Облизываю уже пересохшие губы и неосознанно чуть отодвигаюсь назад под натиском ореховых глаз. Не хочу, чтобы так близко…
– Какая? – спрашиваю очень осторожно, чтобы не выдать свое волнение и быть готовой получить любой ответ.
Данил придвигается ко мне еще ближе и неожиданно поворачивается спиной.
– Можешь посмотреть что там?
Я перевожу взгляд на широкую спину и тихо охаю. Где-то между лопатками красуются две пугающие ссадины с явным намеком на воспаление.
– Ого, – тихо вырывается у меня.
– Что? Так все плохо? – Данил начинает вертеться, пытаясь, как сова, заглянуть себе за спину.
– Откуда у тебя это? – Сдерживаю желание протянуть ладонь к ранам.
– Производственная травма, – следует уклончивый ответ. Нахмурившись, Данил не оставляет попытки рассмотреть себя сзади. – Жить буду? Просто очень болит.
– А ты обработал?
– Как смог. Не особо-то удобно, когда не можешь вывернуть руки на сто восемьдесят.
И судя по состоянию ссадин это «как смог» означало вообще никак.
– Сиди, – уверенно командую и, вскочив с кровати, отправляюсь в коридор к ящику с аптечкой.
Быстро нахожу вату, перекись и маркер-зеленку и иду спасать своего соседа, который очень послушно, даже не двигаясь, сидит на моей кровати, широко расставив ноги на полу и облокотившись на свои колени.
– О, поиграем в медсестру и пациента? – ухмыляется Данил и ведет бровями, замечая в моих руках содержимое из аптечки.
От игривых огоньков в глазах на секунду у меня прямо пропадает рвение помочь, но его спина явно указывает на то, что придется поступиться своими желаниями. Проигнорировав тупую шутку, присаживаюсь рядом. Ну как рядом. Между нами расстояние ровно на мою вытянутую руку, а мысль, что придется придвинуться ближе, вызывает какой-то дурной спазм внизу живота.
И я намеренно оттягиваю этот момент. Медленно отрываю кусочек ваты, откручиваю крышку перекиси и лишь потом нерешительно придвигаюсь ближе.
– Ай. Ой, – неподдельно кривится Данил, стоило только антисептику зашипеть на ранах. – А подуть?
– Как ты там говорил? Ты здоровый половозрелый мужчина? Вот терпи, – не могу сдержать улыбки от такой детской реакции.
Но расслабленно улыбаюсь я только внешне. Внутри меня все тяжелеет, едва несмело касаюсь пальцами его обнаженной спины. О. Бо. Же.
Тепло кожи вонзается мне в ладонь, проникает глубже прямо через вены в кровь. Под моей рукой нереально горячая и рельефная сталь. Стараюсь не делать лишних движений, чтобы не сдать себя с головой, что с трудом держусь от желания провести кончиками пальцев по каждой каменной мышце. Я вижу все их изгибы, крепкие очертания и… И на меня наплывает то самое, так давно забытое тянущее ощущение где-то в центре между моих ног.
– Ай, – Данил возмущенно дергается, когда я, затупив, надавливаю ваткой, смоченной перекисью, возле раны сильнее, чем нужно.
– Извини, – выдыхаю, чуть встряхиваю головой, торможу наваждение в своей фантазии и деликатно стираю оставшиеся потеки антисептика со спины.
Бросаю ненужную ватку на тумбочку и тянусь за зеленкой.
– А это что? Зачем? – Данил с опаской косится на маркер в моих руках.
Цокаю, закатывая глаза. Ну, точно все мужчины, как дети. Даже если он слеплен из крепких мышц и состоит из чистого тестостерона.
– Сиди и не рыпайся, – угрожающе предупреждаю я и залезаю на кровать с ногами, придвигаясь настолько близко, что упираюсь коленями в его поясницу.
Меня уже слегка потряхивает. И ни капельки не смущают яркие ссадины на мощной спине. Мой взгляд прилипает к полуобнаженным участкам тела.
– Чего ждем? – Данил нетерпеливо заерзал на покрывале, напоминая, зачем сюда пришел. Точно не для того, чтобы я поглазела на результат его тренировок.
Аккуратно касаюсь кончиком зеленки-маркера края воспаленной кожи, слушая шумное, недовольное сопение Данила. Ничего. Потерпит. Я же его терплю уже вторую неделю.
– Так откуда такая награда? Или у твоей девушки очень крутой нрав? – начинаю непринужденный разговор первая, чтобы как-то отвлечь саму себя же от нехороших мыслей в голове и монотонно ноющего низа живота.
– Ты думаешь, я трахал Росомаху? – язвит Данил, хитро поглядывая на меня из-за плеча.
И тут же опять кривит нос, получая одновременный и пинок моим коленом по позвоночнику, и резкое надавливание на рану зеленкой. Удивлена ли я его пошлой шутке? Уже привыкаю…
– Очень смешно, – бурчу и продолжаю выводить линии вокруг порезов.
– На работе, – как-то неохотно отвечает Данил, снова поворачиваясь ко мне затылком, на котором царит полный бедлам. Он вообще имеет представление о расческе?
– А ты разве нигде не учишься? – я удивленно поднимаю взгляд на его лицо. На вид Данил не сильно-то и старше меня.
Но вижу лишь напряженную скулу и криво изогнувшийся уголок рта.
– Я уже умею.
И он снова получается от меня пинок в район поясницы:
– Серьёзно, Данил, где ты работаешь? – Интересуюсь очень мягко и ненавязчиво.
Меня так и подмывает еще добавить вопрос, куда ты пропадаешь периодически ночами, но выглядеть чертовой соседкой-сталкершей не хочется.
Он снова оборачивается и, прищурившись, смотрит через плечо, без труда ловит мой взгляд. Я невольно обращаю внимание на его профиль: не крупный прямой нос, четкий подбородок, высокая и резкая линия скул и губы… пухлые, очерченные и выразительно мягкие. Понимаю, что палюсь с таким шумным проглатываем своего же дыхания, но ничего не могу поделать.
– Почему ты всегда называешь меня только Данил и не иначе?
– А как надо? – Моя рука маркером замирает над спиной, а я в недоумении сдвигаю брови, не понимая суть претензии.
– Даня. Дан, – вскидывает плечи и все еще изучающе посматривает на меня.
– А какая разница? Ты же Данил?
– Нет, – усмехается и отрицательно качает головой. – Это не мое имя.
Распахиваю широко глаза в немом вопросе, а мой «пациент» одаривает меня прекрасным видом на свою шикарную улыбку.
– Даниил.
– Ага. Ясно. Это из разряда Мальвина- Альвина, – пренебрежительно фыркаю, возвращаясь к антисептическому художеству на его спине. Ставлю последний зеленый штрих и важно выдаю. – Пока я Мальвина, ты – Данил. Готово. Можешь одеваться.
И лучше в тулуп. И не приближаться ко мне. И дайте мне пистолет, хочу охранять себя от всего, что сейчас ощущаю.
Но…хм… Даниил… как назло, лишь широко расправляет плечи, трет рукой затекшую шею и поднимается с кровати. Я начинаю ненавидеть свои гормоны за извращенную потребность понаблюдать за тем, как при каждом движении тела играют мышцы.
– Не понял… – Данил останавливается возле отдельно стоящего зеркала в углу комнаты, вертится и заглядывает себе за спину. – Это что? Ноты?
Расхожусь в сияющей улыбке и довольно потягиваюсь, сидя на подушках. Сюрприз. Не только он может пакостить.
– Это не просто ноты. Это Шопен. Вальс си минор. Очень красивый. Сыграть? – подмигиваю и стреляю взглядом на инструмент. – Ты только спинкой ко мне повернись.
Вижу, как вспыхивают угрожающим блеском глаза Данила, а сам он делает шаг к кровати.
– Ветрянкой болела? – спрашивает и тянется за зеленкой-маркером, свободно валяющийся на покрывале.
Я понимаю, что попалась, а месть за мое художество на спине наступит прямо здесь и сейчас. Невинно хлопаю ресницами, пытаясь просчитать, успею ли выскочить из спальни в открытую дверь.
– Нет? Значит, сейчас будет демоверсия, – победная ухмылка озаряет лицо Данила, и он делает короткое движение вперед, как и я.
Но мы оба замираем, сцепившись друг с другом взглядами, а зрачки в его глазах становятся шире. Я слышу, как он дышит, но не понимаю, дышу ли я. У меня есть всего секунда. Одна попытка сбежать. Без раздумий подаюсь вперед, но едва ноги касаются пола, как оказываюсь в воздухе. Я влетаю прямо в руки Данила. Сильные, жестко сжимающие и, как пушинку, сваливают меня обратно на кровать.
– Куда собралась, художница? – смеется и в то же время шипит Данил, нависая сверху.
Я успеваю только беспомощно пискнуть и взмахнуть руками, как он перехватывает мои запястья своими ладонями. Пальцами, словно веревками, крепко обвивает и удерживает мои руки перед собой, а потом легко отводит их мне за голову. Я с трепетным онемением в груди понимаю, сколько в Даниле силы. Он проделывает все это всего лишь одной ладонью, тогда как вторая уже шарит по покрывалу в поисках зелёнки.
– Только посмей. Я тебя убью, – рычу и бьюсь под нависающим подо мной Данилом, как рыба на берегу.
Чувствую рядом горячее, глубокое дыхание, четко ощущаю пальцы, приковывающие мои запястья к кровати.
– Будешь самая красивая. Зелененькая и в точечку, – смех Данила обжигает виски, расползается теплыми мурашками дальше по коже.
Слышу пугающий щелчок маркера, а потом вздрагиваю от прикосновений чужих рук на своей талии. Жгущих, наглых… Таких же, как и его глаза. Становится невыносимо щекотно, что я срываюсь на хохот.
– Нет! Не надо, – задыхаюсь от смеха, ощущая точечные касания по животу и ниже к бедрам. Этот гад все же добрался до зеленки. – Данил…Дан… Даня, пожалуйста… – шепчу на последнем вздохе, готовая вот-вот отключиться.
На секунду Данил останавливается, прекращая рисовать мелкие зеленые точки на моем теле. Но я не успеваю сделать спасительный глоток кислорода, потому что его ладонь накрывает низ моего живота у самого края резинки штанов. Накрывает и медленно скользит вдоль, к выступающим косточкам моих бедер.
– Капец, ты худая, – Данил усмехается, а его пальцы…
Выводят странный узор, касаются моей кожи так бесцеремонно, изучая изгибы моего тела. У меня все плывёт перед глазами, раздваивается. Все находящееся под его ладонью сводит такая горячая судорога, что поджимаю пальцы на ногах.
– Не нравится – не смотри, – говорю, а точнее лишь лепечу севшим голосом.
И расплываюсь от головокружения, когда тыльная сторона мужской ладони скользит по животу вверх, гладит и очень похабно дразнит.
– Я разве сказал, что мне не нравится? – Издевательский шепот рассеивается у моего лица, когда Даня склоняется надо мной, вдавливая собой меня в кровать, упираясь мне в бок тем самым «добрым утром».
Мои нервы отрываются один за одним поочередно, когда взгляд Данила из-под опущенных ресниц задерживается на моих губах. Я не понимаю, почему между нами нет никакого расстояния, остались какие-то секунды. Пара секунд и это максимум. Я так не хочу… Так быть не должно.
– Руки. Убери. От меня, – с трудом собираю каждый звук в слова, не моргая смотрю на него.
Он находится так близко, что я впервые замечаю аккуратную родинку над губой. Само ощущение теплоты полуобнаженного тела рядом давит и заставляет делать вид, что с моим дыханием все в порядке. Хотя ни хрена не в порядке. Адское сердцебиение выколачивает изнутри ребра, ноют и тянут все точки моего тела, отвечающие за желание прилипать к мужскому торсу, рукам и губам.
– Да без проблем, – лениво тянет Данил, а блеск в его глазах отключается, как по щелчку.
Моментально на моих запястьях ослабевает хватка его пальцев, он убирает ладонь с моего живота. Отталкиваю Данила и резко возвращаюсь в вертикальное положение. Не ощущаю на своей коже больше его тепла и дыхания, только от этого почему-то становится еще не уютнее. Мой вдох моментально проваливается куда-то вниз живота.
– Мне надо заниматься, – сухо цежу я, начиная дрожащими руками собирать растрепанные волосы в хвост.
– Да. Конечно. – Спокойный тон с легкой хрипотцой за моей спиной окончательно добивает и без того ощущение дикой неловкости.
Данил быстро срывается с кровати, забирает футболку с пола и, натягивая ее на себя, на ходу бросает «благодарность»:
– Спасибо за помощь, Мальвина.
– Альвина! – грубо выпаливаю ему в спину.
– Угу… – слышу уже откуда-то из коридора.
Мы больше не пересекаемся почти до ужина. Каждый прячется у себя. Я честно отзанималась три часа, но это нельзя было назвать полноценным занятием. Мажу мимо клавиш, не попадаю ни в такт, ни в ритм. Потому что в мыслях мои запястья все еще обвиты его пальцами…
Лишь ближе к вечеру, услышав голос за приоткрытой дверью моей спальни и звуки в коридоре, я убираю руки от инструмента и невольно прислушиваюсь к происходящему.
– Да. Да, – холодно рявкает Данил, а следом я слышу хлопок двери гардеробного шкафа. Мой сожитель опять куда-то собрался? – Насколько хуже? И когда? – Пауза. Я понимаю, что он разговаривает с кем-то по телефону. – Хорошо. Буду через час-полтора максимум.
Бороться с любопытством вдруг совсем не хочется. Решаю хотя бы просто попробовать поинтересоваться вернется ли он сегодня?
– Данил, а ты… – теряю остальные слова в вопросе, когда выскакиваю уже в пустой коридор. Растерянно вздыхаю, смотря на закрытую входную дверь. – Ясно…
А в моем кармане домашних штанов оживает с короткой трелью телефон. Мне вдруг становится неприятно от своей же глупости. И почему я решила, что вообще могу и должна у него что-то спрашивать?
Выуживаю телефон из кармана, а от букв, все еще светящихся на экране, окончательно крошится надежда на спокойную жизнь в этой квартире.
Сообщение от абонента «Крис»:
«Алечка, я понимаю всю странность ситуации. И я правда не знала, что так получится и переживаю. Да, у нас была договоренность, прости… Но Даня не съедет с квартиры в ближайшее время».