Я не двигаюсь с места, даже когда за спиной слышу шорох шин уезжающего такси. Так и стою у края каменной дорожки, ведущей к небольшому двухэтажному домику.
Симпатичный особнячок из кирпича винного цвета с панорамными окнами на первом этаже, покатая крыша, идеально зелёный газон вокруг и отличительная черта американских двориков – полное отсутствие хоть какого-либо забора.
У меня нет препятствий, чтобы пройти дальше по дорожке до дверей дома. Только вот сделать первый шаг вперёд страшно. Страшно до какой-то глупой, обнадеживающей мысли в голове, что адрес, который дал мне Граховский, неверный.
Глубоко вдохнув, все же совершаю этот шаг вперёд. А дальше уже и не хочу останавливаться. Расстояние до двери преодолеваю за секунды, и осознание того, что возврата нет, приходит, когда не раздумывая жму на звонок.
И время замирает. Тянется, как чёртова жвачка, которая мерзко липнет к моим нервам, не давая даже дышать.
А что если его нет дома? Или он… вообще не один? Боже, и зачем я приехала?
Здесь нет привычки запираться на ключ, поэтому у меня нет таких нужных секунд, чтобы, слушая обороты замка, угомонить рвущееся на миллиарды ударов сердце. Но оно глохнет и без этого.
Потому что когда распахивается дверь, во мне все обрывается. Абсолютно все. Пульс, дыхание, мысли. Из меня как будто на живую выдергивают душу, оставляя пустой оболочкой в симпатичном платье в цветочек, застывшей на пороге чужого дома.
– Твою мать, – шепчу я и чувствую себя так по-дурацки, пока ореховые глаза напротив затмевает шок.
И меня с головой накрывает паника. Хочется сделать то же, что и в день нашей первой встречи.
Сбежать.
Только если тогда мной руководил страх, то теперь растерянность.
Делаю шаг назад, едва не рухнув со ступенек, ведущих на входную террасу дома. Удержавшись на ногах, отворачиваюсь и хватаюсь за перила. Всё-таки я оказалась не готова к той правде, что он так долго был здесь. Рядом. Пока я мысленно считала между нами эти конченые километры.
– Альвина! – испуганный голос за моей спиной парализует меня окончательно.
А через мгновение я оказываюсь в его руках. Сильных. Тёплых…
– Аль, пожалуйста, стой! – сипит Данил мне в затылок, до боли в ребрах прижимая спиной к своей груди.
Я отчаянно трясу головой, дёргаясь из крепких объятий. Меня даже посещает безумная мысль: а не вонзить ли в них зубы второй раз?
– Я тебя сейчас отпущу, но мы зайдем в дом, ладно? – Данил шумно сглатывает и немного ослабляет хватку, будто бы проверяя: вырвусь я или нет.
Ничего не отвечаю, но даю свое согласие кивком. Медленно, по-саперски Даня убирает от меня руки и отходит назад. Не оборачиваясь, я просто на одном дыхании проскальзываю к настежь распахнутому входу в дом.
И замираю уже там, на пороге просторной прихожей, когда Данил закрывает за нами дверь. Мы молчим. Не двигаясь, стоим друг перед другом на расстоянии пары метров.
Я, потерянная с болезненным чувством обиды в груди, и он… Не знаю… Просто стоящий напротив меня в широкой чёрной футболке, свободных спортивках и с чертовски идеально лежащими волосами.
Данил смотрит на меня, а в его глазах целый океан недоверия.
– Как ты…
– Граховский, – бросаю ответ сразу же.
– А. Ну да, – Данил проводит по уложенным прядям пальцами, опуская их от затылка к шее, а потом нервно поправляет ими ворот футболки. – Аль, я…
– Почему ты не сказал, что повторное прослушивание случилось именно с твоей подачи? Это ведь ты уговорил Аристарха Григорьевича, а тот, в свою очередь, Андерсена дать мне второй шанс, – сжав ладони, выпаливаю я.
Даня вскидывает голову, устремляет взгляд в потолок, выдыхает, а потом снова встречается со мной глазами:
– А это что-то меняет?
– Меняет, – повышаю голос, делая резкий шаг вперёд. – Хотя бы то, что я должна сказать тебе спасибо.
– Бред, – поджав губы, Данил качает головой. – Ты ничего не должна мне. Это было единственным правильным решением на тот момент.
– Как и не сказать мне, что твой отец живёт в Штатах, как и ты теперь находишься в часе езды от меня? Почему не сказал? Хотя, что это меняет? У каждого из нас своя жизнь, да?
Прямо смотрю в его потухшие глаза. И скрыть обиду в голосе у меня не получается. Каждое моё слово пропитано ей. После разговора с Граховским все изнуряющие часы в самолёте я захлебывалась лишь одним вопросом: почему? Почему он не сказал о таких важных и, как оказалось, нужных для меня вещах? Может потому, что ему самому это уже неважно. Перекипело? Переболело? Оставил чувства в прошлой жизни, из которой я выбралась лишь физически. Душа моя так и осталась там. В той квартире. И паршиво то, что я поняла это только сейчас.
Данил молчит, топя меня в своём взгляде полным вины. А мне и сказать нечего. Я просто хочу знать ответ.
– Почему? – шепчу, не отрываясь смотрю на Даню перед собой.
Вижу, как часто и неровно вздымается его грудь, а пальцы сжимаются так, что на руках стальными канатами вырисовываются жилы.
– Почему? – повторяю громче, готовая сорваться уже в отчаянный крик.
– Да потому что я люблю тебя! – Голос Данила хрипло взлетает на несколько тонов. – До сих пор люблю, Аль. Но два года… – он делает шаг ко мне, потом резко отступает, нервно запуская ладони в свои волосы. Грубо взлохмачивает их и мучительно выдыхает. – Я знаю, что происходило вокруг тебя. А что у тебя там? – Даня яро тычет пальцем себе в грудь. – Может, лютая ненависть и желание забыть все, как страшный сон? А врываться в твою жизнь я вообще имею право? Кто я теперь тебе? Да и кем стал, после того как чуть не потянул за собой в ад? И ещё знаю, что за все это время ты ни разу ничего не спросила у Крис.
Закрываю глаза и просто, наконец, признаюсь самой себе:
– Я боялась услышать, что ты… Что ты так и не смог… Я боялась потом жить с чувством стыда, потому что ушла тогда. Дань, мне было так больно. Я была напугана.
– Аля… – кожей ощущаю, как он делает осторожный шаг вперед.
И меня накрывает волной бессилия. Я не двигаюсь, позволяя ему стать вплотную ко мне. Так близко, что по коже ползет ток, когда чувствую его дыхание рядом.
– Мне не хватило духа помочь тебе, поэтому я просто бросила тебя, Дань. Бросила и все это время делала вид, что у меня все нормально. Ненормально. – Я невероятно беспомощна, когда решаюсь поднять на него глаза. – И если честно, даже не понимаю, зачем я здесь. И кому из нас это нужно.
– Я просто хотел, чтобы ты была счастливой, – хрипло тянет Данил, а его ладони боязливо ложатся на мои щёки.
Тепло мужских рук паутиной расползается по каждому миллиметру кожи. Не сдерживая колотящую меня дрожь, я зажмуриваюсь, позволяя себе сплетаться с этим состоянием.
– Я разве похожа на счастливую? Не смогла. Прости, – шепчу и чувствую, как он осторожно соединяет наши лица лбами.
– Ты похожа на мою Мальвину, – Голос Данила срывается. – Мою же?
У меня в груди щемит так, что я кричать хочу, чтобы он услышал и понял. Но произношу это почти беззвучно:
– Твою.
Не дыша, Данил накрывает мои губы мучительно нужным поцелуем, осторожно сжимая моё лицо в своих ладонях.