Ларина быстро поднимается с колен Сорокиной и садится прямо. Еще быстрее достает зеркальце, оглядывает себя, поправляет волосы.
Михайловская щёлкает замком, и к нам действительно заходит Горр. Один. Остальные парни остаются в коридоре и, вытянув шеи, таращатся на нас у него из-за спины, пару секунд. Потом Михайловская, не обращая на них внимания, закрывает дверь.
Наша раздевалка по расположению такая же, как у парней. Заходишь – справа душевая, дальше – место, где, собственно, девчонки переодеваются в спортивную форму и обратно. Вдоль одной стены стоят скамейки, а вдоль противоположной, – узкие шкафчики, куда складывают вещи. Третью стену занимает широкое окно, стекло которого до середины закрашено белой краской – чтобы с улицы не подглядывали.
Горр, держа руки в карманах, проходит внутрь. Михайловская семенит следом. Девчонки тотчас замолкают и таращатся на него, как на ожившее божество.
Горр садится полубоком на подоконник, оглядывает помещение, потом останавливает взгляд на Михайловской.
– Ну что, – спрашивает, – как вам сегодняшнее представление?
– Да капец какой-то! – отвечают почти в унисон Ларина и Михайловская. – Кто это вообще такая была?
– Новая англичанка, – отвечает Горр. – И судя по всему, настроена она серьезно.
– То есть у Дэна будут проблемы?
Горр пожимает плечами:
– А это уже от нас зависит.
– Как? А мы при чем? Что мы-то можем? – галдят девчонки, но как только Горр приоткрывает рот – резко замолкают и слушают, затаив дыхание.
– Мы можем сказать, когда нас спросят – а нас, естественно, спросят – что всё это неправда. Что она… ошиблась. Что Дэн никогда Жучку и пальцем не трогал. Не оскорблял и всё такое. В общем, скажем всем классом, что новой англичанке показалось.
– О, здорово! Но сам Жучка… он же…
– Жучка ничего не скажет, – равнодушно и уверенно заявил Горр. – То есть он скажет то, что нужно. Что ничего не было.
Я вдруг представляю, как Горр «убеждает» Илью говорить «то, что нужно», и меня передергивает. Я отвожу взгляд, не в силах больше видеть его лицо, хоть и красивое, но такое отталкивающее этой своей бездушной циничной жестокостью. Ещё бы голос его не слышать, приятный бархатистый баритон с легкой хрипотцой, от которого все наши млеют, а у меня мороз по коже.
– О, круто! – восхищаются девчонки. – Это реально выход! Её слово против нашего. Как она докажет? Никак! К тому же, она – одна, а нас – много!
– С тобой, Герман, не пропадешь, – молвит Ларина и кокетливо ему улыбается.
Уж не знаю, как он реагирует на её очередной подкат – я на него не смотрю. Открываю учебник истории и пытаюсь читать параграф. Правда, безуспешно, потому что против воли все равно слушаю их разговор. Глупые восторги девчонок и односложные, снисходительные ответы Горра.
На меня не обращают внимания, и слава богу.
Потом, слышу, Горр снимается с подоконника:
– Ну что, девочки, идём?
Наши как дрессированные кошки тут же подскакивают со скамеек и тянутся к выходу, радостно щебеча. Горр идёт за всеми, самый последний. Как пастух за стадом. Вальяжно ступает, заложив руки в карманы дорогущих, идеально отглаженных брюк.
Не спеша, я убираю учебник в сумку и тоже встаю. Направляюсь к двери, глядя в спину Горра.
И вдруг, когда все девчонки одна за другой вышли, он останавливается, запирает дверь и поворачивается ко мне. Так неожиданно, что я по инерции делаю еще пару шагов и практически влепляюсь носом в его грудь. И тут же отшатываюсь, глядя на него в полной растерянности.
Отставив одну руку в сторону и уперев её в стену, Горр заграждает мне путь, чтобы я не могла обойти. Он стоит прямо передо мной. Так близко, что мне становится не по себе. И смотрит прямо в глаза. Потом с кривой полуулыбкой произносит, слегка растягивая гласные:
– Ну а теперь пообщаемся с тобой, Лена Третьякова…