Экономическая мысль Древней Греции. Курс лекций

§ 1. Экономические проблемы классической Греции

В V в. до н. э. экономическая мысль Древней Греции вступает в новую фазу своего развития. Это столетие явилось наиболее блестящим периодом в истории античной Греции, когда последняя достигла наибольшего экономического подъёма, политического возвышения и расцвета своей яркой культуры. Век греческой классики отличался существенным образом от предшествующего периода (VII–VI вв. до н. э.), который носил переходный характер. В V в. социально-экономические отношения вполне определились. Рабство стало господствующим способом производства. Оно проникает во все поры экономической жизни. В Греции наблюдается необычайная концентрация рабов, доставляемых из многих стран. Рабство даёт большой экономический эффект и на его основе происходит обогащение греческой аристократии. Возникает соответствие производственных отношений уровню производительных сил. На длительный период становится возможным значительное развитие материального производства (особенно в промышленности).

Представители господствующего класса не сомневались в экономической целесообразности и правомерности рабства, а оппозиция народных масс подавлялась репрессиями, нейтрализовалась подкармливанием бедноты (за счёт рабов, военной добычи, налогов) и демократической демагогией. Политическая жизнь достигла необычайной интенсивности и породила чрезвычайно гибкие политические формы, неизвестные ранее. Жестокая эксплуатация рабов предполагала использование для их подавления свободных масс гражданства, что крайне усложняло политические формы Древней Греции. Сам делёж прибавочного продукта превращался в сложный политический процесс. Поэтому сложность политических форм и интенсивность политической жизни Древней Греции были прямым результатом необычайной остроты экономических и классовых противоречий рабовладельческого режима.

В ходе политической борьбы естественно выдвигались новые программы экономической политики, которые обогащали экономическую мысль эпохи, толкали вперёд её развитие. Материальное благополучие и досуг, которыми пользовались греческая аристократия и кормившаяся за счёт её избытков интеллигенция, благоприятствовали расцвету философии и науки. В той или иной форме философы затрагивали социально-экономические проблемы, внося новые моменты в экономическую мысль, на развитие которой оказывали большое влияние разные формы социального протеста народных масс.

В целом над экономической мыслью классической Греции довлело рабство. Она развивалась на базе его материальных результатов и под влиянием его противоречий.

Греция V в. до н. э. стала страной многочисленных городов, торговля и промышленность которых получили необычайное развитие. Она превратилась в важнейший центр мировой торговли, и пути её экономического развития окончательно определились. Поэтому для натурально-хозяйственных концепций не оставалось больше места. Преимущества городской жизни не вызывали сомнений, экономические возможности промышленности и торговли раскрывались всё шире.

Таким образом, и в V в. до н. э. экономическая мысль Греции развивалась под определяющим влиянием роста городов и экспансии рабства. Но это влияние выступало иначе, порождало другие проблемы, отражало особые классовые интересы, выражало новые противоречия и порождало своеобразные экономические концепции. Задача господствующего класса рабовладельцев сводится к максимальному использованию экономических возможностей рабства как господствующего способа производства и городов (их промышленности, торговли), к расширению эксплуатации греческой деревни и аграрной периферии других стран. Задача демоса состояла в экономическом использовании своих политических привилегий и перераспределении в свою пользу создаваемого рабами прибавочного продукта, торговой прибыли купечества и военной добычи, а также в защите сохранившихся форм мелкого производства и ограждении себя от долгового рабства. Утончённые философы и политики искали формулу примирения господ с демосом на почве совместной эксплуатации рабов и дележа прибавочного продукта. Они искали способы использования свободного гражданства для подавления рабов и эксплуатации аграрной периферии (в самой Греции и за её пределами). Сами рабы, закованные в кандалы и заживо погребённые в эргастериях, казематах, подвалах, не оставили потомству изложения своих взглядов. Зато они при первой возможности бежали от своих господ или даже брались за орудие, чтобы завоевать свободу или спасти жизнь. Следовательно, они отвергали рабство и были единственно революционным классом античности.

Экономическая мысль V в. до н. э., то есть периода развитого рабовладения и расцвета городов, отражает отношения вполне сложившихся классов. Поэтому она оказывается иной по своим классовым мотивам, несравненно богаче по содержанию и сложнее по своей форме, аргументации, чем в VII–VI вв. Правда, Греция V века не оставила специальных экономических трактатов и следы её экономической мысли приходится искать в законодательстве, мероприятиях экономической политики, публицистике, выступлениях государственных деятелей, изречениях философов и даже художественной литературе.

§ 2. Принципы экономической политики греческого полиса

Особенности экономической мысли классической Греции V века до н. э. нашли своё выражение, в частности, в экономической политике городов, и прежде всего Афин, которые были для значительной части греческого мира экономическим, политическим и культурным центром.

Нужно помнить, что полис был своеобразной формой государства, которое служило определённым классовым интересам, несмотря на внешний демократизм учреждений. Как писал в своё время Ф. Энгельс, вообще государство возникло из «потребности держать в узде противоположность классов» и, в частности, «античное государство было прежде всего государством рабовладельцев для подчинения рабов» ¹⁾.

В. И. Ленин считал, что при всём разнообразии политических форм «государство времён рабовладельческой эпохи было государством рабовладельческим, всё равно – была ли это монархия или республика аристократическая или демократическая» ²⁾.

Чрезвычайно ярко это выражалось в отношении греческих государств к рабам. Собственность на рабов считалась вполне законным делом и она охранялась всем аппаратом государственного насилия. Бегство рабов наказывалось, а их восстания подавлялись самым жестоким образом.

Любопытно, что коринфский конгресс греческих государств в 338 г. до н. э. (после поражения при Херонее) декларировал обязанность участников соглашения прекратить освобождение рабов. Рабы широко использовались в государственном хозяйстве, в системе управления, низшей администрации.

Энгельс саркастически замечал, что когда у греков возникло государство и была создана полиция, то они передали это дело рабам, т. к. палаческая должность представлялась свободному афинянину столь унизительной, что он предпочитал давать себя арестовать вооружённому рабу, лишь бы самому не заниматься таким позорным делом. В этом сказывался ещё образ мыслей древнего родового быта ³⁾.

На государственных рудниках Лавриона (в Аттике) эксплуатировалось огромное количество рабов. Они использовались также на строительстве государственных сооружений, на принадлежавших государству кораблях и т. д. Само греческое государство было крупным эксплуататором рабов. Работорговля пользовалась охраной закона как вполне правомерное дело.

Больше того, в древности «граждане государства лишь сообща владеют своими работающими рабами и уже в силу этого связаны формой общинной собственности. Это – совместная частная собственность активных граждан государства, вынужденных перед лицом рабов сохранять эту естественно возникшую форму ассоциации» ⁴⁾.

В самой античной собственности имелись существенные особенностей греческий полис V в. до н. э. был своеобразной общиной рабовладельцев разных степеней. В рамках полиса они коллективно владели рабами и эксплуатировали их. Последующий делёж прибавочного продукта вызывал много конфликтов и превращался в большую политическую проблему, но это не меняло дела. Коллективное рабовладение было характерно не только для Спарты. Проявления его имели место и в обычных полисах. Правда, некоторые юристы склонны искать проявление коллективизма античной собственности даже в умении римлян залезать в долги ⁵⁾. Но это уже преувеличение, совершенно необоснованное. Коллективное рабовладение объяснялось необычайной остротой классовых противоречий рабовладельческого способа производства. Оставаясь один «лицом к лицу» с рабами, рабовладелец опасался их, чувствуя своё бессилие перед столь опасной собственностью. Требовалась солидарность господ и объединение их сил, чтобы можно было подавить сопротивление рабов, парализовать энергию последних.

Рабовладельцам требовалась поддержка даже тех категорий населения, которые не имели рабов. Поэтому свободное гражданство становилось соучастником эксплуатации рабов, её политическим гарантом. Оно само начинало претендовать на социальные привилегии всякого рода и прежде всего на долю в прибавочном продукте, создаваемом рабами.

Экономическое оскудение городского демоса благоприятствовало этому, политика раздач становилась искупительной жертвой рабовладельческого полиса. Такой ценой греческие рабовладельцы спасали своё господство над рабами. После учреждения теорика при Перикле, в Афинах каждый гражданин считал себя правомочным требовать содержание от государства. Поэтому в дальнейшем «ораторы требовали платы за то, что говорили, а народ – за то, что он слушал их» ⁶⁾. Позднее очень много городской бедноты в Афинах кормилось за счёт государственной помощи. Когда в 321 г. до н. э. бедняки лишились её, то вынуждены были покинуть Афины, не имея средств к существованию.

Политика раздач, проводившаяся греческими полисами, имела вполне определённый классовый смысл, своё экономическое и политическое обоснование (как и подкармливание «рабочей аристократии» в капиталистических странах за счёт сверхприбылей). Рабовладельческий полис жертвовал лишь крупицей своих экономических резервов, но зато парализовал политическую оппозицию демоса и делал его соучастником подавления рабов, их эксплуатации.

Сами привилегии гражданства в таких условиях приобретали большую экономическую ценность и начиналась яростная борьба за их сохранение. Не случайно поэтому первым шагом реформ Клисфена (509 г. до н. э.) была проверка состава гражданства и исключение из последнего большого числа метэков, которые проникли в ряды граждан при Писистратидах. Позднее, в 451–450 гг., в Афинах был введён закон, по которому потомок афинского гражданина и чужеземной женщины не признавался полноправным гражданином.

Афинское гражданство решительно оберегало свои привилегии, и в 445 году (при Перикле) около 5000 человек были исключены из числа граждан. Аналогичная чистка состава граждан последовала в 345 году (при архонте Архии). Эта процедура часто означала конфискацию имущества и продажу в рабство тех, кто терял права гражданства.

Чистка гражданства сопровождалась дискриминацией не только метэков, пришлого населения. Одного афинянина лишили гражданства лишь потому, что его мать торговала на рынке лентами и служила кормилицей ⁷⁾.

Характерно, что в Афинах возникали проекты закупки рабов за счёт государства, их широкой эксплуатации на государственных началах с целью разрешения проблемы финансов и экономического обеспечения всех свободных граждан.

Ксенофонт, автор трактата о доходах, писал, что земля «в состоянии давать очень большие доходы», так как климат Аттики самый мягкий. Но кроме использования естественных благ, нужно «попечение о метэках», от которых возможен «один из самых лучших доходов», для увеличения которого не нужны лишние расходы, а требуются только «гуманные постановления и заботливость». Рекомендовалось также открытие лавок и помещений для рыночных торговцев, строительство гостиниц для приезжающих, приобретение грузовых кораблей за счёт государства для последующей сдачи их в аренду. Выражалось удивление, что государство не использует должным образом рудники, зная, как «многие частные люди обогащаются», эксплуатируя на рудниках рабов. Автор прямо убеждал: «Подобно тому, как частные лица, имеющие рабов, тем самым устроили себе вечный доход – так и государство приобретало бы общественных рабов, пока бы их не приходилось по три на каждого афинянина». Указывалось, что в аренду сдаются участки храмовой земли, дома, на откуп подати и т. д., а между тем «откупщику налога легче совершать беззаконие, чем тому, кто наймёт рабов».

Ксенофонт писал, что «доходы от рабов не только могут увеличить пропитание горожан». Появится много жителей около рудников. Тогда возникнет много и других доходов (от торговли, городских домов, плавильных печей и др.). Даже в самих Афинах увеличится население, у землевладельцев тоже возрастут доходы ⁸⁾.

Историки относят написание этого проекта к 50-м годам IV в. до н. э., когда экономическое положение Афин уже сильно пошатнулось, и само рабство зашло в тупик. Однако автор ещё возлагал на эксплуатацию рабов большие надежды, собираясь поправить за её счёт состояние государственных финансов. Зато игнорировался вопрос о повышении производительности труда самих афинян, раз они могли довольствоваться одним лишь потреблением. Чтобы их потребление держалось на должном уровне, предлагалось довести число рабов до таких размеров, когда на каждого афинянина будет приходиться по 3 раба.

Трудно найти более классическое выражение чаяний рабовладельческой общины Древней Греции. Приобретение трёх рабов для пропитания каждого гражданина было циничным идеалом античных рабовладельцев. Правда, цивилизованная буржуазия пошла в этом отношении значительно дальше. В 1912 году на каждого английского «демократа» приходилось 10–12 колониальных рабов. Что же касается воинствующего американизма наших дней, то его монополии эксплуатируют народы всего капиталистического мира. На каждого американского «демократа» работает, вероятно, ещё больше гаитянцев, гватемальцев, тайванцев, филиппинцев и т. д.

Проект Ксенофонта заслуживает особенного внимания потому, что он ярко выразил основную тенденцию экономической политики рабовладельческих общин древнего мира и сформулировал сокровенные мотивы экономической мысли античного полиса периода господства рабовладельческого способа производства. В проекте, как в капле воды, отражались все особенности экономической мысли Греции, благополучие которой покоилось на жестокой эксплуатации рабов. Приобретение рабов считалось панацеей от всех зол и средством устранения всех экономических затруднений. Ксенофонт сформулировал главную задачу экономической политики рабовладельческого полиса – максимальное расширение эксплуатации рабов, всестороннее использование экономических возможностей рабства как господствующего способа производства. Автор обнаружил глубокое понимание экономического значения рабства. Его проект был свободен от маскирующей фразеологии других документов. Экономические взгляды рабовладельцев нашли в этом проекте отчётливую формулировку.

Вторая задача греческого полиса состояла в наиболее полном использовании экономических возможностей города, его промышленности и торговли. Ведь промышленность города давала полису обширную базу для эксплуатации рабов, а торговля стягивала в него богатства многих стран и облегчала эксплуатацию греческой деревни, аграрной периферии заморских стран. Греки отлично понимали это. Ксенофонт восторгался успехами афинской торговли. Он писал, что в Афинах «в отличие от других городов можно получить в обмен решительно всё, в чём только ощущается нужда».

Городские власти зорко следили за развитием торговли и промышленности, принимая активные меры к их поддержанию и дальнейшему расширению.

Модернизируя экономические условия античности, некоторые историки ищут в ней следы меркантилизма, свойственного периоду мануфактурного капитализма. Так, буржуазные историки находят меркантилизм в эллинистическом Египте Птолемеев (напр., Бузескул). Дройзен в своей «Истории эллинизма» толковал о «меркантильной системе» Лагидов ⁹⁾.

Однако подобные домыслы не имеют под собой почвы. В частности, экономическая политика греческого полиса не даёт для них оснований. Она ставила своей задачей не ускорение развития капитализма (для возникновения которого не было условий), а удовлетворение потребностей рабовладельческой общины, расширение её экономических возможностей.

Характерно, что Афины добивались монополизации источников сырья, причём даже за пределами Аттики. Так, по свидетельству одной надписи, относящейся к 360–350 годам до н. э., Совет и народное собрание города Иулида (о. Кеос) постановили, что вывозить сурик с острова можно только в Афины. Нарушителям этого постановления грозила конфискация судна и груза ¹⁰⁾. Это объяснялось тем, что афинская промышленность получила значительное развитие и для неё нужны были надёжные источники сырья. Но совершенно очевидно, что не всякие заботы о сырьевых ресурсах города были проявлением меркантилизма. Снабжение города хлебом составляло важную задачу экономической политики.

Скупка хлеба в Афинах начала IV века (как показывает речь Лисия 387 или 386 г. до н. э.) преследовалась, если она превышала более 50 формов (1 форм равнялся 52 литрам) ¹¹⁾. В своей речи против Лакрита Демосфен цитировал закон, запрещавший афинским гражданам и метэкам «давать деньги под судно, которое не предназначено было бы для привоза в Афины зерна и других (указанных) товаров». В качестве репрессий предусматривалась конфискация денег, судна, хлеба. Другой закон разрешал афинянам везти хлеб только в Пирей ¹²⁾.

Для обеспечения городов хлебом принимались специальные меры. Так, в городе Самосе существовали хлебные законы. Сохранившийся в надписи II века до н. э. хлебный закон Самоса предусматривал сложное финансирование закупок хлеба за общественный счёт, избрание специальных попечителей и т. д. Хлеб предписывалось покупать по цене «не ниже ранее установленной народом» (т. е. по 5 1/3 драхмы за четверик). В законе говорилось, что лицо, которому это поручат попечители, должно покупать хлеб в Анеях таким способом, каким оно рассчитывает доставить его для города по наиболее дешёвой цене, если только народное собрание не решит, что в другом месте можно закупить хлеб ещё дешевле.

Народное собрание, согласно закону, должно играть активную роль в разрешении многих вопросов. Граждане, избранные собранием для руководства закупками хлеба, обязаны были владеть имуществом в 3 таланта, а сам закупщик – имуществом в 2 таланта. Существовал особый фонд, предназначенный для хлебных операций, который после возврата сдавался под проценты. Закупщики обязывались давать поручителей городу. Весь закупленный хлеб они должны были «распределять между гражданами», проживающими в городе, причём по тысячам и ежемесячно (не позже 10 числа) каждому по 2 меры (мера видимо = медимну, т. е. около 59 литров) бесплатно, пока хлеб не будет израсходован. Считалось, что «один за другого может получать хлеб лишь в случае болезни последнего». Растратчику ссуды на закупку хлеба грозила конфискация залога. Если попечитель присваивал хлебные деньги, с него взимался штраф в 10 000 драхм. Каждая тысяча отвечала за своих попечителей и могла быть лишена хлеба. Хлебные деньги объявлялись неприкосновенными и штраф в 10 000 драхм грозил притану, оратору и председателю народного собрания за простую постановку вопроса об использовании этих денег «на какую-либо иную цель» ¹³⁾.

Таксация цен была довольно обычным явлением в городах Древней Греции. Так, в Афинах специальные «смотрители порта» должны были следить за тем, чтобы 2/3 хлеба, поступавшего в Пирей, доставлялось в Афины. Сбыт его в Афинах (как и других городах) находился под надзором ситофилаков, следивших за тем, чтобы хлеб продавался справедливо и мельники брали за муку цену в соответствии с ценой ячменя, пекари – сообразно с ценой на пшеницу и соответственно весу каравая, установленному ситофилаками. Скупщикам хлеба грозила даже смертная казнь.

В Кизике администрации предписывалось следить за тем, чтобы цены на рынке оставались неизменными и не нарушались установленные правила торговли. За нарушение этих правил чужестранцам полагалось изгнание. (Это постановление относилось к I веку н. э.). Иногда устанавливались таксы для оплаты флейтисток, арфисток, кифаристов (как это практиковалось в Афинах). В Адании существовала такса для банщиков ¹⁴⁾.

Делосский закон о регулировании торговли углём и дровами устанавливал, что продавать эти товары могут лишь сами импортёры, причём «не дороже, чем по объявленной пентекостологом цене, не дешевле» ¹⁵⁾.

Таким образом, экономическая политика греческих городов ориентировалась на снабжение горожан нужным продовольствием, потребительские мотивы были в ней очень сильны. В эпоху античности это было вполне естественно, как и позднее, в эпоху средневековья. Поскольку хозяйство страны и соседних территорий в основном оставалось натуральным, города нуждались в специальных мероприятиях властей, чтобы поступление сырья и продовольствия было регулярным и достаточным. Только в эпоху капитализма система таких мероприятий теряет экономический смысл, поскольку товарность хозяйства становится всеобщей.

Активная борьба греческого полиса за сырьё и продовольствие свидетельствует не о меркантилизме его экономической политики, а о глубокой натуральности хозяйства деревни того времени.

С другой стороны, продовольственная политика греческого полиса мотивировалась задачей подкармливания городской бедноты, которую знать использовала для подавления рабов и ведения войн, для придания устойчивости рабовладельческому режиму. Хлебные законы были продиктованы заботой о создании экономической базы для подкупа демоса. И в этом отношении экономическая политика греческого полиса выступает как весьма своеобразное явление, далёкое от какого-либо меркантилизма.

Сама регламентация торговли была характерна для торгового полиса. В этом также оказывались влияния натурального хозяйства. Регламентация касалась товаров потребительского назначения. Цены на эти товары таксировались для того, чтобы городская беднота получила нужное продовольствие и оставалась политическим резервом рабовладельческого строя.

Мотивы таксации и преследования спекуляции не имели ничего общего с абстрактной идеей справедливой цены или Preisethik, о которой толкуют буржуазные экономисты ¹⁶⁾.

Вопросы денежного обращения занимали большое место в экономической политике греческого полиса. Это было естественно, поскольку торговля греческих городов достигла в V в. до н. э. большого размаха, товарное производство стадо широко обслуживать рабовладельческий строй.

Афины энергично отстаивали свою монополию на чеканку монеты. В одной надписи, относящейся приблизительно к 420 г. до н. э., воспроизводился закон, обязывающий союзников Афин пользоваться лишь афинской монетой. В нём указывалось, что тот, кто будет чеканить свою серебряную монету в городах (входивших в состав Первого Афинского морского союза в V в. до н. э.) и «будет пользоваться не афинскими монетами, весами и мерами, но иноземными монетами, весами и мерами, подлежит наказанию». Иностранная монета подлежала обмену на афинскую ¹⁷⁾.

Важным аспектом экономической политики греческого полиса была колонизация, которая активно расширяла хозяйственную периферию Греции и открывала перед страной огромные экономические возможности.

Модернизируя экономические условия античности, Р. Пельман находил в Греции торговые фактории (напр., в Навкратисе), напоминавшие купеческие дворы Ганзы ¹⁸⁾. На самом деле греческие колонии были весьма своеобразным явлением, отражавшим особенности экономического и политического строя самого полиса. Колонисты искали за морем кусок потерянной земли и спасение от угрозы порабощения, а купечество городов потом использовало их поселения в торговых целях.

Политика колонизации отличалась определёнными тенденциями. Когда в первой половине V в. до н. э. (ранее 456 г.) колонисты из Локров Гипокнемидских направились в Навпакт (у Коринфского залива, ныне Лепанто), то для них был составлен своего рода наказ относительно условий их поселения. За колонистами навечно сохранялось право на гостеприимство в родном городе, участие в празднествах, жертвоприношениях, распределении даров. Они освобождались от налогов в пользу города до своего возвращения на родину. Само возвращение не требовало уплаты пошлин, но в колонии надо было оставить «у домашнего очага взрослого сына или брата». Если колонисты будут изгнаны силой, им разрешалось вернуться на родину без платежа каких-либо пошлин. Переселенцы давали клятву (с возобновлением её через 30 лет) «не отпадать по своей воле от опунтян ни в коем случае». Уехавший из Навпакта без уплаты тамошних налогов наказывался потерей гражданских прав в Локрах (до расчётов с колонией). Если у колониста не оказывалось наследников, его имущество мог наследовать родственник из локрян, прибывший в Навпакт в трёхмесячный срок. Возвращение колониста на родину предполагало специальное объявление на площади в Навпакте и в Локрах. Законы колонии распространялись и на переселенцев из числа греческих родов. Колонист сохранял за собой право на получение в Локрах доли наследства (после смерти отца и брата). Переселенцам гарантировались быстрое прохождение судебных дел в Опунте и покровительство.

Эти постановления могли быть изменены лишь с одобрения обеих сторон (1000 опунтян и 1000 колонистов). В противном случае изменившему постановления грозили лишение гражданских прав и конфискация имущества. Обвинённому должностное лицо обязано было предъявить иск и назначить разбирателя в течение 30 дней. При решении разных дел предусматривалось голосование колонистов (опусканием камешков) ¹⁹⁾.

Поощряя колонизацию, греческий полис выносил свои противоречия на более широкую периферию и пытался там нейтрализовать их. Разорение крестьян в самой Греции зашло очень далеко, и рабовладельческий строй не мог опереться на мелких производителей при разрешении своих военных и фискальных проблем. Поэтому полис возрождал крестьянство в колониях. В этом и состояла классовая подоплёка политики колонизации, проводившейся на протяжении ряда столетий.

Колонизация использовалась для экономической экспансии. Полис стремился максимально сохранить связи колоний с метрополией, чтобы использовать поселения за морем как опору для своей экспортной торговли, закупок сырья, хлеба, рабов.

Свести воедино существенные элементы экономической политики греческого полиса очень трудно, поскольку наблюдалось большое разнообразие мероприятий по отдельным городам и районам. Но совершенно очевидно, что в ней имелась своеобразная экономическая концепция, отражавшая определённый этап в развитии экономической мысли Греции в период господства рабовладения и экономического подъёма городов. На основании изложенного выше материала можно наметить лишь общие контуры этой концепции.

Она сводилась к ориентации на максимальное использование экономических возможностей рабства и городов, на дальнейшее расширение их путём поощрения торговли и колонизации. Вместе с тем ставилась задача частичной нейтрализации противоречий рабовладельческого режима путём подкармливания свободного гражданства за счёт прибавочного труда рабов, военной добычи и эксплуатации аграрной периферии. Само регулирование торговли, таксация цен и т. д. подчинялись этой задаче. Путём выведения колоний рабовладельческая община пыталась вынести свои противоречия на более широкую периферию и найти выход в экстенсивном росте своих экономических возможностей и социальных резервов. В целом экономическая мысль греческого полиса классической поры была адекватным отражением экономических и классовых противоречий рабовладельческого режима.

§ 3. Экономическая программа Перикла

Более отчётливо экономическая мысль греческого полиса V в. до н. э. прослеживается в выступлениях и мероприятиях его крупных политических деятелей. Классическим выразителем её, безусловно, был Перикл, который на протяжении целых 15 лет (443–429 гг. до н. э.) правил Афинами. Это был наиболее блестящий период в истории Афин. Будучи аристократом по происхождению, сыном афинского землевладельца и стратега, Перикл никогда не забывал классовых интересов рабовладельческой знати. Но он сблизился с демократическими течениями, приобрёл популярность среди афинского демоса и широко использовал демократические учреждения Афин для обслуживания классовых интересов рабовладельческой знати. Поэтому совершенно ошибочным является заключение Д. И. Розенберга, будто «интересы демократии наиболее полно осуществлялись» Периклом ²⁰⁾.

Бузескул, как и другие буржуазные историки, находил в Греции «коммунистические идеи» и прямо утверждал, что «государственный социализм» был известен ей (имея в виду общественный строй Спарты, раздачи Периклом зрелищных денег, оплату труда присяжных и т. д.) ²¹⁾. Но подобные рассуждения являются обычной модернизацией исторических условий античности.

Маркс высоко оценивал политическую зрелость Перикла и писал в 1842 году (в статье «Дебаты о свободе печати»), что Перикл вслух и с полным правом говорил о себе: «В знании потребностей государства, как и в искусстве развивать их, я могу померяться со всяким» ²²⁾. Но при этом за потребности государства он выдавал, конечно, классовые интересы рабовладельческой знати, которой верно служил, используя социальную демагогию и демократическую фразеологию.

Перикл начал свою деятельность военным человеком, а на арену политической борьбы вышел между 462–467 гг., став в ряды демократов и преследуя в значительной мере честолюбивые цели. Реформы, осуществлённые им, были умеренными. В частности, реформа ареопага не означала его уничтожения, сохраняла за ним некоторые функции в сфере культа. Судебная реформа свелась к расширению компетенции суда присяжных (за счёт ареопага и архонтов), отделению судебной власти от административной, но была значительной демократизацией судопроизводства. В XIX веке буржуазные историки, в страхе перед революцией, обвиняли Перикла в том, что он положил начало «необузданной демократии», но это не соответствовало исторической действительности. Будучи гибким демагогом и умеренным политиком, он (по свидетельству Фукидида) неоднократно имел столкновения с народными массами, но длительное время сохранял политическое влияние. Даже его восторженные почитатели (напр., Бузескул) признают, что натура у Перикла была «далеко не демократическая» и само установление платы за посещение народных собраний отказываются приписывать именно ему. Зато Перикл поощрял устройство зрелищ для афинян (по соображениям политической демагогии), не допуская особой расточительности.

Важным мероприятием Перикла было проведение закона, по которому гражданином Афин признавался лишь тот, кто происходил от афинянина и афинянки (как свидетельствует Плутарх), хотя этот закон применялся небрежно. Чтобы облегчить экспансию греческой торговли и избавить Афины от бездомного населения, Перикл создавал в разных местах клерухии и колонии, что сопровождалось раздачей земельных участков афинскому гражданству за пределами Аттики. Сами пункты для клерухий и колоний выбирались с таким расчётом, чтобы колонисты стали опорой афинской торговли. В деятельности Перикла имелись панэллинские тенденции, выразившиеся в попытках созыва общегреческого конгресса, в отправке специальных посольств к жителям островов (от Лесбоса до Родоса), к ионянам и дорянам Азии. Принимались специальные меры для расширения торговых связей с Понтом, куда была снаряжена специальная экспедиция с участием самого Перикла; усматривая главную силу Афин во флоте, Перикл предпринял строительство военных укреплений, связывающих город с гаванью Пирея. В его годы происходит усиление финансовых позиций Афин, так как союзная казна была с острова Делоса и из святилища Аполлона перенесена в Афины.

К концу своей деятельности, с обострением классовой борьбы в Афинах, Перикл сталкивается с более радикальными течениями городской демократии и вместе с тем с олигархической партией, требования которой он не мог удовлетворить.

Когда начались конфликты со Спартой, предшествующие Пелопоннесской войне, то Перикл выступил решительным сторонником войны, полагая, что уступки были бы равносильны рабству и подчинению Спарте ещё до того, как афиняне потерпели поражение. Даже после вторичного неприятельского вторжения и опустошения Аттики Перикл отвергал примирение, и афиняне последовали его совету, оставив переговоры со Спартой.

Между тем политические враги Перикла поднимали голову, он был обвинён в казнокрадстве, возник судебный процесс, закончившийся присуждением обвиняемого к денежному штрафу. Правда, Перикл был снова избран в стратеги ²³⁾.

Перикл не разделял, по свидетельству Плутарха, «роковой страсти» к завоеванию Сицилии и даже противодействовал планам этого рода. Перикл уповал на морское могущество афинян и заявил, что в Афины собираются все богатства многих стран, «благодаря владычеству над морем», которого добились афиняне. Тенденция к автаркии была характерна для полиса.

Как сообщает Фукидид, в начале Пелопоннесской войны Перикл призывал афинян «снаряжать флот, в котором заключается их сила», и вместе с тем «держать крепко в своих руках союзников», являющихся главным источником доходов для Афин. В это время Афины имели 300 триер, годных для плавания ²⁴⁾.

Есть сведения, что Перикл по возможности пользовался покупными продуктами труда свободных ремесленников, а не домашних рабов. Делалось это им по мотивам политического характера ²⁵⁾. Как писал Плутарх о Перикле, последний «остерегался корыстолюбия, но и не пренебрегал вполне возможностью наживы». В частности, он весь ежегодный урожай продавал, а «потом покупал на рынке всё необходимое» и таким образом регулировал свой бюджет. В его хозяйстве был заведён точный учёт расходам и доходам под руководством раба Евангела ²⁶⁾.

Характеризуя социальную политику Афин, Плутарх писал, что Перикл «дал народу волю и стал заискивать у него», часто устраивал празднества и угощения для граждан, торжественные процессии. Перикл ежегодно высылал в море 60 триер, отправил 1000 колонистов в Херсоннес, 500 в Наксос, 250 на Андрос, 1000 во Фракию, некоторое количество в Италию, для заселения Сибариса (переименованного в Фурии). Тем самым правитель старался очистить город от ленивой и беспокойной, вследствие праздности, «черни» и в то же время «облегчить положение наилучших». Имелось также в виду, чтобы «соседство колонистов пугало союзников», держало их в повиновении.

Строя великолепные храмы, Перикл добивался увеличения своей популярности. Афиняне восхищались его сооружениями. Он доказывал афинянам, что излишек государственных средств следует употребить на постройки, которые «доставят гражданам бессмертную славу», причём «все ремёсла будут оживлены, никто не будет сидеть сложа руки», почти весь город будет на жалованье за счёт казны. Таким образом и ремесленники смогут получить свою долю в государственных доходах.

Сам Перикл был высокого мнения о достоинствах афинской демократии. Как передаёт Фукидид, в своей речи при погребении воинов, павших в 1-й год Пелопоннесской войны, Перикл заявил, что афинский строй называется демократией потому, что он «сообразуется не с меньшинством, а с интересами большинства». Он утверждал, что при разрешении частных споров все афиняне «пользуются одинаковыми правами», а в общественной жизни люди приобретают уважение лишь сообразно со своей репутацией и своими способностями. «Мы живём свободными гражданами», уверял Перикл, в Афины «стекает со всей земли решительно всё», самые разнообразные богатства. Однако богатством афиняне пользуются «скорее как условием для работы, чем как предметом для хвастовства». Сама по себе бедность не казалась Периклу позорной, ибо «позорнее не прилагать труда, чтобы выйти из неё». Отмечая либеральность афинских порядков, оратор указывал, что Афины предоставляют доступ всем и не встречают враждебностью иностранцев ²⁷⁾.

По свидетельству Фукидида, в этом надгробном слове Перикл, восхваляя Афины, говорил: «Мы любим красоту, соединённую с простотой, и любим образованность, не страдая слабостью духа. В богатстве мы видим скорее подспорье для деятельности, чем предмет для хвастливых речей». Он даже утверждал, что «афинское государство всё вообще является школой Греции», что афиняне будут «предметом удивления и для современников, и для потомков» ²⁸⁾.

Однако в речах Перикла имелось много политической демагогии, не отвечавшей реальному положению вещей.

Уже Фукидид считал, что правление Перикла было аристократическим в том смысле, что фактически власть была в руках аристократии, хотя на словах она принадлежала народу. Как говорит Плутарх, Перикл первым стал раздавать места в клерухиях, субсидировать посещение театра, жалование за исполнение должностей, за военную службу, а также другие награды и этим «развратил народ», который «из скромного и трудолюбивого сделался расточительным и неумеренным». Однако ему «удалось привлечь народ на свою сторону» и использовать его для борьбы с ареопагом ²⁹⁾.

Оправдывая свою политику, Перикл указывал на то, что она содействовала развитию многочисленных отраслей промышленности. Ещё раньше Фемистокл дал сильный толчок к подъёму промышленности и торговли в противовес Аристиду, державшемуся традиционных отношений ³⁰⁾.

Таким образом, у Перикла можно найти все существенные элементы экономической политики греческого полиса классической поры и аналогичную экономическую концепцию. В мероприятиях и выступлениях Перикла они представлены в более систематическом и отчётливом виде. Перикл ориентировался на широкую эксплуатацию рабов и экономическую экспансию городов, рост их промышленности и торговли, связывая экономические интересы полиса с грандиозным строительством и достижением господства на морских путях. В мировоззрении Перикла нет места даже для воспоминаний об исчезнувшем общинном строе. Рабовладельческий режим представляется ему единственно возможным, само собой разумеющимся и даже наилучшим, как свидетельствует его похвальное слово Афинам. Жестокий режим афинского рабовладения Перикл изображает как рай земной, совершенно игнорируя положение рабов. Кардинальный вопрос о взаимоотношениях натурального и товарного хозяйства даже не возникает перед ним. Периклу чужда натурально-хозяйственная концепция, и он глубоко уверен в преимуществах товарного хозяйства. Его приводит в восторг то обстоятельство, что богатства многих стран стекаются в Афины благодаря могуществу их флота и чрезвычайным успехам торговли.

Маркс отмечал, что афинянин, как производитель товаров, чувствовал своё превосходство над спартанцами, поскольку последние располагали для войны лишь людьми, а не деньгами. Поэтому Фукидид и вкладывал в речи Перикла такую мысль. Призывая афинян к участию в Пелопоннесской войне, Перикл говорил, что «люди, производящие для собственного потребления, скорее отдадут войне свои тела, нежели деньги» ³¹⁾.

Тем не менее, указывает Маркс, идеалом афинян даже в области материального производства была автаркия, противоречащая разделению труда. Объяснение этому отчасти следовало искать в том, что «даже в эпоху низвержения 30 тиранов не насчитывалось и 5000 афинян без земельной собственности» ³²⁾.

Экономическую концепцию Перикла характеризует также политика подкармливания городской бедноты за счёт прибавочного продукта рабов, эксплуатации аграрной периферии. Эту политику Перикл сделал принципом, системой и пошёл дальше других в её осуществлении. Он резко противопоставлял свободное гражданство рабам. Проверки прав гражданства дают об этом определённое представление. Им тоже активизировалась колонизация для создания опорных пунктов афинской торговли, расширения эксплуатации аграрной периферии и нейтрализации противоречий рабовладельческого режима.

Перикл был ярким представителем экономической мысли греческого полиса в период наивысшего подъёма рабовладельческой Греции. Он отразил уверенность господствующего класса в своём будущем и целый этап в прогрессивном развитии экономической мысли античной Греции.

§ 4. Воззрения Лисия

Помимо Перикла в Греции этого времени были и другие деятели, которые в той или иной форме отразили особенности экономической мысли своей эпохи. В частности, речи знаменитого афинского адвоката и оратора Лисия (ок. 459–380 гг.) дают некоторый материал для характеристики экономических воззрений греческого полиса классического периода. Правда, его речи часто сводились лишь к изложению обстоятельств дела с точки зрения клиента (обвиняемого или истца). Но в некоторых из них имеется оценка крупных явлений социально-экономического характера. Иногда Лисий высказывал и собственную точку зрения. Поэтому для полноты картины следует отметить некоторые моменты, характеризующие взгляды Лисия по кругу вопросов нашей темы.

Так его речи наглядно показывают, что и в эту пору своеобразный «культ войны» был характерен для греков, поскольку война являлась важным условием воспроизводства рабов. В одной из речей Лисия прямо заявлялось, что «погибшие на войне заслуживают почитания наравне с бессмертными» ³³⁾. Демократический строй греческого полиса очень долгое время помогал рабовладельцам использовать свободное гражданство для подавления рабов и поддержания рабовладельческого строя. Поэтому Лисий продолжал верить в политические добродетели демократических учреждений рабовладельческой общины. Деятельность 30 тиранов (в конце V в. до н. э.) была гневно осуждена им в речи по обвинению Эратосфена (бывшего члена коллегии тридцати).

Экономические основы политической борьбы были ясны грекам V–IV вв. до н. э., изнемогавшим под тяжестью внутренних и внешних войн. В одной из речей Лисия, относящейся к 396 или 395 г., говорилось, что «согласие есть величайшее благо для государства, а раздор – причина всяких бедствий», и люди ссорятся друг с другом больше всего потому, что «одни хотят завладеть чужим имуществом, а у других отнимают то, что у них есть» ³⁴⁾. Однако в основном речи Лисия посвящены казуистическому изложению обстоятельств судебных дел и мало затрагивают вопросы, относящиеся к нашей теме.

§ 5. Рабовладельческие мотивы Псевдо-Ксенофонта

Вначале Пелопоннесской войны анонимным автором было написано любопытное сочинение о «Государственном устройстве афинян», упоминаемое в перечне сочинений Ксенофонта. В нём указывалось, что справедливо бедному и простому народу в Афинах «иметь большее значение, чем благородным и богатым», так как именно он «двигает кораблями и даёт силу государству». Но автор считал опасным положение, при котором «афиняне во всех отношениях отдают преимущество простым и бедным» и возмущался тем, что на собраниях афинян говорит всякий желающий, кто поднимается со своего места. По мнению автора, от благ излишней демократии «скорее всего народ может попасть в рабство». В Афинах, считал он, очень велика «распущенность рабов и метэков», там нельзя побить раба, и он не посторонится перед свободным. По своей одежде афинянин «нисколько не лучше, чем рабы и метэки». Объяснение этому поразительному явлению автор памфлета искал в развитии морской торговли афинян, так как «где морская держава, там рабы необходимо должны служить за деньги», чтобы хозяин мог получить от них доход. Но в таких условиях приходится «предоставлять им свободу, а где есть богатые рабы, там уже невыгодно, чтобы мой раб тебя боялся», как это имеет место в Лакедемоне. Если чужой раб будет бояться посторонних людей, он вынужден будет отдавать им свои деньги в убыток господину. В сочинении прямо указывалось, что «в каждом городе худшие граждане сочувствуют афинскому народу» ³⁵⁾.

В датировке этого памфлета нет единодушия. Одни историки относят его появление к 428 году ³⁶⁾, другие – к 425 году ³⁷⁾. Зато экономические взгляды автора не дают поводов для кривотолков. Он ярко выразил точку зрения олигархов, интересы которых были неразрывно связаны с господством рабовладения, представлявшегося автору нормальным явлением экономической жизни. Задача господ, считал Псевдо-Ксенофонт, состоит в усилении эксплуатации. Недостаток афинских порядков он усматривал лишь в том, что они затрудняют избиение рабов. Террористический режим для рабов представлялся автору вполне закономерным и естественным. Цинизм рабовладельца выступал в этих рассуждениях самым непосредственным образом. Раб должен бояться своего господина, и тогда всё придёт «в норму».

Любопытно, что автор отмечал влияние афинской торговли на формы рабовладения. Прямо указывалось на то, что при использовании раба в торгово-промышленных сферах ему необходимо предоставлять некоторую самостоятельность. Иначе раб не сможет добывать деньги для господина. Но симпатии Псевдо-Ксенофонта склоняются на сторону спартанских порядков. Он обнаруживает понимание роли промышленности и торговли для Афин, их политического строя и соотношения сил борющихся классов. Демократические элементы движут кораблями и составляют мощь государства. Именно поэтому демос заставил уважать свои права. Экономические основы политической ситуации, сложившиеся в Афинах, очевидны для автора. Но он не выдвигает проектов аграризации экономической жизни Греции и ничего не говорит в осуждение торгово-промышленного направления в развитии экономики Афин. Ведь промышленность и торговля были источником крупных доходов для рабовладельческой аристократии.

Заслуживает внимания весьма тонкий анализ, данный Псевдо-Ксенофонтом классовой природе афинской демократии. Автор не скрывал своей ненависти к ней, однако подчёркивал, что демократия действует правильно с точки зрения интересов народных масс, и если встать на позицию последних, то придётся признать, что она поступает справедливо и последовательно. Псевдо-Ксенофонт признаёт классовый характер политической морали.

В целом он дал олигархический вариант экономических взглядов рабовладельцев и с этой точки зрения его сочинение представляет интерес для историка экономической мысли Греции V в. до н. э.