– Ну, посмотрим, – улыбается Горр, а у меня мороз по коже. – В последнем задании, кстати, будет future perfect continuous.
Я смотрю на него в замешательстве, и он снисходительно разжевывает, что именно нужно написать:
– Will have been learning…
Я заливаюсь краской, потому что его подсказки для меня унизительны. Затем он поднимается из-за парты, кладет свой тест на учительский стол и выходит.
С минуту я сижу в растрепанных чувствах. От разговора с Горром у меня осталось ужасное чувство. Я даже объяснить словами это не могу. Мне просто плохо. Я настолько подавлена, что нет сил дальше думать над тестом и сдаю его, как есть.
И тут заходит Олеся Владимировна. Смотрит внимательно на меня, как будто что-то ее смущает:
– Лена, с тобой все в порядке? Герман тебя не обижал?
– Нет.
И ведь правда – не обижал. Но он словно подвел меня к самому краю пропасти и отобрал опору. Может, это, конечно, просто мои фантазии.
Пока я собираю вещи в сумку, Олеся Владимировна взглядом пробегает по верхнему – моему – тесту.
– Лена, ты спешишь? У тебя тут несколько ошибок. На времена, в основном. Если никуда не торопишься, можем их разобрать. У меня как раз сейчас окно.
Я возвращаюсь на место и снова достаю из сумки тетрадь и ручку.
Стоит ли говорить, что Горр был абсолютно прав в своих подсказках? Только мне от этого почему-то еще хуже на душе становится.
Домой прихожу позже обычного. Поднимаюсь к Петьке, но его до сих пор нет. Конечно, он мог пойти куда угодно. Но я волнуюсь. Вдруг наши его опять подловили после школы и избили? Не похоже было, чтобы они угомонились.
Набираю его, но на звонок он не отвечает. Правда, спустя пять минут от него приходит сообщение:
«Не могу говорить. У тебя все в порядке?»
Отвечаю:
«У меня – да. А у тебя?»
«Все отлично».
Только на душе все равно неспокойно. Хотя, может, это все еще отголоски странного разговора с Горром. До вечера занимаю себя уроками и уборкой, но это беспокойство свербит, не смолкая.
Чернышов приходит домой затемно – мы с бабушкой уже спать легли. Я, правда, уснуть еще не успела.
Что странно, я не слышала, как он поднимался, хотя обычно Петька топает как слон, и ступени под ним стонут и скрепят на весь дом. А тут – ни скрипа, ни шороха. Зато теперь над головой отчетливо слышу его шаги. Слышу даже, как тетя Люда его о чем-то спрашивает, а он басит в ответ.
«Завтра спрошу, где он так долго был», – думаю я и с этой мыслью засыпаю.
Утром Петька заходит за мной в школу. И мне кажется, в нем что-то неуловимо изменилось. Потом понимаю – вчера он был сердитый, угрюмый и дерганый, а сегодня – источает радость. И болтает без остановки. А я слушаю вполуха. Всё думаю о словах Горра и гадаю: передать Петьке или нет. Я вообще-то сплетни и всё такое ужасно не люблю. А передавать чужие слова – дело неблагодарное и неблагородное. Так что иду помалкиваю.
– А ты знала, что у Горра, оказывается, есть свой ресторан? – вдруг врывается Петька своим вопросом в мои раздумья.
Фамилия Горр действует на меня как условный сигнал. Я сразу сосредотачиваюсь. И настроение у меня тоже сразу портится.
– Откуда мне знать?
– Прикинь, да? Я сам не знал. И не какая-нибудь там кафеха, а прям шикарный такой ресторан. Ну, то есть не его, конечно, а его бати, но, можно сказать, что и его тоже. Он там сам как хозяин… Когда хочет – заходит, кого хочет – приводит, что захочет – берет, и всё, естественно, бесплатно. И все там вокруг него на цыпочках: Герман Александрович… как мы рады вас видеть… что вам подать… – восторгается Петька. – Прикинь? Александрович!
– А ты откуда всё это знаешь? – спрашиваю его, и тут же замечаю, как Петька разительно меняется в лице. Довольная улыбка тотчас сползает, блеск в глазах гаснет, а взгляд становится бегающим.
А я чувствую, как вдоль позвоночника струится противный холодок. Неужели Горр его уже обработал? Так быстро?
– Ну… пацаны сказали, – сознается Петька сконфуженно.
– Какие пацаны? Наши? – удивляюсь я.
– Ну да.
– Когда?
– Да не помню уже, – Петька явно юлит.
– Вчера?
– Ну, вчера, – отводит он глаза.
– Петь, ты с ними вчера разговаривал? – не верю своим ушам. – Про ресторан Горра?
– Ну, не только про это…
– Они же тебя избили!
– Ой да какой там избили! – бубнит он. – Помахались немного. Чё такого?
– Они вчера весь день тебя оскорбляли! Петь, ты чего? Ты в самом деле после всего с ними общался?
Петька отворачивается.
– Петь? – я останавливаюсь и дергаю его за рукав.
Он тоже останавливается, резко разворачивается ко мне.
– Ну что? Что Петь? – сердится он. Желваками играет. – Ну, чего ты раздуваешь из мухи слона? Когда надо – я тебя поддержал. Чего ты еще от меня хочешь? Чтоб я все время под тебя… делал всё по-твоему? Да, мы с пацанами всё вчера перетерли. Порешали между собой. Нормально теперь всё. А ты как хотела? Чтобы нас всем классом гнобили до конца года? Чтоб меня из команды погнали, да? Накануне матча! Чтоб пацанам в падлу было за руку со мной здороваться? Чтоб мы были оплёванные, но гордые? Так ты хотела?
Петька почти кричит, так, что на нас оглядываются прохожие.
– Ну что ты на меня так смотришь? – произносит он уже тише.
– Идём в школу, – через силу говорю я. – А то на урок опоздаем.
И шагаю вперед, а у самой веки жжет от подступивших слез.
Петька вскоре догоняет меня.
– Лен, ну, прости. Ты обиделась, да? Лен, ну не обижайся… Я это… погорячился малость. Я не хотел. Просто на таком нервяке эти дни, вот и сорвался. Ну, прости. Я – дурак. Ну, хочешь я не буду больше с пацанами общаться? Вообще. Пошлю всех лесом и сам из команды уйду? Хочешь?
– Петь, это решать только тебе.
– Я серьезно. Если хочешь – пошлю их нафиг. Только не обижайся, а? – Петька заглядывает в глаза, и вид у него при этом виноватый и жалостный. Ну как на него злиться? Хотя я и не злилась. Это, скорее, легкое разочарование. Ведь для меня самой просто немыслимо общаться как ни в чем не бывало с теми, кто недавно пытался тебя унизить.
Когда подходим к школе, у ворот останавливается черный кадиллак, на котором привозят и увозят Германа. И Чернышов заметно прибавляет шаг, так, что я едва за ним успеваю.
– Ты куда так заторопился?
– Сама же сказала – на урок опаздываем, – бурчит он.
В школьном вестибюле – как всегда перед первым уроком – толчея. Но я сразу замечаю группку наших. Они тоже нас видят. Точнее, первым увидел Гаврилов, а потом, как по команде, оборачиваются все. А вот Петька почему-то делает вид, что не замечает их и быстро проскакивает в гардероб.
В спешке раздевается сам, хватает мою куртку и, расталкивая, других сдает нашу одежду гардеробщице. Я пробираюсь сквозь кучку галдящих семиклассников и иду к выходу, и в этот момент в дверях гардероба появляется Горр.
Я успеваю поймать его взгляд, пристальный и как будто горящий. Взгляд охотника, обнаружившего свою цель. Мне становится не по себе, даже внутри ёкает.
Я хочу обернуться, посмотреть, где там Петька застрял, и скорее сбежать от этого взгляда – как вдруг мне в спину ударяет что-то большое и очень тяжелое и буквально валит с ног. Сзади кто-то вопит, кричит, взрывается хохотом. А я, беззвучно охнув, лечу вперед, понимая, что сейчас растянусь на полу, под ногами у всех. Под ногами у Горра.
И тут меня кто-то ловит за предплечья… Не кто-то – Горр. Я уже стою, вернув равновесие, а он все еще меня держит. И смотрит прямо в глаза. Только совсем не так, как мгновение назад. Без этого своего насмешливого прищура. И при этом молчит. Хотя я тоже молчу, только дышу тяжело и часто от внезапно пережитого испуга. Потом он опускает взгляд на губы.
– Осторожнее, – наконец произносит он серьезно, отводит глаза и сам отходит в сторону.
Я оглядываюсь на Петьку. Он тут же подбегает ко мне, по пути отвесив подзатыльник кому-то из семиклашек. Поднимает с пола мою сумку, протягивает мне, и мы вместе выходим.
– Горр тебе что-нибудь сказал? – бубнит Петька. – А что он тебе сказал? Чего он вообще так долго тебя держал? Не, спасибо ему, что он тебя поймал, но чего так вцепился? Чуть ли не обнимался…
Только я все еще в каком-то оцепенении.
– Что это было? Кто меня толкнул?
– А-а, да это не тебя. Это придурки из седьмого класса подножку поставили толстому. А он на тебя повалился. Я тоже рванул к тебе, но Горр этот… Ну так он тебе что-то сказал?
– Идём уже, – говорю я, потихоньку приходя в себя.