На уровне четвёртого этажа и правда началась жара. Силы Зиновьевых поднялись выше на лифте и попытались ударить нам в хвост. Я приказал одному из сфер-автоматонов встать в проходе и подавлять огнём любые попытки до нас добраться.
Второй удар шёл с первого этажа. Но и тут нам снова удалось обойтись малой кровью: ураганным огнём нападающие были оттеснены в коридор, где им пришлось залечь без шанса двинуться.
Наверху прогремел мощный взрыв. И стрекот пулемёта автоматона смолк. Враг применил гранатомёт. Я покачал головой. Минус один. А ведь мы ещё даже не вышли на парковку. Я послал ещё одного прикрывать нас с тыла.
Таким образом на площадку для стоянки вырвалось двое гвардейцев со щитами, Всеволод и один автоматон, который почти сразу получил бронебойный выстрел из колёсного танка. Минус два.
Всеволод дёрнулся назад, но поняв, что создаст ненужную толчею, кинулся к одному из столбов. Колёсный танк выстрелил в укрытие моего начальник гвардии, но то выдержало выстрел.
Однако конструкцию так разворотило, что железные прутья каркаса застонали, медленно складываясь. Одна из огромных балок перекрытия отделилась от плиты потолка и рухнула на танк, застлав всю парковку непроглядной бетонной взвесью.
Я приказал двигаться к другому концу парковки, пользуясь тем, что нас не видно. Я и ещё пара сержантов, направляли бойцов, чтобы те держались друг друга. Пробираясь к выходу. Я наткнулся на чью-то ногу. Оказалось, что Всеволод так и не поднялся. Я помог ему встать, хотя его ужасно шатало, и к моему ужасу его одежда была липкой на ощупь и сладковато пахла.
Перед тем как скрыться, в подвале, я обернулся. В пыли, которая постепенно развеивалась, я увидел несколько силуэтов заблудившихся гвардейцев. Я крикнул им, что выход здесь. И тут же автоматные очереди принялись поливать то место, где я стоял. К счастью точностью в такой мгле и не пахло, поэтому я успел упасть на живот. Мои гвардейцы также попадали и поползли ко мне. Противник не давал мне уйти, найдя удобный сектор обстрела нас отрезали от выхода. У меня был щит, но оставлять свою гвардию на растерзание врагу я отказался.
Оставалось ждать, пока у моих врагов не закончатся патроны. Через пару минут стрельба правда стихла.
— Нас атакуют с улицы! — крикнул кто-то.
Действительно снаружи доносилась канонада.
— Первое и четвёртое отделение! Помогите отбить атаку с улицы! Третье отделение! Не выпускайте врага! — заметались люди Зиновьевых.
Я ругнулся и кинул печальный взгляд на выход. Как же он был одновременно и близок, и далёк.
Но в следующий момент с лестницы наверх вывалился весь побитый сферик. Возможно последний. Он дал по врагам залп. И, судя по крикам, из поднявшихся отделений мало кто успел уйти.
Я мысленно отдал приказ автоматону прикрыть отход, и он поковылял в нашу строну. Когда сферик с нами поравнялся, мы подхватили Всеволода — тот был уже без сознания и весь в крови, и понесли его к выходу. Когда наш отряд уже спускался, я кинул последний взгляд на автоматон и подумал, что неплохо было бы сохранить хотя бы его. Но в следующий момент в него ударила кумулятивная граната и мне пришлось отвернуться из-за яркой вспышки.
Всеволод не приходил в себя уже несколько дней. Хоть взрыв рядом и не зацепил его большими осколками, а лишь немного поцарапал мелкими, но вызвал сильнейшую баротравму и контузию. Мой начальник гвардии, оставался недвижим, и все подчинённые как почётный караул сменяли друг друга на посту рядом с его палатой, сооружённой из его же кабинета.
Кукша доложил, что мы получили в результате вылазки бесценное оборудование, о многих функциях которого пока что остаётся лишь догадываться. На понимание процессов, которые происходили в тесла башне Зиновьевых уйдёт никак не меньше нескольких недель, но время до новолуния у нас было. И мой советник по технологиям клятвенно пообещал, что успеет к этой дате хоть что-то придумать.
Но сейчас наши умы занимала и другая проблема — Всеволода нужно было вылечить и поставить в строй как можно скорее. И в этом нам бы очень помог операционный аппарат. Изучив его, Кукша сказал, что возможности данного устройства выходят далеко за пределы простой трансплантации органов. Только для его правильного функционирования нам необходим оператор, который обладает даром исцеления.
Такие специалисты крайне редки, а те кто есть, почти все неплохо устроились. Поэтому представить, что кто-то из них согласиться работать на почти уничтоженный Род, который постоянно перемещается по пустоши, чтобы враги не смогли нанести свой удар, безнадёжный оптимизм.
Вакансию оптимиста у нас занял Валера, который начал усиленно искать и отсеивать резюме. В конце концов, он принёс мне один единственный листок. На котором был изображён молодой человек с квадратной челюстью и тяжёлым взглядом.
— Знакомься, — проговорил торжественно мой адвокат. — Михаил Вальдемарович Полесьев, аристократ уничтоженного рода. Звание нон-комбатанта его не спасло, — Валера сделал многозначительную паузу. — Кстати, это и тебе тоже урок, — он сел напротив меня, и начал свой рассказ.
Полесьевы были очень мощным родом, славящиеся своими образовательными программами в области в том числе освоения космоса. Одним из первых они потеряли звание системообразующих, когда ещё считалось, что потерять этот статус можно только за какой-нибудь серьёзный проступок. Но Иннокентий Полесьев — дедушка нашего молодого специалиста, сориентировался очень быстро, и вскоре учебные заведения Полесьевых стали выпускать только военных специалистов.
Такое важное производство дало Полесьевым много союзников. Но когда самый горячий период Войны Родов прошёл, а Варгины наладили производство боевых автоматонов, программы подготовки Полесьевых стали менее актуальны. К тому же сами Полесьевы в своих программах держали высокие стандарты чести у бойцов. А операции в поствоенный период требовали уже более… «серой морали», как выразился Валера, и по интонации его голоса я понял, что от бойцов требовалось полное отсутствие таковой.
Но Полесьевы не захотели изменять ничего в программах, так как высокая стойкость выпускников их академий обеспечивалась именно идеологией. В том числе идеологией того, что войны между родами никогда не должны касаться нон-комбатантов. Такая политика не устраивала их заказчиков и вскоре дела Полесьевых пошли из рук вон плохо. А через какое-то время их мощности по подготовке кадров понадобились Сафоновым, которые теперь занимают ведущее место по исполнению контрактов на убийства и диверсии.
Сафоновы поступили просто. Они устроили в городе резню нон-комбатантов, причастность к которой этого рода не удалось доказать, так как четыре из пяти следователей были убиты во время расследования, а пятый признал свою беспомощность. И когда, чтобы прекратить убийства, гвардия Полесьевых выдвинулась в город, быстрым ударом весь род был обезглавлен. Во время атаки в живых остались только сын главы рода Михаил и его сестра. И то только потому что оба были на учёбе. Михаил как раз учился в медицинском.
Он пропал на пару дней, а потом появился на ежемесячном приёме у губернатора, где объявил себя главой рода и сразу распустил род, объявив себя нон-комбатантом. Такое иногда делают, чтобы защитить родных. Мне завуалировано предлагали тоже самое, когда я вышел из симуляции.
Однако это им не помогло. Во время штурма особняка Полесьевых был смертельно ранен племянник главы рода Сафоновых. Через пару дней, как род Полесьевых перестал существовать, племянник главы умер. Глава приказал отомстить. Сестру Михаила похитили, пытали и через пару дней выкинули её истерзанное тело на главной улице.
Михаил за это стрелял в главу Сафоновых. Тот потерял глаз, а Михаила схватила полиция. И в настоящее время он предстал перед судом.
Мне было безумно жалко паренька, но воевать с империей из-за него… Это, наверное, самое глупое решение, которое можно было бы придумать. Я задумчиво покрутил его фотографию в руках.
— Люди которые будут его охранять ни в чём не виноваты, — проговорил я. — Что если при атаке мы кого-то из них раним?
— Не забывай, что я адвокат с огромным стажем, — улыбнулся Валера. — А значит я бы никогда не предложил тебе нарушить закон. Через два дня Полесьева оправдают, и прямо из под здания суда его заберёт Игорь Сафонов. Чтобы видео с расправой появилось на каждом видео хостинге.
— Почему эти Сафоновы до сих пор на свободе? Почему их поймают и не станут судить?
— Война родов сделала многие рода сильнее чем полиция или суды, — пожал плечами адвокат. — А армия на него не обращает внимания, — Валера понизил голос и нагнулся ко мне. — Говорят сам император прибегает к их услугам время от времени, — он снова выпрямился. — Поэтому это их стиль: они делают всё нарочито нагло, чтобы их все боялись. И сами распространяют вокруг себя слухи, как то, что я тебе рассказал, но без доказательств. Есть много способов оставить свой почерк, но формально всё отрицать. К примеру, калибр 5,68.
— Что за калибр? — не понял я.
— Они используют особые снайперские винтовки — калибром 5,68. Таких было мало на рынке, и они купили почти все. Поэтому, если кого-то убили калибром 5,68 — это как реклама: «Ещё один заказ выполнен Сафоновыми».
Я колебался. Связываться с такими было страшно. С одной стороны. С другой, у меня сосало под ложечкой чувство, что я должен задать один очень важный вопрос. Но после того, как я его задам дороги обратно уже не будет.
— Мой отец ведь был убит снайпером? — повернулся мой язык.
— Да, — коротко и очень серьёзно ответил Валера.
— А калибр?..
— 5,68, — снова кивнул адвокат.
Когда Валера вышел я тяжко вздохнул, и рассеянно открыл один из ящиков, в котором хранил безделушки отца. Они иногда помогали мне расслабиться и подумать, как быть дальше. Отец любил странные штуки, какие-нибудь денежные жабы, или шарики, передающие импульсы. Они отвлекали меня, и я прятал их, а доставал, лишь когда мне хотелось прикоснуться к каким-нибудь его вещам. А ещё там лежали десять писем с датами. И на одном как раз значилась сегодняшняя.
Я достал конверт и вскрыл его. Почерк отца. Всегда правильный, всегда каллиграфический.
'Привет сын, сейчас ты рассуждаешь про род Сафоновых. Ты боишься, что твои действия вызовут войну, которую ты не сможешь вытянуть. И это правильные мысли. Но род Зиновьевых уже напал на твой след. Они простые хакеры. Не вояки.
Они обратятся к Сафоновым. Игорь Сафонов лично спланирует нападение. И они убьют тебя. Это будущее не имеет иного конца.
Но есть и альтернатива, вам нужен Михаил Полесьев, так как вам нужно восстанавливать свою гвардию, делать её сильнее.
Ночь нападения Сафонов не должен пережить. Кроме Сафонова никто в их роду не умеет планировать. После смерти главы, они попытаются разгромить тебя, но это уже будет не тот род. У них ничего не выйдет, если не будешь глупить.
С любовь, отец.
p.s. Твои сёстры не должны просыпаться раньше времени. Пусть Кукша не торопится. Передай ему'.
Я сидел, размышляя над прочитанным. Правда ли отец, обладал до такой степени сильным даром провидения? И почему он позволил тогда себя убить? Неужели правда не было другого выхода? Что за игру он вёл? Я встал, надо собрать всех в зале совещаний. Нам нужно подготовиться.
Игорь Сафонов картинно халатно относился к своей безопасности. Но это были лишь дешёвые понты. Его костюм делался из пуленепробиваемого волокна, а под ним на груди, спине и пояснице скрывались щитки из самых совершенных пылеулавливающих сплавов. Он даже некоторые кости черепа поменял, чтобы места, куда обычно целят снайперы, не могли быть пробиты обычными пулями.
Помимо этого, он был криокинетиком. Ходил слух, что когда его расстроила в постели его первая жена, он заморозил её до смерти. Кроме того, за час до появления Сафонова в каком-то месте, его наводняли его агенты. Переодетые в бомжей и проституток, завсегдатаев баров и просто прохожих, они занимали оговоренные места, готовые атаковать любую опасность в любой момент.
Автомобиль Сафонова мог выдержать прямое попадание снаряда танка или противотанковой ракеты. Он был дороже и бронирование любого броневика. И как вишенка на торте, его главный козырь в обеспечении безопасности был почти совершенный автоматон, ничем не отличимый от человека. Он принимал каждый раз новые формы, чтобы никто не подумал, что у Сафонова мало любовниц. Он мог принять любую пулю за хозяина и уничтожить врага ураганным ответным огнём.
Да, король покушений сам до смерти боялся покушений на себя. От этого и такая отчаянная пыль в глаза. Игорь Сафонов мстил и оставлял за собой кровавый след не потому, что он был отчаянным головорезом. Будь он таковым, ему никогда бы не удалось построить империю наёмных убийц. Игорь мстил и творил беззаконие потому что боялся сам. И именно этот страх заставлял его идти всё дальше и дальше. В детстве Сафонов думал, что чтобы никого не бояться, надо быть самым страшным. Но он тогда и не подозревал, что чем ты страшнее становишься, тем сложнее становится контролировать свои собственные страхи. Сафонов знал, что почти все, кто его боятся, ненавидят и желают его смерти. Поэтому он боялся их ещё больше. Просто не в силах знать, откуда по нему нанесут следующий удар, он пытался обезопасить себя везде.
И всё равно, произошла трагедия. Типичная акция устрашения и расправы закончилась тем, что какой-то докторишка попытался убить Сафонова. Получив выстрел в лицо и потеряв глаз, Игорь запаниковал. Он кинулся к машине, потребовав, чтобы автоматон был при нём и защищал его своим телом.
Михаил ускользнул от них, пользуясь замешательством. Гвардия Игоря слишком обленилась, они сами стали полагаться на ореол ужаса своего босса, поэтому все оказались шокированы, когда какой-то подросток выстрелил в Сафонова из обреза и побежал.
Игорь провёл на операционном столе несколько часов. Кроме дробины, что выбила ему глаз, остальные раны были пустяковые — слишком далеко стоял Михаил и слишком мелкую дробь он использовал, а не обрежь он ствол, исход покушения мог быть иной.
Теперь глава рода вздрагивал от каждого резкого звука. Ему казалось, что покушение развеяло ореол его непобедимости, мерещилось, что весь мир видел панику на его лице, когда он тащил автоматона обратно в машину, ему казалось что теперь все его враги воодушевлённые выходкой выскочки, и уже планируют на него покушение. И он видел только один выход: лично поквитаться с обидчиком так ужасно, чтобы даже самые жестокие и отбитые оказались в ужасе от пыток.
Но чёртов нон-комбатант сразу сдался полиции. А следователь и суд избрали ему меру пресечения. Внутренний круг Сафонова предлагал просто убить в обидчика в следственном изоляторе. Агенты были и там. За определённую плату его мог нечаянно придушить охранник, а за передачку с воли пырнуть заточкой один из заключённых. Но Игорь отдал приказ не трогать и пальцем последнего Полесьева. По приказу Сафонова все его агенты отказывались опознавать в Михаиле нападавшего. А чтобы суд не обращал на признание подсудимого никакого внимания, пришлось заплатить и судье. Игорю до минуты сообщили время окончания судебного заседания. В тот день с улицы убрали все патрульные машины, а небольшой отряд полиции, дежуривший обычно около входа, был загнан в караульное помещение, дабы не увидеть ничего лишнего.
Взятками и запугиванием Сафонов исполнял свой план чётко и последовательно. Он лично должен был осуществить свою месть.