Эльфы средней полосы

Глава 3. УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И ЕЩЕ РАЗ...

– Махмудбеков, на выход!

В ответ застонать. Громко, но не переигрывать!

– Махмудбеков, на выход! Оглох что ли?

Вот ведь, всего две недели прошло, а отвык. В подвале не нужно было по команде немедленно становиться раком задом к решетке, не нужно тянуть в окошко руки, чтобы на них тут же защелкнулись браслеты. В подвале Руслан вдруг снова почувствовал себя человеком, нужным человеком.

Учился Махмудбеков хорошо, даже с какой-то жадностью впитывал знания. Перстни и серьги из его отливок становилась все лучше, грани камней после шлифовального круга все ровнее, а в изготовленное им зеркало вполне можно было увидеть вполне приличное отражение.

Учитель – молчаливый дедок в татуировках, отзывался на Павла Кирилыча. Или просто на Кирилыча. Вот уж мастер на все руки. Интересно, откуда такой самородок? И почему здесь? Но Кирилыч на посторонние темы не разговаривал совсем. Даст задание, покажет, как надо сделать, сам сядет у горна и дымит беломорину. Другого табака не признавал. Потом либо похвалит, либо покажет еще раз. Особо обращал внимание на соблюдение температурного режима, объяснял тонкости в применении бурого угля и угля каменного. Отругал только раз, когда Махмудбеков уронил ему на ногу трубку с расплавленным стеклянным шаром на конце. Дал подзатыльник и выругался почему-то по-немецки.

Действительно, самой мудреной наукой оказалось не ювелирное, а стекольное и сапожное дело. Первые опорки у Махмудбекова вышли на редкость уродливы. Кирилыч не ругался, раз за разом показывал, учил. Как выстругать из дерева деревянную ступню, как снимать мерку со ступни живой, как резать кожу, прибивать подошву, смолить нитки и пришивать голенище. Через полторы недели Махмудбеков сшил вполне приличные сапоги и сам же их надел. Отличные получились сапоги, только левый чуть жал.

А вот с языком получалось плохо. Языку учила совсем некрасивая неопределенного возраста очкастая тетка Инесса Сигизмундовна и тоже ни о чем кроме предмета обучения она не говорила. Со старофранцузским и латынью у Руслана проблем не возникло, но вот эльфийский… Она даже плакала, удивляясь его непонятливости: «…не говорите просто «цветок увял», умоляю вас. Представьте его, такой нежный, прекрасный, но сорванный кем-то просто из скуки и теперь умирающий. Просто представьте и выдохните это одним звуком, выражая одновременно глубокое сожаление. Ну нет же, нет… Не так…»

Эльфийский язык не был просто выдыхаемыми звуками, сложенными в слова и предложения. Каждая интонация, каждая пауза имели то или иное значение. Пару дней Инессы Сигизмундовны не было, за это время Махмудбеков перечитал «Властелин колец», а перед сном пересмотрел всю киносагу на старой кассетной видеоприставке. Помогло мало.

А вот Антон Сергеевич остался доволен. В подвал он спускался вечером, интересовался успехами в обучении. Смотрел, слушал, кивал. И вот вчера сказал: «Пора». Что, две недели прошли? По впечатлениям – пролетели. Теперь инструкции. Они оказались предельно краткими: «…выжить, натурализоваться, обжиться, выйти на связь. Обозначить прибытие –белая ленточка на сосне, видной с тропы, ведущей к порталу. Готовность к активной работе – две ленточки. Если зима – ленточки красные. Ответ будет под сосной. К самому порталу не подходить». Вопросы? Откуда взять белую ленточку? С чепца, там их с десяток подвязано. Какой чепец? Увидишь. Если спросят, ты – древопоклонник. Эльфам такое нравится.

Махмудбеков задумался. Если кто-то оставит ответ, значит… есть кому отвечать?

***

День перед засылом – в камере. Зачем? Так нужно. Сосед появлению Махмудбекова из санчасти обрадовался, заулыбался и тут же предложил партию в шахматы. В ответ Руслан лишь застонал и улегся на койку. Сказал, что приболел –живот. Лежал, свернувшись в позе эмбриона, постанывал порой. Перед отбоем застонал громко, в голос, немедленно явились охранники. «Махмудбеков, на выход!» Вставать и не подумал, застонал еще громче. Вбежали, в руках дубинки, склонились над шконкой. Зажмурил глаза, ожидая чего угодно. Бить не стали, посовещались, позвали дежурного доктора. Тот посмотрел, пощупал живот, что-то приказал. Прикатили носилки на колесиках, переложили, повезли по коридорам. Интересно, для кого представление? И зачем? Для доктора?

Доктор с погонами капитана и змеями в петлицах к носилкам и не подошел, глянул только, достал какую-то бумагу, расписался, сунул охраннику, ушел.

Носилки покатили дальше, против ожидания не в подвал, а в комнатку перед внутренним двориком для прогулок. Здесь осужденных обыскивали перед и после прогулки. Как будто за тот час, что они бродили по периметру, начерченному желтой краской по асфальту, сверху, сквозь железные прутья свалится что-то запрещенное. В дальней стене комнаты было две двери. Деревянная с окошком, ведущая во дворик, и глухая, железная, с запором как на подводных лодках. Он еще удивлялся, зачем такой запор? Обычно их выводили гулять через деревянную дверь. А теперь?

В комнате ждали Антон Сергеевич и Инесса Сигизмундовна. Куратор был в зимней шапке и теплой офицерской куртке с майорскими погонами. В петлицах –змеи, обвивающие чашу. Медслужба? Инесса Сигизмундовна тоже тепло одета – в неновый пуховик и закутана в платок. На пальцах у училки Руслан заметил серебряные перстни, и кажется, именно его работы.

– Переодевайся, быстро, – сказал Антон Сергеевич, кивнув на лавку, где лежали какие-то вещи. Тут же посмотрел на часы. – Поторапливайся, сейчас начнется.

Махмудбеков скинул тюремную робу со светоотражающими полосами, потянулся к лавке.

– Полностью раздевайся, – чуть ли не прошипел куратор.

Руслан в нерешительности посмотрел на Инессу Сигизмундовну.

– О господи, а то она мужиков голых не видела?! – почти простонал Антон Сергеевич, все еще глядя на часы.

Махмудбеков послушно снял трусы и майку, бросил их на бетон, взял вещи с лавки. Холщовая груботканая рубаха до колен, два длинных вязанных чулка, что-то похожее на стеганый ночной чепец с разноцветными лентами сзади и пара опорок. Тех самых, что он когда-то сделал сам. И веревка, видно, вместо пояса. Оделся, подпоясался. Все очень неудобно, особо опорки. Левый жал. И чулки сразу стали сползать.

– Все, пора! –сказал куратор и взялся за колесо бронированной двери. За дверью темно и вьюжит. Ну да, Сибирь, и не май месяц. В одной рубахе на такой холод? Махмудбеков вопросительно посмотрел на Антона Сергеича. Тот только улыбнулся: «Ничего, там много теплее, увидишь». Сам ухватил с пола тяжелый мешок и не без труда забросил его на плечо. В мешке громко звякнуло.

***

Дуб светился. И дело было не в прожекторах на стенах внутреннего дворика, а их было не меньше десятка, светилось в почти лишенной листьев кроне дерева мягким голубоватым цветом. Перед дубом стоял трап, что-то вроде тех, что бывают в аэропортах. Ну да, вон и крылышки с надписью «Аэрофлот» на боку. Куратор подтолкнул Руслана в спину и решительно направился к трапу. Остановился прямо перед ним, звякнул мешком о бетон.

Инесса Сигизмундовна вдруг подхватила Махмудбекова под руку и таким вот образом тоже подвела к дубу. Теперь сквозь сияние Руслан разглядел наверху трапа две фигуры. Вот тут его дрожь и проняла. И очень, очень захотелось обратно, в теплую камеру, где не слышно свиста ветра, а утром после поверки, туалета и уборки дадут вкусную пшенную кашу, горячий чай и кусок батона с кружком масла.

Гости медленно спускались вниз. Одеты они были в плащи с накидками, так что лиц было не разобрать. Тот, что спустился первым, легко поклонился. Второй, выше первого на голову, лишь кивнул и что-то сказал.

– Говорит, у них мало времени, – быстро заговорила Инесса Сигизмундовна, видимо, ее взяли как переводчицу.

– Скажи, все здесь, – пнул мешок ногой Антон Сергеич. – Скажи, мы привели хорошего мастера. Он молод, но много умеет. Очень ценный мастер, ювелир.

Инесса Сигизмундовна кивнула и заговорила, указывая на Руслана. Совсем непонятно, как-то по птичьи, с переливами. Из всего сказанного Махмудбеков разобрал лишь эльфийское «достойный мастер».

Высокий буркнул в ответ.

– Говорит, что этот не очень похож на мастера, у него лицо мошенника, – перевела Инесса Сигизмундовна. – Подозревает нас во лжи.

И, не дожидаясь ответа куратора, снова зачирикала, стягивая перстни с пальцев и передавая тому, что ниже. Гость рассмотрел их и протянул главному. Тот сжал перстни в кулаке, потом надел на пальцы, после небольшой паузы сказал что-то кратко.

– Они согласны. Где второй? – с явным облегчением перевела училка.

Антон Сергеич обернулся, махнул рукой. Хлопнула дверь, два бойца в черном, в сферах с опущенными защитными стеклами тащили к трапу упирающегося человека с голым торсом, обильно поросшим густой растительностью. Человек громко кричал, выкрикивая русский мат вперемешку с арабскими проклятиями. Руки его были связаны толстой веревкой. Хоть было темно, но Махмудбеков узнал этого человека. Видел в пятницу в коридоре душевой. Горец, полевой командир, имя, кажется, Ислям, о его ликвидации объявили по телевизору полгода назад и несколько раз показывали портрет.

Впервые в голосе главного из гостей прозвучало что-то вроде одобрения. Он сделал шаг со ступеней трапа, вдруг резко протянул руку и схватил горца за лицо, приблизил к себе, развернул так и так. Под накидкой, скрывающей голову гостя, сверкнуло голубым. Горец немедленно обмяк, и, если бы не удерживавшие его бойцы, точно свалился бы на бетон.

Тут Махмудбеков обнаружил, что стоит, крепко вцепившись в руку Инессы Сигизмундовны, а она не против, даже гладит его по запястью, но не сводя глаз с гостей. А высокий поднял руку, белая его ладонь была сильно вытянута, на кончиках длинных пальцев полыхнуло голубым огнем.

– Все хорошо, они довольны, – скороговоркой выдала училка, вдруг сама сжала руку Махмудбекова, прижалась к нему и прошептала в самое ухо: «Не бойся, все будет хорошо. Я так тебе завидую».

Почему-то это успокоило, нервная дрожь сразу унялась. Махмудбеков смотрел, как тот, что пониже, подхватывает под мышку горца одной рукой, а второй прихватывает тяжелый мешок и вот с таким грузом чуть ли не бегом поднимается по трапу. Один из тапков, в кои был обут горец, слетел на бетон.

– Пора, – шепнула Инесса Сигизмундовна и легонько подтолкнула Руслана в спину. Он прошел мимо высокого, медленно поднялся по трапу, щурясь от яркого света. Обернулся, встретился глазами с куратором, тот как раз принял у гостя какой-то ящик, или ларец.

Антон Сергеич вдруг подмигнул, улыбнулся и крикнул озорно: «Поехали»!

Поехали, так поехали. Махмудбеков глубоко вздохнул, шагнул прямо в свет и провалился в пустоту.

***

Это было странное падение. Его сначала ослепило и обдало жаром. Просто пекло! И тут же жар сменился холодом, да таким, что казалось, ледяная когтистая лапа сжала все его нутро. Зрение вернулось внезапно хороводом звезд, а в ушах раздался визг сотен фрез, грызущих стекло. И также внезапно все стихло. Теперь он парил в пространстве, тело его было невесомо в мягком, теплом свете. И сам он был светом, бестелесным, безымянным. Покидать этот свет совсем не хотелось, но вдруг что-то резко дернуло вниз.