Эти непонятные корейцы

Вступление

Когда в 80-е годы я училась на восточном факультете ДВГУ, моя специальность, корееведение, популярностью не пользовалась. В практической жизни от нее было мало толку. Южная Корея, о которой ходили смутно-заманчивые слухи («диктатура, но о-о-оченъ крутая»), была недосягаема, как Луна, ибо с ней СССР не связывали дипломатические отношения. Северная Корея была доступна не намного больше. Пхеньян с начала 60-х жил в свете идей чучхе, то есть «опирался на собственные силы». Свидетелей этого интимного процесса он иметь не желал, а посему дипломатические отношения СССР с этой страной были, так скажем, непростыми. Да и наши люди туда не особо стремились. В массовом советском сознании Северная Корея ассоциировалась в основном с соевым соусом (на мой вкус, довольно неплохим) да журналом «Корея», полным фотографий Ким Ир Сена на фоне новеньких тракторов, причесанных на пробор куриц-несушек и радостных негров с чучхейскими трудами в руках. Советский обыватель читал журнал не без удовольствия — всегда приятно осознавать, что кто-то живет еще хуже тебя.

При всей практической бесполезности Кореи, однако, существовали в СССР люди, которые ее искренне и горячо любили. Любили вопреки трагикомическому культу, вопреки кризисам и диктатурам. Это были ученые-корееведы. Путь в Корею им, как и другим категориям советских граждан, был закрыт. Но всеми возможными способами наши корееведы добывали информацию о Пхеньяне и Сеуле и — изучали Корею. Изучали современную экономику и древнюю культуру, этнографию и историю, литературу и язык, писали книги и словари. И воспитывали нас, учеников, в уважении к корейцам и корейской культуре.

Ушел в небытие «великий вождь», грянула перестройка, и Пхеньян под руководством наследника Ким Ир Сена, его сына Ким Чен Ира окончательно закрыл свои двери для окружающего мира.

Сейчас об этой стране достоверной информации еще меньше, чем раньше. Практически единственное, чем располагает сейчас международная общественность, — это свидетельства северокорейских перебежчиков. Увы, радостного они сообщают мало.

Зато Южная Корея открылась для россиян. И о ней стало известно много интересного. Оказалось, что «кровавая диктатура Пак Чон Хи», которой пугали советских граждан на политинформациях в 60-х годах, была весьма неоднозначным явлением.

Прежде всего, пресловутых «морей крови» южнокорейский диктатор не лил. Но и поклонником демократии в западном понимании не был. Западные ученые не пришли к единому мнению о том, как назвать политико-экономическую систему, господствовавшую до недавнего времени в Южной Корее. Ее называют и «государственным корпоратизмом», и «бюрократически-авторитарным режимом», и «рыночно-ориентированным авторитаризмом», и «бюрократическим капитализмом». Суть ее состояла в том, что генерал Пак Чон Хи, захватив в 1961 году власть в Южной Корее в результате военного переворота, сделал упор на развитие экспортно-ориентированной экономики через создание крупных многопрофильных корпораций, максимально защищенных государством от конкуренции. При этом Южной Корее пришлось пройти через период ущемления некоторых прав и свобод, таких, как запрет левых организаций, запрет на профсоюзную деятельность, на демонстрации, замораживание заработной платы и т. д. Все это накладывалось на политику категорического антикоммунизма, доходящую порой до анекдота. Например, довольно долгое время власти запрещали корейцам слушать музыку Чайковского. По логике: если русский, значит, красный. Южнокорейские дети в 60-е годы были всерьез уверены, что северные корейцы, «пальгэни» («красные»), — это вообще не люди, а черти-людоеды с красными рожами. А чего удивляться — стоит почитать учебники тех лет. Было дело, было. Но все-таки камни в покойного Пак Чон Хи бросают сегодня в Корее только молодые и горячие. История судит по результатам, а то, что получилось в результате правления Пака, впечатляет. Из нищей крестьянской страны, какой была Южная Корея в 60-е годы, к 80-м годам она превратилась в серьезного конкурента Японии, в экономически развитое государство, вкладывающее огромные средства в развитие науки, культуры, новых технологий.

Для большинства россиян открывшееся «экономическое чудо» Южной Кореи было неожиданностью. Однако студенты-кореисты слышали о нем на университетских лекциях еще в 80-е годы.

Разрушая стереотипы советской пропаганды, преподаватели старались рассказывать нам правду о Южной Корее, не приукрашивая при этом истинную природу нашего «союзника» Ким Ир Сена, культ личности, нищету и террор, в которых живет народ Северной Кореи. Они стремились дать нам честные и максимально объективные знания о стране.

Сегодня Республикой Корея восхищаются, у нее учатся, с ней стремятся сотрудничать. Быть специалистом по Корее стало престижно и доходно. Бывшие советские студенты-кореисты побывали на Юге не по одному разу, кто-то устроился там всерьез и надолго. Изучение Кореи перешло на новый этап. Сегодняшнее поколение корееведов лучше своих учителей знает разговорный язык, лучше знакомо с современными реалиями Сеула.

Молодым повезло. Прокладывать путь через тернии им больше не надо — к их услугам комфортабельные хайвеи Знания.

И все-таки не будем забывать о первопроходцах отечественного корееведения. О тех, кто писал первые учебники истории и языка страны, делал скрупулезные переводы старинных романов, выискивал в японских и американских источниках статистические материалы о Южной и Северной Корее, создавал словари — как доказало время, весьма достойные. Первопроходцы сделали свое дело — заложили ту базу, без которой наши современные знания о Корее были бы гораздо менее глубокими. Сейчас наши учителя постарели, кто-то уже ушел из жизни. Мне хочется, чтобы имена этих людей не забывались. Вот почему свою книгу о Южной Корее я хотела бы посвятить старшему поколению корееведов. Это, прежде всего, Пак М. Н., Концевич Л. Р., Мазур Ю. Н., Иванова В. И., Никольский Л. Б., Никитина М. И., Ионова Ю. В., Троцевич А. Ф., Джарылгасинова Р. Ш., Рачков Г. Е., Ванин Ю. В. и другие ученые, по чьим работам училось мое поколение студентов-кореистов. С благодарностью вспоминаю я и своих преподавателей из Дальневосточного государственного университета — Серова В. М., Каплан Т. Ю., Галкину Л. В., Верхоляка В. В. Спасибо им.

Особую благодарность мне хотелось бы выразить Льву Рафаиловичу Концевичу — замечательному специалисту и прекрасному человеку, ветерану корееведения, чьи добрые советы и личное участие помогли мне в написании книги. Большое спасибо ему.

В Сеуле, городе своей студенческой мечты, я прожила практически безвыездно с августа 1995 до апреля 2000 года. Училась сначала на лингвистических курсах в Сеульском университете, а затем в аспирантуре университета Ёнсе, преподавала русский язык в корейских университетах и фирмах, переводила и делала передачи для радиостанций KBS и SBS, участвовала в съемках рекламных роликов, занималась переводами книг, писала статьи для корейской прессы. С 1997 года, помимо всего прочего, стала работать в русскоязычной газете, издающейся в Сеуле, — «Сеульский вестник»». С 1998 по 2000 год работала в этой газете в качестве главного редактора.

Вместе со мной в Сеуле постоянно находилась дочка Маша.

Она приехала в страну в четырехлетнем возрасте, пошла там в детский садик и школу. Благодаря Маше у меня появилась возможность ближе познакомиться с корейским миром детства, с миром корейских мам-домохозяек, с миром корейской семьи.

Сквозь призму всего этого разнообразного профессионального и житейского опыта я и познавала Корею. Корею, которая постепенно стала моей. Точней, нашей с дочкой. Сейчас мы с ней живем в Австралии — стране благополучной, прекрасной, почти как рай на земле. Но Корею и корейцев любим по-прежнему. Более того — близкое знакомство с западной культурой добавило в наш и прежде любимый образ этого народа новые оттенки.

Если коротко — что это за страна такая, Южная Корея? за народ там живет? Начну, наверное, с впечатлений Maim

Когда в 1996 году моя дочка отправилась ко мне в Сеул, то вслед понесся хор озабоченных голосов родственников и друзей:

«Четырехлетнего ребенка — в Азию? Да ты с ума сошла! Что она там будет есть? И спать — на полу, что ли? С кем она там будет общаться?» Более интеллектуальные цитировали Кипплинга и толковали о непреходящих различиях азиатского и европейского менталитета. В общем, всем нашим русским знакомым Корея представлялась далекой, дикой и враждебной окраиной мира, куда нога белого человека если и ступала, то по чистой случайности, и тут же поскорей старалась убраться обратно. Когда я пыталась объяснить, что в Корее не просто можно жить, но что там живется здорово, мне долго не верили, обвиняя в профессиональной предвзятости.

Детские ощущения — самые верные. Как чувствовала себя в Сеуле маленькая Маша? Однажды я спросила ее, где ей больше нравится жить — в России или Корее? Пятилетняя дочь ответила: «Россия — это моя мама. А Корея — это как тетя, понимаешь?». Сравнивая обе страны, дочка сначала справедливо отмечает достоинства России — речку на даче, бабушкины пироги, собаку Жульку. А про Корею говорит: «Там вещи красивые, в ресторанах вкусно кормят. На улицах всегда весело. И люди добрые. Везде подарки дарят и дарят».

И действительно, к этой особенности корейцев мы так и не смогли привыкнуть — удивлялись каждый раз. «Тетя Корея» ей постоянно что-то дарила. Соки, фрукты и шоколадки, игрушки и книжки. Дарили мои коллеги, сокурсники и студенты, незнакомые люди на улицах и в метро, хозяева ресторанчиков, магазинов и кафе…

«Знаешь, мама, какая самая лучшая в мире авиакомпания?

Korea Airline! Я, когда вырасту, буду летать только на ее самолетах!» Еще бы. Тот королевский прием, который был оказан ей во время полета, Маша не может забыть до сих пор. Мы летели зимой, когда пассажиров было мало, и дочка, будучи единственным ребенком на борту, тут же оказалась в центре всеобщего внимания. Ее закружили в объятиях хорошенькие девушки-стюардессы.

Надарили кучу блокнотиков, карандашиков и сумочек. Ее провели по всему кораблю и показали, где сидят летчики и где заваривают кофе. В ее честь приготовили торт (!) и задули на нем свечку. Нет, Маша, поднаторевшая в международных перелетах, знает твердо: Korea Airline — лучшая в мире авиакомпания.

Этот торт заинтриговал и меня. Торт в самолете — почти как рояль под кустом. Откуда? Стюардессы объяснили, что торты на корейских авиалиниях действительно иногда подают — в честь пассажиров, которые оказываются на борту в день своего рождения. Маша именинницей в тот день не была, но для нее сделали исключение.

Чему тут удивляться? Весь «корейский период» своей жизни Маша была исключением. Этаким голубоглазым эксклюзивом.

Меня порой это даже пугало — не зазнается ли мой ребенок? Не привьется ли в ней расистский комплекс превосходства «белокурой бестии»? Почести и всеобщие восторги и взрослого-то, закаленного человека могут испортить. Но этого, слава Богу, не произошло. Маша ведь, со своей стороны, тоже составляла мнение об окружающем мире. И мнение это было вполне положительным. Недаром своим барби она перекрашивала глаза в черный цвет. Сейчас моя дочка пропагандирует Корею среди австралийских школьников. «Какая у тебя красивая кофточка, Маша!

Где тебе ее купили?» — «В Корее, конечно. Там, знаешь, какие вещи умеют делать!»

Вообще-то в Корее любой малыш — эксклюзивный. Корейцы обожают маленьких детей — как своих, так и чужих. Хотя многие корейские способы выражения симпатии к ребенку для меня, как и для других иностранных родителей, были непривычны. В парках, кинотеатрах, метро и автобусах Кореи к лицу Маши тянулся десяток рук — похлопать по щечке, а зачастую — по двум одновременно (рук, естественно, заблаговременно никто не мыл).

Все мои устные протесты и пламенные воззвания на эту гигиеническую тему, даже выступления в печати (опубликовала специально статью в корейском журнале «Сэмтхо») успеха не имели. Корейцы искренне удивлялись: «А что я такого сделал(а)? Я же говорю — красивая у вас девочка!» Моя дочка на первых порах входила в автобус, загораживая лицо локтями. Затем выучила фразу по-корейски: «Не трогайте меня за лицо!» Помогало, но не всегда. Иногда вызывало взрыв умиления: «Умница какая! Она и по-корейски может!» — и новые ласки.

Особое внимание уделяли Маше вахтеры в нашем общежитии для иностранцев, где дочка была практически единственным ребенком, да к тому же таким экзотическим — беловолосым, голубоглазым. Выпустить ее гулять перед обедом на улицу было невозможно — кто-нибудь обязательно совал ей или мороженое, или шоколадку. Когда однажды Машина любимая игрушка упала за батарею в коридоре и рукой ее было никак не достать, вокруг злосчастной батареи сгрудились все солидные аджосси{1 Аджосси – кор. «дядюшка». Обращение к женатому мужчине средних лет} общежития: одни утешали моего ревущего ребенка, другие тащили палки и швабры и совещались, как лучше достать упавшего ВинниПуха. Через полчаса совместных усилий игрушка была вручена счастливой хозяйке. И еще вспоминаю, как однажды зимой в Сеуле выпал снег — событие нечастое, огорчительное для водителей, но радостное для ребятни. Дочка, истосковавшаяся по родной стихии, с восторгом выбежала на улицу — и куда-то пропала. Я заволновалась и пошла ее искать. Нашла в комнате вахтера — самого сурового и неразговорчивого из всех. Маша послушно ела грушу и смотрела мультики по телевизору, а ее сапожки сушились у обогревателя. Вахтер смотрел на меня с глубоким осуждением, как на мать-кукушку. «Он не дал мне побегать по двору, — пожаловалась Маша. — Увидел, что я в снегу валяюсь, и к себе загнал — греться».

Таких милых историй у нас с ней много набралось за пять лет. Все эти аджосси, и шустрая подружка Стефани Ли, научившая Машу, а через нее и меня, детским корейским обзывалкам (ну, в каком словаре я нашла бы, например, как по-корейски будет «Ты, несчастная козюлька!») и игре в «кави-пави-бо»{2 «Кави-пави-бо» — корейская детская игра.}. И одноклассник Эрик — полукореец-полуамериканец со смешной беззубой улыбкой, вручивший как-то Маше заколку с надписью «I love you».

И дворцовый комплекс Чангёнкун, куда мы ходили по воскресеньям кормить карпов. И традиционные китайские статуи львов в университете Енсе, знакомые до последней щербинки, излазанные вдоль и поперек за четыре года. И народные танцы под музыку «нонъак»{3 Нонъак — доел, «крестьянская музыка». Народный жанр, представляющий собой танцы под национальные ударные инструменты. Один из самых ярких эпизодов — скачущие по кругу танцоры, в такт музыке крутящие головами и описывающие сложные фигуры длинными лентами, прицепленными к шапкам.} по выходным на Инсадоне{4 Инсадон — старинный ремесленный квартал Сеула, сейчас — аналог нынешнего российского Арбата. Там продаются старинные и современные изделия корейских ремесленников, редкие книги, кисти и бумага для занятий каллиграфией и т. д. По выходным часто проводятся фестивали народной музыки и танца.}, после которых Маша по полдня крутила кисточкой на шапочке, подражая танцорам.

И смуглые подростки в необъятных штанах, отплясывающие рэп на Тэханно{5 Тэханно – студенческая, молодежная улица в Сеуле. Подростки собираются там и пляшут современные танцы, собирая вокруг импровизированной сцены зрителей, среди которых бывают люди самых разных возрастов.} (мы уже знали их в лицо и были горячими поклонницами самого тощего и прыгучего). И улыбчивая аджумма{6 Аджумма — кор. «тетушка». Обращение к замужней женщине средних лет.} из соседней кондитерской, то и дело подсовывавшая дочке только что вынутую из печки сладкую булочку с приговором «Собисы!»{7 Искаженное английское service. Частое выражение в Корее. Употребляется для обозначения чего-то бесплатного, входящего в услуги заведения. В данном случае булочка в услуги, конечно, не входит.}.

И полная добродушная тетушка из ресторанчика «Кхоккири» («Слоненок»), у которой Маша всегда сама заказывала любимый набор блюд — манты, рис и бульон с яйцом, а тетушка в ответ, расплывшись в улыбке, произносила одну и ту же фразу с явственным диалектом провинции Кенсандо: «Хорошо! Сейчас несу!» — и накладывала ей миску риса полной горкой. Весь этот пестрый калейдоскоп людей, вещей, событий составляет тот незабываемый образ доброй, ласковой «тети Кореи», который сложился у моей дочери в душе. Кореи как важной части внутреннего мира. Как важной части планеты, на которой она живет.

«Похвали ее ребенка — и она зарежет последнюю курицу», — гласит корейская пословица. Точнее не скажешь. Доброе, сердечное отношение корейцев к моей дочке не могло не тронуть меня и располагало к этому народу еще больше.

Конечно, были у нас и свои сложности с чужой культурой и менталитетом — о них я расскажу ниже. Привычных продуктов тоже не всегда хватало, хотя от голода мы с ней там не страдали. Но, несмотря на это, в Корее нам с Машей было хорошо. И я очень рада, что моя дочка с детства узнала, что люди и страны бывают разными и культуры — разными, но от этого люди не перестают быть людьми, а культуры — культурами. Этого простого знания, увы, так часто не хватает взрослым.

А чем Корея дорога мне, чем особенно привлекательна? Прежде всего мне нравится молодая, свежая энергия этой страны. Общий позитивный настрой людей, дух созидания, которым охвачена Корея. Очень симпатичны атмосфера порядочности и честности, культ неустанного труда, на совесть сделанной работы.

Радуют вежливость и доброжелательность корейцев, отсутствие в них агрессивности. Вызывает уважение кроткое и стоическое терпение, с которым этот народ всегда встречал выпадавшие на его долю испытания. Трогают преданность корейцев семейному очагу, любовь к детям, почитание стариков, верность в дружбе, отсутствие в корейском менталитете эгоизма. Я люблю Корею, потому что она маленькая и домашняя, и вдоль нее можно проехать за один день. Люблю ее узкие улочки с запахами жареных личинок шелкопряда и отвара женьшеня, люблю традиционные чайные и дорогие европейские рестораны, веселые рынки и лощеные супермаркеты, зеленые горы и рисовые поля. Мне в этой стране уютно, спокойно и легко.

Чем больше занимаюсь я Кореей, тем больше привлекательного нахожу и в ее культуре, и в народе. С каждым годом корейцы мне понятнее. Ведь, несмотря на очевидную разницу культурных традиций наших народов, у русских и корейцев много общего.

А меж тем я не раз убеждалась в том, что средний россиянин знает о Корее и корейцах примерно столько же, сколько о биологии кишечно-полостных. Вроде бы соседями по планете русские интересуются, не зациклены на себе, как те же американцы. И тем не менее Корея остается для большинства россиян землей чужой и незнакомой. Хотя дипломатические отношения между нашими странами установлены уже больше 10 лет назад, Корея нам ближе не стала. В массовом российском сознании она все еще выглядит как безликий поставщик телевизоров и детских колготок. О самой же стране известны в лучшем случае журналистские штампы: «молодой индустриальный тигр», «загадочная страна Востока». Часто ее вообще не воспринимают серьезно — так, что-то маленькое и узкоглазое, невнятно-азиатское… Непонятное что-то.

И даже среди россиян, которые живут в Корее и работают с корейцами бок о бок, есть немало таких, кто эту страну не понимает и не принимает. Живут годами, а ни друзей не приобрели, ни хороших знакомых. Держит их здесь только приличный заработок. По моим наблюдениям, такие люди делятся на две группы.

Первая — это те, кто понимать корейцев и не желает. Это радостно недовольные, с наслаждением брюзжащие. Те, кому ужасно приятно наконец-то почувствовать себя белыми и цивилизованными. В советское время эти же самые люди подобострастно прогибались перед поляками, прибалтами. В Корее новоявленные европеоиды находятся в состоянии непрерывной гордости. Гордятся храмом Василия Блаженного, собором Парижской Богоматери, американской демократией и русскими танками, 46-м размером ботинок, 5-м размером бюстгальтера, способностью выпить бутылку водки не закусывая… Все эти разнородные понятия они объединяют для себя в некую расплывчатую категорию «европейского менталитета», носителями которого себя считают — естественно, в противовес «дикой Азии», у которой все «не как у нормальных людей». О том, что подобный «менталитет», а проще говоря, расизм в Европе не в моде вот уже лет пятьдесят, не догадываются по причине тотального незнания европейских языков и культуры.

Понятно, что убеждать в чем-то этих заскорузлых личностей бесполезно. «Европеоиды» Корею не видят, потому что видеть не хотят — не хотят терять редкий шанс самоутвердиться и почувствовать себя первыми парнями на деревне. Играть в белых колонизаторов в пробковых шлемах они будут долго и с упоением. В Корее это безопасно — корейцы люди мягкие, неконфликтные, с дураками спорить не привыкли. Я же, глядя на этих «носителей европейской культуры», всегда втайне мечтаю об одном — чтобы оказались они как-нибудь в другой, менее толерантной части Азии. В каком-нибудь особо горном районе Афганистана, например. И попробовали бы продемонстрировать там свое «бремя белого человека».

Но есть и другая группа недовольных Кореей — люди нормальные и, в общем-то, без расистских замашек. Те, кто не понимает ее искренне. Те, кому трудно приспособиться к незнакомой стране при всем желании и старании. Почему в Корее этим людям трудно?

Мне кажется, основная причина — в их подсознательных евроцентристских ожиданиях, которые эта страна не оправдывает. В ошибочном представлении, что преуспевающий мир может опираться только на европейско-американские ценности. Ценности эти нам и близки, и понятны — мы сами воспитаны в той же культурной традиции. И, несмотря на все антизападные настроения последнего времени (чаще всего по принципу — «зелен виноград»), русский человек в глубине души уверен, что европейские ценности — единственно возможная основа прогрессивного общества. К национальному своеобразию он морально готов где-нибудь в Африке, но не в экономически развитой Корее.

А Южная Корея, несмотря на все свои сияющие небоскребы и потоки новеньких машин, — это не Европа и не Америка, и сталкиваться с разительными отличиями от всего, что с детства кажется нормой, здесь приходится на каждом шагу. Хотя к этой стране я отношусь с глубокой симпатией, мне она часто кажется другой планетой. Не все на этой планете безупречно, не все ее традиции россиянин может принять. Но никто и не требует от нас слагать панегирики всему, что увидим. Главное, что необходимо при встрече с чужой традицией и культурой, — не вставать в позу поучающей добродетели, не цепляться за детали, не кривиться от диссонансов, а внимательно вслушаться в хор незнакомой жизни. И тогда не укроется от нас ее красота и правда.

Все, что надо для этого, — это открытый ум и сердце, без которых Страна утренней свежести, как традиционно называли корейцы свою землю, останется для иностранца закрытой.

Как у любого иностранца в чужой стране, впечатления и соображения о местной жизни у меня накапливались постепенно. Я не вела специальных записей, только в письмах к родным сообщала разные забавные случаи. Но как-то на радиостанции KBS мне предложили самой сделать серию передач под названием

«Корейские пословицы». Мне показалось скучным просто зачитывать народные изречения в переводе на русский и разбирать их с лингвистических позиций, как это обычно делалось в русских сборниках корейских пословиц. Я решила знакомить слушателей с пословицами, привязывая их к событиям корейской истории и культуры, к любопытным чертам корейского менталитета. Судя по письмам радиослушателей, передачи понравились. Как-то раз один из присутствующих в студии корейцев заметил: «У вас интересно получается. Может, вам вообще начать писать книгу о Корее?»

Мой корейский опыт, наложенный на корееведческое образование, вскоре заинтересовал и других людей. В 1997 году в Корее появился «Сеульский вестник» (СВ) — русскоязычная газета в Сеуле, и я с самого начала стала сотрудничать с ней.

СВ отличается от обычных зарубежных русскоязычных изданий.

Те, как правило, только освещают жизнь русской общины в чужой стране и перепечатывают материалы из российских газет. Перед СВ стояла другая задача. В Корее практически нет русской эмиграции, а значит, нет и стабильной русской общины. Люди, которые приезжают в страну, работают в ней хотя и подолгу, но все-таки временно, чаще всего не зная ни культуры, ни языка Кореи. «Сеульский вестник» был создан для того, чтобы помочь им приспособиться к незнакомой среде. Я в этой газете постоянно вела две рубрики — «Восток — дело тонкое» и «Мы и они», в которых старалась подробно отвечать на наиболее частые вопросы россиян о Корее и анализировать непонятные ситуации, в которые попадают иностранцы.

Затем некоторые мои очерки о Корее стали появляться в российских изданиях — «Путешествие вокруг света», «Восточная коллекция», «Российские корейцы», в казахстанской «Коре ильбо» — и были выложены на некоторых интернетовских сайтах.

Сотрудничество с «Сеульским вестником» я продолжаю и сейчас, находясь в Австралии, — благо что современные средства связи позволяют не сильно отрываться от корейской жизни. На основе всех этих материалов написана книга, которую вы держите в руках. Я не ставила перед собой задачу последовательно описывать страну, ее историю, экономику или географию. Меня интересовали исключительно люди, «быт и нравы», как сказали бы в XIX веке.

Так что получился сборник разнокалиберных рассказов о наиболее интересных и необычных сторонах жизни современной Южной Кореи, о своеобразном менталитете южнокорейцев. В книге я попыталась объяснить корейские парадоксы, руководствуясь опытом, корееведческими знаниями и здравым смыслом.

Надеюсь, что моя книга поможет россиянам открыть для себя дальневосточного соседа и лучше понять психологию корейцев.