Глава 34

На часах половина третьего… ночи? Утра? Я потерялась во времени. Уже несколько часов сижу в одежде, завернувшись в плед на кровати, и смотрю тупо в одну точку, слегка раскачиваясь. Только это помогает не трястись от бьющей по нервам крупной дрожи.

Я ведь не маленькая и теперь прекрасно понимаю, что Данил куда-то вляпался. Когда совесть чиста, ты не пытаешься убежать от четверых амбалов. И в глазах не поселяется животный страх. А в глазах Данила я видела именно это.

В моей голове сумбур из миллионов вопросов, но сейчас меня мучает только один. Что с Даней? Я ведь даже не могу позвонить ему.

Я не знаю, где он? И жив ли вообще… О Боже!

Закрываю лицо ладонями и стараюсь дышать ровнее. Я отгоняю от себя панику, повторяя губами только одно и то же: все будет хорошо.

Ведь будет же? Он же придет? Должен прийти! Громко всхлипнув, я в сотый раз размазываю по щекам влажные дорожки из туши.

Не знаю, сколько еще проходит времени, прежде чем в тишину квартиры, наконец, вмешиваются щелчки замка на входной двери. Мое дыхание, пульс, стук сердца – исчезает все. Остается только слух, который цепляется за каждый звук, доносящийся из коридора.

Словно ударенная током, подрываюсь с кровати, но ватные ноги путаются в краях покрывала. И пока неуклюже пытаюсь освободиться, слышу, как что-то звонкое ударяется о пол в коридоре, тяжелые шаги вглубь квартиры и шум воды из ванной.

Сдернув с себя ненавистное покрывало, я вылетаю из спальни и едва не лечу кубарем, наступив босой ногой на свой клатч, валяющийся на полу в темном коридоре. Но мне уже совершенно плевать на свои вещи, потому что слышу из-за двери ванной глухой протяжный стон.

– Данил! – я врываюсь туда с ходу, без стука.

Мне хватает всего секундного взгляда на сгорбившуюся фигуру у раковины, чтобы твердый пол под моими ногами стал вязким. Опершись обеими руками о столешницу, Данил сплевывает кровь, которая тут же алыми разводами смывается водой из-под крана. Волосы, закрывающие половину лица, взлохмачены и в крови, белая рубашка разрисована багровыми пятнами, брюки в крови. Данил вообще весь в крови.

Вижу, как дрожат его руки, едва удерживая в равновесии шатающееся тело, а через мгновение оно со стоном плавно стекает к полу. Не раздумывая, я кидаюсь вперед, инстинктивно подхватывая Данила в полете. Но для меня он невероятно тяжелый, поэтому, держа его в объятиях, вместе с ним опускаюсь на ледяную плитку.

Данил без сил прислоняется спиной к борту ванны, а я, став перед ним на колени, трясущимися руками скольжу по кровавым следам на рубашке: грудь, плечи, шея. Не дыша, я осторожно обхватываю его опущенную голову ладонями и приподнимаю, чтобы увидеть лицо. И не могу сдержать тот стремительный поток слез, который водопадом рвется по щекам стоит мне только взглянуть на Даню.

На его лице нет живого места. Одни кровоподтеки, разбавленные ссадинами, очерчивающие напряженные скулы. Внутри меня все сворачивается в липкий ком.

– Это они с тобой сделали? – Мои пальцы плохо слушаются, когда касаются спутавшихся волос, прикрывающих рассечённую бровь.

Я хочу откинуть окровавленную прядь с его лба, но Данил дергается от моих рук, как от огня.

– Уйди, – шепчет он разбитыми губами и мотает головой, даже не открывая глаз.

Я вижу, как ему больно, вижу, как дрожат на шее вены. Мне даже страшно прикоснуться к нему. Я все больше захлёбываюсь паникой и своими же слезами. Хаотично скольжу пальцами по его волосам, лбу, побитым скулам. Одно только осознание того, что пока я ждала Данила здесь, дома, с ним творили вот это, пускает выжигающий страх по венам.

– Дань, надо все промыть. Я помогу. Я…

– Аля, вон отсюда! – Его жесткий голос срабатывает для меня, как оплеуха.

Я вздрагиваю, а он, грубо отпихнувшись от меня, распахивает глаза, налитые кровью и пустотой.

– Вон! – Данил рявкает на меня с таким раздражением, что я даже перестаю всхлипывать и растерянно моргаю, смотря в его лицо, разукрашенное чьими-то кулаками. – Уйди, Альвина.

Эти слова буквально колют и заставляют найти в себе силы, чтобы подняться и исчезнуть из ванной. Меня шатает, и я едва держусь на дрожащих ногах. Прислоняюсь затылком к стене в коридоре, глубоко и часто дышу, стараясь отогнать от себя приступ паники. Я не понимаю. Ни того, что происходит сейчас, ни того, что произошло в клубе, а особенно то, что на самом деле творится в жизни Данила.

Несколько минут слышу из ванной только мучительные, пугающие стоны и шум льющейся воды. Я растеряна до полной пустоты внутри себя. Но когда Даня появляется в дверях санузла и, даже не бросив на меня мимолетного взгляда, просто пошатываясь проскальзывает мимо, то четко и однозначно осознаю: я так больше не могу.

– Нам надо поговорить, – громко и уверенно бросаю ему в спину, которая даже не дрогнула от моего оклика, а просто исчезла в гостиной.

Отлипаю от стены и направляюсь за Даней. Может, именно сейчас не время и не место устраивать допросы, но ведь у меня тоже есть чувства. И они далеко не железные.

– Данил! – повышаю голос и сжимаю кулаки.

И пока терпеливо жду его реакции, просто наблюдаю, как он открывает невесть откуда взявшуюся бутылку водки. Как не скривившись, делает несколько жадных глотков прямо из горла, а потом, разливая по полу огненную воду, смачивает ей ладонь и просто протирает лицо. Данил громко шипит, когда водка крупными каплями стекает по его щекам, распухшим губам и подбородку.

– Жду объяснений, – проговариваю так холодно, чтобы дать понять – я не отстану.

И Данил, наконец-таки, удостаивает своим вниманием. Он оборачивается, но смотрит как будто сквозь меня.

– Тебя. Это. Не касается.

Ну, все! Довольно! Подрываюсь к Дане и становлюсь прямо перед его разбитым носом. Впиваюсь взглядом в его, застеленные красной пеленой, глаза и просто выдаю все на одном дыхании:

– Касается, Данил. Хочется тебе этого или нет. Я старалась не лезть в твою душу. Видела, что ты избегаешь всех вопросов и разговоров о себе. Но больше не хочу делать вид, что меня ничего не волнует. Я знаю о твоей прошлой богатой жизни на широкую ногу. Догадываюсь, что в твоей семье что-то не так, потому что ты ютишься здесь, а не в своем доме. И то что было сегодня в клубе… Кто это? Почему ты так испугался? Может, у меня и нет права требовать всех ответов, но я пустила тебя не только в свою постель, но и… Дань, я… – мой голос срывается и приходится сделать глубокий вдох. Приближаюсь к нему еще на миллиметр, касаясь грудью его испачканной кровью рубашки. Несмело обхватив ладонями изрисованные ссадинами скулы, тянусь на носочках к разбитым губам. Не целую, а просто шепчу. Я хочу, чтобы он услышал и понял. – Ты дорог мне. Чтобы не происходило в твоей жизни, я не стану тебя осуждать. Ты можешь мне доверять.

Мы так и стоим посреди кухни. Я почти не дышу, тогда как грудь Дани нервно поднимается и опускается. Слышу, как он тяжело сглатывает и чувствую, как мои запястья обвивают ледяные пальцы. Данил скидывает мои руки со своего лица, а я в полном смятении отшатываюсь назад.

– Ты думаешь, если я тебя трахаю, то должен и душу открывать? – Равнодушие. Безразличие. Холод.

Все это есть в его словах и взгляде, которым выбивается земля у меня из-под ног. В моей груди взрывается боль. И такая, что я невольно обхватываю себя руками, иначе разлечусь на кусочки. Образ избитого, взлохмаченного и всего в кровоподтеках Данила, стоящего передо мной каменной глыбой, расплывается в моих слезах.

Даже не хочу скрывать, что вот-вот разрыдаюсь во весь голос. Мне больше нечего ему сказать, потому что услышала все, что должна была. И теперь понимаю, что я просто влюбленная дура.

Пальцы находят висящую на шее подвеску и одним ненавистным рывком сдергивают ее, швырнув куда-то под диван. И через секунду меня уже нет рядом с Данилом. Я грею собой пол в спальне, подпирая спиной кровать. Приходится зажать себе рот рукой, чтобы заглушить свои же рыдания. Я слышу, как в гостиной с ярким звоном бьющегося стекла что-то влетает в стену, а потом эти же стены вздрагивают от мощного хлопка входной двери.

Но я даже не двигаюсь. Сейчас мне уже все равно, куда ушел Данил.

Загрузка...