Дьявол

Глава XXXIV

Рори было трудно покидать Мэри Фортескью следующим утром. Он с удовольствием остался бы в кровати рядом с ней, потягивая крепкий черный кофе и вновь и вновь отвечая на ее ласки. Нехотя он стал подниматься, но тут обнаружил, что ему будет еще труднее покинуть город и вернуться на корабль, не узнав ничего про Альмеру. Краткий разговор с Фаялом убедил его, что здесь должна быть Альмера. Фаял заверил его, что так оно и было. Тогда, если подсчеты Рори были верны, она уже должна была родить ему сына. Хотя его первым порывом было бежать в Правительственный дом, брать эту цитадель штурмом и забрать с собой Альмеру, чувство предосторожности побороло его нетерпение и заставило его ждать. В любом случае ему придется иметь дело с леди Мэри. Какого приема может он ждать от нее? Во всяком случае, он был уверен в одном. Больше она не была ледяной недотрогой, защищавшей свою девственность, расцарапывая лица эмирам и беям. Он не мог понять, даже после того как все видел собственными глазами, как она, неприступная и целомудренная, смогла развить в себе такую звериную страсть. Но что было, то было, и сейчас, когда она жила в Правительственном доме вместе с Альмерой и никто из них не собирался уезжать в ближайшем будущем, ему следовало прежде всего заняться живым товаром, судьба которого зависела только от него одного.

Оказавшись на борту «Шайтана», Рори попытался загнать в глубины души свое эмоциональное возбуждение. Так трудно было разобраться в собственных чувствах! Он понял, что чувство, которое он испытывал к Мэри Фортескью, не было любовью, а раз нет, тогда что это? Ему нравилось быть вместе с ней, и в постели ей не было равных. Теперь, после того как он увидел леди Мэри в деле с Фаялом, он стал сознавать, что с удовольствием бы поменялся с парнем местами. Он бы насладился леди Мэри в ее новой роли, когда ее огонь был бы под стать его собственному пламени. Но больше неприкрытой похоти Мэри Фортескью и вновь разгоревшегося огня леди Мэри он жаждал расслабляющего удовлетворения, которое он всегда испытывал с Альмерой. И все эти мысли затмило воспоминание о девушке-мулатке с плантации Мелроуз. Как же звали эту сучку? Марая! Под глубоко въевшейся грязью она скрывала настоящий клад. Ну, а пока — ну их всех к черту! Пошли они! Рори улыбнулся. Но Мараей он все-таки не насладился. В один распрекрасный день он окатит ее из чайника и ототрет от грязи. Довольно об этом! Ему лучше позаботиться сейчас о рабах.

Джихью стоял рядом с длинной шеренгой рабов, окруженный тюками холстины, с острым ножом в руке. Каждый негр подходил к нему по очереди, Джихью отмерял четыре локтя холста, отрезал их ножом и вручал невольнику, который затем спускался по трапу на пирс. Заметив удивление в глазах Рори, Джихью только пожал плечами.

— Не могу допустить, чтоб эти ребята маршировали по улицам Порт-оф-Спейна с голыми задницами. Может, они и звери, но если у них будут тряпочки между ног, так будет по-человечески, к тому же не пристало смотреть белым женщинам на такое безобразие. Тогда их мужья, со своими короткими кочерыжками, никогда не смогут их удовлетворить. Только не подумайте, что я транжирю нашу лучшую мешковину на защиту целомудрия добропорядочных женушек Тринидада. Нет, сэр, ни дюйма не потрачено зря! Вместе с ними я посылаю иголки, нитки и воск. Каждый работник наденет свой кусок холстины, проходя по городу, а когда доберется до барака, сошьет стороны вместе и получит крепкий мешок, в котором можно будет на обратном пути перевозить вар. Ну, как? Одним выстрелом убиваем двух зайцев.

Рори кивнул, соглашаясь, пораженный мудростью капитана Джихью. Когда последний невольник сошел на берег, Рори последовал за ними и увидел, что они столпились на пристани под неусыпным оком Тима, каждый с куском холстины, обвязанной вокруг бедер, и все широко улыбались, почувствовав твердь земную под ногами после долгих недель в океане. С помощью нескольких матросов Рори выстроил их в колонну по четыре и возглавил эту процессию верхом на коне, Кту шествовал как маршал, а Тим, тоже верхом, находился сзади, — так они и прошествовали по улицам к дому Мери. Там их ждала верхом на сером худом муле Мама Фиби. Увидев их, она расхохоталась от восторга, обратив особое внимание на колонну парней и напомнив Рори, что он даровал ей карт-бланш при выборе наилучших, по ее мнению, домовых слуг, а также на то, что ему понадобятся люди на конюшне, на поля, на выращивание овощей, дойку коз, уход за курами и прочей живностью.

Вскоре невольникам показалось слишком скучным шествовать спокойно. В радостном порыве, переполнявшем их, они начали скакать, подпрыгивать в воздух, двигаться быстрее, переходя на галоп; белые ступни их ног поднимали пыль, а их развевающиеся на ветру холстяные фартуки больше походили на флаги и уж совсем ничего не скрывали. Все было для них новым и незнакомым, они жестикулировали, окликали друг друга, показывая то на дом, то на птичку, то на дерево, то на телегу, запряженную быками, то на белого человека, ехавшего по дороге в карете.

По дороге на плантацию они перешли вброд речушку и при виде пресной воды уже больше не могли сдержаться. Они уже считали Рори своим господином, и Кту вместе с остальными наделенными полномочиями парнями, приплясывая, подскочили к нему, суча ногами, как щенки-переростки, и попросили разрешения сделать привал, чтобы они могли помыться. Рори милостиво разрешил им, и целый час они провели в воде, растирая друг друга белым песком со дна реки и щепотками травы. Чистые и свежие впервые за несколько месяцев, многие из них подходили туда, где сидел на коне Рори, чтобы поцеловать его руку и положить ее себе на влажные волосы, погладить по его колену и получить удовольствие от соприкосновения своей атласно-гладкой, высушенной солнцем кожи с частями его боготворимого тела.

В Мелроузе остаток дня у Рори и Тима ушел на то, чтобы всех разместить, накормить и уложить. Наконец-то все были под навесом, хотя кроватями им служили охапки сена, а первая трапеза состояла из одного вареного подорожника; но Мама Фиби пообещала Рори, что завтра будет лучше, и ничего больше не могло омрачить эйфории парней от того, что они снова находятся на суше. К вечеру, когда было наведено какое-то подобие порядка, Рори вызвал Маму Фиби под навес выбрать шестерых парней, чтобы учить их на домовых слуг. Рори построил их. Они давным-давно уже сбросили свои фартуки, Мама Фиби медленно прошлась вдоль шеренги, делая свой выбор. Она тщательно осмотрела каждого, несколько раз пройдясь вдоль шеренги, потом стала отбирать. Рори заметил некоторую схожесть в тех, кого она выбрала, и когда спросил ее об этом, она ответила высоким добродушным хохотом.

— Закономерность, маста Рори. Я выбираю молоденьких и нежненьких. Мужики, что ходют к миссас Фортескью, они завсегда девственниц хотят. Им нравится ломать их, да. Вот и мне нравятся молодчики, чтоб я могла их научить, что и как мне нравится. И еще у молоденьких, у них он твердый, как шомпол, да они и пошустрей будут, чем мужички постарше. — Она бесстыдно захихикала. — Вот я каких люблю. К тому ж молодежь легче учить на хороших слуг. Обучу их смолоду делать то, что надо. А еще я сделаю из них хороших производителей для вас; наступит время, и вы приведете мне каких-нибудь девок, чтоб они спали с ними. Это одна причина, почему я выбрала всех с такими большими «клювами». Нам тут карлики не нужны. И еще, — она подмигнула Рори, — Мама сама привыкла чой-то к этому жеребцу Фаялу и надеется — один из этих ребят станет таким, как он, подрастет еще через пару годков.

Хотя Рори не мог представить никого, кто мог бы войти в связь с Мамой Фиби, потому что это было бы — все равно что спать со слоном, он подмигнул ей в ответ, и она снова залилась хохотом.

— Будьте уверены, маста Рори, для вас сегодня вечером будет сюрприз. Большой сюрприз! Ну, сами увидите. Ваш друг, маста Тимми, он собирается назад в город для меня с запиской к миссас Фортескью. Это секрет, так что и не пытайтесь его у меня выведать. Все сами увидите, дождитесь вечера. Да, сэр! Обязательно увидите, да и почувствуете тоже. Гм-гм! Ну, да ладно, я забираю вот этих жеребят в дом и дам им работу. Свинарник какой-то, а не дом.

Всю оставшуюся часть дня Рори провел вне дома, где бригада молодых негров под чутким и искусным командованием Мамы Фиби атаковала комнаты со швабрами, щетками и ведрами. Он сидел в загоне для невольников, где следил за работой рабов, отобрав около дюжины парней, включая тех, кому он делегировал полномочия еще на корабле. Но если Маму Фиби больше волновали молодость, хорошая внешность и особые физические достоинства, то Рори отбирал самых сильных и смышленых из всей партии. Отобрав, он приказал вынуть иголки и нитки, которые послал Джихью, и показал им, как сшивать две стороны сложенной холстины, чтобы получились мешки. Они быстро усвоили, и, до того как он ушел, его избранники уже обучали остальных, как это делать, а куча готовых мешков в углу загона росла все выше и выше.

Ближе к вечеру в Мелроуз прибыл Тим с вьючным мулом, нагруженным корзинами. Он отказался сказать Рори, что было в корзинах, подъехав к задней двери, передал все Маме, а затем вышел и уселся рядом с Рори. Кту, вырвавшись из-под неусыпного руководства Мамы, тоже пришел и сел в ногах у Рори. Он положил свою голову на колено Рори, чтобы, с одной стороны, уверить Рори в своей преданности, а с другой стороны, произвести впечатление на остальных негров тем, что ему единственному была позволена такая интимная близость к господину.

Тим и Рори сидели молча, прислушиваясь только к говору рабов, усердно работавших иголками до тех пор, пока не стало так темно, что они не могли уже ничего видеть. Короткие тропические сумерки быстро превратились в ночь, и они услышали звон колокольчика, доносившийся из большого дома. Не зная, что он означает, они покинули место пребывания и пошли к дому в сгущающейся темноте. Мама Фиби стояла у парадных ворот, сияя горой крахмальной белизны. Она пригласила их войти внутрь, стуча стоячими нижними юбками.

Утренние паутиновые дебри были превращены ею в совершенно иной мир. Все было освещено горящими свечами, полы блестели, а в воздухе стоял запах мыла и воска. Через большую гостиную она провела их в столовую, где отполированное пространство обеденного стола было накрыто на двоих. Кту, в чистой белой рубашке и панталонах, которые волшебным образом возникли из ниоткуда, стоял по стойке смирно позади стула Рори, а вымытый и сверкающий Питер, тоже в белых одеждах, стоял позади Тима.

Свечи в большом серебряном подсвечнике в середине большого стола создавали островок света, стулья были выдвинуты, и Мама, качнув накрахмаленными юбками, вышла. Затем ее парни, все в белых бриджах, внесли супницу, и она вернулась, чтобы отдавать распоряжения, направлять их действия, пока они разливали густой суп и ставили его перед Рори и Тимом. Затем последовало блюдо из курицы с рисом, приправленное кэрри, и салат из пальмовых кочерыжек, обильно политый маслом. Трапеза закончилась карамелью, залитой сладким кремом, и чашками темного дымящегося кофе, разбавленного бренди.

Рори отодвинул свой стул от стола, положил руку Маме Фиби на талию (или, по крайней мере, туда, где она должна быть) и поцеловал ее.

— Это и есть ваш сюрприз для меня? — Руки его безуспешно пытались обхватить массивный стан.

— Боже, нет, маста Рори, это просто вам перекусить. Большой сюрприз скоро будет. Если вы, джентльмены, готовы идти спать, то, возможно, обнаружите мой сюрприз.

Вновь она вывела Рори и Тима из столовой и провела их через гостиную в галерею. Она указала на освещенную дверь, где стояла девушка-подросток, беспечно опершись о дверной косяк.

— Вот моя внученька Пентекоста, которую мы зовем Пенни. — Она подтолкнула девочку ближе к Тиму, который, обхватив ее рукой, прижал к себе, и она прижалась к его плечу. — Думаю, маста Тимми не хочет спать в одиночестве в такой глуши. Вот только титьками Пенни не вышла, ведь она еще совсем маленькая, но целочку ей уже сломали, так что масте Тимми не придется слишком возиться.

Поспешно пожелав спокойной ночи, Тим запихнул довольную Пенни в спальню и закрыл дверь, затем на секунду приоткрыл ее, чтобы подмигнуть Рори. Он быстро перешагнул через порог, зычно чмокнул Маму Фиби в щечку и во второй раз вошел в комнату, окончательно захлопнув за собой дверь.

Мама сопровождала Рори по галерее до спальни, которую он видел ранее. В дверях стоял Кту, силуэт которого четко выделялся на ярком фоне комнаты.

— Прочь с дороги. — Мама оттолкнула черного великана в сторону. — Ты что, не знаешь, это плохая примета стоять на пути. Такой огромный, просто гигант! Духи могут захотеть проникнуть в комнату, и им придется проникать туда через тебя, потому что ты не оставил им никакого места, а уж если они до тебя дотронутся, то у тебя сразу заболит живот, а голова у тебя распухнет и станет в десять раз больше.

Хотя Кту не понял, что она ему сказала, он вышел из дверей в галерею, напуганный взглядом Мамы Фиби.

— Маста ложится спать, и ему не надо никакого черномазого здоровяка помогать раздеваться. — Она отпустила Кту взмахом своей ладони-сковороды.

— Тпру-тпру, Мама Фиби. Он все-таки мне принадлежит.

— Сегодня ночью он вам не понадобится, — авторитетно кивнула она головой, и Кту, надувшись, пошел прочь по коридору. — Миссис Фортескью планирует приезжать сюда иногда по ночам, но сегодня ее не будет, и она сказала мне, что непорядок, если маста Старый Гарри будет спать всю ночь и потеряет форму. Ну, я и говорю, что лучше синица в руках, чем журавль в небе, и вам не нужен никакой черномазый верзила, чтобы вас раздеть. — Она подтолкнула Рори с порога в комнату.

В мягком свете спальных свечей он увидел девушку, стоящую в тени, на атласном платье которой отсвечивались блики свечей. Она медленно повернула к нему свое лицо, и он увидел красавицу. Овальное лицо цвета старой слоновой кости взрывалось кроваво-красным ртом и блестящей чернотой глаз и было обрамлено блестящими кудряшками, ниспадавшими до плеч. Низкий лиф розового платья выдавал округлые груди, такие атласно-гладкие, как материал, частично прикрывавший их. Мама Фиби подошла к ней и подтолкнула ближе к Рори.

— Вот он, маста Рори, сюрприз, который я вам обещала. — Хохот Мамы стал переходить в крещендо. — Знаете, кто она? Это та вертихвостка Марая. Я просто помыла и приодела ее для вас, хотя понадобилось целое ведро щелока, чтобы счистить с нее всю коросту и избавиться от запаха.

Действительно, это была Марая, но какая разительная перемена произошла с девушкой! Она была прекрасна. Колтун на голове исчез, и теперь волосы падали вниз прядями толстого черного шелка. Ее кожа цвета слоновой кости имела розовый оттенок, что могло быть отражением от ее одежды, а ее глаза, смотревшие на него из-под длинных ресниц, были полны искр. Вся она источала аромат жасмина и мускуса, пьянящий и будоражащий. Она протянула руку и дотронулась до него, пальцы ее горели, как угли.

— Ей прямо не терпится, — заключила Мама Фиби, поворачиваясь к двери. — Ей просто страшно надоел этот коротышка, ее младший братец, который ничего не умеет, кроме как дрочиться, так она мне сказала. Сейчас, думаю, она получит настоящего мужчину! Охо-хо!

Она закрыла дверь, и Рори слышал ее визгливое хихиканье, пока она вразвалку уходила по галерее.

Он приблизился к Марае и приложил ее ладонь к своему лицу. В ее отношении к нему не было никакой ложной скромности. Она не стала ни опускать головы, ни избегать его взгляда. Ее глаза смотрели в его, когда она высвободила свою руку из его и встала перед ним на колени.

— Если раздевать вас, то лучше начать снизу, а?

Она расстегнула и сняла с него туфли, потом тонкие носки. Ее горячие пальцы помассировали его голые ноги, потом двинулись вверх и остановились на талии. Она прижала голову к выступу в его паху. Подняв голову, она посмотрела вверх на него и стала медленно ослаблять прикосновение своих рук, переместив их вперед и начав расстегивать пряжку на ремне. Пальцы ослабили пряжку, а Рори втянул живот, чтобы ей легче было ее расстегнуть. По одной она расстегнула пуговицы на его панталонах, стащила обтягивающее ноги трико до колен, затем ниже голени, до щиколоток.

Подняв одну ногу, потом другую, он позволил ей снять с себя панталоны. Снова она прижалась к нему щекой, но только на мгновение, перед тем как ее пальцы коснулись его белья, и оно тоже упало к его ногам. Он весь потянулся ей навстречу, пока его собственные пальцы яростно расстегивали пуговицы внизу его рубашки, которую он сбросил с себя вместе с жакетом на пол. Он предстал перед ней обнаженным. Она все еще стояла на коленях, лаская его тело влажными теплыми губами. Его рука опустилась на ее мягкие волосы и стала медленно подталкивать ее голову до тех пор, пока она не ускорила своих движений, стряхнув с головы его сдерживающую руку. Несколько мгновений он терпел, потом убрал ее голову.

— Вы настоящий мужчина, мой господин. — Она сопротивлялась удерживающей ее голову руке, глядя на него снизу.

Он поднял ее на руки так, что их лица стали находиться на одном уровне.

— Ты ступила на опасную тропу, Марая. Еще мгновение, и я бы перестал быть настоящим мужчиной для тебя. Не торопись! Постель ждет нас, и у меня нет никакого желания, чтобы у меня колени подкосились, а это обязательно произойдет, если мы останемся там, где стоим.

Она не ответила, хотя он знал наверняка, что она его поняла. Он наблюдал за тем, как розовое атласное платье присоединилось к разбросанным по полу его панталонам и рубашке, и сдернул с постели покрывало. Она задула свечи, пренебрегая щипцами для снятия нагара, но, торопясь, она пропустила пару или тройку свечей, которые притухли на мгновение, а потом загорелись с прежней яркостью. Он притянул ее на матрас рядом с собой, и через мгновение они превратились в клубок рук и ног. В страсти ее не было ни нарочитости, ни нежности. Ни одна из его красавиц дикарок в сааксском гареме не пожирала его с таким хищническим аппетитом. Ласки ее были яростными и неистовыми. Это была львица, прикованная к нему цепями, чьи пальцы, рот, язык и зубы рвали его тело в безумном порыве, от которого Рори потерял чувство времени, места и реальности происходящего. Он превратился в комок натянутых нервов, не в состоянии справиться с ее акробатическими ухищрениями, не зная, куда и как она нанесет ему свой следующий удар. Затем, когда его натянутые до предела нервы уже не могли больше сдерживать этот натиск, он вырвался из своего бредового состояния потоками вулканической лавы, извержениями жидкого огня и затем внезапно опустился в бездну избавления, едва дыша, где, немного успокоившись, смог отодвинуть свое истекающее потом тело от жаркого зноя лежащего рядом женского. Даже после этого ему пришлось отбиваться от ее атак.

Вдруг без всякого предупреждения его вывела из летаргии острая боль, терзающая его губы. Во рту он почувствовал собственную кровь, горячую и соленую, он стал сталкивать ее с себя, но, несмотря на всю его силу, она вцепилась в него и продолжала сосать кровь из разорванной губы.

— Ах ты, сука е…ая! — Он попытался высвободиться, но она присосалась своими губами к его рваной нижней губе, как пиявка, а руками вцепилась в него, как сумасшедшая. Отпустив ее, он поднял руку и отвесил ей звонкую пощечину. Моментально губы ее разжались, и этого ему было достаточно, чтобы откатиться к краю кровати и вскочить на ноги. Горевшие свечи оплыли и потухли, и он на ощупь нашел подсвечник рядом с кроватью, нащупал трутницу, зажег фитиль и засветил свечу. Она лежала, распростершись на кровати, лицо и рот ее были вымазаны кровью. Он увидел, что из-под подушки высовывались перья черного петуха, безжизненное тело которого было раздавлено тяжестью их тел, а безжизненные глаза его уставились на Рори.

— Какого черта?.. — Он схватил мертвого петуха и швырнул его на пол. — Что здесь происходит? — Он взял простыню за уголок и приложил его к губе, чтобы остановить кровотечение.

Медленно, с кошачьей грацией она собиралась с силами. Одной рукой она терла щеку в том месте, где он ударил ее, но смотрела на него бесстрашно и нагло, даже вызывающе, алый язык ее слизывал кровь с губ. Приподняв одно плечо, она показала на Рори пальцем, проведя им от глаз вниз по его телу до опавшей плоти.

— Марая ни за что не отдаст тебя другой женщине, великан. И никогда. Никому. Ты ей слишком нравишься. Марая оставляет тебя для себя. Ни одна женщина не сможет больше прикоснуться к тебе. Никогда.

— Это ты так думаешь, черномазая сука. А теперь убирайся. — Он шагнул к краю кровати и занес руку, чтобы ударить ее, но она бросилась поперек скомканных простыней и обвила его ноги руками. Вопреки его желанию ощущение ее горячей плоти, прижавшейся к нему, остановило его поднятую руку. Она медленно опустилась на ее густые черные волосы. Ее окровавленные губы ласкали его до тех пор, пока он не собрался с духом и не отогнул ей голову назад. Она смотрела на него снизу.

— Знаешь, кто я, маста великан? Я — дьяволица, вот я кто. Девушка-обэ. Сегодня ночью я сильно заколдовала тебя. Теперь ты никогда меня не оставишь. Не сможешь. Даже если захочешь. Сегодня ночью я пила твою кровь, маста великан. Я поглотила тебя. Всего. Ты во мне, и ты часть меня. Обэ не даст тебе вырваться от меня. Я не хочу этого. Смотри!

Она щелкнула пальцами, и он понял, что она говорит правду. Он был бессилен; он не мог сопротивляться ее изощренным ласкам. Несмотря на то, что где-то в мозгу он презирал ее, тело его поддавалось ей, и он упал на кровать и притянул ее к себе. Глаза дохлого петуха на полу смотрели на него, и он мог поклясться, что один глаз закрылся в похотливом подмигивании.

Ее руки положили его голову на запачканную кровью подушку. Он положил руки ей на голову, пассивно лежа на спине и давая ей полную свободу.

Она перестала играть с ним, взглянула на него и улыбнулась.

— Тебе чертовски повезло, что я не сукуя, маста великан. Я всего лишь дьяволица. Не умею сбрасывать кожу и летать по ночам и пить кровь. Но я могу любить тебя, маста великан. Могу так любить тебя, что ты будешь молить меня утром, днем и вечером, чтобы я любила тебя. Человек, ты еще ничего не видел. Подожди, вот я устрою тебе.

Он расслабился, подбив под голову окровавленную подушку так, чтобы удобнее было наблюдать за ней. Она стала доказывать свои слова с непревзойденным артистизмом, которого он не испытывал ни с кем, кроме Шацубы. Рассвет окрасил небо в ярко-розовый и фиолетовый тона, проник в комнату через окно и бросил на пол решетчатую тень. Рори повернулся на бок, освободившись от Мараи, и уснул. Через мгновение она встала, схватила платье из розового атласа с пола и набросила его на себя. Затем нагнулась, чтобы поднять мертвую птицу с пола, выдернула длинное загнутое перо из хвоста и воткнула его между ног Рори. Смеясь, она вышла из комнаты.