Шёл первый месяц лета. Сквозь облака пробивались лучи палящего солнца, и я последний раз шёл в ненавистную школу. Аттестаты были не готовы в день последнего звонка и нам просто жали руку на сцене. Сегодня назначили день получения аттестата, а значит я больше никогда не увижу опостылевших одноклассников, попрощаюсь с нелюбимыми учителями и жизнь совершит виток. Движение вверх и вперёд. Да, скоро начнут приходить ответы из вузов и с моими оценками можно надеяться на положительный ответ как минимум в половине из них. Я ещё не решил, останусь я в городе или подамся в столицу. Мать говорит, что лучше в столице, всё-таки там и зарплаты выше и вузы престижней. Но в родном городе я смогу быть рядом с сёстрами и матерью, а значит продолжу помогать им.
Отец умер, когда мне едва исполнилось десять. Он был не стар. Тогда ему только исполнилось сорок. Врачи сказали, что невыявленная аневризма привела к инсульту. Но он оставил нам в наследство торговые площади в трёх центрах. Мать сначала сдавала их, а потом, когда ей удалось подкопить, сама отрыла пару кафе.
В целом, я им конечно не нужен. Шкаф и без меня перенесут. Но… как же тяжело их покидать.
Неожиданный гул вывел меня из задумчивости. Видимо, выпав из реальности, я вышел на пешеходный переход и не увидел мчащегося грузовика. Прежде чем я понял, что происходит, ноги сами толкнули назад, и в сантиметре от носа пронеслось зеркало заднего вида.
Этот козёл даже не притормозил. Так и полетел дальше, ещё пару раз просигналив.
Пройдя пару кварталов, я свернул в знакомое до тошноты здание. Солнечный свет заливал пустые вестибюль и коридоры. Охранник за стойкой смотрел телевизор, прикреплённый под потолком и даже не обернулся в мою сторону.
Ещё недавно по этим помещениям перемещались толпы учеников. Здесь было душно, пахло мускусными запахами, потом, различными вонючими дезодорантами и духами. Большая часть дней была пасмурной. А теперь через распахнутые окна струился летний ветерок, колыша белые, явное недавно выстиранные занавески. Как будто всё здание дышало свежестью и чистотой, после этих немытых угрюмых толп.
Я поднялся на второй этаж, там, где располагалась учительская. Сказали, что можно прийти сегодня, с десяти часов до четырёх. Я пришёл в полдень, гораздо позже торопыг, что скорее всего уже в пол десятого толпились под дверьми. И гораздо раньше разгильдяев, которые подтянуться лишь ровно в четыре, а то и к пяти. Будут искать засидевшегося на работе завуча, чтобы сначала требовать, а затем клянчить у него открыть завуческую, для получения заветного оригинала аттестата.
Стены в центральном коридоре были зелёные. На секунду мне показалось, что их цвет едва заметно колышется. Я списал это на темноту в коридоре, по сравнению со светом, который заливал лестничную площадку через огромный витраж.
Но пройдя метров десять, я опять ощутил это. Стены заколыхались… нет… «поехали» куда-то. Как будто они состояли из идущего сверху вниз кода. Остановившись, мне пришлось чуть отдышаться. Я уперся рукой в стену, а когда бросил взгляд на пальцы, понял, что они как будто окутаны ореолом кода. Код был повсюду. Слава богу, через какое-то время он стал исчезать, как будто встраиваясь в стены и в мою плоть.
Проморгавшись, я понял, что это всё был какой-то глюк. Играл я в последнее время мало, всякими веществами не баловался, поэтому единственное объяснение происходящему было одно — переучился. Что ж… бывает… Впереди остаток лета, так что можно спокойно отдохнуть.
В учительской сидел завуч по воспиталке. Что было у неё на мониторе — не видно. Но судя по отрывистым движениям мышки и ритмичным щелчкам, она явно не работала с документами.
— А-а-а, Вадим, — кинула она быстрый взгляд на меня. — Стопка в углу, рядом ведомость. Как найдёшь свой — распишись в ведомости.
— Спасибо, — кивнул я, в два шага оказался рядом с небольшим столом в углу, нашёл в стопке свой аттестат, расписался в ведомости, попрощался и вышел.
Странное чувство после видения сохранилось. Я ощущал, как будто корни моих волос покалывает. Мурашки пробегали по хребту отчего кончики пальцев зудели. Я вышел из школы, обернулся напоследок, и подо мной разверзлась бездна.
Я очнулся под мерный писк. Лежал в какой-то комнате без окон, вокруг свисали мониторы по которым бежали бесконечные цифры, струились диаграммы. Руки и ноги не слушались. А в гудящей голове варилась ужасная каша. Мне казалось, что меня двое. Один — я, который только покинул школу, и второй — я, который до десяти лет принадлежал к роду Казанцевых. Я был наследником… кажется. А потом меня притащили в подвал и поместили в капсулу.
— Проснулся… — в комнату вошла женщина в коротком халате с чёрными короткими волосами, белой кожей, тёмным макияжем, серебряным кулоном на шее и такими же серёжками. — Я — доктор Елизавета Павловна. Как себя чувствуешь?
— Я… — наконец мне удалось оторвать руку от стола. Она была как будто не моя. — Я чувствую, как будто меня сбил грузовик, а потом долго ещё били бейсбольными битами по голове, — пальцы прикоснулись ко лбу, и я удивился, что рука стала совершенно другой: более мягкой и при этом жилистой с бугрящимися мышцами. У меня никогда не было таких мышц.
— Это нормально, — пожала плечами она. — Ты около десяти лет провёл во сне. По-другому не будет.
— В каком сне? — проговорил я.
— В искусственной гибернизации, — прозвучал ответ.
— Как у компьютера?
— Как у компьютера, — подтвердила она.
— Мы куда-то летим? — сейчас окажется, что мы на каком-то огромном межзвёздном корабле, и я должен буду заселять какую-нибудь отдалённую безлюдную планету вместе с ней. Я сосредоточил свой взгляд на докторе. Ну, так… не моя ровестница, хоть и симпатичная. А женщины старше меня никогда не интересовали.
— Уже прилетели, — невесело ответила Лиза. — Ты был погружён в сон на то время, как твой род вёл войну.
— Раз меня разбудили, мы победили? — да, что-то такое вертелось в моей голове. Кажется, отец отдал приказ о том, чтобы меня заключили в капсулу. Меня, мать и сестёр. Это было сделано, чтобы вывести нас из-под удара. Если бы продолжили жить простой жизнью: ходить в школу, магазины и всё такое, до нас бы обязательно добрались. А так нас закрыли в капсулах на охраняемом третьей стороной объекте и дали виртуальную жизнь. Пока ещё не понятно, почему такую отстойную, но я разберусь.
— Вы проиграли, — сообщила Лиза. — Ты прямой наследник своего рода. А значит должен принять решение: принять поражение, тем сам делая вас с сёстрами и матерью нон комбатами. Жизнь неплохая, по крайней мере она у вас будет. Либо попытаться сразиться за свой род.
Заявление меня огорошило. Однако в глубинах памяти заворочалась информация, и я стал усиленно размышлять над услышанным. Итак, нон комбатанты — это люди не принимающие участие в родах и их войнах. Быть нон комбатантом — значит обеспечить себе жизнь. Но лишь только жизнь. Для нон комбатантов нет высокооплачиваемой работы. Служить в армии можешь только в званиях от рядового до прапорщика. Офицеры — члены родов. В корпорациях тебе запрещено иметь акции. Кроме того, роды выбивают права для своих членов, а значит это обеспеченный карьерный рост в любой фирме и премии, которых нон комбатанту не заплатят. Даже в сельском хозяйстве ты не можешь иметь больше чем одну корову, шесть соток огорода и дюжину кур.
А что с сёстрами? Они просто не смогут выйти замуж за члена рода. Это запрещено. Максим либо брак с другим нон комбатантом, либо жить наложницей у какого-нибудь самого задрыпанного члена рода.
От этих мыслей внутри всё вскипело. Я сам не заметил, как сел. Вернее, это получилось даже слишком легко. В свете тусклых мониторов я осмотрел себя. Тело выглядело прекрасно. Оно было чуть старше, чем то, к которому я привык, и бугрилось мышцами. У меня даже были кубики пресса. В той… виртуальной жизни, у меня никогда таких не было. О таком оставалось только мечтать.
— Я неплохо накачан, для того, кто пробыл во сне, сколько ты сказала? Десять лет? — заметил я.
— Пару лет назад, когда твой отец понял, что всё может обернуться очень плохо, он заказал у нас подготовку тебя. Ты получал стимуляцию и в окружающую жидкость добавлялись специальные гормоны. Так что с физической точки зрения ты готов к бою. К сожалению, мы не успели провести с тобой подготовительные программы, направленные на получение боевого опыта. Изначальная программа была слишком щадящей. Заложи после неё в твой сон боевые действия, мы могли бы… сломать психику. А мы очень сильно следим за тем, чтобы наши клиенты… выходили из состояния гибернизации здоровыми и физически, и психически.
— Что будет если я приму вызов и проиграю, — осведомился я. Кажется в памяти ворочались последствия. Но уточнить не мешало бы.
— Твоей матери с сёстрами оплачено ещё два года сна. Если умрёшь — твоя мать следующая в очереди на пробуждение. Она примет решение после смерти очередного главы рода. Хотя женщины могут быть главами только с разрешения Императора человечества. Учитывая, что именно Император вычеркнул вас из базы данных системообразующих родов, скорее всего её могут даже не спросить.
В голове всплыло ещё одно воспоминание. Император человечества… Он… человек, который добился соединения всего человечества, построил сеть мегабашен Тесла, позволивших всем обладать Даром, и после объединения планеты исчезнувший. Император человечества имеет сеть марионеток, которые представляют его на мировой арене, восседают на троне, принимают решение и способны уничтожить любого биологического или механического врага одним взглядом, но ни одна из них не является им сами. Где он сам — неизвестно.
Именно император создал рода, чтобы организовать человечество в огромные семьи и тем самым заставить плодиться. Условия для одиночек ухудшались каждый день. Цель была благородная — человечество должно было увеличиться достаточно, чтобы начать колонизировать ближний космос. Но когда первые корабли отправились к другим планетам, оказалось, что остальной космос не может выдержать столько народа. Терраформинг и колонизация отнимали у человечества огромные ресурсы. А население всё росло. Обратно превращать людей в одиночек, чтобы уменьшить рождаемость, не получилось. Большие рода не дали отнимать у них преимущества. Тогда, якобы идя на поводу у сильных родов, император создал так называемый «Кодекс войны»: свод законов по которому один род мог отнять у другого рода производства, людей или деньги, и если это делалось в соответствии с Кодексом войны, то претензий к отнявшему роду не было.
Мелкие войны и стычки захлестнули мир, парализовав программу освоения космоса.
Через год после принятия Кодекса войны, император создал перечень родов которым запрещено воевать. Он назывался «реестр системообразующих родов». Нападение на членов и производственные мощности таких родов каралось смертью для всех напавших и отдавших приказ. Самому системообразующему роду было запрещено воевать, он имел право только исполнять функцию, которая делала его системообразующим. Мой род занимался разработкой и производством полимеров для космической отрасли. Поэтому, когда нас лишили звания системообразующего, мы лишились в один момент всего. Мы не умели воевать, поэтому уже на следующий день нас стали рвать на части.
Мой отец не знал, чем мы заслужили такую опалу. Он пытался связаться с императором или его аватарами, но вопросы остались без ответов. Весь аппарат императора остался глух к мольбам отца.
То, что отец смог продержаться десять лет… это поистине показывает его стратегический гений. Можно подумать, что у меня нет шансов по сравнению с ним. Но у меня пока даже не открылся Дар.
Дар — это особая способность, которая даётся членам родов через специальный имплант, который «раскрывает дар» и вшивается марионеткой императора на шестой день рождения. Эта способность может быть разной. Некоторые могут нагревать предметы на расстоянии. Другие способны заставлять тела левитировать. Третьи — замораживать механизмы. Вообще даров много, и постоянно находят новые, у тех, кто как считалось «не получил» дара. Мой отец, к примеру, был оракул. На мой взгляд достаточно ненужный дар. Он видел будущее, но в форме фраз и образов, которые доносились до него из будущего. Без систематизации и знания, когда и какое событие произойдёт, эта информация бесполезна. После того, как что-то случилось, ты, безусловно, вспомнишь, что видел это во сне или видении. Но какой от этого смысл, когда ты узнаёшь об этом «по факту»?
Итак, мой дар ещё неизвестен. Когда я был помещён в капсулу, мой имплант ещё не успел прижиться и активировать способность. Так что пока не ясно, что я могу. Если бы у меня был какой-то практический навык, это, безусловно могло бы переломить противостояние. Либо мы могли занять нишу, где будем никому не нужны. В любом случае надо уточнить обстоятельства.
Пока я размышлял, доктор ходила вокруг, снимала показания с мониторов и заносила свои наблюдения в планшет.
— Почему я столько знаю о мире? — задал вопрос я. — Ведь десять лет прошло.
— Мы запускали программу основных знаний перед пробуждением, — деловито ответила Лиза. — Что-то успело усвоиться, что-то — нет.
— Я могу поговорить с кем-то из тех, кто в курсе дел рода?
— Начальник гвардии прибудет сюда через пару часов, — кивнула доктор. — Нам надо соблюдать анонимность, поэтому от идёт пешком «по тайным дорогам».
«Тайными дорогами» называлась сеть туннелей под городом, которые использовались для обслуживания многочисленных кабельных линий. За сотню лет многие туннели оказались заброшенными, тем более, что большинство технологий стали беспроводными. Теперь фрагменты карт туннелей стали ключом к обороне зданий родов или скрытному перемещению по городу.
— А пока, — Лиза, видимо закончила снимать показания. — Нам нужно взять у тебя анализы и ты должен пройти несколько тестов. В том числе один боевой.
Мои мышцы напряглись.
— Я могу отказаться?
— Полное содействие исследованиям нашего рода, — ответила доктор. — Это условие, подписанное Вашим отцом. Если вы будете препятствовать нашим исследования, которые не подвергают вашу жизнь и здоровье опасности, контракт с нами может быть расторгнут.
Оставалось лишь беспомощно покачать головой.
— Первый тест прост, — продолжила Лиза. — Пройди за мной, в комнату осмотров, — направилась она к двери.
Каждый шаг давался тяжело. Нет, мои мышцы были полны сил, но вот голова тяжело привыкала к движению. Меня качало и швыряло из стороны в сторону. Лиза периодами останавливалась и что-то помечала в своём планшете оглядываясь на меня. Коридор в пятьдесят метров дался мне за минут десять — слишком часто пришлось останавливаться и держаться за стену, чтобы унять головокружение. Но к заветной двери, я уже подходил хоть и неуверенной, но достаточно прямой походкой.
— Итак, — Лиза расположила меня на кресле очень похожем на кресло в зубоврачебном кабинете. — Сейчас тебя просканируем и возьмём кровь, потом тест, потом боевой тест.
Я лишь кивнул, надеясь, что разговоры про то, что моей жизни и здоровью их исследования не должны угрожать, не простой трёп.
Сканирование прошло быстро и почти безболезненно: небольшой зелёный глаз на манипуляторе осмотрел меня, периодами сканируя зелёными лучами, заглянул в ухо, где чуточку пожужжал, потом сунулся в нос, не понятно, что он там хотел увидеть, а вскоре остановился напротив губ. Лиза потребовала открыть рот, а зелёный мерзавец пошарился и там. Мне было страшно спрашивать, какое ещё отверстие он может исследовать и насколько принципиальным в своих изысканиях является данная машина. Но к моей радости первая фаза исследования для меня на этом закончилась.
Вторая фаза была гораздо страшней первой: манипулятор, на конце которого красовалась стеклянная колба с иглой потянулся к моему бедру. Почему-то меня охватила паника. Та часть меня, которая пробыла во сне последние десять лет, не боялась уколов. Другая, что получилась, когда в мою голову закачали все последние знания об этом мире, вообще не относилась уже к этому телу, как к чему-то своему. Но вот третья часть, что была десятилетним ребёнком, отправленном в заточение на неопределённое время, вдруг вскипела. И прежде, чем я успел что-то сообразить и успокоиться, я схватился за штангу искусственной руки. От основания черепа побежала дрожь. Где-то в плечевом суставе неприятные ощущения вышли наружу, сформировав электрическую дугу, которая вошла обратно в локоть, скрутив болью предплечье, пальцы конвульсивно сжались и из манипулятора, который я схватил, посыпались искры. Свет погас. В темноте ругнулась Лиза. Её планшет освещал лицо доктора, делая его инфернальным.
Через пять минут в комнату вошли два техника, которые поменяли тесла лампы. Лиза по-прежнему задумчиво что-то тыкала и свайпила в планшете.
— Это что было? — почесал затылок один из мужчин. — Тут всё спеклось.
— Насколько сильно? — не отрываясь задала вопрос доктор.
— Если бы не развалившийся на двое сетевой провод, в здании вся сеть бы спеклась, — техник поднял обрубок и представил его на обозрение и Лизе, и своему коллеге. Доктор наконец отвлеклась от своего занятия.
— Так сильно? — задумчиво произнесла она и встала. Сделав пару шагов, Лиза оказалась около телефона, висевшего на стене. Видимо внутренняя связь в этом бункере. То, что здесь нигде не было окон и не слышались звуки, обычные для какого-нибудь населённого пункта, окончательно утвердило мою уверенность в этом.
— Центр? — задала вопрос Лиза. — Когда за вновь очнувшимся прибудет их род, задержите их до моего распоряжения. У нас тут класс 40.
Услышав фразу «класс 40» двое разглядывавших меня с интересом техников сделали вид, будто им очень интересен пол и потолок в этом гроте.
— Оставьте нас, — повелела доктор, вернувшись на своё место. Оба человека поспешно удалились.
— Класс сорок? — задался я вопросом, когда посторонние ушли. — Я не могу вспомнить, что это значит.
— Это условное обозначение, — кивнула Лиза, погрузившись в планшет. — Знаешь о классах силы Дара?
— Ну… да… — я уже понял, к чему она клонит. Сила даров условно делилась от одного до десяти. Где один — самая малая величина, в то время, как десять — непревзойдённый уровень силы, свойственный, наверное, марионеткам императора. — Но класса сорок не существует, — заметил я.
Доктор кивнула.
— Мы используем фигуру речи «класс сорок», для обозначения не столько уровня силы, как то, что мы получили сведения об уникальности Дара.
— Я думал, что молниями швыряться, не такой уж уникальный дар, — заметил я, выудив пару интересных цифр из своей псевдопамяти. Кажется, таким даром обладают около семи процентов одарённых, что уступает лишь пирокинезу (около 9 %) и криокинезу (чуть меньше восьми).
— Электокинез распространённый дар, — заметил мой врач. — Но вот показания приборов, говорит, что ты пользовался не им. Вернее всё выглядело, что ты пользовался им, но на деле…
— Я не понимаю, — мне пришлось признаться.
— Когда люди пользуются электрокинезом, им, как и любым одарённым, необходимо время. Четвёртый класс от пятого отличается мощностью, но пятый класс — это максимальная мощность. Шестой класс — это уже скорость, за которую одарённый может сконцентрировать в теле максимальный заряд. Шестой класс для обладающего электрокинезом — тридцать секунд. Седьмой — не более двадцати пяти. Восьмой — двадцать. Девятый пятнадцать. Десятый — не более десяти. Одиннадцатый, это мировой рекорд прошлого года — восемь с половиной секунд. Иногда, хотя это редкость, люди меньших мощностей, могут сконцентрировать максимальный для себя заряд быстрее тридцати секунд. Это феномен, и им дают название класса через точку. Например четыре точка шесть. Есть уникум, у которого один точка восемь.
Доктор помолчала, давая мне усвоить полученную информацию.
— Но ты, — продолжила она. — Ты не показал набор мощности. Иначе я бы остановила тебя. Я просмотрела больше тысячи параметров, но ни один не показал у тебя набор силы. Твой родовой имплант просто получил разряд из воздуха, и ты его провёл, — указала она на шею.
Я потрогал выступающую металлическую часть импланта в основании шеи. Все члены рода имели такой. Он назвался «императорская железа», или просто «железа». Именно он позволял пользоваться даром вблизи башен тесла. Они производились из особых полимеров, которые росли месте с носителем. Кстати, кажется мой род занимался и этим полимером. Надо будет навести справки.
Кстати, этот имплант — ещё один повод не сдаваться. Ведь после удаления железы я потеряю свой дар.
— И что же тогда это может быть? — задал я вопрос.
— В том то и дело, что мы не знаем, — задумчиво ответила Лиза. — Но ты должен быть передан своим до полночи. А значит у нас ещё есть два часа на тесты.
— Дадите мне заполнить опросник, — попытался пошутить я, прекрасно понимая, о каком тесте идёт речь.
— Нет, — доктор подняла на меня глаза. — Только боевой тест.