Эльфийский бык

Глава 15 Где маги и не маги вынуждены столкнуться с превратностями реального бытия

Глава 15 Где маги и не маги вынуждены столкнуться с превратностями реального бытия

Протягивая руку помощи, не забудьте увернуться от пинка благодарности.

Народная мудрость

Аленка шла домой в приподнятом настроении, чего давно уж не случалось. Стоило вспомнить столичных магов, как губы сами собой в улыбке растягивались. И смеяться хотелось.

Во весь голос.

Приехали… маги… с лужей не справились.

— Ален? — Серега вынырнул из темноты и отряхнулся. — Ты чего одна ходишь?

— А чего?

— Поздно уже. Ночь.

Аленка глянула на часы, убеждаясь, что всего-то половина двенадцатого. Поглядела на небо. Мало ли, может, пропустила чего… но нет, луна висела тонким серпиком.

— Не ходи одна, — произнес Серега мрачно-тоскливым тоном, от которого было веселье разом сгинуло.

— Что случилось?

— Батя… — он чуть смутился. — В Осляпкино ездил…

— К Никону?

— Ага… заказ повез… ну и… там, в лавке… в общем-то… того… ну…

Аленка ухватила братово ухо.

— Ты чего? — возмутился Серега.

— Нормально говори. А то ощущение, что вчера из лесу вышел.

— Позавчера, — признался Серега и ухо из пальцев высвободил. — И сегодня пойду… а завтра Степка… ну и по очереди.

— Проблемы? — Аленка чуть нахмурилась.

— Помнишь, в прошлый раз со Свириденко приезжали? Такой от… тощий мужичонка… Тополев. Князь.

— На крысюка похожий? С носом?

— Он самый, — Серега ухо потер. — Глянулась ты ему крепко.

— Раз глянулась, пусть сватается… или думаешь, сдюжит меня поднять?

Серега фыркнул и головой затряс, до того нелепым было предположение. Правда, тут же посерьезнел.

— Не будет он свататься. Женатый.

— Так чего ему надо?

— Тебя и надо. Бате предложил двадцать тысяч… и еще потом по пять в год.

— Чего?

— Вот… ну и батя осерчал чутка, — Серега вздохнул тяжко. — Высказался… а этот с охраною… и велел батю поучить.

— Прибил кого?

— Так… помял чутка. Но клянется, что живые… только претензию, как пить дать, выставят. И жалобу…

Аленка закусила губу. Дерьмо… дерьмо-дерьмо. Что еще тут скажешь? А ведь ей сразу не понравился этот Тополев, который вроде то ли при банке подвизался, то ли при юристах Свириденковских, то ли вовсе ему другом-приятелем был. Сам тощ, неказист, а взгляд масляный.

Он и на Таську с Марусей поглядывал, да…

Вельяминовы.

Ссориться не желал? Или же Свириденко дорогу переходить? Тот-то мстительный засранец. А Аленка, если так-то, без титулу-фамилии.

— Как выставят, так и думать будем, — решительно заявила Аленка.

— Так-то оно верно… батя тоже вон… ну и с Никоном созвонился… тот сам не в обиде, понимает все, да…

— И дел с нами иметь не станет?

— Именно, — выдохнул Серега. — Он и сказал, что этот судиться собрался… ущерб и все такое… что по миру пустит, а то и посадит. За причинение вреда здоровью.

Трижды дерьмо.

И что ей стоило-то на заднем дворе посидеть? Нет, сунулась глянуть, что за хлыщ этакий, Свириденко. Любопытно ей стало… теперь расхлебывать.

— Батя злой?

— Батя? Не… печалится только. Ну и… ты одна не ходи боле. Никон сказал, что этот Тополев, что он на редкость дрянной человечек. И всякое выдумать горазд… и людишки под ним тоже небольшого ума… контора там какая-то охранная навроде… в Осляпкино их крепко опасаются.

— Ясно, — Аленка отбросила косу. — Сопровождать станете?

Серега развел ручищами, словно извиняясь.

— Тогда завтра в лес, до рассвета.

Вздохнул.

Поспать он любил. Как и прочие-то…

— Травы, Серега, — Аленка оперлась на братову руку. — Они ждать не станут. Тут чуть промедлишь и все. Мать-и-мачеху вовсе только три дня в году собирать можно. Так что три дня ходить и будем.

Серега тяжко ступал, переваливаясь с ноги на ногу. От него еще слегка тянуло зверем, как оно случалось, когда Серега нервничал, но рядом с Аленкою привычно успокаивался.

Травы…

Травы пригодятся, особенно зимой и осенью, когда болеть начинают. Местные-то в аптеки и не заглядывают, все к Аленке идут, по старой памяти, а уже, может, и по новой. Матушка давно ушла… болью кольнуло под сердцем. И отпустило.

— Вы мне сушильню сделали?

— Когда? Мы ж это… крышу крыли. Завтра сделаем! Вот я с тобой, а Семка со Степкой пусть и занимаются… там же ж работы — начать да кончить.

— Только вы все никак начать не можете…

Ночную тишину прорезал протяжный полный страдания вопль. От звука этого Серега подпрыгнул и оглянулся в темноту, разом ощерившись, готовый встретить неведомого врага.

— Успокойся, — сказала Аленка, положивши ладонь на руку брата. Запах зверя стал сильнее, отчетливей.

— Эт-то чего?

— Маги это… приехали.

— А чего орут?

— Подозреваю, что душ нашли…

— А… — протянул Серега и выдохнул. Потом вдохнул, зажмурился… и сказал. — Иди… я еще погуляю.

Аленка толкнула кованую калитку. И та отворилась беззвучно. А потом столь же беззвучно закрылась, сродняясь с оградой, становясь единым кованым узором. Под пальцами вспыхнули, пробуждаясь, золотые нити.

Так-то лучше…

Тополев, стало быть.

В доме пахло… чем-то смутно-знакомым, не сказать, чтобы неприятным. Травой какой-то? Пучки её и свисали с низкого потолка.

Иван пригнулся.

И прищурился. Темно. Сквозь окна проникает свет, но его не так и много.

— Погодь, тут справа выключатель, — Семка щелкнул и под потолком вспыхнула лампочка. — Только это… там розетка, аккуратней с нею. Искрит иногда. Мы-то с электричеством не больно ладим, так что сами как-нибудь.

— Как?

— Не знаю. Вы ж маги.

Это было произнесено с такой уверенностью в Ивановых силах, что прямо и возражать желания не возникло. И вправду, они ж маги.

Чего теперь.

Они оказались… в холле? Прихожей? В узкой комнатушке. Вдоль правой стены её примостился старый шкаф без дверей. На полках теснились книги и журналы.

— Тут у нас можно было книгами меняться. Приходишь, берешь, чего хочется, или вот ставишь…

— Достоевский, — Бер вытащил ближайшую книгу. — Ага… и «Народный целитель».

— Это Салчихина выписывает. Очень его уважает. Там от, дальше, читальный зал… был. Но столы еще когда вынесли, мы там кровати поставили. Стол опять же. И плитку электрическую.

— Зачем?

— Так… — удивился Семка, — готовить же ж. Или вы на газу больше любите? Но тогда надобно в город ехать, контракт подписывать, чтоб газовый баллон привезли. Плитку искать… или покупать? Тут-то так не найдешь, но…

— Не надо, — Бер поспешил отказаться. — Сойдет и электрическая. Спасибо.

— От и ладно.

— А душ у вас где? — Иван поскреб грязную пленку на руке, чувствуя, как та трескается и осыпается.

— Душ? А… так там, за домом…

Иван и Бер переглянулись.

— Идемте… — Семка махнул рукой. — Там только аккуратней… мы чутка почистили, но двор подзарос…

— А…

— Туалет — от там… от прямо по тропиночке, до кустов, а в ней и найдете…

Зачем выносить туалет в кусты?

Иван хотел спросить, но постеснялся.

— А тут от душ, — Семка отвел за угол дома, указав на дощатую будочку. Даже не будочку, потому что крыши у нее не было, как и одной стены, которую заменяла тряпка-штора. — Становитесь и открываете… только сразу на полную, а то там еще трубы старые, течет еле-еле…

Иван сглотнул.

Желание помыться не то, чтобы исчезло, скорее уж несколько поутихло. Да и… грязь, она уже почти родная, если подумать.

— Ты первый, — Бер толкнул в спину. — Не посрами, Кошкин!

Наверное, если бы Иван был тут один, на худой конец с Волотовым, который, почитай, свой человек и все-то понимает правильно, он бы воздержался.

Подумал бы.

Где-то в багаже, в конце концов, влажные салфетки имелись. И вообще, вспомнилось вдруг, что отец говаривал, будто грязь — это даже полезно. Для кожи.

Но Семен уходить не собирался.

— Полотенца там тоже висит! — крикнул он в спину. — На крючочке. Погодь, света сейчас дам…

И дал.

Желтая лампа-груша зажглась где-то вверху, над головой. Защищенная и железным абажуром, чем-то напоминавшим расплющенный шлем пехотинца, и сеткою, она тотчас привлекла внимание насекомых, рой которых закружился, заплясал, плодя тени. Тени скользнули по деревянному настилу.

Доски казались свежими и даже пахли деревом.

Иван сглотнул и задрал голову.

Лейка. Железные трубы, уходившие куда-то вверх. И вентель. Один. Круглый и массивный, за который Иван взялся обеими руками. И крутанул… от души.

— А температуру как регулировать? — крикнул он, прислушиваясь. Где-то вверху, над лампой, что-то загудело, задрожало, навевая мысли о том, что побег — это не только побег, но порой — стратегическое отступление.

— Солнцем! — донеслось в ответ. — И временем.

— Это как? — Иван задрал голову, вглядываясь в кругляш лейки. И крутанул вентель еще раз, до упора. Труба затряслась.

А следом, заглушая ответ, хлынула вода.

Ледяная!

Мать вашу… вопль он не удержал. Хотел, но… не получилось. И кажется, вышло как-то очень выразительно… бабочки и те убрались, кто куда.

— Так… с утра наливаешь, — пояснил Семка Беру, который замер, не зная, пора уже на помощь другу идти или поздно. — А к вечеру солнце и прогреет-то…

— А если не прогреет?

— Тогда… ну, солнце у нас тут хорошее. Прогревает часто! Вы-то дальше сами, ладно? А то меня батя, небось, заждался. Слушай, а вы не женатые?

— Нет.

Иван, выскочив из душа, побежал по кругу, матерясь и хлопая себя по бокам.

— А что? — запоздало спохватился Бер.

— Да так… ничего… а ты ж из родовитых, да?

— Ну.

— И земля, небось, во владении имеется?

— Имеется, — согласился Бер. — У рода…

— А у тебя?

— А у меня… — Бер вдруг явственно осознал, что лично у него имеется диплом культуролога и регионоведа, зеленая карточка Имперского банка и грядущая двухлетняя отработка в Подкозельске. — А у меня… не имеется.

— Жаль. А у него?

Иван, вернувшись к душу, потряс головой, выразился, что он думает о Подкозельске и местных отзывчивых людях, снова нырнул в душ.

Упертый.

— Ишь ты… — восхитился Семка. — Колодезной моется… что? Мы весь день тут ковырялись. Пока бочку наверх затащили, пока трубы, доски, то да сё… и воды тоже натаскали. А прогреться, небось, толком и не успела. Так у него земля есть?

— У рода.

— Жаль… ладно, ежели чего, то приходи. Чем смогу — помогу, — Семен протянул руку. — Трактор… как договаривались?

— Оставляй.

Бер подумал, что в нынешних обстоятельствах трактор во дворе — это так, вполне логичная часть пейзажа.

— Слушай, — он спохватился и задал вопрос, мучивший его уже пару часов. — А почему твой трактор на броневик смахивает.

— Ну… — Семен смутился. — Жизнь такая… никогда не знаешь, чего понадобится, трактор там аль броневик…

Иван вывалился из душа, тяжело дыша и дрожа всем телом. Бедра его опоясывало полотенчико, которое явно предназначалось для каких-то иных целей, ибо для бедер было узковато.

— Т-твоя оч-чередь, — сказал Иван. Зубы его постукивали, отчего речь была несколько неразборчива. Впрочем, не настолько, чтобы вовсе не понять.

— Знаешь… — Бер почесался. — Я… наверное… не такой и грязный.

Длинные Ванькины уши поникли и побелели. С волос текла вода, расползаясь по коже. И кожа эта в желтом свете лампы, что покачивалась где-то там, высоко, гляделась рябою. На белой поверхности её яркими пятнами гляделись ожоги крапивы, укусы комаров и следы иных жизненных невзгод.

Стало совестно.

— Там… — в конце концов, он ведь Волотов. — Второе полотенце есть?

— И мыло… только странное какое-то.

Иван понюхал свою кожу.

— Но моет.

— Ты это… в дом иди. Чаю поставь. И пожрать бы… про пожрать не спросили.

— Завтра, — Иван потянулся. — Разберемся… со всем.

И прихлопнув на шее очередного комара, печальною походкой направился к дому.

Что сказать…

Вода и вправду не успела нагреться. Да, мать её, она, похоже, не собиралась греться вовсе! Береслав, стиснув зубы, сдержал-таки вопль.

Первый.

А потом, чувствуя, как распирает изнутри обида на весь мир, заорал… как ни странно, но на душе полегчало. И кружок вокруг дома… да, это было именно то, что нужно. А второй заход в душ и вовсе доставил какое-то извращенное удовольствие. И Бер, елозя по коже огромным бруском мыла, и вправду престранно пахнувшим, чувствовал, как отступают усталость.

А злость вот копится.

Родовая.

Сила и та шелохнулась, дернулась внутри, намекая, что он тут не просто так, но наследник древнего славного рода и потому стойко должен превозмогать невзгоды и лишения.

Ну или хотя бы суметь помыться.

И в конечном итоге, выбравшись из душа, Береслав почувствовал себя почти победителем.

Иван сидел на чемодане, скрестивши ноги. Он успел переодеться и кое-как обсушил волосы. Перед ним стоял огромный серо-зеленый рюкзак, из которого Иван одна за другой извлекал банки. Банки выстраивались в шеренгу, и кажется, занятие это увлекло и отвлекло Ивана.

— Ты чего больше хочешь? — поинтересовался он и поскреб шею, на которой проступила пара волдырей-укусов. — Перловку с тушенкой? Или тушенку с гречкой?

— Ризотто, я как понимаю, ждать не стоит?

— Угу, — Иван подкинул банку в руке. — Как и пасту с морепродуктами… хотя… если тут есть река, можно раков наловить. В теории.

— Пасту с ракопродуктами я точно не хочу, — Бер поднял ближайшую банку. — О… тушенка «Солдатская»… там еще хлеб оставался. Вроде. Живем?