Дьявол

Глава XX

После душераздирающих впечатлений в Базампо, за которыми последовало убийство Хуссейна в первую ночь в Сааксе, Рори тошнило от жестокости, кровопролития и зверства. Казалось, в Африке человеческая жизнь была самым дешевым товаром. Человек мог быть принесен в жертву, чтобы умилостивить разгневанного толстопузого фаллического африканского бога; он мог быть обезглавлен по прихоти какого-нибудь местного властелина за то, что наступил на тень вождя; или он мог подвергнуться пыткам, которым нет равных по утонченной жестокости, лишь для того, чтобы скрасить скуку какого-нибудь мелкого шейха. Африка действительно была жестокой страной. Ее реки кишели крокодилами, джунгли — ядовитыми змеями, широкие равнины — дикими зверями, воздух — прожорливыми насекомыми; а ее люди впитали в себя все зло, против которого они были вынуждены бороться на земле, в воде и в воздухе.

Нет, это было не совсем так! В Африке Рори обнаружил доброту, дружбу и гостеприимство, которые превзошли все его ожидания. Баба предложил Рори вместе со своей дружбой нечто прекрасное и утонченное, что трудно было выразить словами. Баба, кроме того, был щедр: Рори, который выехал из Ливерпуля без шиллинга за душой, теперь стал таким же богатым, как и старик Джордж Английский. Даже рубин, который Баба так небрежно преподнес ему, стоил больше, чем рубин Черного принца, который горел в короне династии Ганноверов. Одежды, которые Рори носил и которые когда-то принадлежали Хуссейну, были шикарнее, чем все, что он носил раньше. И это было не единственным наследством, доставшимся от Хуссейна. Из окна апартаментов Рори был виден внутренний дворик гарема, где находились наложницы и рабы Хуссейна. Четыре его жены и их многочисленные дети — все уже почувствовали удушающие ласки шелкового шнурка, но рабов и наложниц пощадили. Рори уже осмотрел их, так как Баба сказал, что они все принадлежат ему. Его собственность! Его рабы! Его движимое имущество! Как изголодавшийся мальчишка в кондитерской лавке, Рори никак не мог сделать выбор: куда бы он ни посмотрел, все пленяло его, он не знал, с какого пленяюще сладкого тела ему начать. Хуссейн был настоящим знатоком человеческой плоти, и теперь его тщательно отобранные покупки с невольничьих рынков Каира, Хартума, Туниса, Феза и Маракеша предстали перед глазами Рори для наслаждения. Ему требовалось только выйти на балкон своей комнаты, взглянуть на красавиц, фланирующих внизу, и, сделав окончательный выбор, сообщить о своем желании собственному гаремному евнуху Кариму. Через несколько мгновений выбранная им чаровница была бы уже рядом с ним на диване, готовая исполнить его желания.

Но, несмотря на все богатства, Рори часто обращался к Альмере, к той, которая пришла к нему в ту первую ночь в шатер Бабы. Он чувствовал себя с ней раскованнее, а она так привыкла к нему, что предвосхищала все его желания до того, как он о них говорил. Она была тихой, нежной девушкой с мягким голосом и смиренной в своей преданности ему; но спокойствие и самоуничижение, свойственные ей днем, сменялись страстными натисками ночью, если Рори того желал. Однако их он предпочитал принимать и от других обитательниц гарема.

Шацуба, эта черная пантера, была слишком яростной для него, Рори избегал ее за редкими исключениями, когда он желал ее пылкой страсти, слишком пылкой и всепоглощающей для его размеренной диеты. Из-за того, что ее так редко выбирали, Шацуба стала угрюмой и непокорной. Один раз Рори пришлось приказать высечь ее за нападение на другую девушку. После этого она, казалось, затаила на него злость, и Рори не на шутку боялся, что она может отравить его. Он решил отдать ее Млике, который пребывал без женщины дольше, чем даже Рори мог себе представить. Млика принял ее в маленькой комнатке на выходе из спальных апартаментов Рори, и после первой ночи Шацуба казалась не только примиренной, но и умиротворенной. Млика, который каждый день выучивал новое слово, пришел к Рори, встал перед ним на колени и положил руку Рори себе на курчавую голову.

— Женщин хороший, — сказал Млика. — Ей надо…

Он растопырил свою большую ладонь и розовой стороной ее стукнул себя по крестцу.

— Ты хороший, Рори Монго. Я хороший. Скоро ребенок для Рори Монго.

Теперь, когда Млика больше не хромал из-за своей вывихнутой лодыжки, он стал заботиться о Рори и обо всем его хозяйстве, как о своем собственном. Никто никогда не ждал Рори с такой преданностью и верностью. Млика всегда был позади него, и если Рори вдруг сам застегивал пуговицу или завязывал шнурок, Млика всегда бранил его за это. Если бы Млика мог разжевывать пищу за Рори, он бы и это делал с удовольствием. Таким слугой можно было гордиться; его сила и могучее телосложение напоминали Рори Бабу. С помощью тех, кто мог говорить на языке Млики, Рори кое-что узнал про него.

Он был, как и предполагал Баба, касаем, но родился в рабстве в доме мамелукского принца в Каире. Он был конюхом у одного из молодых отпрысков принца, и, когда однажды лошадь сбросила молодого седока, во всем обвинили Млику и продали. Торговец, купивший его, перепродал его каравану, отправлявшемуся к западному побережью. Конечным пунктом назначения была одна из невольничьих факторий, откуда его бы посадили на корабль и отправили в пожизненное рабство на один из островов Вест-Индии.

Во время перехода через пустыню он оступился о камень и вывихнул лодыжку. Зная, что его бросят, если он не сможет идти вместе со всеми, он весь день проковылял, превозмогая боль, пока поврежденная щиколотка вконец не лишила его последних сил. Он упал и больше не смог подняться. Через несколько мгновений караван ушел далеко вперед, а он остался на дороге, где бы и погиб, не появись Рори. Поэтому Млика боготворил Рори со всей преданностью, которую собака испытывает к своему хозяину, и Рори в свою очередь заботился о негре-великане. Рори одевал его в наряды, которые скорее пристали бы каиду, а не рабу, всегда держал при себе и, как только они начали общаться на английском, стал все больше и больше от него зависеть. Даже Баба говорил комплименты Рори о его черном рабе.

— У тебя есть такое, Рори, брат мой, чего не купишь ни за какое золото на невольничьем рынке. Кроме тебя, Мансура и старика Слаймана, я никому не могу доверять, а ты всегда можешь довериться Млике.

Баба повернулся и заговорил с великаном, который ответил улыбкой и проговорил что-то на своем странном жаргоне.

— Он говорит, — перевел Баба, — что ты его душа. По его верованиям, у каждого человека есть и душа и тело. Многим так и не удается увидеть свою душу, но Млика говорит, что он счастливый, потому что может видеть свою душу каждый день, ведь ты и есть его душа.

С верным Мликой под рукой, с богатым выбором женщин гарема, с Альмерой для тихих радостей и теплом дружбы Бабы дни в Сааксе пролетали для Рори в золотой дымке. Рори обычно просыпался при первом зове муэдзина с приземистого глинобитного минарета, который был самым высоким строением в Сааксе. Улюлюкающее пение имама проникало в его сны и заставляло открыть глаза и таращиться на женщину, лежащую рядом с ним. И в холодном сером свете утра кожа ее, скользкая от пота, разинутый рот и волосы, прилипшие к щекам, нисколько не являли собой ту прелесть эротизма, которую она представляла накануне ночью. Краска для век был размазана, а испачканные хной руки ее казались жестокими и хищными, с длинными ногтями, которые царапали ему спину накануне ночью. Щелочной запах испачканных простыней оскорблял его, и он был склонен грубо прогнать женщину со своей кровати, испытывая тошноту от воспоминаний о странных и неестественных вещах, которые они делали друг с другом в темноте. Тут же он давал себе слово, что ничего подобного не повторится следующей ночью. И часто он держал свое слово и вместо искушенной исполнительницы из своего гарема он звал Альмеру, чья нежность успокаивала его и чьи ласковые объятия и слова приносили умиротворение, когда он был пресыщен изобилием женской плоти и странными излишествами. С Альмерой он мог вытянуться и уснуть, не доказывая своей мужской силы не только своей подруге, но и самому себе. Он знал, что Альмера жаждала от него большего, и иногда награждал ее этим, чувствуя ее благодарность; но, даже страстно желая его, она никогда не ревновала его к фавориткам. Именно она всегда прислуживала ему перед отходом ко сну, приводила женщин из гарема, ставила напитки и фрукты к его кровати, а затем шептала наставления женщине, прежде чем уйти тихо и спокойно. Далее, согласуя свои действия утренним уходом женщины, она снова была у постели Рори, отгоняя от него опахалом мух, грея кофе в медном чайничке, вытирала губкой его тело от пота и засохшего семени и даже выбирая ему одежды, в которые оденет его Млика.

Чистый телом, полный энергии от пикантного кофе, он проходил по все еще полным ночной прохлады коридорам дворца, сопровождаемый Мликой, и выходил через дверь с железными украшениями во внутренний двор, туда, где стоял его конь вместе с конем Бабы, а иногда и конем Мансура. Они выезжали на час или два покататься за городом, или проехаться по улице купцов-ювелиров, или по улице оружейников, или доскакать до невольничьего рынка; потом они возвращались, чтобы принять ванну, отдохнуть и поговорить.

В лабиринте беспорядочных строений старого дворца Саакса было несколько восточных бань, но они обычно направлялись в ту, которой пользовался исключительно отец Бабы и которая находилась рядом с его гаремом. Они вместе шли по длинным коридорам и тенистым колоннадам. Теперь, когда Рори был знаком с дворцом, путь не казался ему таким долгим и извилистым, как в первую ночь. Теперь он мог сам найти дорогу во дворце, хотя и редко ходил куда-нибудь один. Его сопровождали Млика или Ома, между которыми всегда возникали яростные споры о том, кому должна быть предоставлена эта честь. Оба были ревностно преданы ему, но Рори больше доверял Млике, чем Оме. Иногда после обеда Рори и Баба, следом за которыми шел Млика, появлялись в дверях бани. Млика помогал Рори освободиться от одежд, а евнух Аль-Джарир помогал Бабе. Приятно было скинуть потные одежды, тяжелые ватные халаты и погрузиться в душистый пар. Еще приятнее было расслабиться под пальцами сильных рук Аль-Джарира, в чьи обязанности входило соскрести пот и грязь с их тел костяным ножом. Нож этот, как он сообщил Рори, был выточен из носорожьего рога и обладал волшебными свойствами, которые делали их тела сильными и мускулистыми.

С выскобленными начисто телами они прошли, как обычно, в другую комнату, где бросились в бассейн с прохладной водой, которая пощипывала кожу после жаркого пара. Оттуда они перешли в затененную комнату, где растянулись во всю длину на холодных плитах пола, а Аль-Джарир стал массировать их своими ручищами. Когда он закончил, то попросил их оставаться лежать на животах, а сам встал им на спины и медленно прошелся вверх и вниз по позвоночникам, массируя спины большими, мягкими пальцами ног. Его вес и давление были едва переносимыми, но приток крови по артериям был хорошим доказательством совершенного знания анатомии человека.

— Аль-Джарир — сокровище, — простонал Баба. — Он может все, только не может оплодотворить женщину. В самом деле, женщины из гарема предпочитают его настоящему мужчине, потому что он способен удовлетворить двадцать женщин за ночь и никогда не потеряет задора.

— Ты позволяешь? — Рори в своем невежестве всегда полагал, что ни один мужчина, кроме господина гарема, не имел права дотрагиваться до женщин.

— Конечно. Спроси своего Карима, и он расскажет тебе, что выполняет двойную обязанность. Он не только охраняет твой гарем, но и обслуживает его. Подумай сам, неужели мы кастрируем мужчин лишь ради того, чтобы они охраняли наш гарем? О нет! С этим справится и парочка великанш-сенегалок. У наших евнухов есть еще одна цель в жизни. Подумай, в гареме моего отца около трехсот женщин. Он был пожилым человеком. Даже если бы он мог за ночь осчастливить одну, ему понадобился бы почти год, чтобы переспать со всеми, и это бы значило, что каждая женщина имела бы мужчину только раз в год, а в случае с моим отцом, человеком преклонного возраста… Так что же им делать, пока они ждут этого единственного за год момента ночного блаженства?

Рори кивнул. Да, он понимает, что в гареме может быть много неудовлетворенных женщин, когда их обслуживает только один мужчина.

Баба ткнул в него пальцем с насмешкой:

— Сразу видно, что хладнокровные нзрани не привыкли к гаремам. Я не хотел тебя обидеть, — торопливо добавил он, — но мы, кто держит женщин в гаремах, должны быть готовы ко всему. Я спрашиваю тебя: что станут делать эти праздные женщины? Как же они выдержат недели, месяцы без мужчин? Да они станут лесбиянками: станут любить друг друга. Одни из них останутся женщинами, кроткими и нежными. Другие возьмут на себя обязанности мужчины, станут властными и жестокими. А это плохо. Всем известно, что как только женщину любила другая женщина, она больше не захочет мужчину. Так что у нас есть евнухи, и раз они ненастоящие мужчины, но могут полностью удовлетворить женщину, мы отправляем их к женщинам, чтобы те были счастливы.

— Мой господин, — Аль-Джарир низко поклонился Рори, сверкая белизной зубов в полумраке, — это действительно так. Ах, эти женщины! Когда мы входим в гарем после вечерней трапезы, они дерутся из-за нас, царапают друг друга, чтобы пробраться к нам. Из трехсот в большом гареме я обслуживал всех, за исключением проклятой английской сучки.

— Английской сучки? Он сказал — английской, Баба?

— Сказал, сказал. Ох и змея. Сущая кобра, мамба, гадюка африканская! Моему отцу не повезло, он получил ее в подарок от султана Магреба, который получил ее от губернатора Танжера. Лакомый кусочек, просто загляденье, но сущий черт, Рори. Она поклялась, что ни один мужчина никогда не овладеет ею, и, когда мой отец — да пребудет он в мире — попытался это сделать, она расцарапала ему лицо. Ему надо было задушить ее там же месте, но он пожалел ее и приберег для одного из своих врагов.

— Я хочу увидеть ее, — подался вперед Рори. — Английская девушка и здесь! Невероятно!

— Ты уже видел ее, брат мой. Помнишь ночь, когда я отдал Хуссейна на растерзанье женщинам? Помнишь самую злобную суку? Это она, волчица, и есть.

— Блондинка с белой кожей? Да, я помню ее. Как она попала сюда?

— Пираты с Варварского Берега не придают особого значения цвету кожи или национальности. Иногда они предпочитают оставить девушку у себя, а не отдавать ее за выкуп. Скорей всего, ее не выкупили. Но о ней позже. Она твоя, если хочешь, но советую держаться от нее подальше. Если уж губернатор Танжера, марокканский султан и султан Саакса не смогли укротить ее, то и у тебя мало шансов; к тому же, говорят, у нее есть приемчик коленкой, после которого сильные мужчины катаются по полу. Еще говорят, что она делает вид, будто согласна, а потом, прежде чем мужчина проникнет в нее, она вдруг хватает его за все сокровища, стискивает их пальцами, пока он не начнет кричать в агонии. — Баба повернулся к евнуху с рабом: — Оставьте нас пока, Аль-Джарир и Млика, мы немного отдохнем. Но стойте на страже у дверей и смотрите, чтобы никто не входил.

Баба и Рори вышли в соседнюю комнату с диванами, чтобы удобно устроиться на них.

Бабу, очевидно, переполняли новые идеи, которыми он хотел поделиться с Рори. Начал он с того, что во дворце находилось более тысячи женщин и что это, по его мнению, было хуже, чем тысяча красных джинов под одной крышей. Тысяча женщин — это гарем его отца, его брата Хуссейна — теперь Рори, его брата Мансура и его собственный. Кроме этих наложниц, были еще женщины, которые следили за ними и прислуживали им, да еще женщины-рабыни. Тысяча женщин, которым совершенно нечего было делать, кроме как развлекать самих себя, придумывать дьявольские козни, гоняться за евнухами и друг за другом и лишь изредка ублажать Рори, Мансура или его самого. Да падет на всех них проклятье шайтана! По традиции, если не по закону, он должен был предать смерти женщин из отцовского гарема. Потому что если бы любой мужчина дотронулся до них, то память о его отце была бы осквернена. Но в то же время Баба помнил, как отец всегда говорил ему, что это — пустая трата добротного невольничьего мяса, если задушить их всех до одной, и что, когда умер его собственный отец, он тайно продал весь гарем старика.

Конечно, женщины Рори тоже останутся не у дел, когда он уедет, и станут еще одной проблемой, с которой он должен будет справиться, кроме многочисленных женщин из его собственного гарема, от которых он уже устал, и, несомненно, у Мансура тоже есть женщины, которыми он перестал пользоваться. Одному Аллаху было известно, сколько еще нахлебниц пряталось в щелях и закоулках дворца. Что же с ними делать? Может, Рори мог что-нибудь предложить?

Рори мог только посетовать, что божественный создатель поступил крайне неразумно с телами мужчин, сотворив их такими, что каждый мог удовлетворить только одну женщину за раз. Какая жалость! Тем не менее, от одной он мог бы избавить Бабу — от английской потаскухи. Чертова английская потаскуха! Чтоб она попала в самый глубокий из двадцати одного кругов ада! Баба уставился на него. Проблема.

Впервые в своей жизни Рори увидел недостаток в избытке женщин. Что ж, может, Бабе продать их?

Медленно с поджатыми губами Баба кивнул. Именно об этом он и хотел поговорить с Рори. Вычистить весь дворец, избавиться от всех лишних наложниц. Но, подчеркнул Баба, он не может продать всех в Сааксе. Кроме неуважения, которое это может вызвать к памяти его отца, такое изобилие женщин перенасытит рынок в Сааксе, и лучшие рабыни едва ли принесут десятую часть своей стоимости.

— Почему бы не отвезти их всех в замок Ринктум? — предложил Рори.

Увы! Рабыни вне зависимости от того, насколько они красивы, не очень-то требовались по другую сторону океана. Гаремные рабыни и наложницы, обученные работать в постели, были совершенно непригодны для полевых работ. Рабовладельцам необходимы были сильные, здоровые, молодые самцы. Нет, о замке Ринктум и других невольничьих факториях на побережье не могло быть и речи. В Новом Свете женщины не только не пользовались спросом, но и сами работорговцы не хотели переправлять их. Через каких-нибудь двадцать лет работорговле в Африке придет конец, если у самцов в Америке будет вдоволь женщин. Плантаторы будут выращивать своих собственных рабов. Но у Бабы на самом деле был план, и довольно сложный. Не хотел бы Рори помочь ему? Рори может заработать состояние, если свяжет свою судьбу с Бабой и забудет про возвращение в замок Ринктум.

Замок Ринктум! Ливерпуль! Дядя Джейбез, которого он никогда не видел! Этот старый ублюдок, посчитавший его недостаточно образованным, чтобы пригласить в свой дом, и отправивший его в Африку на невольничьем судне! Чем еще он обязан этому родственнику? Что вообще могло сравниться с тем, что дал ему Баба, сделав его своим братом, разделив с ним свой дворец, безграничную любовь и материальные блага. Он никогда не сможет отплатить за это Бабе, и сейчас впервые Баба попросил его о чем-то. И даже не в эгоистичных целях, потому что он сказал, что Рори тоже сможет разбогатеть. К черту замок Ринктум! К черту Ливерпуль, дядю Джейбеза, Сакс, Спаркса. К черту все! Путь Рори лежит вместе с Бабой, и он, не колеблясь, так и заявил. Баба был счастлив, узнав о его решении. Теперь, когда он стал султаном Саакса, Баба не мог больше путешествовать к побережью, а должен был оставаться там, откуда мог следить за всем, что происходит. Он, конечно, мог послать Мансура, но тот был еще подростком, ему едва исполнилось восемнадцать, и у него совершенно не было опыта вождения караванов через пустыню или общения с этими лукавыми жуликами — купцами, торгующими рабами. А на Рори Баба мог положиться. В этом и была идея Бабы.

Древний город Тимбукту — один из крупнейших невольничьих центров в Африке. Здесь с незапамятных времен арабские купцы продавали мужчин и женщин. Из Тимбукту долгие караванные пути вели в Магреб, Тунис, Ливию, Египет и дальше в Эфиопию и Аравию. Там, на невольничьих рынках Тимбукту, можно было сдать тысячу женщин, и их число не повлияло бы на рыночную стоимость. Добраться туда с караваном женщин также не составит большого труда: это гораздо легче, чем отправляться в северные города. Если идти туда, то придется сначала пересечь многие мили пустыни и женщин надо будет сажать на верблюдов. Но расстояние между Сааксом и рекой Нигер было не таким уж большим, и, добравшись до Нигера, они смогут переправить женщин на лодках прямо до Тимбукту. Избавившись там от рабынь, Рори мог присоединиться к каравану на Марракеш — город, который находился на другой стороне пустыни и был важным в Магребе. Для него это будет трудным трехнедельным путешествием, сказал Баба, но от Марракеша до Танжера станет легче, потому что дороги там наезженные и Рори сможет ехать верхом.

— А что в Танжере? — спросил Рори.

Ах, там Рори смог бы купить корабль. В Танжере много кораблей: английских, голландских, американских, потому что мавританские пираты из Танжера были грозой побережья и величайшими похитителями кораблей. Конечно же, он постарается облегчить Рори дело. Баба пошлет гонцов, которые прибудут в Танжер до Рори и обо всем договорятся. Имя султана Саакса внушало уважение даже в Танжере. И, купив хороший корабль, Рори подберет команду: в Танжере полно захваченных матросов среди рабов-нзрани.

Так что теперь у него будет и корабль, и команда. Все это очень хорошо, согласился Рори. И, по всей видимости, у него будет несколько мешков золота от продажи рабов в Тимбукту. Но, что, во имя старика Гарри, будет он делать с кораблем и мешками золота?

Как? Да это же проще простого. В Танжере Рори купит на золото рабов-мужчин. Вдобавок к тем, что купит Рори, Баба пошлет тех, которых собрал для замка Ринктум. Сильные, здоровые мужчины спокойно пересекут пустыню. И у Рори будет большая партия первоклассных рабов. Он перевезет их через океан, а все деньги они с Бабой поделят между собой. Рори никогда больше не придется продавать своих рабов за бесценок на побережье. Всю партию они доставят туда, куда решит Рори. Потом Рори отошлет корабль назад в какую-нибудь факторию на западном побережье а у Бабы уже будет готова следующая партия для него. Они купят второй корабль, потом еще один и еще один. Рори сможет остаться по ту сторону океана, а Баба будет поставлять ему товар отсюда, и Рори будет его продавать там, и у них будет такое дело, что англичанам со всеми их делишками достанутся только яйца евнуха.

Такова, конечно, была воля Аллаха. Не просто так ведь встретились Сакс с Сааксом. Рори может послать корабль назад в Базампо и забрать Тима, при условии, конечно, что Тим останется в живых. Тим поедет вместе с Рори и станет его правой рукой. Мансур поедет со стариком Слайманом в Танжер, и позднее они организуют факторию на побережье. Баба прищелкнул пальцами. Ну, что об этом думает Рори?

Столько всего надо было обдумать, столько непреодолимых препятствий надо было преодолеть, что Рори не знал, что и ответить. Все казалось слишком фантастичным, слишком невероятным, и все же… Если люди приезжали из Англии, устраивали невольничьи фактории и покупали рабов в Африке, потом транспортировали их в Вест-Индию и там продавали, почему то же самое не могли делать они с Бабой? Денег на это у них будет много. Тысяча рабынь даже по двадцать фунтов за голову составит двадцать тысяч фунтов, и, кроме того, оставались огромные ресурсы самого Саакса. Все будут вместе: Баба, Мансур, Слайман и, Бог даст, Тим, если он останется в живых, и, конечно же, Млика. И, раскинув мозгами, Рори пришел к выводу, что он сам тоже кое-что значит. Черт возьми! Он уже больше не суперкарго на невольничьем судне дядюшки.

— Действительно, почему бы нет, Баба? — Рори пересек комнату, чтобы сесть рядом с Бабой. — По рукам. У меня на родине это называется джентльменским соглашением. Саакс и Сакс — достойное партнерство. Нам предстоит обговорить еще множество деталей, Баба. Когда начинаем?

Его рука застыла на мгновение в пожатии огромной темной руки, и ему показалось, что между ним и Бабой прошел какой-то разряд, который связал их крепче любого контракта.

— Завтра, после первого возгласа муэдзина. И хватит о делах, брат мой. Нам необходимо развлечься.

— Да, — сказал Рори, вставая. — Теперь я вспомнил английскую девушку.

Баба взглянул на него.

— Если одно воспоминание так на тебя действует, — сказал он, — она твоя, если хочешь. — Он отодвинул диван, чтобы стать рядом с Рори. — Но помни о ее маленьком трюке, о котором я тебе рассказывал. Мне не хочется, чтобы ты стал таким же бесполезным, как Аль-Джарир.

— Предостереженный — значит вооруженный, — улыбнулся Рори.