Единый

Глава 1. Гипотезы

Сон был тяжелым и муторным. Не совсем кошмар, но далеко и не обычное ни к чему не обязывающее сновидение, о котором забываешь через считанные секунды после пробуждения.

Мне снилось, что я стою посреди сумрачного поля с редкими низкорослыми кустами, торчащими, как пальцы мертвецов, из лохмотьев грязного тумана.

Не слышно ни звука: ни шума ветра, ни пения птиц, ни звона насекомых. Полная, замогильная тишина.

Небо низкое, темное, тяжелое, затянутое мутной пеленой, из-за которой не видно ни солнца с луной, ни звезд.

Я чувствую, что поле обширное, но не вижу дальше нескольких шагов. В сером тумане кто-то скрывается; их много; они следят за мной холодно и внимательно.

Я пытаюсь найти выход… хотя какой выход может быть из этой бесконечной туманной равнины? Эта равнина и есть вся вселенная, а я в ее центре. Я бегу сначала в одну сторону, затем в другую, но вокруг ничего не меняется, я попросту топчусь на одном месте.

Между тем кто-то злой приближается ко мне, окружает, и, возможно, уже поздно куда-то бежать…

В какой-то момент я останавливаюсь и озираюсь. Хватит бежать! Пора заглянуть в глаза преследователю. От этой мысли сосет под ложечкой и подгибаются колени. Мне страшно — причем так, будто я маленький ребенок, что заблудился в лесу, а папа с мамой больше не отзываются на отчаянное “Ау!”

И тогда из тумана выходят вовсе не чудовища, а обычные на вид люди. Худощавый седой старик с неопрятной щетиной и глубокими морщинами. Сгорбленная старуха со злобным взглядом; она кажется мне смутно знакомой. Женщина, чье лицо я не могу разглядеть как следует; вроде бы она красива и стройна. Взрослый мужчина со скрытым под капюшоном лицом.

И ребенок. Парнишка лет четырнадцати, востроносый, худенький, с растрепанными волосами.

Все пятеро мне смутно знакомы. Но, как я ни напрягаю память, вспомнить ничего не удается.

Разве что спустя какое-то время я узнаю́ ребенка.

“Витька?” — говорю я, но голоса нет, и изо рта вырывается тихое сипение.

“Олесь, — отзывается Витька неестественно громким и гулким голосом, который бьет по барабанным перепонкам. — Почему ты не ищешь меня? Я совсем отчаялся тебя ждать”.

“Я ищу! — сиплю я, но голоса по-прежнему нет. — Я стараюсь, но не знаю, где тебя искать! Подскажи, где ты, и тогда…”

“Я устал ждать, — перебивает Витька и слегка оборачивается к прочим людям, что вышли из тумана вместе с ним. — Я нашел других друзей. Мы вместе гуляем по этому полю день и ночь. По этому Поганому полю, Олесь… Мы гуляем тут вместе. У тебя совсем мало времени, потому что скоро я и мои друзья будем едины. Понимаешь, Олесь? Скоро, совсем скоро мы станем ЕДИНЫ во славу нашей расы”.

Последняя фраза звучит так оглушительно громко, что я закрываю уши ладонями, но это не помогает. Фраза гремит и гремит, постепенно превращаясь в заполняющий весь мир грохот. У меня лопается череп от этого грохота…

***

…Я проснулся и увидел край подушки, а за ней — тусклые обои, едва освещенные светом, просочившимся сквозь неплотно задернутые шторы.

В пустой комнате отчетливо прозвучал мальчишеский голос:

— Совсем скоро…

Я рывком повернулся на другой бок.

Ощущение, что прямо за спиной посреди комнаты кто-то стоит, было неимоверно реалистичным.

Никого не было, естественно. Просто до моего потрепанного мозга долетела последняя фраза из сна… Бывает такое иногда.

В комнате царил полумрак. У окна вырисовывался силуэт старого кресла, на спинке которого громоздилась куча одежды. Из мебели — стол с ноутом, шкаф и две табуретки. Ну и кровать, на которой я, собственно, и возлежал.

Моя родная съемная квартира.

…Я снова жил в мире Золотого Тельца. Или в эпоху буржуев. То есть в самом обычном и банальном мире с рекламой, социальными сетями, политической пропагандой из каждого утюга и безработицей. В этом мире нет ни магии, ни ночных чудовищ. Скучно, одним словом. Но зато нет риска, что ночной кошмар внезапно материализуется…

Доктор Пономарев подкинул мне деньжат за моральный ущерб, нанесенный в ходе научного эксперимента, и я оплатил аренду квартиры за пару месяцев вперед, так что выселение мне больше не грозило. Но и работу я не нашел. Подозреваю, что если бы не “моральная компенсация”, я бы шевелился в направлении поиска работы куда энергичнее и, глядишь, что-нибудь нашел бы. А так искать работу не хотелось.

Несколько дней после того злосчастного эксперимента я пребывал в странном полуоглушенном состоянии. Никак не мог свыкнуться с мыслью, что вернулся. Хотя куда я мог вернуться, если никуда и не уходил? Поганое поле мне примерещилось.

И Вечная Сиберия примерещилась, и Республика Росс со становищем Отщепенцев. И тетя Вера из 37-го Посада, и Кира Огнепоклонница, и ее полудурочный брат Борис с обожженной физиономией. И Габриэль, и Ива, и ведуны с берега Танаиса.

Просто офигеть как много всего разного я увидел в коротком сне, наведенном приборами Пономарева.

В интернете я нашел инфу, что при определенных условиях человеческий мозг способен генерировать целые миры, в которых время идет в сотни раз быстрее, чем в реальном мире. Собственно, понятие времени — штука субъективная; мозгу достаточно в н у ш и т ь, что время идет быстро, и так оно и будет восприниматься.

Иными словами, мозгу вовсе не обязательно хранить кучу информации о сне; хватает и того, что он верит в эту кучу.

Увиденное во сне Поганое поле было, по всей видимости, вовсе не таким детализированным, как вспоминалось мне сейчас. Это просто самовнушение.

Вообще-то, события из этого удивительного “электрического” трипа успели стереться из памяти. Остались лишь отдельные яркие моменты и сцены. Возможно, других событий и не было вовсе, даже в самом трипе. Я лишь предполагал, что они были, но на самом деле это результат самовнушения.

Тем не менее основные события из этого “Поганого трипа” я помнил очень отчетливо.

Вместе с Витькой Смольяниновым я сбежал из идиотского тоталитарного государства под названием Вечная Сиберия. Пересек гигантскую аномальную зону — Поганое поле, населенное разной хтонической жутью, и попал к колдунам Отщепенцам. Потом поехал в другое государство — не тоталитарное, а “нетократическое”, разделенное на Секции и Касты. В Республике Росс был очень высокий технологический уровень, но ее жители следовали какой-то странной небинарной морали, в которой нет таких понятий, как добро и зло. Из-за этого (а может, и из-за чего-то другого) они спонсировали Вечную Сиберию, подкидывая ей разные приборы, включая квест-камеры, которые прочищают мозги похлеще зомбоящиков.

Я вернулся в Вечную Сиберию, чтобы спасти тетю от каторги, а заодно уничтожить квест-башню, которая транслирует промывающие мозги квесты на все камеры государства. Но меня подставил один старый пень по имени Решетников, из-за которого я взорвался на самых подступах к этой самой башне.

Кроме того со мной случилось еще много всего разного. Витьку убил Борис Огнепоклонник, я обзавелся двумя сексуальными наложницами, но позже влюбился в Киру, стал колдуном и начал собирать магические “приложения” — допарты, чтобы проапгрейдить свой мозговой имплант.

В общем, приключений хватает на целую книгу. А то и две.

На днях на моем предплечье выступила колдовская татуха, набитая у Отщепенцев; с ее помощью можно гипнотизировать людей и даже животных. Это событие изрядно сдвинуло мне крышу. Я снова поверил, что Поганое поле — никакой не трип, а реальность. Что на самом деле я реально попал в какое-то иное измерение. Посетила идея, что именно мир Эры Золотого Тельца и есть иллюзия, а Поганое поле реально.

Но потом смутно вспомнилось, как я ходил с друзьями в тату-салон изрядно подшофе… татуировщик тоже был пьян… мы дурачились, и мне сделали эту идиотскую татушку в виде ромбовидного глаза. Позже я тату постарался убрать, но получилось из рук вон плохо.

Как бы то ни было, я сильно усомнился в собственной психической адекватности. Похоже, эксперимент Пономарева вывихнул мне извилины так сильно, что со временем я начну показывать кукиши воробьям…

Пономарев дешево отделался двумя косарями евро, закинутыми мне на счет; надо было вытрясти из него значительно больше. Я позвонил Димону, который тоже виновен в моих злоключениях, но у него был выключен телефон. Я смотался в НИИ имени Павлова, но дальше входа меня не пропустили и вежливо объяснили, что, во-первых, никакой доктор Пономарев у них не работает, а во-вторых, у них нет подземных этажей с лабораториями.

Тогда я сильно разозлился и захотел навешать люлей охраннику, но вовремя сдержался. Подумал, что все равно ничего не добьюсь. Зато меня за милую душу упекут за решетку, а то и в дурку положат. Дела в моей черепной коробке настолько грустные, что лишний раз привлекать внимание людей в целом и санитаров в частности не стоит.

Короче, я пришел к выводу, что проклятый Димон с доктором просто свели меня с ума. И смылись.

Мало того: НИИ вполне в курсе незаконных экспериментов Пономарева, но даже если я добьюсь какой-нибудь проверки (что само по себе крайне маловероятно), у них все будет тип-топ. А вот гражданин Олесь Панов, написавший заявление и спровоцировавший проверку, проявляет признаки шизофрении…

Оставалось думать над тем, как жить дальше.

То, что я допускал мысль о шизе, само по себе довольно неплохо. Значит, я еще не рехнулся до такой степени, чтобы относиться к себе и своим поступкам некритично. На улице на меня никто не оглядывается, да и не кажется мне, что на меня оглядываются. Нет ни паранойи, ни глюков…

Разве что сегодня приснился тяжелый сон.

Глядишь, все “само рассосется”. Мозги встанут на место, и жизнь пойдет своим чередом…

***

Я встал с постели, сходил в ванную, сделал зарядку в этаком стиле воркаут: отжимался стоя на руках и вытянув тело вертикально вверх; подтягивался поочередно на одной руке на дверном турнике, купленным с рук через интернет; приседал на одной ноге, навесив еще и дополнительный груз в виде рюкзака с разными тяжелыми предметами. Силушку в себе я чуял неимоверную, энергия так и рвалась из каждой поры. Раньше, насколько помню, такого не было. Наверное, свихнутый экспериментом мозг спровоцировал выброс гормонов, а те подстегнули развитие мускулатуры. Подобные эффекты могли кончится для здоровья плачевно, но меня это особо не колыхало: самочувствие в последние дни было просто восхитительным.

Я уже не пытался напряжением логики или воли выяснить, в трипе я по-прежнему пребываю или реальности. Дохлое это дело. Человек внутри иллюзии никогда не узнает, что он в иллюзии, если нет каких-нибудь багов системы. Нужно просто расслабиться и получать удовольствие. Точно так же, как в Поганом поле меня мало волновал глюк и жизнь до него, сейчас не беспокоили мысли о трипе. Единственным, что порой накатывало, была глухая тоска по Поганому полю… Кто бы мог подумать, что я буду скучать по Уродам и бесцельным скитаниям?

Закончив тренировку и изрядно вспотев, я сходил в душ, а выйдя, полюбовался на себя в зеркале.

С таким телом впору играть супергероя в Голливуде или снимать ролики про саморазвитие. Мускулы так и играли, живот разделился на квадратики, грудь выпирала, а руки словно стянули стальные канаты.

Кстати, это был неплохой вариант заработка — создать курс по воркауту или просто выпускать ролики на разных платформах о моих бешеных тренировках. Уверен, появилось бы множество подписчиков, а с ними и деньжата — от продажи курса и той же рекламы. Но я подозревал, что мало кому удались бы такие тренировки; разве что очень подготовленным турникменам, у которых мускулатура уже есть. И вообще, не тянуло меня выставлять себя напоказ и привлекать излишнее внимание. Все же я не совсем психически и физически нормальный человек…

Усы, борода и волосы немного отросли, но им еще далеко было до того состояния, к которому я пришел в трипе. Правда, на мгновение почудилось, что у меня заплетенная в косичку борода и косы за спиной, а лицо и туловище покрыты причудливыми татуировками — но только на мгновение. Я проморгался и увидел себя обычного.

Да, не все ладно с моей головушкой…

Я пожарил восемь яиц, нарезал колбасы и хлеба, заварил кофе и быстро все это заточил. Потом оделся и пошел гулять по городу без особой цели.

В последнее время так проходили мои дни. Я шлялся без дела до обеда, а после перекусывал в какой-нибудь недорогой кафешке. Иногда подолгу бродил в том самом ТРЦ, где встретил мальчишку, похожего на Витьку. Больше я его, кстати, не встречал.

Иногда пытался колдовать с помощью Знака Глаза Урода — тату на предплечье, — но ничего не получалось. На всякий случай нарисовал несколько Знаков Морока на стикерах, которые носил в портмоне, но толку от них не было никакого.

В этот раз в ТРЦ я очутился раньше обычного — часам к одиннадцати. Ноги, как говорится, сами привели.

Народу было сравнительно маловато — еще слишком рано для наплыва посетителей. Я немного побродил вдоль ряда бутиков, порой натыкаясь на взгляды заочно знакомых продавцов и охранников. Потом уселся за столик и заказал кофе со сливками.

Столик находился у хромированных перил, за которыми открывался вид на вестибюль на первом этаже и два эскалатора. Я потягивал кофе и посматривал по сторонам.

Кого-то надеялся увидеть?

А черт его знает!

В какой-то момент в глаз попала ресница, и я заморгал. В поле зрения появились и тут же пропали знакомые иконки допартов.

Я выпрямился, задрожав с головы до ног. Это были те самые допарты, которые я насобирал в Поганом поле. Знак Урода, Знак Морока, Знак Дольмена и Знак связи с умботом Ивой.

— Ива? — позвал я негромко. — Ты меня слышишь?

На долю секунды возникла уверенность, что сейчас Ива мне ответит, но никто не ответил.

Что это? Шиза крепчает? Или все-таки Поганое поле — не трип, равно как и Эра Тельца — не глюк?

От мучительно-лихорадочных размышлений заломило в висках. Я зажмурился, открыл глаза и встретил пристальный взгляд Витьки, стоящего напротив.

***

Я заморгал — выглядел при этом, должно быть, совершенно по-идиотски.

Безумие — это не когда ты его признаешь или отрицаешь. Настоящее мучительное безумие — это когда ты никак не поймешь, свихнулся ты или нет.

— Привет, — сказал я, не слыша себя.

— Откуда я вас знаю? — уверенно спросил Витька.

Он был одет в обычные молодежные шмотки, но шмотки эти явно купили не где попало, а в крутых брендовых бутиках. И живописно взлохмаченные волосы казались сейчас результатом работы стилиста. Витька, несмотря на худощавое телосложение, создавал впечатление пресыщенного сынка очень состоятельных родителей; этакий “золотой ребенок”.

Глядел он на меня сверху вниз, прищурившись и скривив губы, будто я чем-то сильно ему досадил.

— Как тебя зовут? — вместо ответа спросил я.

Пацан помолчал, раздумывая, отвечать или нет, и если отвечать, то что именно. Наконец спокойно сказал:

— Виктор. А что? Мы знакомы?

— Смольянинов? — уточнил я.

На сей раз лицо Витьки дрогнуло. Наверное, я и сам взволновался.

Не может ведь быть столько совпадений!

— Слушай, откуда ты меня знаешь? — чуть ли не просительно протянул Витька, переходя на “ты”. — И я откуда тебя знаю?

— Я… — начал я.

Трудно объяснить в двух словах все, что со мной — нет, с нами! — случилось. А еще труднее подвести под рассказанное хоть какое-то рациональное обоснование.

Что-то произошло. Видимо, ткань реальности треснула, и я начал проваливаться в прореху. Не все так просто, как представлялось поначалу. Я не сошел с ума, Поганое поле не трип, а Эра Тельца не глюк. Кажется, оба мира реальны, пропади они пропадом! А умерший в одном мире мальчишка жив-здоров в другом.

— Что тут такое, Виктор? — раздался позади меня голос.

Я повернулся. За мной стоял мужик лет сорока, крупный, широкоплечий, с бульдожьей физиономией. На Витьку совсем не похож.

Витька раздраженно сказал ему:

— Матвей, я же просил тебя подождать в машине!

— Твой отец просил приглядывать, — оправдывался Матвей, который был, насколько я понял, личным водителем Витьки. — А ты каждый день сюда приходишь, ничего не покупаешь…

Он подозрительно оглядел меня.

— Этот тип тебе что-то продает? — невежливо осведомился Матвей у Витьки, имея в виду меня.

— Ничего он мне не продает. Иди в машину. Ну?!

Последнее резкое “Ну?!” сработало. Матвей посмотрел на мальчика, потом на меня, поиграл желваками и, развернувшись, удалился.

Наверное, ему было очень скучно, раз он нарывался на скандал или драку посреди ТРЦ. Или это был обычный стиль поведения, от которого его пока что никто не отучил.

Мне даже было бы интересно с ним побороться. Пожалуй, при желании я мог бы зашвырнуть этого двуногого бульдога за перила. Но это ничем хорошим не кончилось бы.

— Щас отцу позвонит и настучит, — скривился Витька. — Лан, я пойду… — Но не тронулся с места. — Тебя ведь Олесем зовут?

— Олесь Панов собственной персоной, — сказал я.

У Витьки перехватило дыхание.

— Я тебя видел во сне, — признался он шепотом, предварительно оглядевшись. — Много раз… Один и тот же сон… Мы ехали в какой-то машине дурацкой…

— Наш мусоровоз не дурацкая машина, — перебил я. И тут же сник. — Она взорвалась…

— Как это случилось? — заинтересовался пацан и подсел ко мне.

Наша беседа начинала смахивать на диалог двух пациентов дурдома. Но я, несмотря на это, испытал сильный душевный подъем. Он помнит!

— Решетников предал нас… подсунул батарею, которая оказалась на самом деле бомбой.

Витька наморщил лоб, стараясь вспомнить.

— Вот старый хрыч, — вырвалось у него.

— Так ты помнишь, что он старый? Я ведь не говорил про его возраст!

Я подпрыгивал на стуле, не в силах усидеть. Мимо проходили немногочисленные люди, но не обращали на нас внимания.

— Помню старика… Он изобретал разную фигню…

— Верно!

— Подожди, — сказал Витька, — так нам обоим один и тот же сон снился? Общий на двоих типа? Мы с тобой телепатические близнецы?

— Не все так просто. Я и сам до сих пор не пойму. В том мире, который ты считаешь сном, ты погиб, Витька. И попал сюда. Потом, кажется, и я взорвался вместе с мусоровозом и тоже…

— …попал сюда, — договорил за меня Витька. Теперь, перестав кривить губы и брезгливо морщиться, он стал больше похож на себя прежнего. — Может быть, мы реинкарнировали из другого измерения?

— Как это?

— Ну, эти тела — вроде аватаров. А мы как призраки, мотаемся туда-сюда.

— А почему тогда наши аватары похожи друг на друга, хотя из разных миров?

Витька почесал затылок.

— Вот этого не пойму. — Он заглянул за перила вниз, в сторону стеклянных автоматических дверей. — Ладно, пойду, а то Матвей кипиш поднимет на пустом месте. Давай, я запишу твой номер. Созвонимся и обсудим все в спокойной обстановке.

Последнюю фразу он явно повторял за кем-то — скорее всего, за отцом, богатым и деловым человеком, который часто созванивается и обсуждает дела в спокойной обстановке.

Записав на свой айфон мой номер, Витька сказал, поднявшись:

— Кстати, моя фамилия не Смольянинов, а Резчиков. Смольянинов — фамилия моего биологического отца. А я живу с матерью и отчимом. Хотя зачем я тебе это рассказываю? Ну все, пока!

И, не дожидаясь реакции, побежал к эскалатору, движущемуся вниз.

Я остался сидеть на месте и переваривать.

Значит, его мать разошлась со Смольяниновым и вышла замуж за другого. Теперь живет и, видно, как сыр в масле катается.

Помниться, “оригинальные” Смольяниновы из 37-го Посада вечно лаялись, ненавидя друг друга. Но продолжали жить вместе, потому что таков закон Вечной Сиберии. Браки, заключенные в этом государстве, тоже, судя по всему, вечные. Смольяниновых насильно поженил Администратор, потому что они сами так и не выбрали партнера, достигнув определенного брачного возраста.

Они были несчастны, как несчастны все пары, что поженились не по любви.

В нашем же мире мать Витьки просто-напросто развелась и вышла замуж снова. Не знаю, насколько она счастлива, но совершенно точно не страдает от бедности.

С некоторым запозданием я подумал, что надо было самому взять номер пацана. Придется ждать звонка, а я ненавижу ждать — как и все люди, вероятно. Витька уже вихрем унесся за стеклянные двери, сел в тачку и уехал. Я посидел некоторое время, изо всех сил пытаясь переварить новую инфу, и, когда ничего путного не вышло, расплатился картой и ушел.

***

Вопреки ожиданиям Витька особо ждать не заставил — позвонил на второй день, ближе к вечеру.

— Алло, привет, это я, Виктор, — отрекомендовался он.

— Да, привет! — подскочил я на месте.

— Надо встретиться, — деловито сообщил пацан. — Возле того ТРЦ, где мы разговаривали, есть аллея, которая ведет…

— Знаю-знаю!

— Вот там тогда. Через полчаса, идет?

— Идет.

Витька, не тратя больше времени, положил трубку. Я записал его номер и, одевшись, вышел из дома.

Упомянутая аллея располагалась неподалеку от моего жилища. Там много скамеек, фонарей в стиле ретро, ларьков с мороженым, газировками и всяческим фастфудом. Я часто туда приходил…

Я сидел на скамейке и праздно глядел на такую же праздную публику, когда появился Витька. Он не опоздал — явился в точности через полчаса после звонка. Никак влияние делового отчима дает о себе знать.

Он сел рядом и без предисловий начал:

— В тех снах… где мы с тобой ездим на мусоровозе… я постоянно вижу какие-то огромные камни, которые кто-то поставил друг на дружку.

— Дольмен, — кивнул я.

— Что это за фигня?

— В том мире это что-то вроде врат в другое измерение. Я и сам толком не знаю.

— Почему они мне снятся чаще всего остального?

Я замялся, но потом все же признался:

— Потому, наверное, что я тебя похоронил возле одного такого дольмена.

Витька подумал, покусал губы, сам себе кивнул:

— Понятно. Крипово, конечно, но логика прослеживается. Эти камни… дольмен… врата в мир мертвых. Вопрос только в том, где этот мир мертвых — там или здесь?

— В смысле, здесь? — удивился я.

— Ты фильмы ужасов не смотришь? — в свою очередь изумился Витька. — Есть гипотеза, что наш мир, вот этот, — он обвел аллею рукой, — лимб. Потусторонний мир, а мы все — призраки прошлого, которые никак не поверят в то, что умерли. А то и самый натуральный ад.

Рядом оглушительно завопили чьи-то детки, подравшиеся из-за мороженого.

— Слишком шумные призраки, надо сказать, — поджал я губы.

— Это нам просто кажется. Ты в курсе, что мозг не различает реальность и вымысел? Он ведь сидит в темной и глухой черепной коробке и получает сигналы через нервные окончания. А на самом деле вообще не вдупляет, что творится за пределами лобной кости.

Я улыбнулся.

— Да, мне уже об этом говорили.

— Кто?

— Ива. Искусственный интеллект из Республике Росс.

Витька кивнул с таким видом, будто все сразу понял. Хотя он никак не мог знать умбота Иву — потому как умер задолго до моей встречи с ней.

— Расскажи по порядку, — сказал он. — Про все, что знаешь. Только сильно не увлекайся, у меня мало времени.

Я выполнил его просьбу, уместив рассказ в десять минут.

Еще минуту Витька сосредоточенно размышлял, глядя в пустоту перед собой и качая ногой, закинутой на другую. Кроссовки у него тоже были крутые, как и весь остальной прикид.

— Короче, я тут продумал все гипотезы насчет нашего общего сновидения… — заговорил он. — То есть… как бы это назвать?..

— Трип, — подсказал я.

— Пусть будет трип. Короче, гипотеза первая: мы телепаты и как-то сподобились зацепиться умами. Создать замкнутый контур. Непонятно, почему способности появились только сейчас, и почему трип именно о Поганом поле, а не чем-нибудь другом. Гипотеза вторая: мы одновременно свихнулись под воздействием какого-нибудь засекреченного препарата…

— На мне провели опыт, а с тобой-то что сотворили?

— Ничего, — отрывисто ответил он. Все же новый Витька отличался от старого. Был куда лаконичнее, деловитее и собраннее. — Я не помню. Возможно, мне стерли память.

— Ты киношек насмотрелся, — хмыкнул я. — Слишком много допущений. Нас объединяет не эксперимент, а Поганое поле.

— Сейчас это неважно, — отрезал пацан. — Гипотеза третья: оба мира реальны, и мы перемещаемся туда-сюда, но не телами, а… типа душой. Или психической матрицей сознания.

— А ты начитанный, — одобрил я.

— Подписан на канал в Телеге про реинкарнацию, — хмыкнул он. — И на пару ютуб-каналов на тему нейрофизиологии. Гипотеза четвертая: один из миров нереальный, а другой — реальный.

— Какой именно?

— Не имеет значения. По этой гипотезе наш мир и может быть лимбом, понимаешь?

— Или тот, — добавил я. — Если во время того эксперимента я умер, то попал в Поганое поле, как призрак, не понимающий, что он призрак… Блин! Ну бред же!

— Бред — это то, что не вписывается в узкие рамки человеческого мировосприятия, — сказал Витька. — И чем человек тупее, тем эти рамки у́же. Поэтому для тупицы очень многие вещи — бред. А на самом деле это может быть вовсе не бредом. Если ты умер во время эксперимента и попал в Поганое поле, то как потом вернулся? И я что-то не припоминаю ни одного случая, когда мог бы откинуть концы.

Я хотел что-то ответить, но в итоге запутался во всех этих предположениях о реальных и нереальных мирах.

— Гипотеза пятая, — продолжил Витька, когда я так и не выдавил ни слова, — оба мира нереальны, и найти ens realissimum, наиреальнейшую вселенную, бессмысленно.

— Такое тоже возможно? — устало осведомился я. Разговор начинал утомлять. Бесполезные умствования…

— Еще как! Согласно индийской традиции мы все живем в мире иллюзий — Сансаре. А в Сансаре миллиарды миров.

— И все нереальные?

— В какой-то мере да. Гипотеза шестая…

— Ладно, хватит с меня гипотез, — перебил я. — Это все сплошная философия. Пользы от нее ноль. Что делать-то будем?

Витька внимательно заглянул мне в глаза. Он был очень серьезен.

— Ты можешь вообще ничего не делать, Олесь. Живи себе дальше, а Поганое поле вспоминай, как длинный и интересный сон. Книжку напиши и в интернете опубликуй — там такое любят. Глядишь, прославишься.

Я проигнорировал насмешливый подтекст его слов, хотя говорил он спокойно, без ехидства. Подумав, я сказал:

— Я хочу вернуться туда. В Поганое поле.

— Даже если оно нереальное?

— Даже если. Я-то не уверен, что этот самый мир реален… так что терять нечего. И раз уж нужно выбирать, то там мне будет лучше.

— Правильная позиция, — одобрил Витька. — Вот и я хочу разобраться…

— И как ты будешь разбираться? Дальше строить гипотезы?

На сей раз пришла очередь Витьки пропускать мимо ушей шпильку.

— В детстве я жил в деревне, — сказал он. — Неподалеку от города. У бабушки и дедушки там дом. Правда, бабушка умерла, так что там живет один дедушка… Так вот, возле той деревни в лесу есть этот самый… дольмен. А вокруг него кто-то выложил круг из камней поменьше.

— Ведьмин круг? — оживился я.

— Получается, да. Когда ты рассказал, где меня… э-э-э… похоронил, я сразу вспомнил про тот дольмен. А до нашей встречи думал, что он мне и снится. Нам надо туда съездить и…

— …переночевать в нем? — догадался я.

— Именно. Надеюсь, сработает.

Витька проводил взглядом пару девочек его возраста. Они оглянулись, наткнулись на его взгляд и дружно захихикали. Витька покусал губы, взгляд его расфокусировался. Я понял, что он едва заметил этих девчушек, усиленно размышляя.

— Да, — сказал он, отвечая на собственный мысленный вопрос, — придется сделать так…

— Сделать как?

— Сбежать из дома. С тобой. Мать и отчим меня одного не отпустят. Если я скажу, что хочу навестить деда, отчим велит Матвею отвезти меня. А с ним никакой ночевки в Ведьмином круге не получится.

— А с дедом получится?

— А он немного не в себе, — отмахнулся Витька и впервые за все время нашей встречи улыбнулся. — Забудет, что я приехал, через несколько минут. А его горничной наплевать на то, чем мы будем в лесу заниматься.

— У него и горничная есть?

— Да, отчим нанял одну тетку ухаживать за дедом.

— Если ты сбежишь из дома со мной, меня обвинят в киднеппинге. А это серьезная статья.

— Статья будет, если заявление написать, — парировал грамотный Витька. — А я постараюсь, чтобы не написали… Да и вообще, если мы вернемся в Поганое поле, это будет неважно.

Повисла пауза. Солнце зашло за крыши высоток на западе, на аллею легла тень, дневная жара спала. Гуляющих стало еще больше.

Я повернулся к Витьке и некоторое время наблюдал его профиль.

— Ты тоже хочешь вернуться? — наконец тихо спросил я.

— Для меня тот мир как сон, — ответил он. — Но если он реален, я хочу туда. — Он воодушевился и в кои-то веки стал соответствовать своему возрасту. — Это же охренительный шанс доказать, что мир не такой скучный и унылый, как думает большинство! Вероятно, мы докажем реинкарнацию, множественность вселенных и еще неизвестно сколько всего. И я ни за что не упущу такой шанс, Олесь!

Это азарт передался мне.

— Ну так поехали прямо сейчас. Сядем в автобус, или я возьму тачку в аренду и…

— Куда это ты собрался увозить моего подопечного? — проговорил кто-то над нами.

Я поднял голову.

Перед нами, уперев руки в боки, стоял Матвей.

Витька полувозмущенно-полуудивленно воскликнул:

— Ты как меня нашел?

— Я профессионал, — сказал Матвей, надувшись от гордости.

— Какую-то прогу на мой телефон установил? — нахмурился Витька.

— Ага! — радостно ответил Матвей. — Но не я, а твои родители. Для твоей же безопасности. Чтобы, если с тобой свяжется такой проходимец, как вот этот гражданин…

Он посмотрел, сощурившись, на меня.

А у меня внезапно кончилось терпение. Я вообще по жизни человек гневливый и вспыльчивый. Сначала бью в табло, а потом разговариваю. А тут столько всего навалилось на мою бедную головушку, что ни о каком здравом смысле и речи не шло. Я встал со скамейки и оказался на полголовы выше этого грубого водителя-няньки.

— Ты кого назвал проходимцем? А? — рявкнул я.

— Спокойно, — протянул Матвей, не отступив передо мной ни на шаг. — У тебя и так проблемы, так что не усугубляй…

— Ты. Кого. Назвал. Проходимцем? — чеканил я, толкая его при каждом слове ладонью в грудь.

От каждого неслабого тычка Матвей отшатывался, а лицо его вытягивалось в гримасе злобы и испуга. Весил он с центнер, и легкость, с какой я отпихивал его к противоположному краю аллеи, водителя-телохранителя наверняка впечатлила.

Очутившись у самого бордюра, он попытался сопротивляться — резко отпихнул мою руку и попытался ударить кулаком в челюсть.

Я уклонился и во время реверсивного движения туловищем врезал ему под ребра.

Матвей издал всхлип и согнулся вдвое, но я не дал ему сложиться, схватив одной рукой за горло, а другой — за ремень под пузом.

Рядом кто-то испуганно вскрикнул, но я, не обращая на прохожих внимания, поднял Матвея, как соломенное чучело, и швырнул на клумбу. Он бухнулся, как мешок с песком. Снова кто-то вскрикнул, и я обернулся. Неподалеку стояли, закрывая рты ладонями, давешние малолетние смешливые красавицы, строившие глазки Витьке.

— Фигасе, — проговорила одна из них, глядя на меня округлившимися глазами.

Витька вскочил со скамейки и встал рядом со мной. По всей видимости, никакого сострадания к Матвею он не испытывал. Скорее, наоборот. Он с улыбкой следил за попытками Матвея подняться на ноги.

Наконец, — далеко не с первого раза, — водителю это удалось. Он весь перемазался в глине, а на брюках налипли лепестки хризантем. Клумбу он раскурочил знатно — здесь будто свинья с поросятами отдыхала. К тому времени мой гнев иссяк, но и у Матвея начисто пропало желание драться. Косясь на меня и спотыкаясь, он пошел в обход меня в сторону выхода из аллеи.

— Поедет предкам жаловаться, — прошептал Витька.

Я и сам это понимал. Вдоль аллеи на каждом столбе и дереве висят камеры. Нашу маленькую возню стопроцентно засняли и записали в память компьютеров. На этом видео ясно видно, что я первым начал пихаться, а потом надумал сделать жим штанги стоя, причем вместо штанги использовал живого человека.

А еще чуть позже похитил ребенка.

Прежде чем сообразить, что делаю, я выставил вперед тыльную сторону предплечья (на мне была рубашка с короткими рукавами) со Знаком Урода и приказал:

— Ко мне!

Не знаю, на что я рассчитывал. Знак в этом мире не работал — я сто раз проверял. Наверное, сработали рефлексы.

Но на сто первый раз Знак сработал, удивив в первую очередь меня самого.

Матвей словно споткнулся о воздух, остановился, затем развернулся ко мне и повлекся вперед походкой ходячего мертвеца.

Девчушки к тому моменту зашагали дальше, решив, что инцидент исчерпан, а другие прогуливающиеся были далековато. Так что никто не заметил моего “гипноза”.

Матвей остановился прямо передо мной и вытянулся по стойке “смирно”. Перепачканная рожа утратила осмысленное выражение.

Мое сердце пропустило удар, а потом застучало с удвоенной силой.

Знак работает! Волшба работает! Я снова ведун, хоть и не в Поганом поле!

— Где твоя тачка? — спросил я.

— Это не его тачка, — сразу же встрял Витька, который, казалось, ничуть не удивился моим сверхъестественным навыкам.

— Короче, где тачка, Матвей?

— Там, — показал он пальцем.

— Пошли, — велел я. — Повезешь нас за город.

— Ого! Круто! — обрадовался Витька, снова ведя себя соответственно возрасту. — Прямо сейчас поедем?

— Предлагаешь подождать конца летних каникул, чтобы школу прогулять?

— Неплохая идея. Но — нет. Погнали, ведун Олесь!