До Князьграда мы в тот день не доехали. Не успели — наступил вечер. Остановились на ночевку на берегу небольшой реки с заросшими берегами, у которой мы когда-то с Витькой обедали во время первого путешествия на юг.
Пока ехали, Витька разговорился с Ивой в новом теле, сидел всю дорогу задом наперед — на заднем сидении устроилась Ива, вежливая, приветливая, невероятно эрудированная по самым разным вопросам. В ней Витька нашел идеального собеседника, с которым можно обсудить самые неожиданные темы.
Сначала Витька выяснил, что из себя представляет биобот и какими опциями обладает. Оказалось, биобот умеет все, что обычный человек “и немного больше”. Физическая сила биобота выше, чем у простого Хомо сапиенса, но не намного. Биобот видит в темноте и в ультрафиолете, улавливает радиоактивное излучение, слышит ультра- и инфразвук, чувствует малейшие изменения температуры и прочих факторов внешней среды. Батареи внутри биобота хватит на много лет вперед, так что розетка для подзарядки не нужна.
Я спросил, чувствует ли она Знаки, но она ответила, что нет. Волшба ей недоступна. Также она ничего не знает о Едином.
Тут разговор перекинулся на Единого и виртуальные вселенные, в частности Скучный мир. Ива рассказала о достижениях россов в сфере виртуальной реальности — они были впечатляющими. Человеческий мозг не в состоянии отличить реальность от иллюзии, но имелись кое-какие лайфхаки для того, чтобы выяснить, в реальности ты или иллюзии. Со временем наука Республики Росс научилась генерировать такую иллюзию, что ее не хакнули бы даже самые великие “взламыватели реальности”.
Витька, конечно же, полюбопытствовал, реально ли Поганое поле.
— Я думаю, что да, — откликнулась Ива. — Но при этом понимаю, что есть риск ошибиться.
— То есть мы по-прежнему можем находиться в иллюзии? — разочарованно сказал Витька.
— Увы, — улыбнулась Ива.
— Блин, как жить после этого?
— Как обычно, — ворчливо сказал я. — Поменьше думать о разных заоблачных философиях. Крепче спать будешь.
Я поймал себя на том, что немножко ревную Иву к Витьке. Долгое время Ива была в моем единоличном владении, а тут пацан стремительно перетянул на себя одеяло. Иву в эльфийском обличье на экране интерфейса я не воспринимал, как живого человека, но сейчас ситуация изменилась. Ива не стала живее, переселившись в биобота, но ее материальность и невероятная сексуальная красота оказывали сильное впечатление.
Она все еще сидела в драном халатике, хотя рядом с ней лежал баул со шмотками, которые раздобыл заботливый Володя Решетников. Наличие или отсутствие одежды и ее качество Иву, судя по всему, совершенно не парило. Но когда мы остановились на ночевку у реки, она вышла из машины вместе со мной и Витькой и принялась извлекать одежду из баула.
Глупо и неестественно испытывать смущение в присутствии искусственного интеллекта в искусственном теле, но мы с Витькой оба его испытали. Молча отошли к заросшим травой и рогозом берегу и принялись задумчиво глядеть на поверхность струящейся воды, пока Ива переодевалась. Я уже лицезрел обнаженное тело биобота, но мельком, в полумраке и без подробностей. Заныли шейные мускулы от желания обернуться и поглядеть, как Ива переодевается, — у меня сто лет не было женщины, и мысли постоянно крутились вокруг одной и той же темы.
Я признался себе, что такого сильного влечения не было бы, если б речь шла о Наташе — глупом голосовом помощнике. Но умная Ива в теле биобота — это совсем другое дело…
Что касается самого феномена влечения к неживой кукле, то я в этом ничего патологического не видел. Влечет же мужчин к фотографиям моделей, которые в настоящее время постарели, подурнели, а то и благополучно умерли? Создают ведь влечение видеоролики, которые по сути есть набор битов, байтов и пикселей на экране? А миллионы озабоченных мужиков (и не только мужиков) смотрят эротические мультики с персонажами, которых не существует в природе.
И самое крутое во всем этом то, что никакой вины перед Кирой я не ощущал. Ведь Ива — робот…
Хотя нет, одернул я себя, некоторая вина присутствует. Но я не виноват. Виноваты гормоны, которых у меня больше нужного из-за допарта дольмена. А ревновать меня к Иве все равно, что ревновать к скульптуре — хотя и такое в человеческой истории случалось.
Ива не заставила меня мучиться дольше необходимого — переоделась очень быстро и подошла к нам.
— У тебя кровь на рукаве, Олесь, — заметила она. — Постирать?
Мы с Витькой одновременно оглядели ее с ног до головы тем же беспардонным взглядом, каким недавно угостила меня Аня.
Новый прикид впечатлял простотой и изяществом: голубой (но не джинсовый) комбинезон с короткими шортами, белая футболка и шнурованные ботинки на высокой подошве. Этакий полуспортивный, полутинейджерский стиль. Иве прикид шел — но я подозревал, что на такой фигуре хорошо смотрится вообще все, что угодно, даже мешок с тремя дырками. Я вынужден был переменить мнение об “или платье, или ничего”. Обошлось без платьиц и костюмов школьниц из секс-шопа, которых можно было ожидать от чокнутого Решетникова и которые в Поганом поле смотрелись бы дико.
— Серьезно? — усмехнулся я. — Будешь выполнять навязанные патриархатом “женские” обязанности?
— Мне просто интересно осваивать это тело, — призналась Ива. — Я никогда не была в Поганом поле во плоти… И не занималась такими делами, как стирка и разведение костра. Это будет любопытный опыт.
— А ты не заржавеешь от воды? — хихикнул Витька.
— Я водоустойчива, — с наивной радостью сообщила Ива.
Я пожал плечами, снял рубаху и протянул Иве. Опять возникла щекотливая ситуация, и Витька ехидно заулыбался, но Ива с интересом схватила рубашку, не обратив внимания на мой богатырский стан.
— Нужен порошок или мыло, — сказала она, неизвестно к кому обращаясь. — И емкость. В машине есть тазик, я помню!
Она с энтузиазмом кинулась к багажнику.
— Она всегда такая? — спросил меня Витька.
— Какая?
— Прикольная. И милая.
— Немного изменилась, кажется. Новое тело ее изменило. Разве тело может менять разум?
— Бытие определяет сознание, — провозгласил Витька. — А сознание — бытие. Любой софт зависит от “железа”, верно? Кстати, насчет твоих вспышек ярости. Я хотел тебя научить практике осознанности. Телесная практика, которая повлияет на твой ум. Говорят, здорово помогает даже полным психам.
— Спасибо, это про меня.
— Будешь заниматься этой практикой каждый вечер перед сном. И не вздумай отлынивать!
— Слушаюсь, Ваше Величество, — насмешливо поклонился я.
***
Мы поставили палатку, развели бездымный костерок и поужинали. То есть ужинали, разумеется, лишь мы с Витькой, а Ива сидела с поджатыми ногами, как японка, сложив руки на коленях и улыбаясь. Я заметил у нее на запястье фенечку из зеленых камушков, которая нашлась в бауле. Зачем Ива ее надела? Чтобы быть совсем как человек?
Солнце садилось за стену леса на западе, моя выстиранная рубашка вяло трепетала на слабом ветру на веревке между палаткой и машиной, а я был в другой рубашке — из запасов, выделенных нам Головановым.
— Победа над гневом, — начал лекцию Витька, сидевший со скрещенными ногами на сложенном в несколько раз одеяле, — это контроль над гневом. Вообще, любая победа, в том числе военная, — это контроль, а не истребление. А для контроля надо противника изучить полностью. Что такое гнев?
— Эмоция, — лениво ответил я.
У меня не было особого воодушевления по поводу этой неожиданной лекции со стороны пятнадцатилетнего шкета, но и ничего против я пока не имел. Витька — человек умный и мой друг. Мы с ним идеально совместимы, он не вызывает у меня ни малейшего раздражения и прочих негативных эмоций. Я его в некотором смысле уважаю. А после смерти и возрождения он, если можно так выразиться, проапгрейдился — стал намного деловитее, умнее, дальновиднее.
— Не просто эмоция, а рептильный реликт, — поправил Витька. — Проявление древнейшего инстинкта выживания: бей или беги. И он существует, как и все инстинкты, в настоящем времени.
— И что это значит?
— То, что “убедить” себя не гневаться в будущем сейчас, когда ты спокоен, невозможно. Сейчас можно сколь угодно долго размышлять о том, как гнев вреден, и нелогичен, и разрушителен, и вообще — фу. Сейчас в тебе нет гнева. А когда есть гнев, нет здравомыслия.
Ива добавила:
— Личность — это просто череда разных ментальных и эмоциональных состояний, в ней нет постоянного “ядра”.
— Сегодня я не такой, как вчера? — ухмыльнулся я.
— Ага! — сказал Витька. — Точняк! Каждый день, час, минуту наше внутреннее состояние меняется. Олесь умиротворенный и Олесь гневный — это две разные личности.
— Да ну на фиг, — рявкнул я, — сколько еще во мне личностей?
— На одну меньше, — сказала Ива. — С некоторых пор.
Витька сморщил нос.
— Я не об этом. А об относительности самого понятия “личность”. Личность, наше “я” — это динамический процесс, а не неизменная субстанция.
— Все это безумно интересно, — сказал я, — но какая мне от этого польза?
— Польза в том, что отныне ты будешь действовать грамотно. Олесь миролюбивый не будет бороться с Олесем гневным, закономерно проигрывать ему и сожалеть потом. С твоей гневной ипостасью должна бороться твоя же гневная ипостась и никто иной.
Я попытался вспомнить, что чувствовал, когда разбивал башку Админа. Бешеная, лютая ярость, настоящее безумие без тормозов, моральных запретов, мыслей о будущем и последствиях…
Я сорвал травинку и поковырял в зубах, чтобы скрыть дискомфорт.
— Предлагаешь тушить пожар огнем?
— Такая практика тоже применяется — и в пожаротушении, и психопрактиках.
Я поглядел на Витьку и сдержал язвительную подначку. Пацан был абсолютно уверен в себе и том, о чем вещает. И его уверенность передавалась мне, заражала меня против воли, от Витьки словно волны энергии шли.
— Бороться с гневом нужно в момент гнева, — вдохновенно вещал Витька. — А для этого научиться очень тонко воспринимать ощущения в теле. Гнев — это тоже не субстанция, а динамический процесс, который имеет начало, середину и конец. И состоит он из компонентов. Один компонент — ментальный, другой — эмоциональный, третий — тактильный. Обычно на уровне тактильности гнев ощущается, как жар, тепло, покалывание…
— Скорее, адова печка, — вставил я.
— Поэтому некоторые восточные религии приравнивают состояние гнева к пребыванию в огненных адах.
— Четкое сравнение!
— Каждый вечер ты должен как минимум полчаса медитировать на ощущения в теле. Особенно на ощущения жара, тепла или холода — то есть на элемент огня.
— И сколько мне медитировать, чтобы перестать психовать?
— Зависит от твоей кармы. Если все запущено, то долго.
— Ну, это неинтересно!
— Никто не обещал легких путей, — сказал Витька. — Тебе, Олесь, психотренинг прямо-таки показан. Или ты обретешь контроль над гневом, или он — над тобой. И если ты проиграешь гневу, однажды сделаешь то, о чем будешь жалеть всю жизнь…
Последнюю фразу он произнес медленно, тягуче, низким, грубым и чужим голосом. В наступающих сумерках его взгляд показался мне отчужденным, обращенным внутрь себя.
Я привстал.
— Витька?
Мой магический радар, третье око, чутье — все это молчало. Я не чуял ничего постороннего и враждебного.
Витька молчал, глядя прямо перед собой. И побледнел.
Ива смотрела на него, не меняя позы и вообще не шевелясь, но я понимал, что она готова взорваться множеством действий в любое мгновение.
— У него снова видения, — сказал я Иве, хотя та и так это знала не хуже меня.
И правда: спустя пару секунд Витька очнулся, захлопал ресницами, потер лоб.
— Что ты видел? — спросил я.
— А?
— Трупы, кровища и знамя с пятизубым Знаком?
— И это тоже, — рассеянно сказал Витька. — Я видел войну… Все Поганое поле в огне… Северный ветер столкнется с южной тьмой…
— Что за поэзия? Витька, а поконкретнее?
Но в отличие от предыдущих случаев с видениями Витька никак не выходил из ступора.
— Руки в крови, — бормотал он. — Смерть всюду… Северный ветер…
— Ты про северян на драккарах? — догадался я.
Витька наконец взглянул на меня.
— Это разведотряд… Будут еще легионы…
— Чего им надо?
— Они ищут, — начал Витька, но осекся. Лицо его окончательно прояснилось, взгляд стал осмысленным. — Блин, мысль потерялась!.. Только что один инсайт за другим следовал, прямо откровение за откровением, и вдруг — раз! И все. Пусто.
Он зажмурился, напрягся, но ничего не вышло. Я его понимал, как ни странно. Это как пытаться снова увидеть вчерашний сон.
— Не напрягайся, — посоветовал я. — Расслабься. Ляжем, пожалуй, спать, завтра рано вставать.
***
Световая гирлянда у нас была, но не было бесконечной батареи, поэтому я ограничился ведьмиными мешочками и собственным недоустановленным Знаком Вечной Сиберии. Я пока не представлял, как он действует на погань, но надеялся на его эффективность.
Перед сном пытался релаксировать по методу Витьки — на стихию огня, — но мысли путались, а потом я уснул как убитый. Ива осталась сторожить — сон ей не требовался.
Глубокой ночью я один раз встал по малой нужде. В бархатном звездном небе светила почти полная луна. Заросли на берегах в ее свете были пятнами черноты, а вода в реке загадочно мерцала. Ива куда-то пропала, но вскоре я ее увидел в реке, молча стоявшую по пояс в воде спиной ко мне, обнаженную. Пышные волосы падали на спину, и она смахивала на сказочную мафку-утопленницу.
“Изучает свое новое тело и новые ощущения”, — подумал я, любуясь изгибами тонкой талии, переходящими в очертания крутых бедер.
Я немного нашумел, но Ива не обернулась, и это меня насторожило. Не отключилась она, часом? Хорош сторож!
— Ива? — негромко позвал я.
— Да, Олесь? — тут же отозвалась умбот.
Но голос раздался откуда-то сзади. Я резко обернулся, автоматически потянувшись к “гришану” на поясе. Увидел Иву, приближающуюся со стороны пригорка, одетую в комбинезон и футболку.
Я снова посмотрел на мафку в реке — она никуда не исчезла. Обернувшись на нас, улыбнулась широко. Глаза у нее были как черные дыры в черепе, а от лица будто отвалились куски, и в отверстиях зияла чернота. Мафка была похожа на Киру — и не похожа.
Я уже встречал это существо. Или другое, из того же племени Пустых.
— Вот черт! — вырвалось у меня. — Ива! Борис где-то рядом!
Я напряг третье око до предела, но никого живого не почуял. Даже саму Иву воспринимал не как чувствующее существо, а часть пейзажа. Ни Бориса, ни его безликого дружка поблизости не было, если верить моему чутью.
— Еще встретимся, ведун, — долетел до меня бесплотный голос мафки.
И она растворилась в лунном свете.
— Ты слышала? — спросил я Иву.
— Что?
— Ее голос!
— Нет.
— Значит, телепатическая передача… Чего этим тварям от меня надо?
— Что она сказала?
Ива была не по-человечески спокойна, и я тоже малость успокоился. Чего психовать-то? Мы в Поганом поле, здесь и не такое случается.
– “Еще встретимся, ведун”, — повторил я. — Что бы это значило?
— Это может ничего не значить, — сказала Ива. — Согласно Кирсанову, а у нас нет причин ему не верить, Пустые — одна из девяти бессознательных форм существования Единого наряду с Уродами, Лего и так далее. А из этого следует, что Пустые — твари бессмысленные и неразумные. Как и Уроды.
— Бессмысленные и неразумные твари умеют разговаривать?
— Попугаи и некоторые виды ворон тоже умеют разговаривать. Кроме того, твой разум мог интерпретировать пси-передачу по-своему, придав ей подобие осмысленных слов.
Я задумался.
— Ладно, хрен с этими Пустыми. Пойду спать. Если что, зови.
— Не волнуйся, — улыбнулась Ива. — Я буду на пригорке — оттуда далеко видно. Я не пропущу опасности.
Я улыбнулся ей в ответ. Улыбка вышла кисловатой. Забравшись в палатку, я лег, поворочался и вскоре снова уснул.
***
Выехали мы очень рано, как и планировали. Еще не совсем рассвело, небо на востоке окрасилось розовым, а на севере громоздилась гигантская гряда грозовых туч. Оттуда поддувало влажным и прохладным воздухом, посверкивали молнии.
Ничего хорошего это не предвещало. Грозы в Поганом поле сильные и продолжительные.
Я постарался выжать из вездехода все, что только можно. Дорога улучшилась, начали встречаться навеки брошенные автомобили, и вскоре над горизонтом поднялись небоскребы заброшенного Князьграда-1.
Гроза догоняла нас, обрушивая на поросшую лесом равнину полотнища дождя и обстреливая ее ветвистыми молниями. Гром гремел без остановки. Еще несколько минут, и гроза нас накроет.
— Остановимся в городе, — прокричал я сквозь грохот настигавшей нас стихии. — Батарея подыхает, а на солнце мы ее не зарядим, пока небо не очистится.
— Солнечная панель должна заряжаться и при пасмурной погоде, — сказал Витька. С утра он был помятый и нахохленный.
— Да, но слишком долго. По-любому придется ждать солнца.
Капли ударили по лобовому стеклу, и я включил дворники. Мы въехали в город, миновали обширную пустошь с кратерами, затем я по улицам доехал до реки, где в былые времена мы с Витькой и Кирой устроили пикничок. Река — это вода, необходимая для готовки и умывания, я всегда старался разбивать лагерь у воды. От грозы река раздуется, вода станет мутной, но у нас есть фильтры от Голованова…
Я припарковался под навесом двухэтажного здания на набережной с прозрачными стенами. Наверное, раньше это был какой-то стильный магазин.
— Пустая потеря времени, — заворчал Витька. — Хотя с погодой не поспоришь…
— Пустая, — согласился я. И вспомнил Пустую мафку в реке. Почему она всегда голая и похожа на Киру? Не реализуют ли Пустые мои бессознательные желания?
Мы расположились на втором этаже, где пахло плесенью и запустением, но зато не дули сквозняки. В обширном помещении валялись остатки мебели, покрытой склизским налетом желто-зеленого лишайника, но мы оттерли его и уселись перед прозрачной стеной.
Стемнело почти как ночью, и с небес обрушился Ниагарский водопад. Разговаривать стало совершенно невозможно. Пейзаж за стеклом расплылся, размазался, как свежий акварельный рисунок, на который плеснули водой.
“Держись, Кира, — подумал я. — Я уже совсем рядом. Я знаю дорогу и иду к тебе. Разберусь с Кураторами, заберу тебя, и мы вернемся в Вечную Сиберию в роли Председателя и Председательши”.
Я усмехнулся в бороду.
— Смотрите! — воскликнула бдительная Ива.
Мы с Витькой выпрямились.
Слева из-за поворота реки выдвигались драккары северян. Несмотря на потоки ливня, я узнал эти суровые очертания и щиты на бортах. Паруса были спущены, но весла синхронно поднимались и опускались. Первый из драккаров замедлился, приблизился вплотную к песчаному берегу, через борт начали прыгать человеческие фигуры.
— Если бежать, то делать это прямо сейчас! — сказала Ива.
— Они нас не видят, — сказал я. — Не могут видеть…
— И они не погань, — добавил Витька. — Обычные люди, которые пришли с севера… и ищут…
Он запнулся, задумался.
— Это про них у тебя было видение? — спросил я. — Что они несут войну?
— Не знаю… Кажется, да…
— И их Знак ты постоянно видишь, верно? Вот сейчас и выясним, кто они такие и почему между вами связь.
Я закатал рукав, обнажая Знак Урода. Это было необязательно — магия действует и сквозь одежду, да и другие Знаки у меня в наличии. Надо этих северян заколдовать, и пусть сами расскажут, что и как.
Северяне с первого корабля поднялись на набережную под проливным дождем. Человек десять, все — высокие, широкоплечие, в блестящих темных одеждах и шлемах. Это что, доспехи? Они встали кругом, в центре которого осталась непонятная фигура в мокрых шкурах и деревянной маске. Фигура горбилась и подрагивала, опираясь на посох с какими-то украшениями наверху.
Из-за поворота появлялись другие корабли. Они пришвартовались к берегу, но из них никто не вылезал.
Северяне на набережной, не обращая внимания на непогоду, стояли в круге, не двигаясь. А шаман в середине принялся исполнять жутковатый танец под музыку громовых раскатов.
Витька что-то спросил, но я не расслышал. Почудилось, что до меня доносится пение шамана, хотя это было бы нереально. Песня без слов, но мелодия словно бы о чем-то пыталась поведать…
— Олесь!
— А?
Я очнулся, осознав, что Витька давно тянет меня за руку.
— Ты чего? Тоже видения? Зачаруй их!
— Похоже, его самого зачаровали, — заметила Ива.
— Вы слышите это пение? — спросил я.
Ива и Витька покачали головами. Они не слышали.
— Мне надо к ним выйти, — сообщил я.
— Зачем? — испугался Витька.
— Чтобы зачаровать. Отсюда далековато.
И, не дожидаясь ответной реакции, я пошел к лестнице.
Когда вышел под дождь, вымок сразу весь, с ног до головы, точно прыгнул в реку. Вода была холодная, но терпимая. Она слегка остудила голову.
“Мои волосы… — подумалось мне. — Мои мокрые волосы… слишком короткие, чтобы собрать в пучок… Допарт защиты от чар не подключен… Забавно! Мои волосы — это экран для магии, но соответствующего Знака нет. Не все допарты — Знаки, и не все Знаки — допарты?”
Мысли были ленивые, тяжеловесные. Я шлепал по лужам навстречу северянам, а с неба обрушивались килотонны воды. Я прошел половину пути и оглянулся. Витька и Ива смотрели на меня из-под навеса с тревогой и ожиданием. Я снова повернулся к северянам и обнаружил, что все они смотрят на меня — выжидательно и без удивления. Шаман же продолжал исполнять танец до тех пор, пока я не приблизился на расстояние метров десяти. Затем он остановился спиной ко мне. Шкура на нем, видимо, была смазана жиром и отталкивала воду.
Я замер на месте. Пора накладывать чары, но я отчего-то медлил. Неслышимая песня шамана ввела меня в приятный транс, и мне попросту не хотелось ничего предпринимать. Во мне не было ни беспокойства, ни каких-либо определенных желаний. И северяне не проявляли ни малейшей враждебности. Они словно знали, что я приду…
Шаман вытянул руки и выронил посох, упавший в бурлящую воду, меховая накидка соскользнула с плеч, и маска свалилась следом сама собой.
И я увидел вовсе не дряхлого старика, а молодую вроде бы женщину, все нагое мускулистое тело которой было разукрашено синими, желтыми и алыми геометрическими фигурами. Знаками. На спине алел Знак с пятью остриями. Волосы у нее были снежно-белого цвета, и я сразу понял, что она не блондинка — она просто седая.
Она оглянулась через плечо — совсем как Пустая в реке. Лицо с высокими скулами, раскосыми темными глазами и белыми бровями не было похоже на облик Киры ни на йоту. Радужные линии покрывали и лицо шаманки, причем, как ни странно, дождь не в силах был смыть этот дикий раскрас.
Я не мог понять, сколько лет этой женщине: двадцать с небольшим или далеко за сто. Лицо без мимических морщин, гладкое, мокрое от дождя, невозмутимое, как у изваяния. Фигура подкачанной модели с мощными ягодицами и длинными мускулистыми ногами. Темную кожу, то ли загорелую, то ли смуглую от природы, покрывали цветные росписи, сбивая с толку.
Шаманка улыбнулась — улыбка получилась хищной.
— Вот и встретились, — произнесла она низким, гортанным голосом, — ведун…