Экономическая мысль Древней Греции. Курс лекций

§ 1. Трактат «Экономика»

Экономическая мысль периода эллинизма нашла своё отражение не только в разных проявлениях экономической политики, но также в сочинениях специального характера, обсуждавших актуальные вопросы организации рабовладельческого хозяйства и искавших надёжные пути преодоления его кризиса. Фактически их темой были все те же вопросы экономической политики, которые повседневно решались властями в разных государствах эллинистического мира. При этом в сочинениях такого рода обычные для эпохи эллинизма принципы экономической политики получали лишь более отчётливую формулировку и систематическое обоснование.

В оставленных древностью перечнях (Диогена Лаертия и Гесихия) сочинений Аристотеля, значился небольшой трактат «Экономика». Однако, историками давно уже установлено, что этот трактат не является произведением самого Аристотеля, хотя и вышел из его школы «перипатетиков». Оно состоит из трёх книг и первая посвящена вопросам домашней экономики. В их истолковании автор обнаруживает знакомство с «Домостроем» Ксенофонта, заимствует из него ряд положений и отражает некоторые мысли первой книги «Политики» Аристотеля. Вторая книга написана другим автором, так как коренным образом отличается по стилю и содержанию от первой. Первая глава её носит теоретический характер и служит своего рода вступлением, определяя основные требования рационального ведения хозяйства. В ней выделяются 4 вида «экономии», именно царская, сатрапская, полисная и частная. Большая же часть второй книги занята примерами из финансовой практики (всего 76), заполняющими её вторую главу.

Третья книга этого трактата известна только в латинском переводе 1295 года и её общая часть трактует о доме, домочадцах, отце семейства, предметах домового хозяйства. В её специальной части речь идёт о хозяйке дома, а также о рабах и разных предметах домовладения. Отчасти содержание третьей книги соприкасается с содержанием первой. Время её написания, место и автор остаются неизвестными.

Сам Аристотель считал актуальным создание экономического трактата, как об этом свидетельствует его заявление в «Риторике», но остаётся не установленным, осуществил ли он это намерение. Однако материалы, видимо, собирались в библиотеке его Ликея и были доступны перипатетикам. На основании этих материалов (примеров «финансовых стратегем») и была потом написана II книга трактата в конце IV или в III веке до н. э. Она представляет собою наиболее важную часть сочинения. I книга его является самостоятельным сочинением, тесно связанным со II книгой, и возникла приблизительно в тот же период. Она была в ходу ещё в I веке до н. э.

В теоретическом содержании II книги отмечаются новые тенденции по сравнению с идеями Аристотеля, который в «Политике» резко разделял экономику и политику (подобно ойкосу и полису). Между тем в истолковании автора II книги политика и экономика не являются противоположными элементами, так как монарх, сатрап, полис, частное лицо – все должны уметь регулировать свои доходы и расходы, достигать равновесия в бюджете. Роль денег получает более высокую оценку, чем раньше. Среди примеров только немногие относятся к V веку и касаются они по большей части М. Азии, прилегающих островов, Египта, Сицилии. Из 76 случаев в 14 речь идёт о финансовых операциях полисов, в 22 случаях о деятельности управителей областей. Автор этой книги не был историком или экономистом; материал излагался им без всяких мудрствований ¹⁾.

Особый интерес для историка экономической мысли представляют прямые советы авторов относительно рациональной организации рабовладельческого хозяйства. Эти советы отличались большим цинизмом, глубоким пониманием классовых интересов рабовладельцев, конкретным знанием противоречий античного рабства. В приписываемой Теофрасту (ученику Аристотеля) первой книге трактата «Экономика» указывалось, что «из предметов владения первым и самым необходимым является тот, который оказывается наилучшим и наиболее свойственным домохозяйству. Это – человек. Поэтому, прежде всего, надлежит заботиться о приобретении хороших рабов. Рабы бывают двух родов: раб, заведующий чем-нибудь, и раб, делающий что-нибудь. При обхождении с рабами не следует ни проявлять к ним высокомерия, ни позволять им своевольничать. Рабам, приставленным к более благородным занятиям, нужно оказывать внимание, а рабов, занимающихся низким трудом, вдоволь кормить». Вино рабам не рекомендовалось давать, поскольку оно и в свободных людей «вселяет несогласие», или давать в очень ограниченной дозе. Зато «рабам нужно давать работу, (за провинности) их наказывать, кормить их. Кормить только, но не давать работы и не наказывать (за провинности) – это вселяет в рабов наглость. А если заставлять их работать, наказывать (за провинности), но не кормить, то это значило бы проявлять в отношении их насилие и (вместе с тем) отнимать от них физическую силу. Остаётся, следовательно, одно: давать рабам работу и достаточно кормить их».

В отношении домашних рабов рекомендовалась столь же дифференцированная политика кормов и наказаний «по их достоинству». Управление рабами сравнивалось с лекарским искусством, но указывалось, что пища для раба не является постоянно принимаемым лекарством. Как говорил автор, «справедливо и полезно назначить в виде награды рабам отпущение на волю: рабы хотят работать, когда есть награда» за работу и для последней установлен определённый срок. Вместе с тем автор добавлял, что «не следует приобретать в большом количестве рабов, принадлежащих к одному племени» ²⁾.

Авторы трактата прямо указывали, что надо остерегаться покупать рабов вялых или слишком решительных, поскольку «очень слабые не выносят совершенно труда, слишком гордые – командования». Указывалось, что господа в своих отношениях с рабами должны руководствоваться правилом – «никаких оскорблений, никакой фамильярности», необходимо надлежащее комбинирование труда, повиновения и пищи. Это аргументировалось тем, что пища, получаемая рабами без труда и повиновения, порождает распущенность, а труд и повиновение без пищи оказываются притеснением.

В условиях глубокого и затяжного кризиса рабовладельческого труда эти советы имели вполне актуальное значение. Экономическая мысль эпохи эллинизма искала пути стабилизации рабовладельческого режима, формы безопасной эксплуатации рабов. Определение рациональных (с точки зрения рабовладельца) норм труда и потребления рабов считалось одной из самых важных задач. Голодный раб представлялся слишком опасным, а тем более раб пьяный. Рабовладельцы предупреждались о грозившей им опасности, и это ярко отражало глубокий кризис рабовладельческого режима. Чтобы избежать социальных потрясений, господа должны кормить своих рабов. Минимальный корм для раба рассматривался как политическая необходимость, обусловленная кризисом рабовладельческого строя. Этот корм квалифицировался как искупительная жертва самого существования рабства.

Но кормить раба рекомендовалось лишь для поддержания его работоспособности. В этом опять сказывалась явно рабовладельческая точка зрения, которая развивалась авторами с удивительным цинизмом. Даже угощение рабов вином ставилось в зависимость от разрешения основной проблемы, состоящей в нейтрализации их сопротивления. Такое угощение допускалось только в самых минимальных дозах. Всякое превышение их считалось опасным с точки зрения этой проблемы. Самые элементарные проявления жизни раба предлагалось жёстко регламентировать точным образом, чтобы сделать невозможным сопротивление эксплуатируемых масс. Право на потребление вина признавалось лишь за свободными. Винопитие оказывалось антитезой рабовладельческого способа производства.

Авторы трактата боятся рабов в условиях обострения кризиса рабовладельческого режима. Гордые рабы считаются опасными, покупка их не рекомендовалась, так как они не способны к должному повиновению. Признавалось, что жестокое обращение с рабами и истязание их не достигает цели. Животный страх перед восстаниями рабов заставлял господ маскировать деспотический режим эксплуатации. Поэтому авторы трактата советовали избегать беспричинного оскорбления рабов, издевательства над ними. Такое обращение с рабами могло бы спровоцировать их на активное сопротивление. Учёные люди предостерегали господ о грозящей им опасности в случае неосторожного обращения с рабами. Предлагалось оказывать последним внимание, особенно тогда, когда они выполняли какие-либо функции более высокого, чем обычно, характера. Урочная работа считалась целесообразнее, так как она меньше подавляла трудовые стимулы у раба.

Рабовладельцам рекомендовалось проводить политику кнута и пряника, причём весьма изощрённым образом, применительно к конкретным условиям и отдельным рабам. Предлагалось поддерживать надежду раба на конечное освобождение, чтобы в эксплуататорских целях использовать сами мечты рабов о свободе. Авторы трактата собирались поставить на службу рабовладельческому режиму даже освободительные стремления рабов. Рекомендации трактата носили явно кощунственный характер.

Конечно, многие советы подобного рода давались рабовладельцам уже раньше, как показывают работы Платона, Аристотеля. В частности, это следует сказать относительно рекомендации не покупать много рабов одинаковой национальности. Но в условиях углубляющегося кризиса рабовладельческого режима такие советы звучали по-иному и ещё более ярко отражали противоречия эпохи.

В первой книге трактата «Экономика» предполагаемый автор Теофраст освещал и вопросы управления хозяйством, накопления и хранения богатств, затрагивал частично антитезу натурального и товарного хозяйства. Так, Теофраст утверждал, что «управление хозяйством и управление полисом отличаются не только тем, чем отличаются хозяйство и полис (они ведь и составляют объект управления), но ещё и тем, что управление полисом предусматривает многих правителей, а управление хозяйством – единовластие». Указывалось, что некоторые отрасли производства только изготовляют полезные вещи (лиры, флейты), но не применяют их, а в задачу управления полисом «входит и основание с самого начала полиса и правильное управление уже существующим». Поэтому в задачу управления хозяйством «должно; по-видимому, входить и приобретение имущества, управление им». Автор утверждал, что полис представляет собой «совокупность домов, земли и имущества, обладающую достаточными средствами для благополучной жизни», а когда «не удаётся достичь этого, распадается и общество. Более того, ради этого и объединяются. А то, ради чего каждое явление существует и возникает, и есть его сущность». Следовательно, «управление хозяйствам возникает прежде, чем управление полисом, так как возникла прежде и задача его. Ведь хозяйство – часть полиса».

По мнению Теофраста, из всех способов приобретения имущества «главным является тот, который даётся природой», прежде всего обработка земли и во вторую очередь – добыча металлов и т. п. Кроме того, «земледелие – самое главное, потому что оно справедливо», ибо «приобретения этим способом получаются ни от людей, ни по их воле, как, например, при торговле или наёмных работах, ни против их воли, как, например, при войнах». Доказательство данности земледелия от природы усматривалось и в том, что согласно природе «все получают пищу от матери, следовательно, и люди – от земли». К этому добавлялось, что земледелие «очень способствует мужеству» (в отличие от ремесла), даёт людям «силу работать в поле и выносливость в труде», а также для борьбы с врагом, ибо «только их владения находятся за пределами городских укреплений».

Переходя к классификации имущества, Теофраст указывал, что «главное и самое необходимое – это то, что лучше всего и пригоднее всего в хозяйстве – человек». Нужно также от рабов иметь залог, которым послужит рождение ими детей. Что же касается жертвоприношений и угощений, то их рекомендовалось «устраивать скорее ради рабов, чем ради свободных», поскольку рабы более причастны к таким обычаям. Всё имущество советовалось делить на прибыльное и бесприбыльное, причём считать первое более предпочтительным и его должно быть больше. Вместе с тем «доходные дела нужно распределять так, чтобы не всё сразу подвергать риску». Допускались персидские и лаконские способы хранения имущества с использованием складов, но не исключался и «аттический способ ведения хозяйства», когда владельцы продуктов и вещей продают и покупают, в более мелких хозяйствах не имеют складов. Признак персидского усматривался в том, что всё содержится в порядке и находится под надзором самого хозяина. По мнению автора, управляющим нужен хороший пример и «невозможно, чтобы управляющие были заботливы, если незаботливы хозяева». Больше того, «хозяева должны вставать раньше рабов, а ложиться – позже, и дом никогда не должен оставаться без надзора, как и город, и все необходимые дела нельзя оставлять без внимания ни днём, ни ночью». Вывод гласил, что подниматься даже ночью «полезно и для здоровья, и для хозяйства, и для философии». В крупных домах рекомендовалось назначать привратника из числа рабов, непригодных для работы ³⁾.

В этих рассуждениях и рекомендациях значительный интерес представляет определение полиса как совокупности условий благополучной жизни. Этим отражался тот факт, что полис действительно стал средоточением населения, урбанизация Древней Греции зашла весьма далеко и оказывала большое влияние на развитие экономики, классовой борьбы, политической системы. В известной мере можно говорить об урбанизме экономической мысли того времени. Любопытна и попытка определения места хозяйства в полисе как государстве. Хозяйство трактовалось как лишь часть полиса, хотя и очень важная. В этом сказывалась непоколебимая вера древних греков в полисную систему, её преимущества и добродетели. Приоритет перед хозяйством отдавался полису. Более сложными признавались и проблемы его управления, поскольку они возникали с самого начала и состояли прежде всего в основании города, поселенья. Проблемы управления хозяйством считались Теофрастом более простыми, так как часто ограничивались только производством тех или иных продуктов, не включая вопросы их использования.

Но при решении и проблем управления хозяйством автор проявлял много проницательности, понимания господских интересов, желания ограждать их. Доминировали, естественно, домостроевские мотивы и сообразно им рекомендовались рецепты умножения, хранения и использования богатства. Роль «хозяйского глаза», неустанного надзора оценивалась очень высоко. Господину рекомендовалось прерывать даже ночной сон, пробуждаться раньше рабов, чтобы ни днём, ни ночью хозяйство не оставалось без надзора, присмотра. Допускалась отчасти передача его управителям, но при обязательном контроле со стороны господина, ибо «хозяйский глаз – алмаз». Управителям тоже нужен пример бдительного надзора. В этих советах отчётливо сказывается влияние экономических противоречий рабовладельческого режима, его классовых противоречий, крайне осложнявших управленческие, организационные проблемы господ.

Традиционным образом восхвалялось сельское хозяйство, его добродетели противопоставлялись порокам промышленности. О причинах этого уже много раз говорилось выше. Однако эти сентенции оказывались в противоречии с урбанизмом экономических идей автора, его ориентацией на полис, на доминирующее значение полиса. Аналогичное противоречие обнаруживалось и при трактовке способов приобретения имущества. Купеческая прибыль играла крупную роль в обогащении городского купечества, а Теофраст считал её отчасти недостойной, ставил в один ряд с военным грабежом и отдавал предпочтение земледельческим доходам. Когда шла речь о хранении богатства, рекомендовалось увеличивать удельный вес его прибыльной части, и выходит, что хозяева ориентировались на извлечение и коммерческих доходов, а не только земледельческих. Допускался как персидский, натурально-хозяйстванный, так и аттический, коммерческий способы ведения хозяйства. В этом проявлялась неискоренимая антитеза натурального и товарного хозяйства. Автор тоже колебался в её разрешении и высказывал противоречивые суждения.

В целом он по всем вопросам оставался в «кругу идей» Ксенофонта, Платона и Аристотеля.

§ 2. Социальные идеи философских учений

Некоторые проявления экономической мысли эпохи эллинизма имеются в учениях философских школ того времени. Правда, эти учения оказались необычайно противоречивыми, так как в условиях распада традиционных отношений и кризиса рабовладельческого строя идеологи господствующего класса не могли выдвинуть единую философскую концепцию. Деморализация среди господствующего класса порождала весьма противоречивые концепции, особенно в области морали. Проблемы морального характера приобретают исключительную остроту, так как рабовладельцы хотели знать, каково должно быть их поведение в условиях, когда само существование рабовладельческого строя оказывалось под угрозой. Надо было вырабатывать нормы поведения господ, раз зашатались сами устои того общественного строя, с которым были связаны коренные интересы рабовладельческой знати. Философы уже не выдвигают широких общественных задач, но довольствуются разрешением более скромных проблем личной жизни.

Кроме того, на философские учения оказывали известное влияние и те настроения, которые были характерны для народных масс. Экономические бедствия последних были неописуемы и обостряли классовую борьбу. Разные формы протеста народных масс прорывались наружу, а в идеологической области часто находили себе самое причудливое отражение.

Общая тенденция философских учений эпохи эллинизма сводилась к проповеди самоотречения. Разочаровавшись в накоплении богатств и убедившись в бренности всего земного, философы этого времени ищут утешения в нравственных добродетелях, спокойной жизни, невозмутимости духа. В условиях крушения рабовладельческого строя они призывают господ быть стойкими и невозмутимыми, довольствоваться малым и искать счастье в самоусовершенствовании.

Эти тенденции сказываются в эпикурействе и особенно в учении стоиков.

Буржуазные фальсификаторы истории экономической мысли (вроде Онкена) утверждают, будто философские идеи эпикурейцев «образуют философские предпосылки марксизма». Одним из аргументов служит то, что ещё в студенческие годы Марксом была написана докторская диссертация об Эпикуре ⁴⁾. Но домыслы подобного рода лишены всякого основания. Ведь эпикурейство было философией рабовладельческого общества в период его упадка.

В своей этике Эпикур (342–271 гг. до н. э.) объявлял «наслаждение началом и целью блаженной жизни», но делил наслаждения на истинные и мнимые, естественные и суетные, считая счастьем лишь прочные и длительные наслаждения. Он протестовал против вульгаризации своего учения и указывал, что имел в виду не наслаждение распутников или вкусовые удовольствия от рыбы, но цель – «не страдать телом и не смущаться душой». Призывая избегать суетных наслаждений, Эпикур полагал, что прочными могут быть только духовные наслаждения и блага (дружба, знание). Развивалась точка зрения, согласно которой мудрец, «питаясь хлебом и водою, состязается в блаженстве с Зевсом». Лишь состояние душевного покоя – высшая форма блаженства и условием его достижения является невозмутимость духа (атараксия). По Эпикуру счастье состоит не в погоне за наслаждениями, а в свободе от страданий. Принципы удовольствия заставляют человека быть справедливым. Маркс указывал, что эпикурейцы были создателями теории «общественного договора».

Позднее последователи эпикуреизма вульгаризировали его учение, но первоначально оно имело совсем другой смысл.

Для эпикуреизма был характерен крайний индивидуализм, государство считалось источником горя и неудовольствия. Моральный принцип Эпикура – «живи скрыто» – имел определённый политический смысл. Богатства и почести рассматривались как безразличные или даже опасные для нравственного совершенства человека. Восхвалялась бедность и сам Эпикур давал её пример. Некоторые историки даже утверждают, что именно последователи Эпикура и были в духовном смысле первыми монахами ⁵⁾.

Но характерно, что эпикурейство тоже мирилось с рабством. Эпикур признавал рабство предпосылкой роскоши и удовольствий. Эпикуреец хотел, чтобы его обслуживали. Сам Эпикур считал, что «нельзя жить приятно, не живя разумно, прекрасно и справедливо, и нельзя жить разумно, прекрасно и справедливо, не живя приятно». Желанное освобождение от тревог, страха перед богами и смертью представлялось существенно важным, но именно «справедливый больше всего свободен от тревог». Между тем неограниченное приобретательство влечёт за собой суету. Посему предлагалось довольствоваться малым, так как естественное богатство ограничено и вместе с тем легко достижимо. Но богатство, созданное пустым воображением, «простирается до бесконечности» и «ничто недостаточно для того, кто не довольствуется малым».

Как материалист, Эпикур осуждал страх перед богами и смертью, указывая, что «пока мы существуем, смерти нет», а «когда настанет смерть, тогда нас нет». Маркс отмечал, что Эпикур был «подлинным радикальным просветителем древности» ⁶⁾.

Оставаясь на позициях материализма, эпикурейская школа была наиболее передовой для своего времени. Но затрагивая социально-экономические проблемы, она весьма своеобразно отразила кризис рабовладельческого строя. Эпикурейская школа призывала господ «не терять духа» в хаосе социальных потрясений, довольствоваться малым и замыкаться в личной жизни. Она не осуждала рабства, но вместе с тем и не выдвигала широкой программы его экспансии. Настали уже совсем иные времена, и о расширении сферы господства рабовладения не могло быть речи. Приходилось довольствоваться тем, что есть, и в рамках существующих отношений искать то, приятное, что, по мнению Эпикура, составляло непременное условие разумной, прекрасной и справедливой жизни. Можно считать, что для экономических воззрений эпикурейской школы было характерно известное примирение с кризисом рабовладельческой системы. Во всяком случае активной программы выхода из него эпикурейцы не выдвигали.

Для полной характеристики экономической мысли периода эллинизма следует отметить сочинение «Об экономике» философа (эпикурейца) и поэта Филодема, родившегося около 110 года до н. э. (в Радарах) и переселившегося в Италию. Здесь в 70-х годах I века до н. э. он (вместе с другом) стал создателем и руководителем философской школы. Филодем был учеником Зенона Сидонского, главы эпикурейской школы в Афинах (с начала I в. до н. э.), писал по вопросам логики, риторики, поэзии, музыки, этики, религии, истории философии, оставил биографии, диалоги, диатрибы (трактаты на моральные темы – о смерти, бедности и т. д.) и умер вскоре после 40-х годов до н. э. Видимо им было написано много таких диатриб, а затем они оказались объединены в серию книг под общим заголовком «О пороках и противоположных им качествах». Поскольку IX книга серии была посвящена вопросам управления хозяйством, правомерности умеренного обогащения и потребления, она получила у историков условное название трактата «Об экономике». Но сохранилось лишь немногим более четвёртой части его текста и он делится на 3 части. Первая из них посвящена изложению идей Ксенофонта (представленных в его работе «Экономика»), вторая – сочинения Теофраста «Экономика» (известной как работе Псевдо-Аристотеля) и третья – обоснованию экономических воззрений эпикурейской школы.

Полемизируя с Ксенофонтом, Филодем не соглашался с тезисом, будто «изобилие в жизни – пустяки», хотя Сократ мог обходиться малым. По мнению Филодема, «это и здравому уму противоречит». Атакуя Теофраста, автор признавал малозначимым противопоставление управления полисом и хозяйством, указывая, что первое тоже может быть единовластным. Не придавалось значения и определению полиса, поскольку «это совершенно ясно и так». Ставилась под сомнение и важность положения, что хозяйство возникает раньше полиса. Отвергалось также разграничение отраслей, согласно которому одни из них только производят, а другие и применяют свою продукцию. Не приемлемым для автора оказывалось и утверждение, что «обработка земли даётся природой» и потому главная забота должна быть о ней. Зато советы о том, чтобы пресекать дерзость рабов, не притеснять их, выказывать уважение к более честным и усиленно работающим давать больше еды, признавались сносными. Но отвергалось предложение не давать вообще вина рабам или только изредка, и указывалось, что небольшая порция его «придаёт бодрости силу, и его много дают тем, кто много работает». Более уместным признавался совет относительно того, что для работы нужно выбирать рабов «не слишком трусливых, не слишком строптивых», за её выполнение должна следовать награда. Только утверждалось, что последняя неправомерна для всех, да и определение сроков не обязательно. Одобрение получала рекомендация о пользе разноплемённого состава рабов.

Предложение о поощрении деторождения, чтобы дети стали залогом от бегства рабов, признавалось менее приемлемым, чем совет Ксенофонта – выращивать детей лишь от хороших, а не от дурных рабов. Высмеивалось рассуждение о том, что жертвоприношения и угощения нужно устраивать скорее ради рабов, чем свободных, ибо это «слишком неестественно». Подчёркивалось, что от управляющего требуется умение приобретать, сохранять, содержать в порядке и использовать имущество, однако «умение содержать в порядке не равноценно умению приобретать и умению сохранять». По мнению Филодема, поучение о предпочтительности «прибыльного имущества» побуждает к корыстолюбию и следует лишь добиваться того, чтобы всё имущество было полезным. Хранение его «по аттическому способу» (путём купли-продажи) признавалось обременительным, а может быть и бесполезным. Осуждалось и предложение – философам вставать утром раньше рабов и ложиться вечером позже них, подниматься даже ночью, чтобы за всем уследить.

Излагая взгляды эпикурейцев, Филодем собирался ответить на вопрос – как можно «хорошо жить дома» и как нужно относиться к приобретению и хранению имущества. Общий тезис гласил, что «та жизнь самая лучшая, которой сопутствуют покой и мир и наименьшие досаждающие заботы». Но последние допускались, ибо без них иногда «бывает больше неудобств», лучше лечиться, чем болеть. Приемлемо и богатство, а его мерилом не следует считать лишь тяготы, которые оно доставляет обладателям; зато умеренное достояние способствует «самому совершенному образу жизни», «бесполезная обременительность проистекает не от самого богатства, а от негодности пользующихся им». Правильное распоряжение состоит в том, чтобы «не удручаться из-за того, что богатство убывает», не подвергать себя пыткам ради обогащения, а также «без страха относиться к будущему благодаря невзыскательному и простому образу жизни», ибо погоня за наживой является корыстолюбием.

Автор не соглашался с мнением, будто «обременительность – в бедности», ибо, заявлял он, «природа отчётливо показывает, если быть внимательным к ней, что легко можно обходиться и немногим, а богатство склоняет к тому, чтобы принять в какой-то мере заботу и тяготы в обмен на ту помощь, которую оно предоставляет». Добыча богатства с помощью оружия и расточительная щедрость признавалась характерной лишь для «людей, гоняющихся за славой». Далее утверждалось, что «очень смешно также считать получение доходов от коневодства хорошим делом», а от добычи металлов рабским трудом – тоже «не счастливый удел»; путь личного участия в том и другом деле квалифицировался вообще как безрассудство. Труд в качестве земледельца объявлялся мучением, ибо больше «подходит мудрому человеку» обработка его земли другими; тогда «у него меньше всего связей с людьми, от которых происходит много неприятностей, у него образ жизни, доставляющий удовольствие, уединение и досуг в кругу друзей, и самый достойный с точки зрения разумных людей доход. Не зазорен и доход от домов с наёмными квартирами, также ни в коей мере не недостоин доход от рабов, владеющих какими-либо навыками или ремёслами. Но всё это – второстепенное и третьестепенное дело. А самое главное и самое лучшее – это получать в ответ на философские беседы с восприимчивыми людьми благодарность вместе со всяческими почитанием». Поэтому из всех забот об имуществе и прибыли «самой основной следует считать заботу о правильном отношении к страстям и страхам», так как богатейшие дома разоряются в результате расточительства, распутства и ужаса перед богами, смертью.

По мнению Филодема, помощь друзьям является не убылью имущества, а более полезным приобретением, чем заботы о полях, и «перед случайностью – самым надёжным сокровищем». Поэтому следует в случае поступления больших доходов «удовлетворять безвредные стремления у себя и у друзей», а в случае большой нужды «исправлять положение путём немелочной экономности», причём скорее по отношению к себе, чем друзьям. Вопрос о приобретении и использовании рабов представлялся автору не требующим обсуждения. Ок рекомендовал учитывать мнения других авторов. Признавалось, что «разнородные владения подводят меньше, чем однородные», хотя иногда и доводят до крайности ⁷⁾.

Трактат Филодема ярко отразил особенности экономической мысли Древней Греции, хотя и был написан много позднее её «классического века». Эта мысль и в период эллинизма носила рабовладельческий характер, ориентировалась на эксплуатацию рабов, обогащение за их счёт не считала зазорным, давала много советов о приобретении и использовании их, о методах повышения «экономической эффективности» труда рабов. Автор был настроен довольно полемически, вступая в споры со своими предшественниками по многим вопросам, но сразу умолкал, как только заходила речь о правомерности эксплуатации рабов, её рационализации. Для него оказывались приемлемыми общие положения, формулированные раньше, и читатель отсылался к ним. В трактовке рабовладения обнаруживалось почти полное единомыслие с предшественниками. Апология рабства приобрела уже прочность и устойчивость предрассудка, стала догмой, не вызывающей сомнений. С ней солидаризировался и Филодем. На его идеях тоже оставила след эпоха рабовладения.

Разногласия проявлялись лишь по мелким вопросам. Филодем допускал выдачу рабам вина, трактуя его как стимулирующее средство, полезное для поощрения их трудолюбия и, видимо, в зависимости от него. Об этом свидетельствует заявление, что вино стимулирует бодрость, силу и его больше дают тем, кто много работает. Вместе с тем отрицалась целесообразность устройства жертвоприношений и угощений скорее для рабов, чем для свободных, поскольку свободные также питали пристрастие к этому делу. Подобная рекомендация, по мнению Филодема, воспринималась бы как унижение рабов, выражение презрительного отношения к ним. Предлагалось и некоторое ослабление надзора, хотя бы по ночам. Использование деторождения в качество гарантии смирения рабов и предотвращения их бегства тоже признавалось предосудительным. Более приемлемой для Филодема оказывалась рекомендация о поощрении деторождения лишь «среди лучших» рабов. Всё это свидетельствует о том, что автор придерживался более гуманных взглядов на рабовладение, чем его предшественники, трактовавшие эту тему в IV веке до н. э. Видимо сказывался новый этап кризиса рабовладельческого режима, в условиях которого старые, брутальные методы эксплуатации рабов становились слишком опасными или недостаточно эффективными. Ведь даже по Италии прокатилась спартаковская революция и показала, что рабы стали опасной собственностью и там, несмотря на существование могуществе иного государства. Даже великодержавный Рим трепетал перед этой революцией, не мог подавить противоречия рабовладения, которое зашло в тупик не только в Греции, но и в Италии.

Несомненно, в отношении Филодема к рабству отразилось и влияние философских воззрений эпикуреизма, которых он придерживался. Излагая их, он вполне допускал эксплуатацию рабов, использование их как доходного имущества и в разных отраслях производства, включая обработку земли, добычу металлов, коневодство. Развивался чисто рабовладельческий взгляд на экономическую деятельность, и физический труд признавался недостойный для господина, а тем более философа. Землю должны обрабатывать другие, а для господ считались наиболее достойными философские дискуссии, дающие интеллектуальное удовлетворение. Для этого нужны лишь остроумные и восприимчивые собеседники. Филодем даже рекомендовал освобождать господ от ночных тревог надзора за рабами, состоянием хозяйства. С позиций эпикурейства он защищал необходимость приобретения богатства и не считал это слишком обременительным, но только в определённых рамках и отдавал предпочтение умеренному образу жизни, осуждал как расточительство, так и корыстолюбие. Это и приводило философа эпикурейской школы к несколько более гуманным воззрениям на рабство. Жестокая эксплуатация рабов ради корыстолюбия, расточительства оказывалась неправомерной, хотя прямо и не осуждалась. Правда, умеренность проповедовали ещё Платон и Аристотель. Но в условиях нового этапа кризиса рабовладельческого режима эта традиция приобретала отчасти иной смысл.

Характерно, что и Филодем отдавал предпочтение сельскому хозяйству, подозрительно относился к умножению «прибыльного имущества» и «аттическому способу» хранения его (путём вовлечения в товарооборот). Традиция экономической мысли античной Греции держались и в период эллинизма. Антитеза натурального и товарного хозяйства оставалась непреодолимой, что сказывалось и в рассуждениях Филодема. Примечательна его полемика с Теофрастом. В ней Филодем обнаруживал не только много остроумия, но и глубокого понимания экономической жизни. Действительно, единовластие было обычным методом управления не только хозяйством, но и полисами. Власть над их территорией часто захватывали тираны. Вместе с тем и производство нередко сочетается с применением его изделий. Если древние греки идеализировали земледелие, то это вовсе не значит, будто подобное предпочтение продиктовано «самой природой».

Специального рассмотрения заслуживают экономические идеи, свойственные школе стоиков. Правда, экономические воззрения последней отличались существенными особенностями. Она отразила несколько иные социальные мотивы и выдвинула целый ряд оригинальных положений. Основателем школы стоиков был Зенон (ок. 336–264 гг. до н. э.), родившийся на острове Кипр (в гор. Китии). Будучи сыном купца, он около 314 года прибыл в Афины с торговыми целями, но потерял товары в результате кораблекрушения. Оставшись в Афинах, Зенон увлёкся философией киника Кратеса. Затем он учился у философов других направлений и около 300 года создал свою школу.

Ранние стоики обычно были выходцами из народных масс. Так, сам Зенон являлся разорившимся купцом, Клеанф – кулачным бойцом, Хризипп – атлетом, Персей – служителем (видимо, рабом). За обучение стоики брали плату, жили бедно или умеренно. Но на философии стоиков лежала печать фатализма, т. к. они считали, что люди не могут «изменить строя судьбы», а «всё случившееся так и должно было случиться».

Школа стоиков вела своё происхождение от Сократа через киников. Последние были предшественниками стоиков и проповедовали презрение к богатству, ставя выше всего независимость духа от материальных благ. Человек должен быть предан лишь служению добродетели. Стоики продолжали эту традицию добровольного отречения, полагая, что только мудрец может быть истинным финансистом, знающим отношение материальных благ к добродетели. Стоики не презирали труд; с их точки зрения самые низкие пороки – малодушие и ложь; сами полководцы и властители получают вознаграждение за труд. Даже добродетельный раб выше свободного, но развращённого человека, позорно лишь рабство страстей и порока. Стоики пытались возвысить физический труд, снять с него печать презрения, но относились к труду с презрением, если целью его становилось приобретение богатства. Торговля, с их точки зрения, немыслима без обмана (особенно мелочная), не достойна уважения.

Стоицизм встречал серьёзные затруднения при определении своего отношения к рабству. Зенон считал благом лишь жизнь сообразно с природой, но мирился с рабством, полагая, что только слабость духа приводит раба к гневу. Тот, кто, оказавшись в рабском состоянии, умел покориться, не был рабом; наоборот, тот, кто не умел этого делать, считался Зеноном достойным рабства. Он объявлял рабом всякого злого человека.

В целом ранний стоицизм считал рабство терпимым и отвергал всякую мысль о реформе, даже сочувствии рабам. Лозунг основателя школы гласил: «ни жалости, ни прощения». Правда, Зенон считал предосудительным и гнев, сопровождавшийся избиением раба, приравнивал это к избиению отца.

Но важно подчеркнуть, что стоики признавали равенство всех людей по своей природе, отвергали сословные и этнические различия между ними. В обстановке острой классовой борьбы эпохи эллинизма это имело прогрессивное значение. Утверждалось, что даже раб серебряных рудников может быть равен философу или святому. Физические страдания людей, в том числе и рабов, с точки зрения этой школы, не имеют значения, их можно игнорировать. Тем самым она становилась на путь оправдания рабства, эксплуатации и угнетения. Школа стоиков заняла весьма противоречивую позицию в основном вопросе эпохи.

Отражая кризис полисного строя с его политическим партикуляризмом, стоики развивали идеи всемирного гражданства, не знающего национальных ограничений. Они верили в возможность идеального государства на основе разума и научных начал, которое носило бы вселенский характер. Тяга к политическому объединению сильно сказывалась в их концепции мирового государства. Проблема последнего решалась с космополитических позиций.

Больше же всего стоики занимались этикой и именно последняя дала им много последователей, сделала популярными. Отвергалось утверждение эпикурейцев, что наслаждение должно быть главной целью жизни, оно трактовалось как лишь побочный продукт правильной жизни. Цель жизни и высшее достижение добродетельного человека усматривалось в умении «жить в согласии с природой», разумно. Такой человек должен подавлять свои страсти, как неразумное возмущение души, противоречащее природе. С точки зрения стоиков, разумение, благоразумие, мужество и справедливость составляют четыре главных и абсолютных добродетели. Добиваясь их осуществления, мудрец должен быть равнодушен к физическим страданиям и наслаждениям. Его задача состоит в том, чтобы подняться выше житейской суеты и страстей всякого рода. Любовь к родине, дружбу, преданность родителям и т. д. стоики считали добродетелями низшего сорта, которые показывают, что человек живёт «надлежаще», хотя и не достигает мудрости.

Собственно экономические воззрения стоиков трудно выделить из потока моральных сентенций. Но такие воззрения всё-таки существовали и в них заметны новые тенденции. Так, моральная реабилитация труда была новостью для экономической мысли античности и свидетельствовала о кризисе рабовладельческой идеологии. Для классических форм последней было характерно, наоборот, отрицательное отношение к труду, как презренному занятию.

Позднее такая реабилитация станет существенным элементом экономической концепции раннего христианства и будет играть большую роль в борьбе народных масс с паразитизмом рабовладельческой знати. Новое понимание труда и признание его моральной ценности, характерное для стоиков, возвысило их над другими течениями экономической мысли античности. Становясь на этот путь, стоики выдвинули одну из самых прогрессивных идей, в которой больше всего нуждалась античность. В истории экономической мысли античности эта идея оказалась исключительно плодотворной. Она могла бы повести к отрицанию самого рабства и требованию, чтобы рабовладельцы тоже вели трудовую жизнь. Но стоики в силу классовой ограниченности не проявили должной логики и не пошли дальше моральных сентенций. Уже в этом вопросе их экономические воззрения оказываются явно противоречивыми.

Новые моменты в историю экономической мысли античности вносила и характерная для стоиков идея равенства людей от природы, равенства их естественных прав. Она тоже выражала кризис классических форм рабовладельческой идеологии. Эта идея отрицала циничное учение Аристотеля о прирождённом рабстве целых народов, о рабстве варваров по природе. Развивая эту идею, стоики делали серьёзный шаг в развитии экономической мысли античности. Со временем её подхватит раннее христианство, она будет играть важную роль в идейном развитии целых тысячелетий.

Правда, в истолковании этой идеи, как уже отмечалось выше, стоики тоже не проявили элементарной последовательности. Развитие мысли о равенстве всех людей от природы с надлежащей последовательностью должно было вести к осуждению рабства и требованию активной борьбы с ним. Но этого стоики не сделали, миазмы рабовладельческого строя отравляли их сознание. Наоборот, из своей радикальной идеи они не делали радикальных выводов и довольствовались провозглашением лишь духовной свободы рабов. Больше того, стоики стали поучать рабов терпеливо сносить все физические лишения и тяготы труда как нечто второстепенное. Эта проповедь повиновения фактически была примирением с рабством, даже его реабилитацией. Во всяком случае экономическая концепция стоиков разоружала рабов в их борьбе с господами. Моральное возвышение раба сочеталось у стоиков с умолчанием о его жестокой эксплуатации. Каторгу рабства они отождествляли с обычной суетой повседневной жизни и внушали рабам ту мысль, что самое важное – это внутреннее самоусовершенствование, добродетельная жизнь. Идеализм стоиков оказывался на службе классовых интересов рабовладельцев. Идеологическое разоружение рабов было выгодно господствующему классу и играло свою роль в борьбе за консолидацию рабовладельческого режима.

Позднее аналогичная непоследовательность была характерна для христианства. В превратно истолкованном виде идея естественного права и равенства людей от природы оказалась использована потом римскими юристами для казуистики всякого рода, конечная цель которой заключалась в апологии частной собственности и рабства. Моральные сентенции стоиков тоже парализовали революционную энергию народных масс, проповедуя фактически апологетизм. Сводя задачу рабов к самоусовершенствованию, стоики толкали их на путь примирения с жестоким режимом эксплуатации, экономических бедствий и издевательств всякого рода.

Но поскольку философия стоиков была обращена к самим рабовладельцам, она всё-таки выражала разочарование последних в возможностях существующего строя, его добродетелях. Стоики рекомендовали рабовладельцам весьма пресный образ жизни, осуждали обогащение, роскошь. В этих экономических воззрениях не было программы экономической экспансий рабовладения. Наоборот, стоики проповедовали безразличие к суетным делам приобретательства и призывали господ равнодушно относиться даже к хозяйственным потерям, превратностям судьбы. Характерно, что в обстановке кризиса рабовладельческого строя стоики прописывали рабовладельцам невозмутимость духа, ободряли господ своей философией и доказывали, что присутствие духа надо сохранять при любых условиях, даже в обстановке крушения рабовладельческого строя. Эта своеобразная философия самоуспокоения и самоограничения была для рабовладельцев как нельзя кстати. Она выражала их разочарование в устойчивости сложившихся отношений, в прочности рабовладельческого строя и его экономических возможностей.

Среди стоиков не было абсолютного единства взглядов. Наиболее радикальные воззрения высказывал Зенон. В несохранившейся «Политии» он выдвигал проект идеального государства в духе «ликургова законодательства», сильно идеализированного, проповедовал общность жён, отвергал рабство и т. д. Стоик Блоссий был другом Тиберия Гракха, участником восстания Аристоника, сторонником социального переворота. Но школа в целом не разделяла этих взглядов. Считая социальное положение человека безразличным для его добродетелей и мудрости, она фактически принимала существующий строй общественных отношений. Равенство людей переносилось в космическую область. Борьба с неравенством и эксплуатацией подменялась декламацией против нравственных пороков индивидуального характера. Некоторые стоики прямо оправдывали рабство, указывая, что за господские заботы рабы отдают им единственное, на что они способны – физический труд. Всё это показывает, что буржуазные философы и публицисты совершенно неосновательно превозносят стоическую мораль.

Весьма своеобразными были экономические воззрения киников. Их школа была основана Антисфеном из Афин (445–365 гг. до н. э.), учеником Сократа, жившим в крайней нужде и возводившим бедность в принцип. Антисфен отрицал собственность, семью, рабство, этику, законы, государство и т. д. Возврат к природе он считал естественным условием существования и личной независимости, достойным идеалом. Широкую известность философии киников доставил знаменитый Диоген из Синопа (404–323 гг.), живший в неописуемой бедности, ходивший без обуви, с сумой и спавший в бочке за городом. Зато он сохранял независимость и не стал пресмыкаться перед самим Александром Македонским; когда последний предложил ему свои милости, Диоген попросил его лишь не заслонять ему солнце. Но и школа киников не могла поднять рабов на активную борьбу, хотя и выражала презрение к труду и ко всяким общественным установлениям рабовладельческого режима. Диоген, выставленный на продажу, заявлял иронически: «кто хочет купить себе господина?», демонстрируя безразличие к рабскому состоянию.

Диоген выражал презрение к людям, их богатствам и страстям. Тем не менее, находясь в самом жалком положении, он призывал «повелевать людьми». Отрицая искусственные ограничения человеческой свободы государственными установлениями, Диоген заявлял, что он является гражданином мира, не признавал разницы между рабом и свободным. Рекомендовалось ограничиваться удовлетворением лишь самых необходимых потребностей, а богатство считать преступлением. От софистов киники взяли противопоставление закона природе, искусственного и изменчивого права естественному. На этой основе они идеализировали первобытное состояние человека.

Буржуазные историки модернизируют экономические воззрения киников. Так у кинической школы Пельман находил «принципиальное отрицание капитализма» ⁸⁾. Но подобные заключения лишены исторического основания. Киникам не было нужды выступать с отрицанием несуществующего капитализма. Зато они ярко выразили протест народных масс против обогащения и господства рабовладельческой знати. Выступая с моральным осуждением богатства, чинов, законодательных установлений, официальной этики, знатности, привилегий, политического холопства и т. д., киники ставили под сомнение все устои рабовладельческого режима, отвергали последний в самых разнообразных его проявлениях, выражая настроения экономически обездоленных элементов населения, выбитых из обычной колеи социальной жизни. Из беды делалась добродетель и в укор богатой знати демонстративно выставлялась напоказ нищета, восхвалялись её моральные добродетели, стоящие выше всякою богатства. Осуждая социальные привилегии и политический деспотизм, киники отстаивали права человека на независимость, свободу. Подобно аскетизму средневековых еретиков, демонстративная бедность киников являлась формой протеста народных масс против социальной несправедливости, экономического неравенства, политических привилегий.

Не случайно школа киников пользовалась поддержкой народных масс. Но протест киников носил всё же пассивный характер. От активной борьбы они были далеки, их демонстрации носили мирный характер. Даже рабство представлялось им недостойным внимания и чисто формальным моментом. Вместо активной борьбы с рабством киники довольствовались всего лишь провозглашением духовной свободы раба. Они вращались в кругу идей, близких в этом вопросе к стоицизму. Игнорируя различия между свободным и рабом, киники морально осуждали привилегии свободных, но ничего не делали для ликвидации рабства, его объективных экономических последствий.

Экономические воззрения киников весьма оригинальны и ярко отразили пауперизацию демоса, обострение классовых противоречий рабовладельческого режима в IV–III веках. В истории экономической мысли античности эти воззрения были новым явлением.

При характеристике экономической мысли эпохи эллинизма заслуживают внимания экономические воззрения и моральные сентенции других философских школ, в частности Киренской школы, которая была основана Аристиппом, учеником Сократа, происходившим из Кирены (435–355 гг. до н. э.) Подобно киникам, он выдвигал требование независимости от внешних условий, но считал, что ограничение потребностей тоже ведёт к неудовлетворённости, лишает человека счастья. Делалась ссылка на то, что обнищавший богач делается несчастнее от воспоминаний о былом богатстве. Смысл жизни Аристипп находил в самом ощущении, а не отвлечённой «сумме переживаний» и потому считал, что не следует ценой лишений подготовлять будущее счастье, так как маленькое лишение в настоящем бесконечно больше предстоящего, даже большого счастья в будущем. Идеалом ему казалась жизнь зажиточного метэка, соблюдающего законы, но не болеющего душой за судьбы чуждого ему государства и извлекающего лишь максимальную пользу из него.

§ 3. Социальные утопии

Чрезвычайно важной задачей является выяснение экономических воззрений народных масс эпохи эллинизма, их экономических требований. Как известно, мировоззрение пауперов Греции периода её упадка отразилось и в популярных тогда легендах о золотом веке и мечтах о сказочной стране изобилия. Существенным для их содержания были мечты об освобождении от тягостного труда, который представлялся достойным лишь рабов. В фантастических странах изобилия дело обходилось даже без труда рабов, так как сама природа всё подавала в готовом виде. Изголодавшиеся пауперы мечтали о том, чтобы булки падали прямо с неба, жарение дрозды, колбасы и т. п. предметы потребления росли сразу на деревьях, столы накрывались сами собой, кубки автоматически наполнялись вином и т. д. Комедийные поэты утрировали все эти мечты, но в их фантазиях имелось земное ядро.

В эпоху эллинизма появляются социальные романы утопического содержания. В таких произведениях Эвгемера, Ямбула и др. давалось описание фантастических стран, находящихся, якобы, в Индии, Аравии и др. областях и отличающихся богатой растительностью, изобилием масла и вина, сладкого хлеба. При вечном сиянии солнца гелиополиты (люди «солнечного царства») или обитатели «острова блаженных» свободны от болезней, живут по 150 лет и не нуждаются во врачах. Занятия граждан часто меняются и человек избавлен от одуряющего разделения труда, частной собственности там нет, семьи тоже, дети воспитываются всей общиной, новорождённые подлежат отбору. Счастливые жители таких стран занимаются наукой (особенно астрономией).

В своём сочинении «Священная хроника» Эвгемер давал описание чудесного острова, на котором существовало три замечательных города (Иракия, Далида, Океанида). Местность отличалась большим плодородием и изобиловала «винами разных сортов». Жителям была свойственна воинственность, и они делились на 3 класса – жрецов (вместе с техниками), земледельцев и воинов (вместе с пастухами). Жрецам принадлежало «главенство во всём», они решали споры и руководили общественными делами. Земледельцы обрабатывали земли, сдавая «плоды в общественный склад», наилучшие из работников получали награду при разделе продукции. Жрецы должны были устанавливать 10 степеней усердия земледельцев и распределения наград. Вместе с тем и пастухи сдавали на государственный склад жертвенный и другой скот с точным указанием сданного количества «по числу и весу».

Вообще у жителей этого острова «нет никакой частной собственности, кроме как на дома и сады. Весь урожай и приплод и все другие доходы поступают в распоряжение жрецов, которые и распределяют их по справедливости, давая каждому определённую долю». Только самим жрецам полагалась двойная доля. Воины получают причитающиеся им пайки и охраняют страну, живут в укреплённых пунктах и лагерях, отражают нападение разбойников, устраивающих засады для земледельцев.

В стране имелись богатые рудники золота, серебра, меди, олова, железа, однако ни один из этих металлов не разрешалось вывозить за пределы острова. Жрецы являлись замкнутой кастой, отличавшейся одеждой, особенностями языка, связью с самим Зевсом. Главное их занятие – поддержание культа богов. Жрецам безусловно запрещалось выходить за пределы «священной полосы». Нарушивший этот запрет мог быть убит на месте кем угодно. Зато жрецы превосходили всех «роскошью и великолепием своей жизни», носили льняные столы тонкой отделки, иногда платье из самой нежной шерсти, вышитые золотом повязки (на голове), пёстрые сандалии искусной работы и золотые украшения (подобно женщинам).

В сочинении «Солнечный остров» Ямбул писал, что его обитатели живут группами, связанными родством, причём в каждой не более 400 человек. Обитали они в долинах. Там «питательные растения произрастают сами собой», причём в количествах, превышающих потребности населения. Объяснялось это высоким плодородием почвы и прекрасным климатом. Всё же жители этих островов «не пользуются пищей беспорядочно, но соблюдают в ней простоту и принимают пищу в количестве, соответствующем потребностям». Они ловят в большом количестве рыбу, причём весьма хитрыми способами и охотятся за птицей. У них имеется много дикорастущих плодоносных деревьев, растут оливки и виноград, в изобилии приготовляются масло и вино. От работ освобождаются только старики. Люди поочерёдно «друг другу служат, одни ловят рыбу, другие занимаются ремёслами и заняты иными из полезных дел, третьи несут общественную службу в круговую очередь».

В каждой общине правит, «подобно царю, старейший и ему все повинуются», люди не знают раздоров и «считают превыше всего единодушие». Важную роль в этом играет то обстоятельство, что они не вступают в браки, но имеют общих жён и дети воспитываются «как общие и всеми равно любимые». Кормилицы часто меняют детей и даже матери не узнают своих. Поэтому «не возникает соревнования». Люди этих островов отличаются долголетием, живут до 150 лет и в большинстве случаев не страдают болезнями. Старейшина общины, достигнув такого возраста, согласно закону, лишает себя жизни и после этого власть передаётся другому старцу. Жители островов занимаются всеми науками и особенно наукой о звёздах, владеют письмом, пишут вертикально ⁹⁾.

Так, в фантастической форме отражались мечты народных масс эпохи эллинизма об избавлении от нищеты, непосильного труда, жестокой эксплуатации, рабства. Изголодавшиеся пауперы мечтали об островах изобилия, на которых щедрая природа многое даёт людям без всяких затрат их труда. Для рабства в таких условиях не оставалось места, для нищеты тоже. Социальный вопрос получал очень лёгкое разрешение за счёт милостей природы. Такое направление экономической мысли народных масс весьма показательно. Оно свидетельствует о большой глубине экономических противоречий рабовладельческого режима, дальнейшем обострении классовой борьбы в эпоху эллинизма. С другой стороны, оно обнаруживает неверие этих масс в свои силы и способность найти выход из положения путём активной борьбы, осуществления позитивной программы социальных преобразований. Наоборот, страждущие и обременённые эпохи эллинизма возлагали свои упования на щедрости природы.

Однако даже столь фантастические утопии отражали ненависть народных масс к частной собственности, которая считалась ими несовместимой с благополучием народа; её уничтожение рассматривалось как непременное условие благоденствия людей. Режим частной собственности представлялся народным массам неразрывно связанным с нищетой и рабством, угнетением и тяжёлым трудом. Лишь общественная собственность, согласно их воззрениям, могла гарантировать изобилие продуктов, их справедливое распределение и свободу от всякого угнетения.

Конечно, не приходится отрицать, что фантазии Эвгемера и Ямбула лишь весьма отдалённым образом отражали экономические воззрения народных масс. Но всё же направление их фантазии не было случайным, такие сновидения удовлетворяли известной потребности читателей и имели свои социальные мотивы.

Важно подчеркнуть, что утопии этих авторов проектировали новое общество без рабства и отличались принципиальным образом от проектов Платона, Аристотеля, которые сводили свою задачу к простой реформе рабовладельческого государства. Это существенное обстоятельство даёт основание делать вывод, что фантастические проекты Эвгемера и Ямбула соприкасались с экономическими воззрениями народных масс. В истории народных восстаний неожиданно сказывалось влияние подобных проектов. Когда в 133–129 годах до н. э. в Малой Азии началось восстание рабов и угнетённых разного происхождения под руководством Аристоника, то последний пытался осуществить проект своеобразного «государства солнца», где исчезли бы неравенство, эксплуатация, рабство, разрыв между умственным и физическим трудом. Историки полагают, что в проектах Аристоника сказывалось влияние утопического романа Ямбула.

Не следует, однако, искать социализма в утопиях периода эллинизма; на них лежала печать эпохи. Фантастические мечты о щедростях природы чужда социализму, а осуждение частной собственности было связано с идеализацией старых общинных порядков. Допускался сословный строй с обычным делением общества на жрецов, воинов и земледельцев. Этот атавизм наглядно показывает связь интересующих нас утопий с социальными условиями периода эллинизма, их исторической ограниченностью. Между тем В. П. Волгин утверждал, что общественный идеал Эвгемера «ближе к социалистическому идеалу, чем учение Платона», хотя тут же побивал себя, признавая, что в утопии Евгемера имелась «идеализация египетских порядков» эпохи Птолемеев ¹⁰⁾.

В фантастических проектах Евгемера С. Я. Лурье тоже находил «типичный для античности социализм». Хотя никто из «пайщиков» проектировавшейся Евгемером «социалистической общины» не должен был заниматься производительным трудом, Лурье считал возможным утверждать, что «в древности был свой социализм» и в нём имелось «кое-что сходное с нынешним» ¹¹⁾.

Оснований для такого вывода нет.

Подводя итоги, следует отметить, что период эллинизма внёс новые моменты в историю экономической мысли античности. Правда, буржуазные историки считают, что эллинистический период был вообще бесплодным в развитии экономической мысли, поскольку «иссякали творческие силы греческой философии», она выродилась в эклектизм и скептицизм. Как писал Онкен, этот период (носящий название александрийского) «не имел ни прямого, ни косвенного влияния на развитие экономической доктрины» ¹²⁾.

Но заключения подобного рода не имеют под собой почвы. По сравнению с экономической мыслью Греции VI–IV веков в экономических воззрениях эллинистической эпохи имелись новые моменты. Иным отчасти становится отношение к труду (особенно у стоиков) и рабству (которое уже не оправдывается столь циничным образом, как раньше). Сама программа экономической политики выглядит по-другому и об экспансии рабовладения нет речи. Проблема взаимоотношений натурального и товарного хозяйства отступает на задний план, теряет свою остроту. Социальные утопии приобретают натуралистическое направление и ориентируются на решение социального вопроса за счёт милостей природы.