Экономическая мысль Древней Греции. Курс лекций

§ 1. Начало экономической науки

Вершиной экономической мысли Древней Греции был Аристотель. Его гений затронул все отрасли античной науки, в том числе и экономические проблемы эпохи. Наиболее всеобъемлющий ум древности, Аристотель был энциклопедией науки, олицетворением последней. Он впитал все знания своего времени, систематизировал их и подвёл итоги развития греческой науки. Вместе с тем он самостоятельно исследовал многие отрасли науки и даже положил им основание. Универсальная эрудиция и поразительная логика суждений, необычайная глубина мысли и энтузиазм подлинного учёного изумляют всякого, кто знакомится с произведениями Аристотеля. Вся его жизнь была посвящена науке, в её истории он оставил глубокий след. В анналах мировой науки Аристотелю принадлежит одно из самых почётных мест. Он прославил своё имя на целые тысячелетия. В древности и в средние века его авторитет, как учёного, был непререкаемым. Только на исходе средних веков развитие «позитивной науки» или естествознания поколебало этот авторитет. Но исследования Аристотеля по логике и до сих пор не потеряли своего значения.

Универсальный ум Аристотеля оставил человечеству огромное количество сочинений всякого рода (до 1000 книг), хотя не все они сохранились. Среди них имеются сочинения по логике («Органон»), много книг на естественно-научные темы («О природе», «О небе», «О возникновении и уничтожении», «Метереология», «О животных», «О частях животных», «О растениях», сборник «Физика»), затем философские работы (сборник «Метафизика»), социологические («Политика»), экономические («Экономика»), исторические («Афинская полития»), литературные («Риторика», «Поэтика») и другие. Хотя имя Аристотеля и его работы были хорошо известны на протяжении двух с лишним тысяч лет, некоторые его сочинения лишь недавно оказались доступными для науки. Так, «Афинская полития» была найдена только в 1890 году среди папирусов Египта.

Уже в юности Маркс восторгался величием Аристотеля, а в своей диссертации (о натурфилософии Демокрита и Эпикура) называл Аристотеля «Александром Македонским греческой философии», история которой потом закончилась «бесцветной развязкой» ¹⁾.

Во многих своих работах Маркс и Энгельс высоко оценивали Аристотеля как гениального учёного и мыслителя древности. Даже в области экономической теории они отмечали гениальные догадки и ценные достижения Аристотеля. Можно утверждать, что с него начинается история политической экономии, как науки, поскольку в его произведениях впервые в мировой истории оказались элементы экономического анализа. В них можно найти контуры, и довольно отчётливые, своеобразной экономической теории. Аристотель не просто выражал свои взгляды, симпатии и антипатии, высказывал моральные суждения по тому или иному поводу, как это делали его предшественники, не исключая Ксенофонта и Платона. Аристотель не ограничивался этим, но шёл дальше и закладывал основы экономической науки. Он пытался найти рациональное объяснение экономических явлений, определить их причины, вскрыть их тенденции. Он стремился раскрыть внутреннюю природу экономических процессов, в его произведениях экономическая мысль античности переходила в стадию науки, т. е. систематизированного знания о характере и причинах экономических явлений. Конечно, этот этап был пройден лишь отчасти. Аристотелю удалось дать только элемент экономической науки в весьма незрелой форме. Объяснить это не так трудно. Сама незрелость экономических условий античности много объясняет в том, что начинания Аристотеля в области теоретической экономии не пошли дальше ограниченных рамок её младенческой стадии. Классовая ограниченность мировоззрения мешала успехам политической экономии Аристотеля. Самая строгая логика изменяла ему при рассмотрении проблемы рабства, и Аристотель опускался с Олимпа своей науки в болото софистики, обосновывая право греков на эксплуатацию других народов. Он терял спокойствие и объективность, когда вставал вопрос об источниках экономического благополучия рабовладельцев. Аристотель сам пользовался благами рабовладельческого режима и не мог быть равнодушным к вопросу относительно их судьбы. Кроме того, вообще античная наука находилась ещё в начальной стадии своего развития и это сказывалось на экономических исследованиях Аристотеля.

Но важно подчеркнуть, что экономическая наука зародилась в древности, и вовсе не идеологи буржуазии (будь то меркантилисты, физиократы или Адам Смит) были её первыми создателями. Ошибочным является отождествление экономической науки с домыслами буржуазных экономистов и предание анафеме всего того, что им предшествовало.

Мы не можем принимать всерьёз болтовню самодовольных буржуа, вроде Онкена, относительно «доисторического периода» в истории политической экономии, продолжавшегося якобы до физиократов ²⁾. На самом деле экономическая наука является детищем античности, во всяком случае уже тогда были заложены её основы. То обстоятельство, что экономическая мысль античности работала над своеобразными проблемами, вполне находит себе объяснение в особенностях исторических условий, которые определялись прежде всего господством рабовладельческого способа производства. Тематика буржуазной политической экономии тоже оказалась исторически и классово ограниченной. Эта ограниченность была преодолена марксизмом, затем далеко оставлена позади развитием политической экономии социализма в трудах В. И. Ленина.

Экономическая мысль античности решала проблемы рабовладельческой формации своего времени и если не смогла сформулировать её законы, то всё-таки (в трудах Аристотеля) сделала попытку объяснить научным образом многие экономические явления. Это, несомненно, было уже началом экономической науки и не только потому, что Аристотель пустил в научный оборот сам термин «экономия». Был сделан важный шаг в области экономического анализа и тем самым заложен первый камень в здание экономической науки. Конечно, Аристотель опирался на предшествующие достижения экономической мысли, хотя незрелость последней и помешала её систематизации. В частности, он во многом повторял Ксенофонта и Платона. Новые экономические взгляды имеют большое значение для истории экономической науки, если даже они выражались всего лишь в поэтической форме или политическом памфлете. Между тем Ксенофонт написал специальные сочинения на экономические темы, а Платон разработал экономическую платформу. Аристотель мог опираться на них, использовать идеи своих предшественников.

Конечно, сами по себе стихи Гесиода, законы Солона, речи Перикла, комедии Аристофана, памфлеты Ксенофонта и даже проекты Платона ещё не давали экономической науки, но они формулировали новые идеи и тем самым подготовляли её. Идейный вклад в науку не связан с определённой литературной формой. На известной ступени постепенное накопление идей приводит к возникновению науки, и в истории экономической мысли античной Греции Аристотель стал настоящим рубежом.

В самом деле, предметом изучения для политической экономии являются производственные отношения людей. Она анализирует формы собственности на средства производства, положение различных классов в производстве и их взаимоотношения, а также формы распределения и обмена продуктов.

Но всеми этими вопросами в той или иной мере занималась уже экономическая мысль античной Греции. В частности, Платон в своих проектах затрагивал самые разнообразные стороны экономической жизни Греции и в том числе проблемы, связанные с античными формами собственности, положением отдельных классов рабовладельческого общества в производстве, а также распределением продуктов. Однако Платон судил больше с точки зрения должного, чем сущего, и ему был чужд сам экономический анализ. Последний представлен лишь в произведениях Аристотеля, и только с них можно датировать начало экономической науки. Экономические познания античной Греции приобретают в исследованиях Аристотеля систематический характер. Он ищет объяснение экономическим явлениям, и в его произведениях рождается экономическая теория античности. Правда, Аристотель тоже развивал точку зрения должного, привнося субъективный момент в свои экономические исследования. Но их методология отнюдь не сводилась к этому. В отличие от Сократа, Платона и других, Аристотель в основном стоял на позициях материализма. Поэтому моральные сентенции сопровождали, но не исключали научный анализ экономических явлений, живо интересовавших Аристотеля. В своих произведениях он затрагивал коренные вопросы рабовладельческого способа производства.

Проявляя интерес к экономическим исследованиям, Аристотель заявлял в «Риторике», что «должно иметь сведения о доходных статьях государства, каковы они и сколько их, чтобы присоединить к ним те, какие упущены, а если какая-либо из доходных статей является слишком незначительной, чтобы её увеличить. Нужно иметь также сведения и о всех расходных статьях государства, чтобы излишние из них изъять, а слишком крупные расходные статьи сократить. Ведь богатеют не только тогда, когда прибавляют что-либо к уже имеющемуся, но и тогда, когда сокращают расходы».

Некоторые историки даже полагают, что он собирался написать специальное сочинение об экономике полиса.

§ 2. Исторические предпосылки и классовые корни мировоззрения Аристотеля

Интерес Аристотеля к экономическим проблемам своей эпохи объяснялся тем, что кризис рабовладельческого строя Греции продолжал углубляться. Над страной нависла угроза македонского завоевания, а между тем борьба демоса с олигархией не прекращалась и всё больше подтачивала социальные резервы рабовладельческого строя. Городская беднота выступала со всё новыми домогательствами. Однако прежняя политика её подкармливания, столь успешная во времена Перикла, теперь не давала нужных результатов.

Демосфен иронически оценивал государственные раздачи, указывая, что они, подобно таблеткам врачей, «предохраняя больного от смерти, не влагают в него жизненных сил», ибо не настолько велики, чтобы дать человеку полное удовлетворение, но и не настолько ничтожны, чтобы, отвернувшись от них, люди стали добывать себе средства на стороне. Во всяком случае подачки «поощряют к нерадивости» каждого из получателей. Изобличая афинян, Демосфен говорил, что они платят налоги и не хотят нести военную службу, но не отказываются при этом «от общественных выдач».

Волнения рабов устрашали господ, однако последние не могли опереться на свободное население, оно всё больше разорялось. Неустойчивость торговли греческих городов сказывалась на каждом шагу и возникали неизбежно сомнения в правильности торгово-промышленного направления полисной экономики.

Следовательно, перед Аристотелем стояли те же проблемы, что и перед Ксенофонтом и Платоном. Он также искал пути преодоления кризиса рабовладельческого строя и полисной экономики Греции. Как уже отмечалось выше, именно развитие этого кризиса и обострение классовых противоречий послужили основой активизации экономической мысли Греции IV века и её значительного развития.

В годы Аристотеля кризис продвинулся ещё более далеко, чем во времена Ксенофонта и Платона, а потому в своих произведениях Аристотель мог высказать более зрелые суждения о причинах кризисных явлений, их характере и путях преодоления угрожающей рабовладельческому режиму опасности. Можно было опираться и на работы предшественников, наблюдавших кризис в первой половине IV века. Если Платон интересовался преимущественно выработкой проектов идеального государства, то Аристотель переносил центр тяжести на объяснение экономических явлений. В целом экономические исследования Аристотеля отражали более развитые условия экономической жизни, классовых противоречий, состояния экономической мысли Греции, философии последней, а потому оказались более зрелыми.

Классовые мотивы экономических взглядов Аристотеля прослеживаются труднее, чем аналогичные мотивы воззрений Ксенофонта и Платона, поскольку речь идёт о мыслителе, который не принадлежал к рабовладельческой знати, а между тем мирился с рабством, оправдывал последнее и считал его вполне естественным явлением. Аристотель родился в 384 г. до н. э. в городе Стагире (на полуострове Халкидике) во Фракии и был сыном придворного врача. Он переселился в Афины и стал учеником Платона, оставаясь там до смерти последнего. Затем три года Аристотель пробыл в Малой Азии (при дворе одного тирана), потом в гор. Митилене (на острове Лесбосе); позднее, в 343 году, стал воспитателем Александра Македонского, а в 335 году вернулся в Афины и создал здесь школу «перипатетиков». Когда в 323 году после смерти Александра Македонского в Греции возникло восстание, Аристотель был обвинён в безбожии. Вынужденный покинуть Афины, он поселился в гор. Халкиде (на о. Эвбее), где и умер в 322 году.

В Афинах он жил на положении неполноправного метэка и фактически принадлежал к городской интеллигенции, средним слоям греческого населения. Естественно возникает вопрос о том, как же Аристотель стал защитником рабства и каковы были социальные мотивы этого? Почему он не проявлял оппозиции к тому рабовладельческому строю, в рамках которого вовсе не принадлежал к господствующей знати? Ведь он даже женился на вольноотпущеннице.

Ответ на этот вопрос следует искать в том, что сам Аристотель был мелким рабовладельцем и пользовался услугами рабов. Это важное обстоятельство экономического характера нельзя игнорировать при выяснении биографических основ мировоззрения даже столь гениальных людей, как Аристотель. Правда, он, видимо, относился к своим рабам довольно гуманно и некоторые из них получили свободу согласно его завещанию, других завещание не разрежало предавать. Кроме того, отец Аристотеля и сам служил при царских дворах, пользуясь связанным с этим материальным благополучием. Но решающее значение имело то обстоятельство, что вообще греческая интеллигенция была свободна от физического труда лишь потому, что неустанно работали в городах и сёлах рабы разного происхождения. В той или иной форме греческая интеллигенция IV века (как и других столетий), пользовалась материальными ресурсами рабовладения. Для неё было совершенно очевидно, что материальной предпосылкой расцвета греческой культуры являлось рабство. Поэтому существование последнего считалось непреложным условием умственной деятельности, развития науки, искусства, столь важных для интеллигенции. Кроме того, как отмечалось много раз выше, более широкие слои демоса мирились в Греции VI–IV веков с эксплуатацией рабов, поскольку крохи прибавочного продукта последних перепадали и городской бедноте при осуществлении политики «хлеба и зрелищ». Естественно, что миазмы античного рабства отравляли также интеллигенцию того времени, и постоянное давление общественного мнения сказывалось на мировоззрении самых выдающихся людей эпохи.

Как указывал Маркс, именно идеи господствующего класса оказываются обычно господствующими идеями его эпохи. Не подлежит сомнению, что на Аристотеля большое влияние оказала сложившаяся философская традиция, которая отражала интересы рабовладельческой знати. В частности, он был учеником Платона и воспринял многое из его мировоззрения. Между тем Платон сам являлся представителем рабовладельческой знати и яростно защищал её интересы, безусловно оправдывал существование рабства и т. д.

Но каковы бы ни были причины направления идейной эволюции Аристотеля, его сочинения показывают, что он являлся одним из крупнейших идеологов рабовладельцев в период кризиса полисной экономики и всего рабовладельческого строя Греции IV века. Экономические взгляды Аристотеля имели свою классовую основу в интересах рабовладельцев. Общая тенденция экономических исследований Аристотеля сводилась к тому, чтобы найти способы преодоления кризиса рабовладельческого строя, стабилизации последнего. Делалась попытка решить те же самые задачи, который вдохновляли Ксенофонта и Платона. Особенность заключалась в том, что Аристотель ориентировался на средние слои населения, но в этом отражались отчасти влияние биографии учёного и его личного статуса. Ксенофонт и Платон тоже проектировали использование промежуточных слоёв населения для консолидации социальных резервов рабовладельческого строя и укрепления политических позиций знати.

§ 3. Политическая концепция Аристотеля

Интересный материал для характеристики классовых позиций и даже экономических взглядов Аристотеля даёт его политическая концепция. В ней, как в кристалле, нашёл своё отражение весь духовный облик Аристотеля. В этой концепции концентрировались социальные мотивы его мировоззрения и вместе с тем политические проекты, в ней Аристотель отчётливо формулировал своё отношение к разным классам и планам политических реформ.

Политическая концепция была обстоятельно изложена в сочинении «Политика» и прекрасно отражает классовые позиции Аристотеля. Он писал, что властвовать должны лишь те, которые «в состоянии властвовать наилучшим образом», и выступал против олигархии. В разряд заслуг Солона ставилось то, что последний разрушил олигархию, «положил конец рабству простого народа и установил демократию», удачно соединив в ней все элементы государственного строя. Однако фактически Аристотель был противником подлинной демократии и доказывал, что невозможно человеку, живущему на положении ремесленника или подёнщика, удовлетворять требованиям, предъявленным добродетелью. Поэтому возникала даже проблема, будут ли ремесленники гражданами, раз они не участвуют в политической жизни. Их гражданство ставилось в зависимость от самого политического строя, а затем демагогически утверждалось, что «преуспеть во всякой добродетели для большинства – дело уже трудное». Классифицируя разные формы политического устройства, Аристотель заявлял, что тирания представляет извращение монархии, олигархия – извращение аристократии и демократия – извращение политии. Признавая, что «где правят неимущие, там... демократия», он рассматривал последнюю, как извращение более хорошей политической формы.

Будучи противником социального равенства, Аристотель прямо писал, что неравенство тоже справедливо и вообще «справедливость – понятие относительное». Но политическое равенство среди свободных граждан всё же допускалось, так как именно равное «участие во всём – вот что прекрасно и справедливо в среде равных». Из трёх правильных политических форм (монархии, аристократии и политии), по его мнению, лучшей является та, в которой «управление сосредоточено в руках наилучших». Он отвергал тиранию, считая, что она «не согласна с природой человека», несправедливо передаёт власть одному человеку «в среде подобных и равных» ему людей.

Выступая с критикой демократии, Аристотель квалифицировал демократические государства, как «распущенные и слабые», так как при демократии «верховная власть принадлежит не закону, а демосу». С аристотелевской точки зрения, в государстве три элемента притязают на равенство, именно свободнорождённые, богатство и личное достоинство, но добродетель это «средина между двумя крайностями», а посему жизнь умеренная – есть наилучшая жизнь. Между тем в условиях демократии за отсутствием среднего сословия усиливаются люди бедные и ведут себя дурно. Ссылаясь на пример Солона, Аристотель доказывал, что лучшие законодатели вышли как раз из среднего сословия и всюду государственный строй там прочнее, где преобладает среднее сословие.

Хотя Аристотель утверждал, что «основным принципом демократического строя является свобода» и что остатки государственных доходов следует делить среди бедных, но худшую часть народа он предлагал удалять от государственных дел. Нормальным он представлял то обстоятельство, что «государство состоит из двух элементов – богачей и бедняков», и осуждал эгалитарные стремления, так как восстания начинаются потому, что «люди стремятся к равенству». Равенства и справедливости всегда ищут люди слабые, обостряя политическое положение. Это используют демагоги. Правда, демократическое государство казалось Аристотелю более прочным и более свободным от народных волнений, чем олигархическое. Более резко осуждалась тирания, ибо «цель жизни тирана – стремление к приятному, цель жизни царя – стремление к прекрасному». По мнению Аристотеля, олигархия и тирания недолговечные формы, но всё «крайне демократическое соответствует также и целям тираническим» ³⁾.

Придерживаясь скептических взглядов на демократию, он обвинял её в том, что она, в случае своей победы, не только не добавляет своих денег на общие расходы, но ещё и производит раздел земли. Но не отрицались и некоторые преимущества демократии, так как в итоге всех её приобретений в Афинах судопроизводство перешло к народу. Это трактовалось как положительное явление, поскольку немногие скорее поддаются соблазну «корысти и личных симпатий, чем большое количество» людей, участвующих в судебных делах ⁴⁾.

Аристотель находил справедливость и в неравенстве. Он писал: «Справедливость, по-видимому, состоит в равенстве, и так на самом деле бывает, но только не для всех, а для равных; и неравенство также представляется справедливостью, и таковая есть на самом деле. Но опять-таки не для всех, а лишь для неравных» ⁵⁾.

Аристотель с презрением писал о «корабельной черни», «наёмниках» и др. свободных гражданах второй категории ⁶⁾.

Для политической концепции и экономических взглядов Аристотеля характерно, что он одобрительно относился к реформам Солона; в своём Сочинении «Афинская политая» он отмечал неизбежность этих реформ, указывая на то, что ко времени реформ народ вообще был недоволен, ни в чём не имел доли и потому восстал против знати, не желая оставаться в порабощении у немногих. Между тем, писал Аристотель, самым тяжёлым для народа является рабское положение. Он подробно излагал содержание реформ Солона, состоявших в отмене долгов (так называемой сисахфии) – как частных, так и общественных, запрете личной кабалы (в обеспечении долгов), в предоставлении каждому права быть истцом за обиду и апеллировать к народному суду, изменении мер, весов и монеты, установлении имущественного ценза для 4 классов афинского общества. Правда, народ рассчитывал, что Солон «произведёт передел всего», но этого не произошло, хотя кассация долгов сделала знать врагом Солона. Даже осуществлённые реформы представлялись Аристотелю очень важными. Он полагал, что «раз народ владычествует в голосовании», то становится «властелином государства».

Но излагая политическую историю Афин, Аристотель весьма спокойно повествовал и о деятельности тарана Писистрата, находя, что последний управлял «скорее в духе гражданского равноправия, чем тирании», был вообще человеком «гуманным и кротким». В частности, указывалось на то, что Писистрат даже снабжал бедных людей деньгами для организации сельского хозяйства, чтобы они не находились в городе и не имели досуга заниматься общественными делами. Только при его сыновьях «тирания стала более суровой».

Позднее, при Клисфене, говорит Аристотель, государственный строй Афин «стал гораздо более демократичным, чем солоновский», так как Клисфен имел в виду интересы народа и государство развивалось «постепенно вместе о ростом демократии». С точки зрения Аристотеля, «управление афинян» было прекрасным в эту пору, хотя в позднейшей деятельности Перикла обнаруживались демагогические приёмы, как показывало установление оплаты труда судебных заседателей и т. д. Аристотель осуждал в мягкой форме правление тридцати тиранов, которые убивали всех, кто только «выдавался по состоянию» и погубили более полутора тысяч человек ⁷⁾.

Следует отметить, что Аристотель выступал против идеализации старины. Он писал в «Политике», что человечество стремится не к тому, что освящено преданием, но к тому, что «представляет благо само по себе», даже сами писаные законы не должны оставаться без движения ⁸⁾.

Своей политической концепции, отражавшей классовые интересы и прямые требования рабовладельцев, Аристотель, как учёный, пытался дать социологическое обоснование. Он доказывал, что государство является вечным и неустранимым проявлением социальной жизни, право – есть политическая справедливость, а правда – высшая ступень справедливости.

Основой зарождения государственной жизни Аристотель считал естественное стремление людей к совместной жизни и к политическому общению ⁹⁾. В «Этике» прямо заявлялось, что человек по «своей природе существо политическое» ¹⁰⁾.

Эти взгляды развивались и в других произведениях. Вообще следует отметить, что политические взгляды Аристотеля находились в тесной связи с его социологическими воззрениями. В своём сочинении «Политика» он определял государство, как форму общения, которая является наиболее важной, как «обнимающая собою все остальные общения». Первой формой считалась семья, как неизменная ячейка человеческого общества; второй – селение, как поселение нескольких семей, на основе которых и возникает государство, представляя собою более широкое объединение. Само «понятие о справедливости связано с представлением о государстве», заявлял Аристотель, так как «право, служащее критерием справедливости, является регулирующей нормой государства». Последнее крайне необходимо для человека, потому что вне закона и справедливости человек есть худшее из живых существ, вне общества он не представляет элемента государства, человек скорее зверь, чем бог. Элементы государства Аристотель находил уже в семье, утверждая, что власть главы семьи над женою можно сравнить с властью политического деятеля над гражданами, а власть «отца над детьми – с властью царя над подданными».

Определяя государство как «порядок общественной жизни», Аристотель подчёркивал, что в каждом политическом устройстве гражданин есть не одно и то же, гражданская добродетель не одинакова для всех граждан и не тождественна с добродетелью человека. Дело в том, что «в государстве собственно нет ни господина, ни раба», поскольку власть простирается на всех и не может властвовать тот, кто сам не был под властью. По мнению Аристотеля, «жить благополучно, вот последняя цель» общества и каждого человека. Государство существует вовсе не для войны или торговли. Карфагеняне и тирренцы не составляли одного государства, хотя они торговали друг с другом. Вместе с тем фратрии, религиозные и брачные союзы тоже не создают государства, потому что последнее представляет собой «форму общения» для достижения счастья семьи, народа.

Аристотель доказывал, что целью политики является благое; справедливость и справедливое должны быть поняты «как равное» или полезное государству и гражданам. Зато «страстность есть нечто животное». Между тем государственный «закон есть своего рода порядок», как бы «уравновешенный разум». Отдавалось предпочтение, в смысле прочности, законам, основанным на обычае, ибо если власть человека и прочнее писаных законов, то никак не прочнее законов, основанных на обычае. Даже величину государства Аристотель ставил в зависимость от водворения хороших порядков и писал, что «то государство, в котором объединяются величина и благопорядок, должно быть считаемо наипрекраснейшим». Задачей государства считалось достижение того, чтобы граждане имели досуг и могли наслаждаться свободой, «оставаясь умеренными в своих потребностях». Подчёркивалось, что «государство есть общество людей равных», «цель войны – мир, цель труда – досуг» ¹¹⁾.

Такова политическая концепция Аристотеля вместе с её социологическим обоснованием. В ней ярко отразилась историческая и классовая ограниченность мировоззрения Аристотеля, хотя он и был гениальным учёным своего времени. Маркс писал, что «человек по самой своей природе есть животное, если и не политическое, как думал Аристотель, то во всяком случае общественное». Расшифровывая аристотелевское определение, Маркс указывал, что согласно ему строго говоря, человек уже в силу своей природы есть «гражданин городской республики». Поэтому такое определение столь же характерно для классической древности, как и определение Франклина для века янки, считавшего человека созидателем орудий ¹²⁾.

Аристотель собирался формулировать внеклассовую и надпартийную точку зрения на вопросы политической жизни, но не смог выйти за рамки эпохи, её рабовладельческого режима и вращался в кругу характерных для того времени представлений. Цветистой фразеологией о правде, справедливости, прекрасном, счастливой жизни, благом и т. д., он лишь маскировал господство рабовладельцев, приписывал государству такие функции и цели, которые были ему совершенно чужды и фактически предавался безудержной социальной демагогии (подобно Платону). Античное государство было организацией господ для подавления рабов, использования для этого свободного гражданства, а между тем Аристотель искал в целях государства стремление к прекрасному, благому, справедливости, объявлял государство вечным институтом и доказывал его надклассовый характер. Так маскировалось классовое господство рабовладельцев, которое объявлялось высшей формой социального общения. Аристотель отрицал всякую связь античного государства с экономическими интересами рабовладельцев и выдавал классовую организацию последних за всенародное, надпартийное дело. Моральные сентенции были своеобразной попыткой реабилитации рабовладельческого государства, диктатуры господствующего класса. Зародыши государства искались даже в семье, оно признавалось исконным явлением.

Отождествляя государство с порядком общественной жизни, Аристотель объявлял его непреложным условием справедливости, олицетворение которой он усматривал в законе, т. е. классовом законодательстве греческих рабовладельцев. Государство изображалось как предпосылка всех завоеваний человеческой культуры. Вне закона и государства, как утверждал Аристотель, человек опять становится зверем.

Трудно предположить, что Аристотель, как подлинный учёный, просто оказался жертвой своих социологических увлечений и конструкций. Ведь он жил в условиях ожесточённой борьбы классов и многократно мог наблюдать, как в их столкновениях рождаются законы, изменяется характер государства. Он исследовал много конституций разных государств и политическую историю Афин, реформы Солона, Писистрата и др., которые определяли направление политической жизни. Поэтому социологические изыскания Аристотеля сами по себе не были причиной характерного для него обоготворения государства. Наоборот, они должны были привести его к более правильным взглядам на государство, показывая его классовую сущность, влияние классовых интересов на характер законодательства, очевидную партийность государственного закона.

Если всё-таки Аристотель, вступая в явное противоречие со своим политическим опытом и социологическими исследованиями, выдавал закон рабовладельческого государства за олицетворение справедливости, а само государство за её гарантию и вечное, наиболее совершенное проявление социальной жизни, то причиной этого были связи мыслителя с рабовладельцами, которым он служил «верой и правдой», выражая их классовые интересы в своей политической концепции (как и Платон).

Об этом ясно свидетельствует и презрительное отношение Аристотеля к «черни» и даже ремесленникам и другим представителям трудового люда. Он трактовал государство как общение равных и в то же время исключал из него рабов. Это типичная точка зрения рабовладельцев античности. Больше того, допускалась дискриминация и свободного населения, если последнее оказывалось экономически обездоленным и потому начинало предъявлять какие-либо требования к рабовладельцам. Аристотель усматривал в этих требованиях проявление крайностей демократии. Он считал демократию нездоровой формой государственного устройства, причём наряду с олигархией и тиранией. Логики в этом совсем не было, так как у Аристотеля не имелось каких-либо оснований ставить знак равенства между экономическими или политическими требованиями большинства народа и произволом тиранов или олигархов. Ведь требования демократии о разделе земель гарантировали бы относительное благополучие большинству людей и сделали бы возможным в известных рамках то счастье людей, которое, по мнению Аристотеля, и составляло благую цель государства. Тут фразеология Аристотеля не давала эффекта, он проявлял удивительную непоследовательность, нарушал элементарную логику своих суждений.

Если задачей государства является всеобщее счастье, торжество справедливости и прекрасного в жизни, то совершенно очевидно, что интересами ничтожного меньшинства населения следует жертвовать в пользу интересов подавляющего большинства. Однако Аристотель поступал совсем иначе и ставил требования целого народа на одну доску с вожделениями немногих олигархов или даже единичных тиранов. Он вновь выступал идеологом рабовладельцев, противостоящих и свободному гражданству, а не только рабам, находил справедливость даже в неравенстве, принимая сложившуюся в Греции классовую структуру рабовладельческого общества. Демагогически противопоставляя демос и закон, Аристотель игнорировал социальное происхождение закона, классовые влияния на него.

Аристотель ориентировался на умеренную демократию и довольствовался софизмом, что добродетель есть средина между двумя крайностями. Но эти крайности были неравноценны, так как огромное большинство населения и его меньшинство представляют собою неравноценные величины. Аристотель игнорировал это обстоятельство, оперируя абстрактными сопоставлениями.

Он одобрительно относился к реформам Солона, Клисфена, даже демократическим мероприятиям Писистрата, поскольку все их реформы расширяли социальную базу рабовладельческого строя. Но как только демос начинал играть самостоятельную роль и предъявлять свои требования, так Аристотель отвергал демократию. Он выражал стремление рабовладельцев использовать в рамках умеренной демократии свои социальные резервы (в лице свободного населения) и вместе с тем страхи господ перед возможной потерей этих резервов.

Поэтому рассуждения Аристотеля о целесообразности умеренной демократии и её добродетелях были попыткой решить актуальную проблему социальных резервов рабовладельческого строя, которая занимала также и других идеологов господствующего класса (включая Платона). Он считал, что в пределах политии, как формы умеренной демократии, можно будет использовать демос в интересах стабилизации полисного строя и в то же время ограничить политическую активность народных масс, поставить её в рамки, приемлемые для рабовладельческого строя.

Следовательно, политическая концепция Аристотеля вовсе не вытекала из его моральной доктрины и поисков абстрактной справедливости в геометрической середине. Подобно Платону и др. он советовал сохранить промежуточные слои населения и использовать их для борьбы с рабами, однако, поставив демос в определённые рамки, Аристотель мечтал о равновесии и устойчивости рабовладельческого режима, попавшего в опасное положение, искал пути преодоления его кризиса.

Нельзя, конечно, отрицать, что известное влияние на политические симпатии Аристотеля оказала и его принадлежность к промежуточным или серединным слоям населения. На это уже указывалось выше. Однако в условиях ожесточённой борьбы классов, Аристотель не мог сидеть между двух стульев и формулировать совершенно самостоятельную платформу золотой середины. Он неизбежно должен был перейти на сторону одной из борющихся сторон и фактически сделал это, оказавшись на позициях рабовладельческой аристократии и взявшись поучать её политической мудрости.

§ 4. Буржуазные трактовки экономических идей Аристотеля

Некоторые буржуазные экономисты, фальсифицируя историю экономической мысли античности, изображают Аристотеля каким-то провозвестником «политики среднего сословия» ¹³⁾.

В буржуазной литературе экономические взгляды Аристотеля пользуются большим вниманием, и даже самые краткие курсы по истории политической экономии уделяют ему некоторое количество страниц. Но при этом взгляды Аристотеля обычно искажаются самым произвольным образом под влиянием собственных предрассудков буржуазных экономистов или их апологетических тенденций. Комментарий иногда приобретает характер настоящей фальсификации, маскируемой всякого рода фразеологией. Характерно, что буржуазные экономисты идеализируют Аристотеля как решительного сторонника частной собственности и противопоставляют его Платону, так как проекты последнего относительно ликвидации такой собственности шокируют их. У Платона ими обнаружены лишь химеры да «несколько правильных экономических анализов», а у Аристотеля – «не только редкая способность к наблюдению», огромная «обобщающая сила», но также «здравость суждения» в сочетании со страстным желанием «общественного блага». В их оценке Аристотель оказался не только «мыслящим наблюдателем», но и «беспристрастным судьёй», высказавшим «здравые и ценные мысли о составе и действии социального организма», причём с точки зрения «высших оснований и конечных целей коллективной жизни». В особое умиление буржуазные экономисты с их фритредерской демагогией приходят от того, что Аристотель выступал против «подавления личной свободы и инициативы», «подчинения личности государству», отвергал платоновские проекты относительно водворения общности имущества и признавал, что принцип частной собственности «глубоко укоренился в человеке» ¹⁴⁾.

Но подобные попытки уложить Аристотеля в узкие рамки традиционных представлений просвещённого буржуа являются наивной фальсификацией истории экономической мысли античности. К этой мысли нельзя подходить с меркой буржуазных воззрений на собственность, на экономическую политику и т. д. Покидая почву историзма и модернизируя разные проявления экономической мысли античности, буржуазные экономисты фальсифицируют экономические взгляды Аристотеля.

В частности, они сближаются с концепциями последующих школ в истории экономической мысли средневековья. Так, пытаясь подкрепить свои надуманные схемы, Зомбарт относил Аристотеля к разряду схоластиков как разновидности представителей нормативной политэкономии. Основанием служило то, что Аристотель считал хозяйство только средством и сравнивал его с флотом, а потребительское, настоящее хозяйство с простым обменом противопоставлял хрематистике, как неестественной погоне за прибылью ¹⁵⁾. Но нелепость подобных домыслов очевидна, хотя схоластики и опирались на Аристотеля. Можно и должно отмечать близость их экономических воззрений, но нельзя принципы схоластики переносить на Аристотеля и всё переворачивать, ставить на́ голову.

Буржуазные экономисты, произвольно толкуя идеи Аристотеля, сближают их с концепцией физиократов, поскольку эти последние считали торговлю стерильной, а для Аристотеля хрематистика достойна осуждения ¹⁶⁾. Между тем физиократы формулировали программу капиталистического развития, не имеющую никакого отношения к попыткам Аристотеля добиться стабилизации рабовладельческого строя и преодолеть разложение последнего.

Пельман находил близость между экономическими взглядами Аристотеля и Тюнена, Книса, Вагнера, Шмоллера, считая её не случайной; обнаруживая капитализм в античной Греции, он указывал на отрицательное отношение к нему Аристотеля ¹⁷⁾.

Так великого мыслителя древности немецкие историки превращают в одного из предшественников пресловутой «исторической школы» в политической экономии Германии XIX века и ищут в его произведениях реакционные домыслы, свойственные этой школе. Как уже отмечалось выше, Онкен делал Аристотеля глашатаем «политики среднего сословия» и предшественником прусских катедерсоциалистов, находил у античного учёного положения меркантилистического характера или (в других случаях) предвосхищение меркантилистической доктрины (поскольку Аристотель указывал, что иногда спекулянт мог обогащаться с помощью монополии, скупки какого-либо товара). Вместе с тем Онкен приписывал Аристотелю антиципацию элементов «железного закона заработной платы» и никак не мог простить осуждения процента, полагая, что в Афинах IV в. до н. э. «уже существовало довольно развитое хозяйство». Даже в смитианстве Онкен констатировал влияние Аристотеля, приписывал последнему заботы о нуждах рабов, пристрастие к монархической структуре хозяйства и т. д. ¹⁸⁾

Но весь этот набор произвольных и исключающих друг друга утверждений не имеет под собой почвы. На основании отмеченного Аристотелем отдельного примера обогащения спекулянтов путём скупки маслин античному учёному приписывается меркантилизм, вера в огромную роль монополии. В произведениях Аристотеля Онкен находил сразу и меркантилизм и смитианство, не задумываясь над противоположностью этих течений буржуазной экономической мысли. Цепляясь за что угодно, буржуазные экономисты добиваются сближения с ней экономических взглядов Аристотеля, но в конце концов вынуждены отметить, что Аристотель осуждал даже взимание процентов и присвоение прибыли, без которых буржуазная политэкономия не может даже представить себе нормального хозяйства. При более близком рассмотрении вопроса буржуазные экономисты вынуждены констатировать, что даже проблема стоимости мало привлекала внимание Аристотеля ¹⁹⁾, а тем более другие вопросы, характерные для буржуазной экономической мысли.

Толкуя идеи Аристотеля «вкривь и вкось», буржуазные историки превращают его в предшественника утопического социализма и даже Маркса в теории стоимости, в критике капитализма ²⁰⁾. Аристотелю (как и Платону) приписываются проекты распределения богатства «в духе социализма». Признавая наличие в его произведениях «классической аргументации» в пользу частной собственности, усматривая в этом особую заслугу Аристотеля, буржуазные экономисты всё же находят у него эгалитарные тенденции и стремление к социализму ²¹⁾.

Однако подобные домыслы не содержат ни крупинки исторической истины. Это обычная для буржуазной литературы клевета на социализм. Аристотель был идеологом рабовладельцев и предлагал последним более гибкое использование их социальных резервов в рамках умеренной демократии, предупреждал рабовладельческую знать относительно опасности непомерного обогащения. Сами буржуазные экономисты объявили классической аристотелевскую аргументацию в защиту частной собственности. Поэтому он не имел даже малейшего отношения к социализму. Лишь фальсифицируя последний и сводя его ко всякого рода эгалитарным проектам, буржуазная литература приклеивает ярлык социализма идеологам античного рабовладения.

В русской литературе буржуазного происхождения экономические идеи Аристотеля тоже не получили правильной оценки. Так Железнов в своей специальной монографии после нескольких реверансов по адресу Аристотеля всячески противопоставлял ему Платона, утверждая, что аристотелевская концепция «лишена вдохновенного творческого порыва» и «захватывающей поэтической прелести», характерных для произведений Платона. Видимо, автору больше импонировал платоновский идеализм, чем материалистические тенденции Аристотеля. Платон превозносился совершенно не случайно, так как в этом отражались идеалистические мотивы вульгарной литературы, характерной для буржуазной политической экономии начала XX века. Между тем экономические исследования Аристотеля далеко превзошли то, что дал Платон для экономической мысли античности. В них имелся научный анализ экономических явлений эпохи, а не просто порыв фантазии.

В последующем изложении Железнов давал чисто идеалистическую интерпретацию экономических идей Аристотеля, толкуя их как проявление его моральной концепции. Характеристика последней заняла почти половину текста, и для каждого положения Аристотеля по вопросам экономики автор искал моральную основу. Конечное объяснение экономических идей Аристотеля автор находил в национально-эллинском идеале, в котором греки «сливали этический и эстетический идеал», а также высоко ценили в жизни «чувство меры, дающее ей гармонию и красоту». Аристотелю приписывалось намерение совершенствовать граждан с помощью политики, утверждать чисто моральную оценку хозяйственных благ и т. д. Все его моральные сентенции принимались за чистую монету.

Однако совершенно очевидно, что эти сентенции были лишь формой социальной демагогии, предназначенной для оправдания и маскировки господства рабовладельцев. Моральные нравоучения сопровождали экономический анализ, но не лежали в его основе. Как только Аристотель переходил к рассмотрению проблемы рабства, все его высокие моральные принципы отпадали. Он забывал свои рассуждения о прекрасном и начинал доказывать, что рабы должны работать на господ, дабы последние могли вести паразитическое существование. Сама мораль Аристотеля выражала классовые интересы рабовладельцев и не может считаться объяснением его экономических воззрений.

Между тем Железнов безоговорочно утверждал, что теоретическая политэкономия в работах Аристотеля «сливается с моральным учением» и соответственно этому идеи греческого мыслителя нашли своё продолжение в литературной продукции немецкой «историко-этической школы». Вместе с тем Железнов пытался истолковать экономические взгляды Аристотеля с позиций субъективизма, доказывая, что идея полезности составляла для них «руководящий принцип». Посему Аристотель заносился в состав предшественников школы предельной полезности, особенно её «математической ветви», представители которой лишь развили то, что было дано ещё выдающимся мыслителем древности ²²⁾.

Нельзя, конечно, отрицать, что товары и так называемые «хозяйственные блага» интересовали Аристотеля как полезные вещи, способные удовлетворять человеческие потребности. Но это отражало лишь условия натурального хозяйства и натурально-хозяйственную концепцию, обычную для экономической мысли античности. Зато он вовсе не делал попыток все явления экономической жизни вывести обязательно из принципа полезности, как это силится сделать школа современных субъективистов. Вместе с тем Аристотель был свободен от субъективистского истолкования самой полезности, а для пропорций самого обмена искал объективные основания, вовсе не игнорируя издержек производства. Нелепо было бы всякое внимание экономиста к полезности или потребительной стоимости товаров объявлять признаком его солидарности с фокусами и домыслами буржуазного субъективизма.