Его М.Альвина

Глава 35

Данил

Ее нет дома третий день. Третий гребаный день я просто ползаю по углам квартиры, потому что меня разъедает от тоски. Четыре тысячи триста двадцать минут тишины.

Я конченый идиот. Я сказал ей то, чего не должен был. Мне нужно защитить Альку от своих проблем, а не пытаться выпотрошить ее душу обидными словами. Одного бездушника на нас двоих хватает.

И мне сейчас больнее не от расплывшихся синяков по телу и ноющих ребер, а от того взгляда огромных карих глаз, заполняющихся слезами, въевшегося мне на подкорки.

«Ты думаешь, если я тебя трахаю, то должен и душу открывать?»

Блять! Шикарный ответ человеку, который дал понять, что готов меня выслушать. Мне всего лишь хочется уберечь Мальвину оттого, что ей может очень не понравится. Я ничем не лучше труса, потому что боюсь ее реакции. Одно дело знать свои косяки и ошибки самому, другое – признаться в них вслух тому, чей взгляд, полный презрения, загонит меня под плинтус окончательно.

Но, как бы там ни было, мне нужно извиниться за те слова. Поэтому уже третьи сутки в квартире мой компаньон – это слегка увядший букет винных роз. Короче, я чувствую себя имбецилом.

У меня не получается дозвониться Альвине. Она просто не берет трубку и не читает мои сообщения. Я даже не знаю, где она. Пока я бесцельно шатался по улице до самого утра после нашего последнего разговора, Аля исчезла. Но ее вещи все еще на месте, а значит она рано или поздно вернется. Мне остается только ждать и раз за разом терроризировать телефон. Ну и немного прибухивать, прикидывая, откуда и как мне возвращать этот долг. Нужен хоть какой-то план. Я должен все обдумать…

Чем я собственно и занимаюсь, пока вечером, на четвёртые сутки, не вздрагиваю от спасительного щелчка дверного замка. Срываюсь со своей кровати настолько быстро, насколько мне позволяет жуткая ломота в теле. Тех нескольких четких ударов мне по ребрам той ночью хватило, чтобы передвигаться, периодически постанывая. Я слышу шум, доносящийся из кухни и тащусь туда, обхватив свой торс рукой.

Когда вижу знакомую фигурку в свободной толстовке и джинсах скинни, замершую у букета роз, стоящего на кухонном столе, то замираю в проходе сам. Я весь напрягаюсь, наблюдая за реакцией Альвины. А она вышла достаточно предсказуемой. Алька молча вытаскивает цветы из вазы и уже через секунду они вверх тормашками торчат из мусорного ведра, едва помещаясь в нем.

– Привет, – произношу как можно увереннее, подперев плечом угол стены. Все-таки держаться в вертикальном положении немного трудновато.

– Привет, – ровным голосом отвечает она, все еще находясь ко мне спиной.

Замечаю, как Аля цепляется тоненькими пальчиками в манжеты своей толстовки и натягивает рукава ниже, будто бы ей сейчас очень холодно.

– А ты где была все это время? – интересуюсь осторожно, потому что вот здесь не могу и предположить в каком виде получу ответ.

И получу ли я его вообще. По факту, я не особо-то и заслужил…

Но Аля неожиданно спокойно оборачивается и поднимает на меня взгляд. Пиздец! Меня как будто опять жахнули в колена под дых. Хочется сжаться в комок. Под выразительными карими глазами Мальвины светятся темные круги, а на слегка осунувшемся лице четко выделяется напряженная линия скул и бледные губы. Даже несмотря на то, что я придурок, но я в два счета понимаю, что она плакала. Много плакала.

– Я была в общаге. У подруги соседка уезжала на пару дней.

– Ясно. – Мой ответ максимально тупой, как и я сам.

Несколько секунд давящего напряжения между нами, а потом Алька прячет взгляд в пол и собирается проскользнуть мимо. Я на автомате рывком успеваю ухватить ее за запястье. Хочу притянуть к себе и выпалить «прости», но Мальвина дергается от меня, как от прокаженного. Я получаю от нее такой жесткий отпор, что, знатно охренев, отшатываюсь сам, когда ее ладони с размаху бьют мне в грудь.

– Не трогай меня, – всхлипывает она на громком выдохе.

– Черт! Больно же, – со стоном втягиваю воздух сквозь зубы, опять хватаясь за свои ребра. Твою ж мать, откуда в ней столько силы?

– А мне думаешь не больно? – Тихий голос Мальвины оглушает сильнее любого удара по голове.

В прямом смысле теряюсь, когда вижу, как ее глаза заполняются влажным блеском. Я прекрасно понимаю о чем ее слова… Только теперь не могу понять, где моя боль разрастается сильнее: там, где синяки на ребрах или где-то глубоко внутри под ними. Я просто смотрю, как Алька молча разворачивается и, проводя тыльной стороной ладони по щекам, быстрым шагом скрывается у себя спальне.

Мне хочется приложиться с размаху башкой о стену. Расшибить свои конченые мозги, потому что я не знаю, как поступить правильно. Мне одновременно хочется и приползти к ней, и отгородиться. Не дать ей погрязнуть во всем моем дерьме. Я и с ней не могу, а без нее… Блять, да я тупо подохну.

Не придя ни к какому соглашению с самим собой, плетусь в свою комнату. И как ни странно, я жду, что вот-вот квартира наполнится звуками фортепиано. Обычно Мальвина каждый день погружала все вокруг в бесконечный поток мелодий. Я иногда жалел, что не родился глухим, потому что три-четыре часа домашних репетиций, и у меня начинал дергаться глаз.

А сейчас я хочу слушать эти долбаные этюды-сонаты, но только не тишину между нами. Усаживаюсь на свой диван и подпираю затылком стену. Ну же… Только не молчи! Но Алька не играет, а я ведь знаю, что ей надо готовиться каждый день.

Она так и не села за инструмент.

***

Весь следующий день проходит в точно таком же напряженном беззвучье. Мы не разговариваем. Стоит только мне выползти из спальни, как Альвина в прямом смысле сбегает от меня к себе. Она оставляет недоеденный завтрак на столе, когда я появляюсь на кухне утром. Разворачивается на полпути в коридоре, если пересекается со мной там.

Это тотальный игнор. И она с ним мастерски справляется.

А вот я совсем с собой не справляюсь. Кто-то там сверху походу решал, что пиздеца на мою голову как-то маловато. И подкидывает мне всего лишь один звонок.

– Даниил Олегович, это главврач клиники.

Я тут же настороженно привстаю с дивана. Блять. Сейчас точно будет разговор не про ромашки и фантики.

– Я вас слушаю.

– Извините за беспокойство, но, к сожалению, мы уже около недели не можем выйти на связь с Олегом Ивановичем, а вопрос назрел просто очень щепетильный… – Мужчина по ту сторону динамика замолкает.

А я напрягаюсь еще больше. Имя моего отца – так себе услада для ушей и настроения.

– В чем дело? Что-то с мамой? – сердце ухает куда-то в желудок.

– Если вы про состояние, то ничем порадовать не могу. Сами понимаете, что все будет только ухудшаться. Дело здесь в другом. Уход за вашей матерью оформлен у нас по контракту на год…

– И когда он истекает? – грубовато перебиваю врача, а телефон в ладони, зажатый так сильно, едва не трещит.

– Контракт уже истек. Мы и так держим вашу маму дольше положенного бесплатно, – врач четко выделяет последнее слово. – И это лишь из уважения к вашему отцу, он немало сделал для нашей клиники, но здесь не благотворительный фонд. Я думаю, вы меня понимаете. Может, вам стоит подъехать, и мы как-то решим этот вопрос…

«…из уважения к вашему отцу…».

Все. Дальше я ничего не контролирую. Перед глазами пелена из ярких вспышек, а в ушах только собственный крик:

– Сука! Тварь!

Телефон и мои кулаки летят в стену. Я не вижу почем и куда замахиваюсь. Мне наплевать, что мое тело все еще жутко ноет после побоев чужими ногами. Боль внутри однозначно сильнее, ее даже не глушит дикое жжение от костяшек, стесанных за пару нокдаунов стене. Из меня когтями наружу рвется то, что так долго подавлялось.

И я не знаю, чем бы это все закончилось, если бы не дрожащий голос, словно откуда-то из-за тумана, и хрупкие руки, которые с силой обхватывают меня за талию.

– Пожалуйста, прекрати! Я прошу тебя.

Она утыкается носом куда-то между моих лопаток и прижимается ко мне так, что по телу шарашит ток. Резко развернувшись, я сгребаю Мальвину в объятия. Зарываюсь лицом и разбитыми в кровь пальцами в ее волосы и остервенело дышу. Дышу запахом сладкой жвачки, пока сердце хреначит по всей грудной клетке.

– Не молчи, Дань. Расскажи мне. Я же вижу, что тебе плохо. И вижу, как тебе плохо, – Альку невероятно колотит, но она упорно прижимается ко мне, обвивая ладонями мою шею.

А мне реально пиздец как плохо. Я который раз думаю, что хуже быть не может и который раз утверждаюсь: может. И еще понимаю, что уже не справляюсь. На одного меня всего происходящего слишком много…

– Вызови такси. И я очень прошу тебя поехать со мной, – хриплю Альке в висок и обнимаю ее так, чтобы между нами не было и гребаного миллиметра расстояния.

– Опять клуб? Или казино? – От этой просьбы она мгновенно каменеет в моих руках.

– Нет, но одному туда у меня уже нет сил ехать. А потом я расскажу тебе все, как есть.