Падение из света в тьму, что может быть досаднее?
Наверное, он очень сильно ударился бы, но две пары сильных рук его удержали. Куда-то быстро потащили, посадили на жопу, стали легонько шлепать по щекам. Голос мужской: «Ду ю спик инглиш? Дойч? Франсе? Чайна?»
– Русский, – ответил, еще ничего не видя вокруг.
– Рус? – прозвучало с удивлением и куда-то в сторону. – Эй, рашн, кам хир!
Через некоторое время другой голос, говорит по-русски чисто:
– Ну ты как, братан?
Скорее от неожиданности он сразу прозрел. Мужик, вполне русская морда, румян и чуть конопат. Только бровей нет, и на весь лоб – красный шрам, вроде как от ожога. И тоже в льняной рубахе до колен, подпоясанной веревкой, только сверху куртка-безрукавка из чьего-то меха. Что вокруг? Вокруг тепло, светло и лес. Дуб тот же, или похож, но еще с пожелтевшими листьями. Свечение в кроне тоже есть, но слабое. Под дубом давешний горец, он снова начинает рычать проклятия, пытается встать на ноги, зубами старается развязать узел на веревке. Стоящая рядом фигура в плаще совершенно этому не препятствует, видимо, опасности не видит.
А мужичок тем временем растирает ему виски и быстро говорит:
–Слушай внимательно. В глаза им не смотри – они этого очень не любят. Будут бить, кричи громче, они это любят. Если прикажут, немедленно исполняй, не важно что, но, чтобы быстро. Они считают нас тупицами со слабыми способностями к обучению, но покорность и исполнительность им нравится. Что еще? Не высовывайся, тогда выживешь. Может быть. Если понял, кивни. Сколько пальцев? Правильно. Отлично, в памяти. О, кажется, начинается.
– Что?
– Учеба, смотри. На это смотреть можно.
Смотреть следовало на горца, тот поднялся на ноги и даже освободил от пут руки, теперь стоит в одном тапке с оскаленными зубами, тяжело дышит, словно ищет, на кого кинуться. Мощные мышцы бугрятся под смуглой кожей. Мужичок встретился с ним взглядом и сразу вжал голову в плечи. Но горцу эта жертва явно неинтересна. Свечение в кроне дуба исчезает вовсе, сверху медленно спускается высокая фигура в черном плаще с капюшоном. Вот так, буквально, по воздуху. Ноги фигуры еще не коснулись земли, а горец уже бросился в атаку. Высокий сделал едва заметное движение пальцами, и горца подняло в воздух, еще движение, и его ударило о дуб. Сильно так ударило, с оттяжкой, потом еще раз и откинуло в сторону. Горец снова заскрипел зубами и стал подниматься.
– Во, смотри, ща рубилово начнется, – пообещал мужичок и не обманул. Теперь за дело взялся тот, что пониже. Но этот не применял никакой магии, он просто бил. Там, в мире, где был телевизор, частенько и бокс показывали, и бои без правил, и прочие единоборства. Но сейчас это был не бой, а просто избиение, низкий бил горца руками и ногами, кулаком и открытой ладонью, локтем и коленом. Бил точно и выверено, в голову и в корпус, по печени и в пах, специально выбирая болевые точки. Лицо горца распухло, несколько ран кровоточили. Единственное, что удавалось ему иногда, это встать на карачки, чтобы тут же от мощного удара снова упасть на землю. Видимо, низкому эти игры быстро надоели, он мощным ударом в очередной раз свалил горца на спину и поставил ему ногу на волосатую грудь. Но горец и тут не сдался, вдруг рванулся головой и вцепился в ногу низкого крепкими зубами.
Тут высокий громко рассмеялся, так, что накидка слетела с его головы. Это была женщина! Очень высокая, с бледным лицом. Она даже несколько раз хлопнула в ладоши, наблюдая, как горец из последних сил пытается встать и накинутся на низкого. Но тот отошел на два шага, потер укушенную икру, достал с пояса какие-то ремешки и снова повернулся к горцу. Раз, и горец взнуздан, как лошадь, на горле у него кожаный ошейник, во рту что-то вроде удила, два, и руки его заломлены за спину и крепко связаны, три – низкий тащит горца за узду к таким же связанным людям, стоящим на коленях. Таковых двенадцать, полная дюжина. И что, со всей этой дюжиной управляется один боец, да еще… баба?! Действительно, низкий бросил горца на колени, привязал его узду к ошейнику впередистоящего и повернулся к высокой женщине. Поклонился и скинул накидку с головы. Девушка. Юная, вполне миловидная, с серебряным обручем на голове. В центре обруча голубой камень. И глаза нереально голубые.
– Блин! Я же говорил, не пялься, – двинул его в бок мужичок. Поздно, миловидная девушка быстро шла к ним, поднимая на ходу плеть. Щеку обожгло, второй удар – по согнутой спине. Вовремя вспомнил совет и закричал. Третьего удара не последовало. Но головы поднимать не торопился, так и сидел.
– Все, пошли, – тронул за плечо мужичок. Осторожно поднял голову. Караван собран и готов выдвигаться, впереди женщина на высоком белом коне с рогом во лбу, за нею выстроилась цепочка связанных, которую замыкал избитый горец, за ними юная всадница на коренастой, мохноногой лошадке. На боку у всадницы широкий меч. Еще одна лошадка тянет повозку с мешками, вожжи держит худой юный отрок с ненормально острыми ушными раковинами. За повозкой гурьбой выстроились люди без пут, тоже около дюжины, полуголые или в одних рубахах. Видно, мастера. К ним мужичок и повел, поставил в колонну и сам встал.
– Вам еще повезло, – сообщил мужичок, когда колонна начала движение. – Нам пришлось еще и серебро на себе переть, а его под центнер было.
–Погоди, какое серебро? А, серебро…дань, так ты тоже… пожизненник? Забрали по квоте?
– Нет, я здесь скорее по своей воле.
– По своей? Ты что, дурак?
– Ну, как выяснилось, да, – пожал плечами мужичок.
– А они эльфы? – спросил тихонько, опасливо кивнув в сторону всадницы.
– Если бы, – вздохнул мужичок. – Таежные ведьмы. Хотя по сути тоже эльфы.
-- Послушай, а мы вообще, где?
-- Где, где, в тайге.
-- Нет, это понятно. А вообще, как это все называется?
-- Для нас – Запределье. Для них – Средиземье. Тут у них типа один главный материк, вот вокруг него все и крутится. Мы -- на самом севере, в мерзлоте, у таежных ведьм. Южнее есть королевства вполне себе человеческие. Типа нашего средневековья: в замках живут, ведьм жгут, говно из окон на улицу выливают, рыцари в латах. Говорят, есть еще эльфийские земли, что-то вроде Большого леса, но сам не видел, может и врут. Гномы еще есть. Натуральные! Они вроде как ведьмам служат, но не рабы. Смешные, сами маленькие, ручки маленькие, а бороды – по пояс. Когда ругаются, со смеху сдохнуть можно, а уж когда дерутся… К гномам попасть – вилы, сразу кайло в руки, и в шахту. Прикуют цепью к стене в шурфе и будешь кайлом махать до самой смерти. Под ноги смотри!
Под ногами был мох и корни, а вокруг…
– Лиственницы, – подсказал мужичок. – После портальной дубравы одни лиственницы на многие километры – тайга! Зато голубики много.
Сосен вокруг не было. Ни одной. Что ж, за неимением сосны…
На привале, не особо таясь, Руслан оторвал белую ленточку от своего чепца и привязал к стволу старой лиственницы. И поклонился дереву низко. И тут же поймал на себе цепкий взгляд юной девицы.
***
– Тебя как зовут? – спросил он запоздало, когда преодолели очередной подъем, подталкивая повозку с тяжелыми мешками.
– Лоб. Можно Горелый Лоб, можно просто Горелый.
– Нет, по-настоящему.
– Знать бы, – хмыкнул мужичок. – Может Вася, может Мыкола, может еще как. Но, кажется, я с Украины. Почему-то учебник «Ридна мова» за первый класс ночами снится, и первое время только на мове и болтал. Потом русский вспомнил. Тут с памятью у всех вообще плохо. Но когда через портал перекинуло, здоровенный ожог на лбу оказался. Видно, козырек на шапке из пластика был, вот в портале в лоб и вплавился. Хорошо хоть труселя сатиновые были. Из-за ожога так и прозвали – Обожженный Лоб, Горелый лоб, или просто Лоб. Так и зови. С ожогом вообще-то все плохо было, воспалилось все, типа заражение началось. Но тут свезло. Был тут лекарь один, седой такой дядька. Русскоязычный. Вот он нас всех в остроге лечил. Нет, не раб, он вроде как ведьмам служил и в острог сам вызвался. Сам травы-коренья собирал, сам в ступке толок, лекарства сочинял. Мне пару раз лоб помазал – заживать стало. А дал попить какой-то бурды, вспоминать что-то начал. А ты что, все прошлое помнишь? И имя свое?
– Да, пожалуй, что все, – признался он и решил представился: – Рус, рос… му...
– Ну-ну, – подбодрил мужичок.
Имени своего он не помнил. Определенно не помнил! И фамилии тоже. Что-то на Му, но связано с птицей. Птица на Му? Нет, Му – это корова, а он… Лицо женщины, как в тумане. Самая родная женщина и любимая. Мама! «Рустик ты мой». Его зовут Рустик? Что за имя? Нет, он – Руслан, это точно. Он сидит за партой в первом классе и старательно выводит на обложке тетрадки «Руслан». А как же фамилия? Вспомнил птицу! Синица! Его фамилия – Синицын! Представился не без гордости.
Лоб нисколько такому открытию не обрадовался, только скривился:
–Сказал? Теперь забудь. Это все тут под запретом. Услышат – запросто мозги обнулят, как правильно гадить присесть забудешь. Они могут! Надо что-то попроще придумать типа кликухи. Вон, у тебя чулок сполз, будешь Чулком. И запоминается, и нейтрально. Нет, скажешь про чулок, посмотрят на твои чулки, отнимут. Тут это в цене, а у тебя они новые, даже без дыр. Лучше чулки на привале снимешь, я спрячу, потом обменяем.А зваться будешь… Синицей, во! Синица – подойдет. Теперь слушай, завтра к вечеру, если повезет, до острога доберемся, там по крайней мере тепло и кормят. В остроге держись меня. Обувку, рубаху отнимать будут, не отдавай. Наедут – бей сразу в чухальник и бейся до последнего. Тут любят на испуг брать, не поставишь себя сразу – заклюют. В случае чего – подсоблю. Ремесло какое знаешь? Фигасе! И стекло дуть тоже? Где же ты этому всему наблатыкался? А я, прикинь, сисадмином был. Точно помню! Вот дай любой офис, запросто сеть налажу. А больше ни хрена не умею. Или не помню. Разве что дрова пилить-колоть. Кажись, еще водить умел, помеха справа, уступи дорогу, то, се… А кому это здесь нужно? Что ты там про пожизненников говорил? Убил кого? Терроризм?! Ну ты, брат даешь!
Лоб вдруг замолчал. Юная всадница повернулась в седле посмотреть на особо разговорчивых и потянулась за плетью.
***
Очередной привал. Синица не без труда стягивает опорки и смотрит на свои ноги. Большой палец натер на левой ноге – портянка сбилась. Тут уж пенять не на кого, сам опорки делал, сам портянку наматывал -- терпи. Лоб покачал головой, идти еще долго, начнешь хромать – беду накличешь. Достает из-за пазухи сверток, выбирает какую-то маленькую лепешку, разжевывает, прикладывает к кровоточащей ране. Говорит, что в остроге обувку придется поменять. Учит, как правильно наматывать портянку. Боль в пальце утихает.
Привал по всему затягивается. Сначала подрались воины. Вот так натурально подрались со связанными за спиной руками. Бузу затеял тот самый полевой командир, которого перекинули вместе с Синицей, заметил широкоплечего парня в тельняшке и что-то ему прямо в ухо прорычал. Да еще в рожу плюнул. Тот в ответ бритым лбом ему прямо в нос, да так, что аж хрустнуло. Через мгновение они уже катались по жухлой траве, стараясь загрызть друг друга зубами.
Та, которая Яна, двинулась было к ним с плеткой, но высокая что-то скомандовала, видимо, запретила вмешиваться, и с интересом наблюдала за дракой. Дала знак только когда десантник откусил абреку половину уха. Видимо, порча живого товара в ее планы не входила. Не задалось и с обедом. Двое рабов, посланных на охоту, вернулись с пустыми руками. Жалко оправдываются, заверяют, что дичи в округе нет. Яна сердится, бьет обоих плеткой прямо по мордам. Сама вспрыгивает на лошадь, скачет в тайгу.
-- Со жрачкой здесь хреново, -- продолжал просвещать Лоб. – Тайга ведь, холодно, ни хрена не растет. Гномы обозы с зерном с юга гоняют, пшено больше частью и овес. Пшеничка – только для ведьм. Они с нее такие булки пекут, вкусные очень. С мясом – лучше, кабанина, оленина, косули. Рыбалка тоже офигенная, особо зимняя – когда рыба горит. Меня брали разок. Они полыньи пробивают, рыба чуть ли не сама на лед выпрыгивает. Ягод летом до хрена, клюква…
-- Слушай, а вот те двое, что на охоту ходили, -- кивнул Руслан в сторону неудачливых охотников, собиравших теперь сушняк для костра. – У них ведь и луки были, и ножи. Чего не сбежали?
-- Куда? – Лоб посмотрел на него удивленно. Тайга ж! Тут нет ничего кроме тайги, понимаешь? Ну там, где сопки, там еще как-то можно, кедровник найдешь, гнездовья, у гномов можно кой че подтибрить, если не поймают. А тут вокруг марь сплошная, считай – болото. Тут выжить невозможно! Опять же волки, или, не дай бог – шмурх. Смотри, возвращается вроде.
И верно, к стоянке медленно подъезжала Яна. Не одна, с добычей – молодой косулей.
-- Шашлык будет, -- радостным шепотом сообщил Лоб.
***
– А куда мы идем? – спросил новопоименный Синица через довольно протяженный промежуток времени. После сытного обеда из жирной шурпы говорить долго не хотелось.
– В острог, я ж говорил, -- так же лениво ответил Лоб.
– Это что, тюрьма?
– Да нет. Хотя… да, типа пересылки. Временное содержание.
– А дальше?
– Известно куда. На базар. Либо на северный, к рудникам, либо на южный – в Факторию. Продавать нас будут оптом и в розницу. Мы тут, зема, рыбы. Бесправные и бессловесные. Но не все так плохо. Смотри, тут расклад такой. Я здесь вроде как бывалый, полгода уже, опять же – почти доброволец. За то ценят, мать их, доверяют, вот толмачом за новыми рабами идти доверили. На базар пока не посылали, из-за ожога, наверное, заразы боятся. Но я зело побаиваюсь рудников. Тебе-то с таким набором профессий рудник не светит, покупатель быстро найдется. Считай – повезло. Но вот про ювелира пока не особо афишируй. Есть такое слово «афишируй», или я его сейчас придумал? Ювелиров гномы без разбора берут, с ценой не считаются. Но пахать заставят днем и ночью, опять же под землю загонят. Про стекло и зеркала пока тоже помолчи. Таких ведьмы себе оставляют, а у них – не сахар. А нам бы, брат, лучше к людям, куда-нибудь к Леслоту поближе. Это такое королевство от нас к югу, суровые там мужики, сплошь в броне, бароны. У баронов в рабстве тоже не курорт, зато все-таки люди! Так что назовись лучше сапожником. Хорошего сапожника купцы с Леслота запросто могут купить. А эльфы сапог кожаных не носят, они их выращивают как-то хитро. В общем, суют ногу в какую-то тыкву, сидят так час, потом вынимают – сапог на ноге. Без каблука, правда, но очень прочный. На ощупь гладкий как кожа крокодила. Крокодил – есть такое слово, или я сейчас придумал?
– Есть крокодил, не беспокойся. Та, которая госпожа, взяла меня, как ювелира, – пояснил Синица. – У нее сейчас мои перстни на пальцах.
– Перстни, говоришь? Ну, госпожа Эда Пихта может тебя и себе оставить. Важная у них птица, всем ведьмам ведьма. Видал, как она этого, волосатого одним пальцем. Та, что помоложе – ее воспитанница Яра. Лютая девка, и нашего брата не выносит. Ее мать вроде беглые острожники того, на хор пустили, а потом прибили. Так что лучше Яре на глаза лишний раз не попадайся. Только это… ювелирам вроде помощники положены? Придут тебя покупать, скажешь, что берешь меня помощником. Я не подкачаю. Блин! Стоять!
Синица замер с поднятой для шага ногой.
-- Не видишь, куда идешь?! – прошипел Горелый Лоб.
Синица опустил голову, посмотрел. Тропу пересекает канава, на ее дне что-то шевелится. Пригляделся, осторожно попятился. Пот холодный по всему телу. В канаве – клубок змей. Гадюки. Отвратительно извиваются.