Сказать легко, а реализовать сказанное непросто, особенно когда речь об убийстве человека. Председатель, несомненно, гадина из гадин, но я никогда в глаза его не видел и с трудом представлял, как проверну экзекуцию. Мне уже доводилось убивать, — о чем напоминал кинжал по имени “гришан”, по-прежнему лежащий в рюкзаке вместе со шпагой, — но убийство совершалось в бою, на эмоциях, когда выбора-то особо нет: или ты, или тебя. А тут ты должен пойти и совершить казнь, будто профессиональный палач, и к тому же в присутствии подростка и женщины.
Будь на моем месте более рефлексирующий человек, он столкнулся бы с огроменной морально-этической дилеммой. Но я пообтерся, пообвыкся, закалился духовно и физически, в рефлексии впадать не собирался и был более-менее уверен, что после казни особым чувством вины страдать не буду. К тому же на дне сознания вертелась юркая успокоительная мыслишка, что вместо казни мы обойдемся каким-нибудь другим наказанием, вроде заключения под стражу на веки вечные…
Я поправил рюкзак, висевший на плече, и направился к воротам. Витька и Рина устремились следом. Не успел я осмыслить, каким образом мы откроем эти ворота, как они распахнулись сами, движимые скрытым механизмом. Между раздвигающимися створками появилась одинокая фигура очень упитанного немолодого человека в хорошем костюме, с седым ежиком волос, чисто выбритой холеной мордой, надменным взором глаз навыкате. Мы остановились.
Человек не был похож на “икону” Председателя. Но, как известно, живописцы, изображающие высокие лица, облеченные неимоверной властью, как правило грешат против истины. Это мог быть и сам Председатель. Вопрос в другом: какого лешего он нас встречает? Все-таки ловушка?
— Э-э… добрый день, — густым басом проговорил солидный гражданин, хотя время клонилось к вечеру.
Я внезапно понял, что он растерян. Трудно это заметить по его невыразительному лицу, с помощью которого запросто вешать с трибун любую лапшу. Такие лица — профессиональный инструмент любого закоренелого политика, его непробиваемый щит. И тем не менее, даже сквозь этот щит просвечивали растерянность и — немного — страх.
Это придало мне уверенности.
— Уверены, что он добрый? — спросил я.
— Владилен Станиславович ждет вас, — проигнорировал мою шпильку встречающий. — Прошу следовать за мной.
Я посмотрел на Витьку и Рину. Пацан был удивлен, а Рина напряжена. Если Вэсэ нас ждет, значит, это однозначно ловушка. Тут и думать не надо — надо валить со всех ног. Но я отчего-то не сомневался, что валить поздно, мы уже в ловушке. Побежать — значит подставиться под выстрелы гипотетических снайперов. Умирать от выстрелов в спину, как трус, ужасно не хотелось. Раз уж подставились, нужно встречать опасность лицом к лицу.
— Как о нас узнали? — спросил я, подбавив в голос волшбы.
Волшба подействовала, я это почуял, однако солидный гражданин устоял, хотя его затрясло от магического воздействия. Он бледно улыбнулся, глаза окончательно опустели, как разбитые окна заброшенного здания.
— Председатель Вечной Сиберии ждет вас, — проскрежетал он.
От него понесло волной ужаса и немыслимых страданий. Чья-то чужая воля стальной рукой держала его на месте, двигала его челюстью, управляла голосовыми связками. Он был куклой, но куклой мыслящей, все понимающей и умирающей от чудовищного ужаса.
— Он что, зачарованный, что ли? — прошептал Витька, мой юный и не по годам сообразительный друг.
— Сто процентов, — шепотом ответил я.
— Так получается… Председатель — это…
— Ведун, — договорил я. — Причем силушка у него не меньше моей. Если не больше.
— Вот сука! — выдохнул пацан.
— И не говори. Сюрприз, блин.
— Что происходит? Что случилось? — тихо зашептала Рина. — Ведун — это колдун? Не может этого быть! В Вечной Сиберии нет ведунов!
— Один есть, — сказал я. — А теперь, кажется, и второй проклюнулся.
— Это не магия! — сказала Рина. — Это Вэсэ через чип его имеет в мозг! Если б он был колдун, заколдовал бы нас сразу, зачем посылать этого дебила?
И она показала пальцем на обливающегося потом посланца.
— А ведь верно! — сказал я. — Но почему на нас он через чип не действует?
— Твой чип перепрошит, — сразу ответил Витька, — у меня он исчез, а у Рины…
— …обнулен после того, как я попала на каторгу, — договорила женщина, побледнев. — У нас там была своя система. Никаких квестов и рейтинга, зато нас наказывали через нейрочип. Внушали боль, например, или отчаяние…
— Жесть, — сказал Витька. — Но если Председатель не ведун, у тебя, Олесь, есть шансы.
Мне живо представился легион специально обученных убийц с нейрочипами, полностью подчиненных Председателю. На них моя волшба не повлияет, как на этого мутноглазого чиновника, а вот их пули еще как повлияют на нас всех…
— У нас нет цели вредить вам, — заговорило нейрочиповое зомби перед нами. — Поэтому и убраны все Модераторы с вашей дороги. У меня к вам предложение.
Я понял, что с нами сейчас говорит сам Председатель.
— Какое предложение? — мрачно спросил я. — От которого мы не сможем отказаться?
— От которого глупо отказываться, — одарил нас парламентер неестественной улыбкой. — Прошу следовать за мной.
***
— Ива, какова вероятность того, что Председатель нас обманывает? — спросил я мысленно.
Мы с Витькой и Риной послушно шли за чиновником по широкой мощеной дороге, обрамленной рядами аккуратных одинаковых елочек. За деревьями белели красивые здания с колоннами. Дорога, прямая как стрела, вела ко дворцу — иначе назвать его не поворачивался язык. Пятиэтажное, чрезвычайно пафосное и широкое, так что правое и левое крылья неизвестно где заканчивались, с симметричными пристройками, золочеными барельефами и, конечно, Знаками Вечной Сиберии. И дорога, и многочисленные пересекающие ее аллеи были пустынны, только в нескольких десятках шагов от нас стояла длинная машина вроде лимузина.
— Ты серьезно? — отозвалась Ива. — С какой вероятностью кровавый диктатор пытается обмануть своих потенциальных врагов и палачей?
— Он сказал, что у него предложение.
— Извини, но ты наивен.
— Зачем было убирать Модераторов? Если он управляет ими через нейрочипы, ему достаточно было приказать нас схватить, и я ничего не поделал бы с этими манкуртами…
— Вероятно, он переоценивает твои возможности.
— Откуда он вообще о них знает?
— От Егорушки.
Я помолчал, без слов обругав твердолобого Егорушку. Наконец спросил:
— Что предлагаешь?
— На случай пси-атаки я бы навела порядок в твоем программном обеспечении…
— Я же говорил, что не компьютер!
— Называй это как хочешь. Я наведу порядок в твоих мозгах.
— И как это поможет?
— Во-первых, ты не будешь расходовать энергию вхолостую, как это происходит в любых системах с высокой долей энтропии, а во-вторых, в случае чего я смогу перехватить управление над всеми твоими опциями. Меня ведь просто так не вырубишь и не сведешь с ума…
— Ты сможешь управлять моим телом?
— Да.
— То есть ты просишь отдать тебе бразды правления?
— Именно.
— Перспектива завораживающая… Окей, согласен.
Ива ничем не выдала удивления по поводу моей сговорчивости. Совсем недавно она уже предлагала “навести порядок”, но я отказался. Однако ситуация изменилась, обострилась, мы влипли непонятно во что, и нужно быть готовым к любому повороту событий. От Ивы я не ждал подлянок, считал, что она способна “перехватить штурвал” и без моего согласия и спрашивает моего мнения из вежливости.
— Сейчас немного закружится голова, — предупредила Ива. — Не беспокойся, со стороны никто ничего не заметит.
Голова и впрямь закружилась, причем неслабо этак, я даже потерял на мгновение ориентацию в пространстве. Когда пришел в себя, осознал себя сидящим на заднем сидении просторного салона и понял, что ориентация была потеряна не только в пространстве, но и во времени.
Витька и Рина сидели рядом со мной. Напротив на таком же сидении, повернутом к нам, восседал чиновник, смотрел на нас из-под полуприкрытых век мутными рыбьими глазами. За рулем не было никого, да и самого руля не было видно. Весь просторный салон занимали лишь комфортабельные сидения, установленные друг напротив друга, совсем как в росских тачках. Но без столика с голографическим интерфейсом посередине. Машина медленно и мягко ехала ко дворцу, управляемая то ли удаленно, то ли встроенным компьютером.
— Все? — спросил я Иву мысленно.
— Я тебя перезагрузила, остальное доделаю в фоновом режиме. Ты ничего не почувствуешь.
— Круто. Начинаю ощущать себя настоящим компом.
— Это не так и плохо, как ты думаешь, — ласково улыбнулась Ива. — Достаточно развитая технология, как известно, неотличима от магии, а достаточно развитый компьютер неотличим от биологического существа.
Она замолкла. В салоне царила тишина, лишь тихо гудели электрические движки. Машина подкатила ко дворцу, объехала вокруг пышной клумбы с фонтанчиком посередине и остановилась у подножия монументальной лестницы, ведущей к парадному входу.
Когда вслед за чиновником мы выбрались из машины и начали подниматься по ступеням, Рина сквозь зубы пробормотала:
— Идиотская ситуация!
Я не спорил. И вправду ситуация из разряда “и смех, и грех”. Явились казнить деспота, и сейчас идем к нему в гости о чем-то договариваться.
— Ты не должен забывать, зачем мы сюда пришли! — продолжала Рина.
Я глянул на поднимающегося по ступеням выше чиновника, на его дряблый зад, отсиженный на многочисленных заседаниях и в кожаном кресле в собственном кабинете. Вряд ли он слышал нас, если, конечно, у него не проапгрейденные уши.
— Думаешь, у меня амнезия? — сказал я.
— Он заморочит тебе голову… — зашептала Рина. — Наобещает с три короба… Перевернет все вверх тормашками…
— Морочить голову — это так-то моя работа…
— Он много лет правит нашей страной! Целое поколение родилось и умерло при его правлении…
— Он что, Кощей Бессмертный?
— Скорее, сиберийцы живут недолго! Олесь, прошу, не забудь, зачем мы здесь!
Чиновник на ходу обернулся, и Рина заткнулась. Если честно, я был рад. Рина начинала действовать на нервы.
Через парадный вход мы попали в шикарный холл, оттуда прошли сквозь целую анфиладу комнат, чьи стены покрывали многочисленные картины, изображающие неизвестных людей с властными и надменными лицами, в одинаковой темной одежде, городскую стройку, работу на пашнях и выпас скота. Пестрело в глазах от Знаков Вечной Сиберии, выполненных в самых разнообразных стилях. Безлюдный дворец напоминал помесь музея колхозному искусству и президентской резиденции.
Миновали с десяток огромных зал и остановились перед резной дубовой дверью с золотой рукоятью. Чиновник открыл одну створку и отошел в сторону, приглашая войти в полутемное помещение.
Я взял его за локоть, молча и бесцеремонно запихнул в комнату и только после этого вошел сам. За мной последовали Витька с Риной.
Комната была сравнительно небольшая, заполненная мебелью, растениями в горшках, теми же картинами и в целом уютная. У занавешенного окна стоял массивный деревянный стол с высоким креслом, вдоль стен выстроились до самого потолка книжные полки, в другом конце комнаты находился альков с кроватью, а в стене напротив двери разместился камин — сейчас не разожженный. Справа и слева от камина стояли стулья и пара невысоких журнальных столика.
Рабочий кабинет и одновременно спальня для человека, не желающего или не способного часто передвигаться от кровати до рабочего места.
Я не сразу заметил человека, сидевшего в кресле с высокой спинкой за столом у окна.
— Отпустите Михаила, — произнес негромкий низкий приятный голос сидевшего в кресле, и я чуть вздрогнул. — Он совершенно безобиден и лишь выполняет свою работу. А сейчас и вовсе не принадлежит себе. Я не причиню вам вреда, это слово Председателя Вечной Сиберии.
Кресло развернулось, и мы увидели упитанного отечного старика с кожей, покрытой пигментными пятнами, редкими седыми волосами, суровыми чертами и тяжелым властным взглядом, одетого в багровый шелковый халат. Если слегка напрячь фантазию, в нем узнавался тот самый Председатель на “иконах”, но человек перед нами был старше иконописного лет на тридцать. Несмотря на возраст, от Председателя ощутимо веяло трудноописуемой силой, имя которой — безграничная власть.
— Вы Председатель Вечной Сиберии? — уточнил я, стараясь говорить четко, громко и немного насмешливо, чтобы подбодрить самого себя и спутников. Мы все отчего-то заробели. — Владилен Станиславович Кирсанов?
— Почти век как, — развел узловатыми руками старик в кресле. — Да.
Я отпустил локоть Михаила, и тот бесшумно смылся.
— Почему вы нас позвали? — спросил я. — Что вы о нас знаете?
Нельзя позволить ему перехватить инициативу, подумалось мне. Надо задавать вопросы, а он пусть отвечает, отчитывается, небось нечасто это делает. Если вообще это делает…
Председатель улыбнулся одними тонкими губами, глаза остались прежними — холодными, внимательными, почти нечеловеческими.
— Все. Я знаю о вас троих все. Садитесь.
Он все-таки перехватил инициативу. Мы сели у камина на очень удобные стулья. Я положил рюкзак у ног. Он был полураскрыт — в случае чего можно быстро выхватить оружие.
— Ну так расскажите о нас все, — сказал я. — Начните с меня.
— Вы — Олесь Панов, трижды рожденный, дважды умерший, человек без прошлого и памяти.
— Чего? Как это — трижды рожденный? И почему дважды умерший?
Губы Председателя снова искривила усмешка.
— Вы не помните всего… Впервые вы родились как обычный человек… Затем умерли впервые, когда утратили личность в квесте. Второй раз родились из квест-камеры как новая личность… Умерли во второй раз от взрыва машины. В третий раз вернулись из мертвых в Поганом поле, из врат Единого…
— С этого момента поподробнее! Про квест-камеру, глюк и новую личность я в курсе. Но про второй раз, когда мы вернулись из другого мира…
— Вы ничего не знаете про квест-камеру, — перебил меня Председатель своим низким голосом, привыкшем повелевать. — Нет никакого другого мира, кроме Поганого поля. Весь мир — это и есть Поганое поле, и ничего нет кроме него.
— Поганое поле — это не весь мир! — возразил я, вспомнив девиз Либерахьюмов.
— Наивный бред мечтателей из Росс, — отрезал Председатель. — Я буду с вами честен, и скоро вы поймете, почему у меня нет резонов вам лгать. Тот другой мир, где не было Поганого поля, — всего-навсего выдумка Единого.
— Кто это? — спросил я тише. О Едином упоминал Габриэль, когда я его шарахнул подавляющей волю волшбой.
Председатель Кирсанов на миг закрыл глаза, и я подумал, что, возможно, он едва держится, что он чрезвычайно слаб, но старается этого не показывать.
— Единый — душа Поганого поля, его причина и фундамент. Таинственное существо из ниоткуда, просочившееся в наш мир после неудачных испытаний вакуумных бомб… Природу этого существа не удалось разгадать ни ученым Росс, ни нам в Вечной Сиберии, хотя попытки делаются до сих пор. Известно лишь, что это существо всегда пребывает в пяти ипостасях на уровне сознательном и в девяти на уровне бессознательном…
— Не понял, — напряженно сказал я. Сердце стучало как бешеное. — Поясните!
— Это трудно объяснить, Олесь, но я попытаюсь… Вы должны понять всю сложность ситуации, прежде чем услышать мое к вам предложение… Равно как и у нас, людей, есть два уровня психического существования — сознательный и бессознательный, Единый проявлен двояко, но не в плане психики, а в реальности. Пять Ипостасей Единого обладают разумом, если можно это назвать разумом, и с ним при определенных условиях реально наладить контакт. Пятеро — это старик, старуха, мужчина, женщина и…
— …ребенок, — договорил я.
Витька и Рина воззрились на меня, но я не обращал на них внимание, смотрел только на Председателя, развалившегося в кресле. Ива проследит за обстановкой, так что можно не озираться по сторонам.
— Верно. Никто не знает, отчего существо не из нашей вселенной выбрало именно такие ипостаси. На бессознательном уровне, где не возможно никакое разумное общение, Единый проявлен в девяти ипостасях. Это Уроды, Лего, Големы, Вампиры, Хищные Грибы, Явления, Пустые, Туман и Ложные Луны.
Тут я не выдержал и переглянулся с Витькой. Про Туман и Ложные Луны мы оба никогда и не слыхивали.
— Погань — это Единый? — звонко спросил Витька.
— Это его бессознательные ипостаси.
— А что тогда такое Поганое поле? Дольмены? Ведьмины круги?
— Его отпечатки в нашем мире.
— Он разумен? — спросил я. — Чего он хочет?
— А чего хотела бы раковая опухоль, обрети она разум? Чего хочет любая сложно организованная структура, включая человеческие общества, религии, убеждения, идеологии? Захвата новых территорий! Расширения, экспансии! Превращения всей вселенной в конечном итоге в самоё себя! Единый не полностью проявился в нашем мире, в основном сюда проникли его бессознательные ипостаси. Пятеро же по-прежнему в большинстве своем бродят где-то между мирами.
— Вы же сказали, что кроме Поганого поля нет других миров!
— Нет таких, где выжил бы человек. Но есть миры бесконечно чуждые и страшные.
— А как же Скучный мир? То есть тот мир, куда мы попали после… смерти?
— Он сгенерирован нашими квестами, сделан на основе мира, каким он был несколько веков назад и каким его помнят электронные базы данных.
— Но квеста не было, когда я взорвался! Или когда подстрелили Витьку!
— Когда вы погибли физически, этот другой, иллюзорный мир был создан волей Единого.
— Он создал целую матрицу? — воскликнул Витька. — Но откуда инопланетянину знать, как там у нас было? И, самое главное, зачем это ему?
Председатель бледно улыбнулся.
— А вы еще не поняли? Вы стали разумными ипостасями Единого, которым удалось, наконец, проникнуть в наш мир.
***
Я был в самом натуральном шоке. Раньше со мной ничего подобного не случалось. Или случалось? Не помню. У меня и прошлого-то нет. Кружилась голова, словно Ива снова начала перезагружать меня, но это было определенно не так. Просто я был потрясен как никогда в жизни — ладони вспотели, а все тело мелко тряслось.
Прямо в этой полутемной комнате мне снова примерещилось туманное поле без солнца, луны и звезд. И среди этого тумана бродили Пятеро. Человек, чье лицо всегда было скрыто, вдруг откинул капюшон, и я с ужасом увидел себя, как в зеркале — но гладко выбритого, причесанного, чуть ли не лощеного.
Рядом с моей холеной копией в тумане стоял и улыбался Витька.
…Туман вместе с пятеркой людей растаял, и я вернулся в комнату Председателя. Как бы со стороны услышал свой удивительно ровный голос:
— Тогда получается, он проник к нам целиком. Кира, Решетников, покойная баба Марина… Он ее тоже воскресил, да? Все эти люди здесь, в этом мире.
Витька растерянно спросил меня:
— Олесь, а когда умирала и воскресала Кира?
— Кира не рассказывала, чтобы с ней случалось такое… И до самого взрыва мусоровоза и Черной ночи умботов, пока я был на связи с изначальной Ивой, с Кирой не произошло ничего дурного в Республике Росс, Ива бы известила…
Заговорил Председатель:
— Он еще не проник к нам целиком, это значило бы падение Вечной Сиберии, и я бы ощутил это раньше всех остальных… Единый меняет личины, так что я бы на вашем месте, Олесь, не стал обращать слишком много внимания на то, как выглядят Пятеро. Но вы двое, Олесь и Виктор, воссозданы Единым, заново материализованы в этом мире. До того, как вы обрели тела, он пропустил вас через своего рода лимб, виртуальный мир в его собственном сознании, где старый мир был сконструирован из ваших собственных воспоминаний из квестов. Наверное, это было нужно для полноценного формирования ваших личностей, без которых Единый не способен проявиться полноценно.
“Вот почему аннигилировала наша одежда и прочие вещи из Скучного мира! — подумал я. — Все это было ненастоящее… Как, в сущности, и мы с Витькой”.
— Я не проходил квестов! — крикнул Витька. Он тоже был шокирован свалившимися новостями.
— Зато Олесь проходил, — тяжело вздохнул Председатель, снова закрывая глаза. — Этого достаточно. Виртуальную реальность не обязательно выстраивать до мелочей — довольно внушить человеку, что мир вокруг реален, и его ум сам достроит то, чего не хватает… Памяти Олеся хватило Единому, чтобы построить целый лживый мир для вас обоих.
Я, как начинающий программист, знал, что в принципе возможно сконструировать мир, который будет к а з а т ь с я игрокам абсолютно реальным и детализированным. Или думал, что знал? По словам Председателя, Скучного мира никогда в моей жизни не было, а значит, я все выдумал, включая свою профессию. Не был я никогда программистом и обычного компа в глаза не видел…
— Стало быть, мы с Витькой теперь враги человечества, — произнес я. — Мы — часть иномерного существа, которое хочет захватить наш мир.
— Не совсем, — возразил Председатель. Он оставался поразительно спокойным и уверенным, несмотря на явную физическую слабость, и эти спокойствие и уверенность немного передались мне. Кажется, я начал понимать, в чем основная ценность таких людей, как Председатель: в том, чтобы оставаться твердыней, надежным столпом веры, маяком посреди моря ужасов и хаоса. — Вы все еще люди, часть человечества. Единый воссоздал ваши тела, внедрил новые воспоминания, но полностью в вас не проявился. Видимо, это по-прежнему не в его силах. Трое из Пяти все еще не в этом мире. Но прорыв состоится скоро… я это чувствую… Единый дольше века готовит свой приход. Построил врата в виде Ведьминых кругов, протиснул бессознательных тварей…
— …раскидал допарты, — подсказал Витька.
— О нет, юноша, допарты сюда попали случайно, в виде побочного эффекта. Это очевидно. Зачем Единому давать нам оружие против самого себя?
— Что такое эти допарты?
— Допарты — или Знаки — это буквы магического алфавита из другого мира. Вот все, что нам известно — помимо того, что они обладают магической мощью. Одаренные люди “подбирают” эти Знаки и используют в своих интересах. В Поганом поле живут целые народы, поклоняющиеся Знакам, но не ведающие их истинной силы, потому что первый Владелец Знака давно погиб, не оставив одаренного наследника, чувствительного к магии Знака.
— Как Огнепоклонники… Или Поклонники Аннит… У них есть Знак, но нет магии… Зато Отщепенцы используют сразу несколько Знаков! — Я поднял взгляд на Председателя. — А вы? Вы тоже Владелец Знака?
Он кивнул.
— Одного из самых сильных. Я — Владелец Знака Вечной Сиберии, — Председатель протянул руку к Знаку, вырезанному на стене под потолком, легко коснулся своего лба пальцами, копируя самый популярный жест Вечной Сиберии. — Знака, способного сдерживать само Поганое поле, самого Единого.
Установилась долгая тишина.
Нарушила ее Рина. Резким холодным голосом рявкнула:
— Ты — сама мерзость! Тебе дана великая сила, но как ты ее использовал, а? Людей в клетке держишь? На каторге мучаешь? Изверг!
Она привстала, но я придержал ее за руку. Рано. Мы еще не все узнали.
— Россы хотят завладеть магией Знаков, верно? — спросил я. — Поэтому и создали меня. Вместе с вами, Председатель! Каждый думает только о своей выгоде, а между тем Поганое поле ширится!
— Оно уже повсюду, — устало сказал Кирсанов. — Но не везде одинаково сильно… Первый одаренный человек, завладевший Знаком, родился и вырос в Вечной Сиберии много лет назад. Впоследствии он передал Знак следующему одаренному и так далее, по эстафете. Пока во главе Вечной Сиберии стоит Владелец Знака, страна действительно вечна… Поиски одаренных трудны, они очень редко появляются на свет… Я уже слишком стар, чтобы возглавлять страну и носить в себе Знак… Я так и не нашел преемника, я ослаб, из-за чего Поганое поле теснит Вечную Сиберию, отгрызая от нее кусочек за кусочком… Сильный молодой человек с даром воспринять Знак вернет назад наши земли! Олесь, благодаря вашему уникальному нейрочипу вы сможете принять от меня предсмертный дар…
— И возглавить Вечную Сиберию? — спросил я.
— Да. Как только я узнал, что вы поблизости, я устроил так, чтобы мы встретились. Я не сразу понял, что вы способны принять Знак… Вечная Сиберия — это не идеальное государство, в нем много несправедливости. Но, поверьте, это необходимо для выживания человечества!
— Вот сука! — выкрикнула Рина, вновь порываясь встать. — Мозги нам пытается промывать!
— Россы прекрасно выживают в гораздо лучших условиях, — перебил я, обращаясь к Председателю. — Допустим, что вы, Председатели, из поколения в поколение пытаетесь спасти человечество от Единого. Но зачем держать людей в черном теле? К чему эти бараки, каторги и мания величия? Жить можно лучше!
— Чем лучше живет человек, тем больше его не устраивает это “лучше”, — отозвался Председатель. — Человеку всегда хочется большего, алчность его не знает пределов. Чем большего он достигает, тем недисциплинированнее он становится, тем больше мечется в поисках неуловимого счастья и тем сильнее чувствует неудовлетворенность. Неудовлетворенные люди постоянно что-то ищут и в результате теряют то, что у них было. Человеку для счастья нужны границы — это грустная истина. Нужен символ и уверенность в том, что он является частью чего-то большего, чем он сам. Людям нужна вера в то, что у него великие истоки и великая цель, иначе жизнь теряет смысл. Вечная Сиберия существует несколько столетий без изменений, мы сохранили культуру, быт, язык в неприкосновенности, а Республика Росс меняется едва ли не каждое десятилетие до неузнаваемости. Она развивается так стремительно, что вскоре достигнет апогея, за которым обязательно последует спад и крах. Такова история любых государств, даже очень могущественных и развитых, у которых был слишком быстрый метаболизм… Но Вечная Сиберия не такова. Она воистину вечна. Ее цель — перенести человечество в то будущее, где нет ни Поганого поля, ни Единого. Это наш долг перед будущими поколениями, и пусть многие живут скверно, человечество пронесет свою чистоту сквозь века.
Председатель говорил ровно и спокойно, без пафоса и особого выражения, но речь на меня подействовала. Сразу видно, что человек — просто спец по толканию речей, от которых дуреет толпа.
— То есть каторга и все это обливание холодной водой нужно для выживания человечества? — уточнил я не без сарказма. Рядом тяжело задышала Рина.
— Структура социума Вечной Сиберии со всеми ее порядками и нравами — это безальтернативный способ устроить самое устойчивое общество в истории. Поверьте старому человеку, многое повидавшему на своем веку. Никакие другие варианты не выдержали и пяти десятилетий в условиях Поганого поля. Да, Республика Росс процветает, но закат ее близок. Моральное разложение в ней достигло такого уровня, что они не различают добро и зло…
“Небинарная мораль”, — подумал я.
— Далеко ли до того, что они перестанут понимать разницу между жизнью и смертью? — продолжал Председатель. — За все время, пока живет Вечная Сиберия, возникло, развилось и распалось множество государств, которые считали себя куда более справедливыми, яркими, добрыми и светлыми, нежели мы… И где они сейчас? Выродились в тех, кто поклоняется луне, огню или старым руинам…
Я задумался. Председатель, насколько я понимал, не врал. Витька заметил, что я колеблюсь, и сказал:
— Олесь, имей в виду: этот дед прямо по методичке чешет. Мы, мол, единственные рыцари на белых конях, в кольце врагов, несем вечное и благое, у нас великая цель, а все остальные — неудачники и козлы. И Республика Росс морально загнивает. В Скучном мире такое про Европу болтали лет триста.
— Согласен, Витька, — сказал я. — Но он хочет передать мне Знак.
— А куда ему деваться? Он же помрет скоро, — беспардонно заявил Витька, ничуть не смущаясь того, что “дед” сидит в паре шагов. — И как он тебе этот Знак передаст? Загипнотизирует и снова глюканет тебя? А потом еще и вселится в тебя, как дух. И станешь ты таким же мудаком конченным… Извини, но я насмотрелся на результаты его правления.
Председатель усмехнулся при этих словах, но никак не прокомментировал.
— Вот! — оживилась Рина. — Виктор — умный мальчик! Олесь, мы должны просто покончить с этим старым диктатором! Сколько таких, как твоя тетя, страдает сейчас без вины виноватые? Подумай! Ты их всех освободишь, если мы прикончим гадину!
Я поднялся, поднял руку — Рина замолкла. Я подошел к Председателю, чуть наклонился над ним. Но обратился к Иве — мысленно:
— Если он попытается изменить мои базовые настройки… Блин, сейчас я и сам о себе говорю как о компе!.. Короче, ты сможешь сыграть роль антивируса?
— Я навела порядок, Олесь. Даже не представляю, как чужая воля сумеет после этого как-то повлиять на тебя…
— Словом, ты меня защитишь?
— Да.
— Отлично. — Я заговорил вслух с Председателем. — Передавайте ваш Знак. Я готов.
— Отлично! — проговорил старик. — Когда я был молод и принимал Знак от своего предшественника, то планировал изменить устройство страны, сделать ее лучше. Позже я понял, что это было ошибкой. Ничего менять нельзя. Олесь, пообещайте мне сначала разобраться в том, как устроена Вечная Сиберия, а потом задумывать реформы…
— Ладно, обещаю!
— Олесь, нет! — крикнула Рина.
— Надеюсь, вы поймете, что любые реформы — это смерть, — совсем слабым голосом сказал Председатель. — Возьмите меня за руки.
Я взялся за его узловатые сухие и горячие пальцы.
ОБНАРУЖЕН НОВЫЙ ДОПАРТ
УСТАНОВИТЬ?
ДА / НЕТ
— Олесь, ты предаешь память своей тети! — с ненавистью выкрикнула Рина.
“Да”, — подумал я, но отвечал не Рине, а запросу нейрочипа.
— Какой большой! — восхищенно протянула Ива на моем внутреннем интерфейсе и, заметив мое удивление, мило покраснела. — Я имею в виду Знак. Он очень… э-э-э… большой, если сравнивать с теми допартами, что установлены…
ДОПАРТ СКАЧИВАЕТСЯ
— Что он делает, этот Знак? — спросил я Иву. — Пудрит мозги?
— Не только… Он отгоняет Погань… Я пока не уяснила всех его функций, но это что-то потрясающее…
— Очень надеюсь на вас, Олесь, — прошелестел Председатель, держа меня за руки и содрогаясь как от электрических ударов. — Не было времени обучить вас, ознакомить с хозяйством, так сказать… Когда мы отдали вас россам, я и не подозревал, что опыт удастся и вы сумеете собрать допарты. И тем более принять Знак Вечной Сиберии… Иначе я бы не отдал вас россам, а сразу вызвал в Князьград как своего преемника…
Он содрогнулся как-то слишком сильно, кто-то вскрикнул высоким голосом, и интерфейс внезапно известил:
СКАЧИВАНИЕ ПРЕРВАНО
— Что такое?
Я огляделся. Вероятно, передача такого “большого” Знака слегка замутила поле моего внимания, и я отвлекся на секунду. И Ива была чересчур занята безопасностью передачи и тоже потеряла бдительность.
Мы оба прозевали тот момент, когда к нам подошла Рина и ударила Председателя моей шпагой, извлеченной из рюкзака, прямо в сердце. Председатель разинул рот, руки его ослабли и выскользнули из моих пальцев. Витька стоял возле журнального столика, держась за причинное место, по которому его угостила Рина, когда он попытался ей помешать. Он-то и вскрикнул от боли и неожиданности.
— Вот так! — задыхаясь, выкрикнула Рина. Лицо ее покрылось красными пятнами. — Великие планы, великие цели! Мать вашу! Не на простой народ у ног ваших смотрите, а наверх, на небеса, куда ваши души черные рвутся да никак не попадут! Твари вы все! Великие цели — это всегда великие страдания… И на головы палачей… да прольются они…
Она опустила окровавленный клинок, глядя на шелковый халат Председателя, по которому расплывалось маслянистое пятно. Старик осел в кресле, голова его бессильно упала на грудь.
— Ива! — вслух сказал я. — Допарт установлен?
— Не полностью. Он не будет работать так, как должен. Но основные фрагменты установлены…
На внутреннем интерфейсе возникла новая иконка — Знак Вечной Сиберии. Но был он тусклый, неактивный, как Знак Дольмена сразу после установки. Я повернулся к Рине.
— Дура! — рыкнул я. — Не могла потерпеть минуту? С этим Знаком мы бы уничтожили Поганое поле! Построили другое государство, лучше! Думаешь, я повелся на всю эту брехню про “у нас не было другого выхода”? Другой выход ВСЕГДА есть!
— Ты бы забыл обо всем, когда получил бы власть… — пролепетала Рина.
— Не забыл бы, Рина!
— Ты все позабыл, Олесь! — Голос Рины окреп. — Свое прошлое, свои прежние мечты… Меня ты позабыл, Олесь! Сколько времени мы рядом, а ты… Не Рина я — так на каторге назвалась, чтобы хоть старое имя свое не поганить! Я КАТЕРИНА! Катя, твоя любовь, которую ты позабыл!