины, такие, как яички, пенис, сердце и печень, считались лакомыми кусочками, потому что они обогащали соответствующие части тела мужчин, которые их ели. Рори пришел к выводу, что, скорее всего это было правдой, потому что он никогда не видел таких великолепно развитых мужчин, как воины-базампы. Он всегда гордился тем, чем наградил его Господь, но ему никак невозможно было сравниться с базампом.

А женщины? Да, их тоже отправляли в яму в женской деревне: служанок, когда они достигали определенного возраста, а производительниц после того, как они родят троих детей.

У Рори возник еще один вопрос. Если базампы не занимались земледелием и существовали всего несколько лет в этой идиллической атмосфере, как же племя могло поддерживать себя? Наверняка ему нужны были деньги, и немалые, чтобы содержать всех их в безделии. Да, деньги были нужны, ответил Баба. Базампы обложили данью все соседние племена, которые ни разу не осмелились не заплатить дань золотом, слоновой костью и другими драгоценностями. Они боялись черной магии базампов.

Ну а как же дети?

Они содержались в женской деревне до тех пор, пока юношам не приходила пора отправляться жить в основное поселение, а девушкам — становиться служанками. Хотя базампы и не практиковали обрезание (длинная крайняя плоть была нужна для застежек), они проводили ежегодные церемонии для юношей, достигших совершеннолетия. После длительных испытаний, которые включали хождение по огню, самобичевание, продолжительное манипулирование с половыми органами, чтобы совершить минимум пять эякуляций подряд, и других действий, которые, по мнению Бабы, были слишком отвратительны, чтобы о них упоминать, выбирали двоих юношей для духовенства, затем они проходили подготовку более десяти лет, после чего становились знахарями. Таким образом, обеспечивалась преемственность искусства черной магии от поколения к поколению, точно так же поддерживалась сила воинов, и базампы были всегда молоды, красивы и сильны. Рори наверняка заметил великолепное телосложение воинов. Исключив из своей жизни болезни и возраст, они во все времена были племенем сильных юношей и здоровых женщин, в которое был заказан путь старости и дряхлости, за исключением разве что короля и его колдунов. Их возрастом восхищались как признаком мудрости.

Бабе хотелось предостеречь Рори и от других необычных поступков базампов, но, как только он начал рассказ о них, в дверях появились двое юношей с огромным корытом кипящей воды. За ними следовали еще двое юношей с холодной водой и еще один, который нес какие-то мясистые листья и полотенца. С глубоким почтением они раздели Бабу и Рори, выкупали их, используя листья как мыло, вытерли их полотенцами, а затем натерли их тела благовонными зелеными листьями. После того как они закончили, Рори почувствовал сильное жжение и покалывание в паху. Это было так нестерпимо, что он пожаловался Бабе, в ответ его друг лишь расхохотался во весь голос.

— Это они с тобой сделали, — кивнул он головой в сторону двоих служителей. — У них были листья эйфорбия, и они ими натерли тебе «мборо». Со мной они сделали то же самое. Это древний африканский афродизиак. Немного пожжет, поколет, но вреда тебе он не сделает никакого, хотя ты увидишь, как будет выпирать твой халат спереди, как будто у тебя там аршин вылез, — Баба ткнул пальцем сначала в Рори, потом в себя. — Видишь! Но не беспокойся, тебе это не повредит. Потенция мужчины повышается в два раза. Ладно, давай одеваться.

Вновь Баба выбрал импозантные одежды из дорожного сундука, подбирая одеяние для Рори с такой же тщательностью, как и для себя. Сам Баба надел зеленый тюрбан хаджи и настоял, чтобы Рори не скрывал своих светлых волос и все могли бы их увидеть.

Свита проводила их вокруг внутреннего рва и через небольшой мост на просторную центральную площадку, где стоял дворец. Факелы все еще горели, но барабаны смолкли, и, насколько мог видеть Рори, присутствовали одни мужчины. Женщины, которые прислуживали во время колдовства, исчезли, не было и колдунов. Молодые воины сидели кругом на земле, а молодой король восседал уже на другом изысканном троне, на этот раз длинном, как диван, усыпанном подушками. Король встал, когда появились Баба и Рори, и пригласил садиться Бабу справа от себя, а Рори — слева, чтобы все трое сидели на одном и том же диване.

Как только они уселись, зазвучали барабаны и раздался шум оркестра, состоящего из дудок, деревянных трещоток, медных европейских труб, подвешенных железяк и выдолбленных тыкв со струнами. Не было и намека на мелодию во всей этой какофонии, но явно чувствовался ритм, как сердцебиение огромного животного, обвороживший сознание Рори необычным, необъяснимым и неведомым ранее желанием. И тут Рори почувствовал, как перед ним приоткрывается великая тайна Африки, мурашки страха побежали по коже от понимания того, что он единственный представитель другой расы, другого времени, другой культуры, который вот-вот станет свидетелем чего-то такого, чего раньше не видел ни один белый человек. Он чувствовал, как его цивилизация вся съежилась и стала ничтожной по сравнению с этой великой и таинственной силой, более древней и мудрой, чем все, знакомое Рори и его соотечественникам. Он был не единственным, кто испытывал такие чувства, Рори видел, что Баба уставился прямо перед собой остекленевшими глазами и даже молодой король смотрел каким-то странным взором в предвкушении чего-то, склонив голову и приоткрыв рот, из которого тонкой струйкой сочилась слюна. Его глаза были как стеклянные, а тонкие пальцы теребили замысловатые кружева на искусственном фаллосе.

Рори воспользовался отсутствующим взглядом короля и рассмотрел его повнимательнее. Как это ни странно, но, несмотря на черную, как эбонит, кожу, он не казался ярко выраженным негроидом. Волосы его не походили на прилипшую к черепу шапочку из мелких кудряшек, как у Бабы; они были короткими и кудрявыми, но не как мелко витая проволока. У него был тонкий нос без раздувающихся ноздрей, а губы хоть и широкие и чувственные, но не пухлые и не выпячивающиеся. Разглядывая его, Рори пришел к выводу, что юноша был по-настоящему красив, несмотря на женственные черты лица и подчернутое жеманство. Король был единственным одетым человеком, и одежда его была еще более шикарной, чем та, в которой он был, когда они приехали.

После того как Рори, Баба и король сели, придворные стали позади длинного дивана так близко к ним, что Рори чувствовал спиной тепло, излучаемое телом одного из них. Свет от факелов отсвечивал на черных телах, смазанных пальмовым маслом, и золотил темную хожу. Но везде были только мужские тела, тела сильных молодых атлетов с упругими накачанными мышцами. Рори мог восхищаться их силой, но никак не желать их.

Король Галиа, казалось, пришел в себя. Невидящий взгляд сменился осмысленным, и он повернулся к Рори, положив свою руку на его. Это была ухоженная рука с длинными, тонкими, похожими на лепестки ногтями, покрытыми золотой фольгой.

— Очень рад встрече с тобой, мой господин Сакс. Никогда раньше не видел такого красивого мужчину. Ты заинтересовал меня, мой господин Сакс. Скажи, а то я любопытен, у тебя все тело такое белое?

Рори поднял руку, просторный рукав халата соскользнул вниз, открыв еще более белую кожу предплечья, покрытую золотым пушком волос, контрастировавшим с бронзой загара его кисти.

— Смотрите сами, ваше величество.

Темная рука изучающе скользнула вверх по руке Рори.

— У тебя мягкая кожа, мой господин Сакс, но только если гладить ее в одну сторону. Когда я провожу по ней в обратную сторону, волоски делают ее не такой мягкой, как темная кожа, на которой не растут волосы. Но я чувствую прохладу твоей кожи, которой лишена темная кожа. Пожалуй, под ней можно зажечь огонь, который согреет ее. В нас огонь горит постоянно, поэтому у нас всегда теплая кожа.

— Не бойтесь, я тоже могу достаточно разогреться, — улыбнулся Рори, чувствуя сильный жар между ног.

— Небольшой знак восхищения тобой, — король вложил тяжелый браслет из золота в руку Рори. — А теперь, два моих господина Саакса, — он повернулся к Бабе, чтобы тот тоже участвовал в разговоре, — мы отобедаем, и, полагаю, еда укрепит вас для вечерних увеселений. Мои люди долго ждали этой ночи, накапливая энергию, но сегодня плотина будет сломана, и вы увидите, как она обрушится неукротимым потоком.

Позади круга света появилась процессия из одетых в длинные белые робы женщин, каждая из которых несла выдолбленную кокосовую скорлупу с едой. Рори было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что это не женщины с растопыренными ногами, которых он видел раньше. Эти женщины шли прямо, были высокого роста и с царственной осанкой. Скорлупу кокосов они преподнесли королю, Бабе и Рори. Мужчины поставили еду на колени, и Рори подумалось о том, как неуклюжий придаток, который носил король, позволит ему управиться с кокосом, но тут Рори увидел, как Галиа отвязал и убрал его. Обслужив их, женщины прошлись вдоль всего круга, пока у каждого из мужчин не появился калабаш с едой. Обслужив таким образом всех, женщины исчезли и вновь вернулись через несколько мгновений, неся глиняные горшки на плечах. Рори, король и Баба получили крепкое пальмовое вино в позолоченных серебряных кубках, а остальные мужчины пили из выдолбленных тыкв.

— В вине есть то, что разогреет тебе кожу, — Галиа снова положил свою руку на руку Рори. — Будем надеяться, что разгорится яркий огонь.

— По какому случаю, ваше величество? — Рори захотелось, чтобы Галиа убрал свою влажную, горячую руку, но она еще долго оставалась на руке Рори. Баба как-то предостерегающе мотнул головой, и Рори понял, что Баба предостерег его не обижать короля, убрав руку.

— Еще не вечер, мой господин Сакс, — король любовно пожал руку Рори.

Рори легонько поднял руку, высвобождая ее из руки Галиа и поправляя браслет.

— Ваш подарок чрезвычайно красив, — он повернул к себе браслет, как бы восхищаясь им. — И я очень признателен вам за оказанное гостеприимство и за внимание к моему слуге.

— Медноволосый красив, и его нужно спасти. И ты тоже красив. Ну а как же я? Не кажется ли тебе, что я тоже красив? — Король томно посмотрел на Рори из-под ресниц.

— Да, ваше величество. Я как раз восхищался вашей красотой.

— Ах, мы действительно красивый народ, мы, базампы, — рука короля обвела воинов. — Мы самый красивый народ в мире, и самый древний, и самый мудрый. Мы знаем многое такое, чего не знают другие народы. Мы были первыми людьми, поселившимися на земле, мы прилетели с Луны и оттуда принесли свои знания. Мы никогда не стареем, и вместе с тем мы древнее самого мира. Если бы ты вернулся сюда через двадцать сезонов дождей, то увидел бы, что воины, сидящие здесь, совершенно не изменились. Стареет только король, потому что должен нести на себе груз за всех остальных. Но я пока молод, и мне хочется многое тебе показать.

— Надеюсь увидеть все, — вежливо ответил Рори, опасаясь все же, что привязанность короля к нему может принять другой, совершенно неприглядный оборот.

— О, ты увидишь, обязательно увидишь. Обещаю тебе это. Ну да ладно, давайте есть. Ваша пища остывает.

Рори опустил пальцы в миску. Это была жирная смесь мяса, маниоки и овощей. Первая пригоршня, которую он поднес ко рту, обладала необычным вкусом. Нельзя сказать, что вкус не вызывал аппетита, хотя она сильно отдавала специями, перцем и гвоздикой и была пересолена — знак богатства в Африке, где мало соли. Мясо, нарезанное мелкими кусочками, было вязким, но вкусным и, скорее всего, было поджарено, прежде чем попасть в рагу. Рори обнаружил, что умирает с голоду, и стал есть быстро и жадно, вычищая миску пальцем, чтобы не оставить ни капли сочной жирной подливы. Когда он закончил, Галиа передал Рори два кусочка мяса из собственной миски.

— Я припас эти лакомые кусочки для тебя.

Рори съел их и не мог понять, в чем заключалось лакомство, потому что кусочки были маленькими, безвкусными и похожими на резину. Он бросил взгляд через миску короля на Бабу и увидел, что тот выбирал только кусочки овощей. Воздержание Бабы от мяса Рори воспринял как нежелание всех мусульман есть свинину. Ну а Рори-то не имел ничего против свинины, он даже мог съесть и вторую порцию, но не знал, можно ли в соответствии с придворным этикетом просить еще.

Когда трапеза была закончена, вновь появились женщины и принесли калабаши с водой и полотенца.

Галиа извинился и ушел с двумя придворными, сказав, что ему всего лишь надо справить естественную нужду.

— Ты съел это! — Баба наклонился к нему через пространство, образовавшееся после ухода короля.

— Почему бы нет? Я был голоден, а еда была вкусной.

— А ты знаешь, что это было?

— Свинина, видимо. Я заметил, что ты ее не ел.

Баба покачал головой:

— Не свинина. Человечина! Ты съел мясо человека из ямы, одного из тех, кого видел и слышал. Надеюсь, тебе попались самые вкусные кусочки. Говорят, что пальчики и кисти рук самые нежные, хотя самые мужественные части берегут для короля. Я предупреждал тебя, что базампы — каннибалы.

— Предупреждал, но я-то думал, что только по особым случаям.

— Как этот. Это и есть особый случай. Галиа даже поделился с тобой, и я полагаю — ты догадываешься, что это было. Но не бери в голову. Что сделано, то сделано. В Африке это обычное явление. Если бы я умирал с голоду, я сделал бы то же самое. Плоть человека всегда чище, чем свинья. Ну и как она на вкус?

Рори не мог ответить ему. Отвращение к тому, что он только что съел, было слишком велико, чтобы он мог рассуждать о вкусе или запахе. Все, о чем он мог думать, — это было то, что несколько часов назад человек был жив, а теперь кусочки его были в животе у Рори. И какие кусочки! Он проглотил блевотину, подступившую к горлу, и посмотрел туда, куда показывал палец Бабы.

Снова заиграла музыка, но она так не походила на шум и лязг, сопровождавший ритуал знахарей, что Рори не сразу понял, что музыка началась. Теперь различные инструменты, производившие лишь какофонию звуков, слились в причудливую гармонию, эманацию самих джунглей. Рори почувствовал, как отвращение, переполнявшее его, исчезло, и он откинулся на подушки изящного дивана, расслабившись всем телом. Вернулся Галиа и уселся между Рори и Бабой, притянув их к себе так близко, что Рори почувствовал тепло королевского тела, струящееся сквозь его золотые одежды. С плотоядной улыбкой и опустив ресницы, Галиа положил руку на колено Рори, а потом приказал одному из воинов сесть на землю между своих расставленных ног.

Тепло королевской руки на колене увеличивало жжение в паху у Рори, которое так и не прекратилось после купания. Странно, думал Рори, как это, несмотря на то что его не возбуждали ни мысли, ни происходящее, жжение само собой и без всякого поползновения со стороны самого Рори дало эрекцию, которая продолжала нарастать с каждым моментом. Раньше он никогда подобного не испытывал, если его не стимулировала женщина или эротические мысли о ней, а сейчас он просто изумлялся своей непроизвольной похотливости. У него давно никого не было, и ему все равно пришлось бы облегчиться. Боковой взгляд на Бабу дал ему понять, что Баба испытывал те же ощущения, что и Рори. Рори так и не смог избавиться от такого безудержного прилива крови. Пальцы его столкнулись с еще одним необычным явлением — повышенным растяжением, чего раньше вообще никогда не было. Но тут стали происходить такие вещи, которые до некоторой степени отвлекли его внимание от самого себя.

Из теней за пределами костра стала медленно появляться процессия, пританцовывая в такт причудливой музыке. Впервые с тех пор, как он прибыл в Базампо, Рори увидел обнаженных женщин, но не тех, что ходили вразвалку, как гусыни, прислуживая в краале. Первое, что бросилось ему в глаза, были иссиня-черные распущенные волосы, которые то скрывали, то открывали их обнаженные тела. В ушах, на шее, на руках и лодыжках у них красовались фантастические украшения из чистого золота, и звон этого золота в такт музыке еще больше обострял чувства. Да, эти женщины были созданы для страсти: упругие, выступающие вперед, округлые груди, бросающиеся в глаза накрашенные соски, выпуклые ягодицы и гладкие бока.

Сначала они танцевали медленно, едва перебирая ногами, но возбуждающе двигая животами. Темп и громкость музыки возрастали, пока один из черных аполлонов около королевского дивана не встал и не повернулся лицом к одной из девушек. Как по заранее условленному сигналу остальные мужчины тоже встали из круга, и в конце концов у каждой танцовщицы появился партнер. Рори заметил, что все мужчины были уже без набедренных побрякушек.

Теперь, вдохновляемые представшими перед ними мужчинами, пышущими половой мощью, танцовщицы удвоили свои усилия. Ни один мужчина не касался женщины, даже не подходил к ней ближе чем на два фута, но движения их были такими интимными, как будто они слились вместе в объятиях, объединивших их тела. Особое внимание Рори привлекла пара, которая была к нему ближе всех. Девушка была самой привлекательной из всех, с юной, гладкой кожей, еще не подросшая до конца, так как доставала своему партнеру только до плеча. С разметавшимися по бедрам волосами, она пристально смотрела на стоящую мужественность своего партнера. Рот ее был широко раскрыт, и ярко-красный язык раз за разом вкруговую облизывал губы, пока руки ее продолжали ласкать груди. Партнер ее смотрел на нее остекленевшими глазами и соразмерял свои движения с движениями партнерши, делая движения, имитирующие акт совокупления, в то время как она лихорадочно продолжала облизывать губы. Танец становился все более неконтролируемым, движения обоих партнеров — более неистовыми, как вдруг с высоким улюлюкающим криком он исторгнул на нее свое семя, упав на колени от сильного спазма, осушившего его энергию и успокоившего его страсть. На мгновение он покачнулся, стоя перед ней на коленях, а потом рухнул на землю, распростершись на твердой земле. Девушка же с улыбкой победительницы сделала всего несколько шагов назад, чтобы к ней мог присоединиться следующий партнер, заняв место покоренного воина.

Глядя сквозь трущиеся ягодицы этой пары, Рори заметил, что остальные мужчины тоже достигали семяизвержения и, как только они валились на землю, новое пополнение занимало их места. Девушки, казалось, были неутомимы, потому что, несмотря на падения их партнеров, они продолжали так же пылко, как и раньше, радушно приветствуя каждого новобранца при его появлении на ристалище.

Рори теперь был целиком поглощен самим собой. В паху явно ощущался трепет, сжигавший его, как огнем, но удовлетворения он пока еще так и не получил. Он почувствовал тепло руки короля, медленно продвигающейся вверх по его ляжке горячими кругами. Царственные пальцы коснулись прорези халата Рори и обожгли его кожу своим прикосновением, продолжая ласкать и продвигаться дальше. Рори поднял голову и увидел, что другая рука монарха утонула в складках робы Бабы и что ноги Бабы были вытянуты перед ним. Человек, сидевший в ногах у короля, обслуживал также и Бабу, и хотя Рори понимал, что рука, ласкавшая его, была рукой мужчины, он не решался убрать ее, ведь она принадлежала королю. Кроме того, он особенно-то и не хотел этого, но надеялся, что ему не придется испытать услужливых ласк воина, которые Баба, казалось, принимал с такой готовностью. Рори почувствовал, как тело его вытягивается, но если у Бабы глаза были закрыты, то Рори продолжал наблюдать за разворачивающимся спектаклем.

Некоторые из стоящих в ожидании воинов не выдерживали и начинали испытывать непроизвольные спазмы, опускались на землю пресыщенными и обессиленными, как и остальные. Сколько времени ушло на то, чтобы удовлетворение получила вся ассамблея, Рори сказать не мог. Несмотря на старания Галиа, Рори так и не смог облегчиться, и казалось, что он уже был не в состоянии сдерживаться, чтобы не дать выхода своей страсти. Черный парень на земле уже отвернулся от Бабы и целиком сосредоточился на Рори, и, хотя его ухаживания были неприятны Рори, он не смел их отклонить. Глазами он продолжал следить за танцем, который, казалось, начался целую вечность назад и продолжался всю его жизнь. Когда музыка неожиданно смолкла на высокой ноте, на которой барабаны прозвучали, как гром, который подействовал на Рори как разряд молнии. В воцарившейся тишине мужчины стали подниматься на ноги, помогая встать более слабым. Безмолвно они растворились в темноте, и за ними последовали женщины. Не осталось никого, кроме Рори, Бабы и короля вместе с воином, сидящим перед ними. Но недолго они оставались одни, двое из мужчин снова выступили из тени.

Галиа нехотя встал, улыбнувшись вновь прибывшим. По его приказанию двое из воинов помогли Рори и Бабе встать, и все пятеро последовали за Галиа. Рори заметил, что походка у воинов была нетвердой, но было ли тому причиной пальмовое вино или эмоциональное истощение, сказать он не мог. Он знал лишь, что у него самого голова кружилась и ему было трудно идти. Ему казалось, что у него имелось такое же украшение, какое висело на ремне у Галиа.

Когда они подошли к хижине для посетителей, в ней горела всего одна свеча. Пока король стоял и наблюдал за ними, трое воинов сняли с Рори и Бабы их робы и протерли их тела водой, пахнущей сандаловым деревом. Двое из воинов вышли и стали на страже за дверью, а Галиа сел на кровать Рори, оставшийся молодой воин сел на кровать Бабы. Пока Галиа вел оживленный разговор с воином, Баба шепнул:

— Ничего не говори и не делай, брат мой. Отнесись ко всему как к должному и не задавай вопросов. Ничему не противься. Обычно ты был бы в полной безопасности со мной, но сегодня ночью все в деревне пьяны, и не только от вина, и я не могу ручаться за твою безопасность, даже за свою. Никто не знает, что может произойти, если мы станем им противоречить. Будь осторожен! Больше говорить не могу.

Галиа закончил разговор со слугой, который потянулся и погасил свечу. Интерьер хижины погрузился в темноту, и через дверной проем они могли видеть красный отсвет тлеющего костра перед дворцом и две высокие фигуры слуг, стоящих на страже. В темноте Рори почувствовал, как чья-то рука дотронулась до его руки. Она притянула его к постели, а затем нежно уложила его на матрас. Он содрогнулся от мысли, что это была рука Галиа, и от того, что сейчас с ним произойдет. Обычно он бы с отвращением отнесся к любому мужчине, желающему разделить с ним ложе, но в эту ночь его сдерживали два неумолимых факта: его соседом был сам король и самая главная и, возможно, служащая оправданием причина — собственное желание Рори так и не нашло удовлетворения.

Рука с длинными ногтями потянулась, чтобы исследовать грудь Рори. Рори остался неподвижным, думая, что пассивность может оказаться для него самой безопасной линией поведения, но рука, пощипывающая его за соски, вдруг соскользнула вниз по животу Рори, пока не дотронулась до его собственной руки, подняла ее и положила на грудь молодого монарха. Неожиданно для себя Рори почувствовал там мягкие холмики. Рука его двинулась, и он почувствовал под пальцами округлое очертание женской груди и твердый кончик соска. Он повернулся на бок лицом к королю, а рука его стала исследовать дальше. Король, как будто помогая ему, сбросил с себя одежды и кинул их на пол, склонившись на локте над Рори, касаясь своими круглыми грудями его лица.

— Ты удивлен, мой господин?

— Ты не юноша, Галиа, ты девушка? Конечно, я удивлен.

— И ты рад, что я девушка?

— Более, чем ты могла бы себе представить.

— Тогда ты не жалеешь, что не сможешь заняться тем, чем так увлечен наш добрый Баба в настоящий момент?

— Нет, не жалею. Но скажи, как же девушка может быть королем?

— Потому что появление королевы стало бы неслыханным фактом в Базампо, но только я могла унаследовать трон. Вот мне и приходится наряжаться мужчиной. И я должна притворяться мужчиной, даже когда буду рожать ребенка. Это станет великой магией, когда король даст рождение ребенку, но существует одно ограничение. Ребенок должен родиться с волосами цвета меди. Вот почему, мой господин, я не могу допустить, чтобы ты зачал моего ребенка сегодня ночью. Я удовлетворю тебя, мой господин, так, как никто до этого тебя не удовлетворял, но зачать моего ребенка может только медноволосый. Вот почему мы должны спасти его. Он, и только он может зачать моего ребенка. Знахари давным-давно говорили, предсказывая его появление, но я бы предпочла, чтобы они предсказали, что моего сына должен зачать мужчина с золотыми волосами. — Ее рука скользнула вниз по животу Рори и крепко обхватила его. — Вечером я осмотрела этого человека, пока его лечили, и я знаю, что у него нет такого ствола, как у милорда.

Рука Рори стала спускаться по ее гладкой, лишенной растительности коже и была остановлена лишь складками ее шелковой набедренной повязки.

— Повязка нужна для твоей и моей безопасности, — прошептала она. — Один из нас может поддаться искушению, с которым нам не справиться. Ты не должен позволять мне снять ее в припадке страсти, и я не должна разрешать тебе снимать ее. Нет, господин мой, мы устоим перед этим искушением, но я не думаю, что тебе надо войти в меня именно там. Есть другие способы, которыми я могу удовлетворить тебя. Поверь мне, у меня есть опыт в искусстве удовлетворения мужчины. Тебе ничего не придется делать. Ляг на спину, господин мой, и позволь мне делать с тобой все, что я пожелаю. До рассвета ты получишь многократное удовольствие. Отдыхай, мой господин, и позволь мне показать тебе. Губы ее коснулись его губ, а исследующий язычок проник ему в рот, пока руки бороздили его тело. Эти тонкие пальцы, несмотря на их длинные ногти, были теплыми и нежными, и от их прикосновения у него перехватило дыхание. Эти руки то обвивали, то сжимали его, постоянно двигаясь, но всегда давая ему возможность перевести дух, когда ему казалось, что он вот-вот взорвется. Наконец ее губы оторвались от его губ и медленно двинулись вниз, путешествуя по его телу, опаляя огнем все, к чему прикасались. И несмотря на все его мольбы, Галиа не отпускала его. Он почувствовал, как ее влажный рот опускается все ниже, и больше он уже не мог сопротивляться. Почувствовав его экстатическое состояние, она попыталась убрать голову, но он удержал ее железными от страсти руками. Поднимая и опуская бедра, он прижимал ее голову к себе, проталкивая вниз до тех пор, пока не услышал, что она задыхается. Рори тут же отпустил ее, потом позволил ей продолжить. И вот наступил долгожданный миг! Тело его выгнулось дугой, замерло и упало на постель. Но она по-прежнему не отпускала его, а его рука, как тисками, сдавливавшая ей голову, теперь ослабла, удовлетворенная ее поцелуями. Галиа поднялась и уютно устроилась на изгибе его руки. В последовавшей тишине он услышал, как Баба мечется на кровати, и стесненное дыхание его партнера. Потом они тоже затихли, и в хижине воцарилась полная тишина.

Тихий приказ Галиа заставил обоих охранников появиться в хижине, и пальцы Рори нащупали твердую мужскую плоть. Что происходило потом, он так и не смог впоследствии как следует вспомнить. Это была какая-то дикая фантасмагория. Он помнил, что вопреки своей воле ответил на тепло губ, и движение рук, и мягкость женского тела, и твердость мужской плоти. Раз за разом он источал из себя соки любви, но продолжал оставаться неудовлетворенным. Вновь и вновь он испытывал муки неописуемого экстаза, проникая во влажную теплоту мест, в которые никогда бы не рискнул проникнуть ранее. Он превратился в агрессора и мгновенно вскакивал на любое тело, которое оказывалось под ним, принимая такие позы, о которых никогда не смел и помыслить.

Позже, когда первые серые блики рассвета проникли через дверь хижины, Галиа со слугами ушли, и Рори протянул руку через узкий проход между кроватями, чтобы дотронуться до Бабы и убедиться, что тот все еще был там. После этого он заснул, но сны рождали новые фантазии. Он был уже не Рори Махаундом из замка Сакс в Шотландии, а каким-то африканским властелином с фригийским гаремом. Он попрал запреты своей собственной цивилизации и вступил в причудливые связи, за которые всего несколько часов назад он осудил бы других людей. Он испытал все проявления эротизма, о существовании которых никогда раньше и не подозревал, пока наконец не забылся дремой без сновидений, которая успокоила страсть и позволила восстановить силы.

Когда он проснулся, хижина была наполнена солнечным светом, а Баба уже встал и оделся. Кроме них, в хижине никого не было, и при ясном свете дня Рори подумал, а не приснились ли ему события прошедшей ночи. Он заставил себя подняться, но снова опустился на подушки. Во рту так пересохло, что трудно было говорить.

— Скажи, Баба, я действительно?..

— Наступил день, брат мой, и унес все воспоминания о ночи, — улыбнулся Баба.

— Вряд ли я останусь в живых после еще одной такой ночки, — оперся на локоть Рори. — Но тебе, по-моему, и сказать-то о ней нечего.

— Брат мой, мы, африканцы, отличаемся от вас. Ты сказал, что вряд ли останешься в живых после еще одной такой ночки с Шацубой, хотя останешься. Здесь в Африке мы не ограничиваем себя в удовольствиях. Мы знаем — многие вещи могут доставлять нам наслаждение, и всеми ими мы пользуемся. Разве станет человек ограничивать себя диетой из маиса, когда наша земля богата антилопами и буйволами? Точно так же, почему человек должен искать удовольствие только в одном? Тебе еще предстоит многому научиться, брат мой.

— Но это было совсем не то, Баба. Я делал то, о чем и помыслить не мог, и думать не думал, что смогу это сделать. Сегодня утром мне стыдно за себя, я кажусь себе грязным и ужасно порочным.

— У нас Ислам не осуждает человека за подобные вещи. И потом, у тебя все-таки был один приятный сюрприз. Твой малышка-король оказался не таким уж и королем на поверку.

— И все же я не зачал королевского принца.

— Ну и что ж, что не зачал? Ты же получил удовлетворение, не так ли?

— Получил. Никогда до этого, даже с Шацубой я не чувствовал себя таким мощным.

— Ты забыл про листья эйфорбия, которыми натирали тебя слуги.

— Этого я никогда не забуду. Они жгли, как огонь преисподней.

— И сделали тебя сильным, как шайтан. Эйфорбий и вино, в которое добавили сок мака.

Рори изо всех сил старался перекинуть ноги через край кровати. Он взглянул на Бабу и рассмеялся.

— Это растение — этот эйфорбий — растет в Сааксе?

— В изобилии, брат мой.

— Тогда нам не придется брать с собой семена и ждать, пока он вырастет.

— Ты уже становишься настоящим африканцем.

— С твоей помощью станешь. Даже раньше, чем ты думаешь.