Эльфийский бык

Глава 29 Перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино

Глава 29 В которой перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино

«Да, с годами я делаю все меньше глупостей, но зато качество их растет!»

Высказывание одной весьма достойной дамы

Софья Никитична с интересом разглядывала домик, который с виду был весьма аккуратен и симпатичен, а еще почти не отличался от иных, вытянувшихся вдоль улицы. Строили их явно по одному проекту, и не сказать, чтобы худшему.

Два этажа.

Два входа, каждый на свою половину. Два двора, в каждом виднелись сарайчики хозяйственных пристроек. Две дорожки из красного камня. Небольшой газон перед входом, несколько заросший и облюбованный одуванчиками. Лавочка с одной стороны и старая автомобильная шина, по-над которой возвышалась шапка петунии. И пышная такая. Массивная даже.

Интересно.

— Здрасьте, — сказали из-за шапки. — А вы новые соседи, да?

— Да, — Софья Никитична поправила шляпку. Костюм она успела сменить на другой, спортивный, из ярко-розового плюша с белыми полосочками и вышитыми золотой нитью кошечками. Был он куплен в минуту душевного помрачения, не иначе, ибо в столице носить этакую красоту она не осмеливалась.

Зато взяла с собой, подумавши, что для её роли розовый цвет, да еще с золотом — самое оно.

Кошечки опять же.

Чудо, до чего милые кошечки.

И шляпка соломенная неплохо сочеталась.

— А ты кто, дитя?

— Данька, — дитя поднялось и вытерло ладошки о грязные донельзя штаны.

— Интересное имя…

— Так-то Дарина, но все Данькою зовут, — сказала девочка.

Несомненно, девочка, пусть и донельзя худенькая.

— Софья Никитична, — представилась княгиня Кошкина. — А там мой… супруг Яков.

— Можно дядя Яша, — князь появился на пороге и потянулся. — Экий у вас тут воздух свежий…

— Хотите молочка? — спросила Данька, глядя на князя с некоторою опаской. — Я корову недавно доить ходила. Свежее.

— Хочу, — Софья Никитична собиралась отказаться, потому как предпочитала продукты проверенные, но… почему-то стало неудобно.

А Данька целый кувшин принесла.

— Спасибо…

— За спасибо сыт не будешь, — раздался скрипучий напрочь лишенный дружелюбия голос, от которого Данька вздрогнула и едва кувшин не выронила. Хорошо, князь подхватить успел. — Ишь, явились… дитё обирают.

Женщина, вышедшая из дома, была худа и судя по лицу, весьма недовольна. Причем вероятнее всего недовольна жизнью в целом, а не по какой-то определенной причине.

— Прошу прощения за недопонимание, — Яков протянул кувшин Софье, и та взяла. А он вытащил из кармана портмоне, из которого и вынул бумажку. — Надеюсь, этого хватит?

Данька моргнула и показалось, что того и гляди расплачется.

— Ваша внучка? — поинтересовалась Софья Никитична, чувствуя, что закипает в душе нечто этакое… недоброе… что может заставить её вести неподобающим образом, как в тот раз, когда случилось ей стать свидетелем обращения пьяного мужика с таким же тощим и испуганным мальчишкой.

Но тогда она послабее была.

А теперь сила зашевелилась, грозя вырваться. И Софья Никитична сразу же испугалась, что вырвется, что… нехорошо выйдет. Определенно.

— Моя. А чего?

— Мы тут только… приехали… ничего не знаем… может… девочка…

— Да, да, конечно, дорогая, — Яков успокаивающе тронул руку. — Отличная идея. Возможно, если ваша внучка не занята…

— Бездельница эта вечно ничем не занята, — буркнула женщина, глядя почему-то не на девочку, но на портмоне в руках Якова.

— Она сможет сопроводить мою супругу? Скажем, прогуляться по городу. Показать, где здесь и что… скажем, тот же рынок…

— На рынок с утра ходят.

Яков молча вытащил купюру, которую женщина прибрала быстро и, не чинясь, сунула куда-то за ворот платья.

— Данька! — от её голоса девочка вздрогнула и замерла. — Поводи вон… покажь, где и чего… а у меня голова болит!

И ушла.

Медленно так. Правда, недалеко, потому как взгляд женщины Софьей Никитичной ощущался весьма явно. Следит? И Яков чуть кивнул, подтверждая.

— Позволь, дорогая, — он забрал кувшин. — Не стоит даме столь хрупкой тяжести носить… дамам в целом тяжести носить противопоказано. Вне зависимости от возраста.

— Идем? — Софья Никитична протянула руку, и пусть не сразу, но её коснулась темная липкая слегка ладошка.

— Рынок… там… — Данька показала на ворота.

— Ну, для начала стоит подготовиться к выходу.

— Как?

— Умыться. Юная леди от воды станет лишь краше.

— Вы смешно говорите.

— Как уж получается. Я старая. Мне можно быть смешной.

Данька явно была озадачена.

— Сколько тебе лет, дорогая?

— Семь.

Выглядела она от силы лет на семь. И худенькая, что былинка…

— Ты с бабушкой живешь?

— И с мамой. Только она на работе. Она все время на работе. Много работать надо, потому что за дом платить дорого.

— За дом? — ласково уточнил Яков Павлович.

— Ага… папа, когда сюда приехал, дом купил… но деньги не отдал. И теперь вот…

Взгляд князя стал темен.

— … папы нет, а маме платить надо, чтоб не выгнали нас совсем, — как-то слишком по-взрослому сказала Данька. — А молоко я так бы дала. Оно не хранится. Еще час или два и все. Его и продать-то никак… разве что на рынке, но я туда не ношу.

— Почему?

— Так… а толку. Заберут.

— Кто?

— Глыба. Или еще кто…

Софья Никитична чуть прищурилась, запоминая. Память у нее в целом была девичьею, но иные обиды девицы имели обыкновение помнить долго.

— А давай, ты мне продавать станешь? — предложила она. — Я молоко люблю…

И стаканы, благо, в доме отыскалась кое-какая посуда, наполнила. И храбро сделала глоток, а потом… замерла, потому что этот вкус забыть было невозможно.

Яков Павлович тоже молока выпил. Сперва осторожно, потом… до дна.

— Надо же… — произнес он с удивлением. — Какое…

— Так от нашей коровки, — сказала Данька с явным удовольствием. — У нас особая… такой больше ни у кого нет.

В этом Софья Никитична не сомневалась, ибо эльфийских коров не было и в самом Петербурге.

— Только… — Данька чуть смутилась и покраснела. — Вы… может… деньги тогда… маме отдавайте? А то бабушка… прячет. И говорит, что нету. А у нее есть. Я знаю.

— Думаю, — Яков Павлович налил себе еще один стакан. — Этот вопрос мы можем решить. А теперь, мои прекрасные леди…

Данька хихикнула.

— … и вправду стоит осмотреть сей чудесный город.

— Это поселок.

— Поселок… — спорить князь не стал. — Есть тут достопримечательности?

— Досто… — Данька чуть растерялась. — Не знаю… рынок вот есть.

— Что ж, тогда с него и начнем.

Рынок… давненько Софье Никитичне не случалось бывать в местах подобных. И потому было удивительно, что столько лет прошло, а рынок-то почти и не изменился.

Те же торговые ряды, пусть и укрытые под навесами. Но в остальном-то… люди.

Голуби.

Коты.

И характерный запах свежей выпечки, мяса и еще чего-то…

— Тут-то уже разошлись все, — Данька шла, постоянно оглядываясь, будто выискивая кого-то. — На рынок и вправду ходить лучше утром. Тогда и булок купить можно. Или пирожков. Еще там картошку продают, фри… вкусная.

Она чуть прищурилась и вздохнула, но сказала иным взрослым тоном:

— Вредная только. Фаст-фуд.

— А еще что на рынке продают?

Ряды и вправду пустовали.

— Кто чего… молоко вот. Творог, если топят. Или сыр творожный. Лук. Морковку. Картошку. Тыквы, — принялась перечислять Данька, явно чувствуя ответственность. — Мясо вот. Колбасы. Сало…

Она вдруг запнулась и застыла, уставившись куда-то, а затем попятилась. И Яков Павлович тотчас подобрался.

— Малая… — этот рев перекрыл и курлыканье голубей, и все-то иные звуки, которыми еще полнился рынок. — Эй…

— Это кто? — Яков Павлович поглядел на человека в кожаной куртке и восхитился даже. — Какой типаж, однако…

— Это не типаж, — выдохнула Данька, втягивая голову в плечи. — Это Глыба.

— Похож.

Человек шел, и все-то, кому случалось встать на его пути, спешили убраться. А он не торопился, явно чувствуя собственное превосходство.

— Доброго дня, — вежливо поздоровался князь и прищурился этак, близоруко, хотя Софья Никитична подозревала, что со зрением у него все очень даже неплохо. — С кем имею честь беседовать?

— Еще один умник? — Глыба нависал.

И подавлял.

Данька вот и вовсе застыла, кажется, дышать боясь.

— Смею надеяться, хотя… подозреваю, что в этом мире есть люди, куда более интеллектуально одаренные.

— Чего?

Глыба наморщился. И качнулся. В движении этом, пожалуй, можно было бы усмотреть нечто угрожающее…

— Уймись, — раздался негромкий голос, и Глыба разом сник. Как-то вот даже отступил на шаг, видом своим показывая, что ничего-то этакого не имел в виду и даже близко не думал. — Доброго дня… а вы, сколь понимаю, Яков Павлович? Мне о вас сообщили.

А вот тип в костюме Софье Никитичне не понравился куда сильнее, чем Глыба. Пусть он был весьма опрятен и пытался казаться милым, но что-то такое скользнуло во взгляде.

Что-то такое, зацепившееся за серьги с изумрудами, пусть и махонькими.

И колечки.

И даже нить жемчуга, надевать который со спортивным костюмом было несколько странно, но князь попросил. А как Софья Никитична отказать ему могла?

— Тополев, — сказал он и поклонился, коснувшись губами руки Софьи Никитичны. — Леонид Евгеньевич…

И от прикосновения кольнуло силой.

Сканирует?

Как неприлично! Софья Никитична нахмурилась бы, но поймала успокаивающий взгляд Чесменова, которому Тополев пожал руку. И жал долго, тряс даже, при том радостно щурясь.

— Как вам тут? Говорят, вы здесь раньше жили, — произнес он и подал знак, после чего Глыба взял да исчез. Удивительных способностей человек. При его-то габаритах, чтобы вот так быстро и незаметно.

— Недолго, — ответил Яков Павлович. — И было это давно… мы тогда только-только поженились…

И взгляд бросил такой, что Софья Никитична покраснела.

Почему-то.

— Денег было мало… я хотел бы отвезти самую прекрасную женщину на море, но увы, возможностей хватило лишь на Осляпкино…

— Правда, принадлежало оно тогда… — начала было Софья.

— Вельяминовым, полагаю? — перебил Тополев и поморщился. — Да, да… многое, наверное, переменилось…

— Пожалуй. Все-таки столько лет. Странно было бы ждать иного. Но рынок, как вижу, прежний… а вот тот молодой человек, он кто?

— Он тут за безопасность отвечает…

Софья Никитична взяла Даньку за руку, удивившись, что рука эта совершенно ледяная. И сама девочка дрожала, что лист осиновый.

Боится?

Глыбы? Или этого вот, в костюме… костюм, к слову, отменнейший. Явно шит на заказ. И ткань с добавлением эльфийского шелка, только он дает столь характерный отлив. А вот цвет ярковат для первой половины дня.

— Не бойся, — тихо сказала Софья Никитична, и Данька вздрогнула, уставилась на нее огромными глазами, которые вдруг сделались яркими-яркими. Правда, ненадолго, тотчас погасли и вывели. — А у вас тут, значит, безопасно?

— Вполне…

— И если мы с Данечкой отойдем в магазин, нас никто не обидит⁈ — продолжала допытываться Софья Никитична. — Нам очень надо в магазин!

— Ну что вы… погодите… Глыба!

А вот орать так вовсе неприлично. Но Глыба появился, столь же быстро и не понять откуда.

— Будь добр, сопроводи…

— Софью Никитичну, — подсказал Яков Павлович, глядя с прищуром. — Пока мы побеседуем… полагаю, о делах финансовых? Я взял на себя труд изучить работу фонда и поражен всему, что вы делаете для людей. И я бы не отказался принять участие…

— Конечно! — расцвел Тополев. — Думаю, это возможно… люди должны творить добро!

А вот красиво врать он так и не научился. Хотя… может, у него времени не было потренироваться.

— Так что, Глыба, сопроводи и проследи, чтоб все было в ажуре. И сумки чтоб поднес. Ясно? А то ведь вам, наверное, тяжело будет…

Отказываться Софья Никитична не стала. Купить и вправду предстояло много.

Много позже, когда за окном уже стало смеркаться, а набегавшаяся за день Данька придремала прямо за столом, Софья Никитична не выдержала:

— Раньше все было иначе…

— Так вы бывали в Осляпкино?

— Приезжали с Людочкой. И с дедом её. Он возил внучку, показывал. Да и смотрел. Тогда людей было поменьше. И дома другие… старых почти не осталось.

Софья устроилась у окна. Выходило то на задний двор и сарай. Правда, в сумерках тот был почти неразличим.

— Знаете… а ведь и тогда-то… у них было особое молоко. У Вельяминовых. Я как-то и не понимала… кто его пробовал-то тогда…

— Погодите, — Даньку Яков Павлович поднял легко и перенес в комнату.

К слову, домик был пусть небольшим, всего на три комнаты, но вполне себе чистым.

— Стало быть, это молоко особое?

— Эльфийское, которое в Предвечном лесу, несколько отличается по вкусу, — Софья Никитична смотрела в окно. — Поэтому я и не поняла… а теперь вот все взяло и сложилось. Вы когда-нибудь видели эльфийских коров?

— Не доводилось как-то.

— Удивительной красоты животные. Правда, с норовом. К ним и подойти-то не всякий может… меня вот точно не подпустят. Мой дар… впрочем, не о том ведь. Что вам сказал этот человек?

— Ничего толком. Такие, знаете ли, туманные речи об общественном благе. Часть домов по улице пустые. А главное… вы не ощутили?

— Чего?

— Ментальное воздействие.

— Это же… — Софья Никитична прислушалась к себе. — Это запрещено. Но… нет.

— Вас защищает сила. Маги уровня от четвертого к такому не восприимчивы.

— Он меня сканировал.

— И увидел ваш подтвержденный шестой уровень… как и мой. Это его, к слову, весьма обрадовало. Мне не нравится то, что здесь происходит, — сказал князь. — Возможно, все еще хуже, чем мне представлялось, а потому…

— Я не уеду.

— Софья!

— Знаете… — Софья Никитична отставила кружку. — До недавнего времени все казалось мне игрой… но… я здесь. И я вдруг вспомнила, как гуляла по этому вот городку с Людочкой. И по рынку тоже. Дед её разговаривал с людьми, а мы просто… угощались яблоками. Сливами. Ягодой. Здесь было как-то… иначе.

Она поняла, что звучит это глупо.

Конечно, все было иначе. Потому что ей было шестнадцать и представлялось, что вся-то жизнь впереди. Чудесная. Счастливая. Какой она еще может быть, когда тебе шестнадцать?

— Может, вам кажется, что я вообразила себе. Женщины часто воображают что-то этакое… глупое.

— Отнюдь.

— Бросьте, князь. Я сама не уверена, что не воображаю. Но… тогда люди не боялись. А теперь… в том же магазине на нас смотрели с ужасом.

— На вас?

— На провожатого этого. И главное, он вел себя так, будто он в этом магазине хозяин. Это неправильно. В корне.

— Рад, что вы так думаете, — князь чуть склонил голову. — Они и вправду держатся здесь весьма вольно. Впрочем, как раз страха я не ощущал, скорее этакое… глобальное безразличие. Полагаю, вследствие того же ментального воздействия.

— А это разве не запрещено?

— Активное — да… но подозреваю, что артефакты стоят… или хотя бы числятся низкоранговыми. Из разряда успокоительных, снимающих повышенную тревожность. И обоснование имеется. Думаю, что имеется. Должно бы быть, поскольку воздействие хоть слабое, но засечь можно. Впрочем, многие маги уровня второго-третьего, не говоря уже о более высоких, его просто не ощутят.

— А вы…

— А у меня, Софьюшка, профессиональная деформация. И профессиональная же подозрительность… так вот, с учетом того, что сюда якобы переселяют беженцев, людей пострадавших и так далее, установка подобных артефактов оправдана. А вот на что они настроены, на подавление тревоги или в целом воли, тут уже только специалист определит.

— Тот, который их… ставил?

— Именно. Менталистов немного… но тем проще будет найти. Главное, не спешить…

Софья Никитична нахмурилась.

— А разве…

— Если сейчас начнем разбирательство, то Свириденко разыграет ужас и не знание. Он ведь не менталист, не мог знать… мне куда интереснее, зачем…

— Чтобы никто не задавал лишних вопросов, — раздался мягкий тихий голос. — Вы слишком громко разговаривали… и у открытого окна. извините.

Женщина, что заглянула в это окно, была тонка и худа до прозрачности. В первое мгновенье она даже показалась Софье Никитичне призраком.

— Мне сказали, что Данька у вас… извините.

От взгляда она смутилась.

И отступила в тень. И показалось, что того и гляди раствориться она в сумраке.

— Доброго дня, — князь поднялся и отвесил поклон. — У нас. Прошу, заходите. Мы рады гостям…

Тем более, что гости эти слышали куда больше, чем стоило бы. А ведь Чесменов, Софья готова была в том поклясться, барьер поставил.

— Я…

— Заходите, заходите… вы, верно, матушка Дани? Она очень на вас похожа, — Софья решительно поднялась. — Она немного замаялась, уснула вот… вы не откажетесь попить с нами чаю? Вы ведь с работы… ужасно, что женщинам порой приходится столько работать.

На нее посмотрели. И показалось, что видит эта женщина куда больше, чем стоило бы. Да и…

— Вы… скажите… извините, что спрашиваю… но… когда-то я была знакома с Вельяминовыми… и их родственница… Дивосвята…

— Моя бабушка, — на губах женщины появилась улыбка. — Вы знали её?

— Немного. Она…

— Она давно ушла к истокам.

— Мне жаль.

— Теперь моя тетушка старшей. Анна… может, встречали?

— Встречала. Правда, тогда она была совсем крохой… но вы заходите все же. Как вас зовут? Я — Софья… это Яков Павлович…

— Яков, — князь протянул руку, как был, через окно, и женщина коснулась её, осторожно так. Склонила голову. Вздохнула.

— Сильный… Весняна я.

И убрала.

И заглянуть заглянула. В желтом свете ламп она показалась еще более худой и до того изможденной, что даже возраст её определить было сложно. Сероватая кожа. Будто пеплом присыпанные волосы. Выцветшие глаза и брови, почти слившиеся с лицом…

И смотреть-то на это лицо было сложно.

Казалось оно не просто некрасивым, отталкивающим до того, что Софье Никитичне стыдно стало. А Весняна, заметивши, произнесла:

— Так оно безопаснее.

Хотела добавить еще что-то, но…

— Мама? — Данька появилась в дверях. — Ты уже… а я вот… чуть-чуть…

— Чай, — Софья Никитична поняла, что если ничего не сделать, то они сейчас просто-напросто уйдут. — Мы обязаны попить чаю. Тем паче, что к нему и пироги есть, и конфеты… просто потрясающе вкусные конфеты из одной чудесной столичной кондитерской. Яков, поставь чайник. Вы какой предпочитаете?