Его М.Альвина

Глава 36

В такси, рассекающему практически пустынные улицы в вечерних огнях города, царит молчание. Давящее и холодящее до костей. Но разговаривать о чем-либо мы оба не готовы. Каждому из нас нужно уложить в своих головах то, что произошло за прошедший час.

Данил сидит рядом со мной, на заднем сидении машины. Мне достаточно сдвинуться на миллиметр, чтобы задеть его плечом, но я вижу, что он вообще не здесь. С отсутствующим взглядом следит за сменой ярких витрин через наглухо тонированное окно такси. Его лицо, наполовину скрытое под капюшоном куртки, все еще в макияже из синяков и ссадин. И кажется, что получить их Дане было гораздо проще и легче, чем привезти меня туда, где, наконец-таки, я увидела все то, что глубоко сидит в нем. А там оказалась бездна боли.

И если вычеркнуть из памяти этот длинный коридор и взгляды медсестер с ресепшн в нашу сторону вполне возможно, то увиденное за белоснежной дверью номер «19» теперь монолитом стоит перед глазами.

Я ни о чем не спрашивала Данила. Он просил не спрашивать. Я молчала, пока мы ехали куда-то в другой конец города. Не задавала вопросов, даже тогда, когда зацепилась взглядом за вывеску «Паллиативный пансионат…» перед тем, как войти в здание, очень напоминающее какой-то санаторий. Где-то на бессознательном уровне я уже тогда поняла, зачем мы здесь.

И поэтому, когда Данил закрыл за нами дверь под номером «19», казалось, что я буду готова увидеть то, что увижу. Но мне лишь показалось…

Я не ожидала рассмотреть в рассеянном свете, пробивающимся через неплотно задвинутые шторы, худую, измождённую женщину, безвольно лежащую на больничной койке. Как и прочитать прикрепленную к изголовью табличку «Вершинина Нелли Николаевна».

Но сложнее всего мне дались болезненные слова Данила, присевшего на кресло у кровати и очень бережно взявшего в свои ладони практически прозрачную руку женщины.

– Привет, мам. Я без предупреждения, но с гостями. Это моя Мальвина. Я говорил о ней. Помнишь?

Стеклянные глаза его матери распахнулись, и она нашла меня, влипшую в угол комнаты, взглядом:

– Маль… вина… – тихий, скрипучий голос почти мгновенно растворился в палате.

Я не знаю, откуда у меня взялись силы не сползти к полу, захлебываясь слезами. Все, что смогла в тот момент, это на деревянных ногах сделать шаг. Присесть на край кровати и накрыть ладонью ладонь Данила с разбитыми костяшками пальцев, которыми он крепко держал запястье своей матери. Мне пришлось душить в себе каждый подступающий к горлу всхлип. Хотелось зареветь навзрыд, потому что внутри все царапалось и кусалось, когда Даня прижался лбом к моей руке.

Но я молчала, зная, что мои слезы ему сейчас не нужны. Ему не нужна была жалость, а она просто хлестала через край. Ему нужна моя помощь. И все, чем могла помочь Данилу тогда – это просто быть рядом. И я была.

Была в тишине палаты номер «19». Была в тот момент, когда он с трясущимися руками и покрасневшими глазами вышел из кабинета главврача. И я не задала ни одного вопроса, а просто прильнула к тяжело поднимающейся и опускающейся груди Данила, аккуратно сжав в его объятиях. И по его неистово бьющемуся сердцу и горячему протяжному выдоху в мою макушку, стало понятно, что он благодарен за это молчание.

Я продолжаю молчать даже тогда, когда уже перед самым домом Даня просит водителя остановиться возле магазинчика с огромными буквами «Алкомаркет» и возвращается оттуда с бутылкой какого-то спиртного и пачкой сигарет. Мы нарушаем тишину между нами только оказавшись дома.

– Давай без света, – просит он севшим голосом, прежде чем я успеваю щелкнуть выключателем в коридоре.

Сбросив куртку на пол, Даня исчезает в темной гостиной, а я даю себе пару секунд прийти в чувство, сделав глубокий вдох-выдох. И только потом следую за ним. Мое горло все еще жжет влажный ком из слез.

Ловлю взглядом в темноте силуэт Данила, который тенью двигается по кухне. И слышу, как разливается алкоголь по двум стаканам, один из которых он вручает мне. Без лишних пререканий сжимаю его в ладонях и просто усаживаюсь на диван.

Но Данил все еще не спешит начинать разговор. Раздвинув тонкую вуаль на окне, он распахивает его настежь. В комнату мгновенно врывается сквозняк, начиная холодной паутиной тянуться по полу.

Я успеваю продрогнуть за секунду, стоит только осеннему воздуху коснуться моих стоп. Приходится забиться в угол дивана прямо в джинсах и спрятать нос в ворот свитера. Но холодно здесь, видимо, только мне, потому что Даня, стоя возле открытого окна в одной футболке, лишь расслабленно ведет плечами. А потом залпом, жадными глотками, опустошает свой стакан со спиртным. Еще пара движений и лицо Данила, покрытое ссадинами и синяками, подсвечивается всполохом зажигалки.

Он делает несколько глубоких затяжек и, закинув голову назад, окружает себя серыми клубами никотина. Я не отрываю от него взгляда. Даже через темноту и дым хочу смотреть ему в глаза и видеть, что там за ними и насколько бездонна эта боль.

– Я не знаю с чего начать, – с хрипом шепчет Данил, когда наши взгляды пересекаются, цепляясь друг за друга.

– С того, что первое приходит в голову. Что больше всего не дает тебе покоя.

Сделав еще одну затяжку, Даня взъерошивает дрожащими пальцами свободной ладони свои волосы:

– Я должен большую сумму. Очень большую.

– Сколько? – я шепчу и чувствую, что боюсь услышать ответ.

Продолжая смотреть на меня в упор, Данил произносит то, отчего в меня острыми иголками впивается шок:

– Около миллиона, Аль…