Это мучительное пламя

Глава 20

– Дай мне время, – шепнула она, чувствуя, как подрагивают пальцы, пропускающие через кожу электрические заряды. – Ты знаешь, что дорог мне, но… сейчас… у меня просто нет сил… – Он поднял на неё свои большие глаза, и Эбби ощутила, как предательски резануло внутри. Слезы душили, но, сжав невидимые кулачки, она пыталась продолжать. – Я не говорю тебе «нет»… но и «да» сказать не могу… не сейчас… мне… больно, Грег… – её голос становился глуше; всхлипы обессилено срывались в рыдания, – …мне так больно… очень… очень больно…

– Тише-тише, – его руки стали мягко подтягивать её ближе, – иди ко мне.

Эбби поддалась и, положив голову ему на грудь, не сдержала внутри очередного всхлипа. Она закрыла глаза и вжалась в теплое тело, утыкаясь лицом в футболку, отдающую запахом полевых цветов.

– Я помогу тебе пройти через это, – шептал он, запуская пальцы в её волосы, – и дам столько времени, сколько будет необходимо. Я готов ждать. Но не проси меня уходить.

И она не попросила. Не попросила потому, что понимала, что он был нужен ей. Его забота и поддержка. Защита и преданность. С ним ей просто становилось легче жить. Проще дышать.

Она любила Грега. Но понимала, что эти чувства никогда не были и не будут даже на толику похожи на те, которые она испытывала к Нему – своему первому и единственному мужчине. Сейчас вместо безумства она ощущала спокойствие. Вместо полета – твердость под ногами. Вместо хаоса – почти идеальный порядок. Грег и Дарен. Противоположные стороны океана. Бушующий и безветренный. Разделенные длинной песчаной косой и находящиеся в постоянном противостоянии. Эбби стояла на самом краю островка, чувствуя, как сердце и разум рвутся от несогласия друг с другом. Ей было больно. Так, словно по всему телу тлели тяжелые раскаленные угли, потушить которые у неё не было сил. С каждым вздохом они разгорались всё сильнее, до хрипоты душили и до отчаянного крика выжигали кожу – безжалостно клеймили каждый участочек души.

Чем она заслужила подобную муку? За что расплачивается? В чем должна покаяться?…

Зажмурившись, Эбби закусила губу, ощущая, как пальцы непроизвольно стиснули край плотной ткани.

Грег был необходим ей. Действительно, необходим. Сейчас только ему было под силу притупить заостренное лезвие, без устали входившее в её до основания израненное сердце. Но смела ли она поступать с ним так бесчестно? Топтать его чувства к ней? Заставлять страдать? Этот мужчина не заслуживал такого отношения. Да и что она могла ему дать? Дружбу? Поддержку? Благодарность? Но только вот ему было нужно не только это. А она больше ничего не могла ему предложить. По крайней мере, сейчас.

Слушая его ровное сердцебиение, Эбби ощущала, как понемногу успокаивается. Дыхание выравнивалось, слезы высыхали, языки пламени обжигали всё меньше. Они не говорили, но это было и не за чем. Лишь молчание и слабый треск поленьев из камина нарушали образовавшуюся в доме тишину. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох… сознание медленно улетало, заставляя её проваливаться всё глубже – в совершенно другой мир, наполненный легкостью и солнечным светом, добротой и искренностью, любовью и волшебством.

Мир, в котором не было этой дикой, обезумевшей боли.

Мир, в котором не было Его.

Удар. Второй. Третий. Быстрее. Чаще. Снаряд отлетал, а затем возвращался, с силой прилетая в его измученное тело. Через три часа тренировок каждое движение начало отзываться невыносимой ломотой в ребрах, но Дарен терпел, потому что знал, что в противном случае просто не сумеет сдержать крика внутри. Ему нужно было ощущать физическую боль для того, чтобы не чувствовать душевную. Душевную. Какая ирония, правда? Ведь этой самой души-то как раз у него и нет. Может быть, что-то вместо неё и существует – какая-то нечеловеческая и невидимая субстанция, заполняющая зияющую пустоту – но она бесчувственная, холодная, черствая, не умеющая любить. Хотя он пытался. Видит Бог, пытался. Изо всех сил. Разбиваясь об асфальт. Переступая через себя. Борясь со своим внутренним Зверем. Пытался. Но не смог. Лишь вновь причинил боль той, которая значила для него больше собственной чертовой жизни. Причинил боль, а затем вновь потерял. Опять.

Он теряет постоянно. Всю свою жизнь. И, если быть одиноким – это его судьба, что ж, он примет её достойно, но понесет этот крест также в одиночку. И тогда больше никто и никогда не пострадает по его вине. Больше никто не погибнет.

Стиснув зубы, Дарен зарычал и совершил мощный удар по снаряду, заставляя плотный кожаный мешок, не выдержав напора, слететь с цепи и рухнуть на пол. Прислонившись лбом к стене, он сжал кулаки и со всей силой долбанул костяшками по бетону. По коже тут же разлилось знакомое тепло – кровь струилась по рукам, заставляя ушибы ныть, но ему было плевать. Эти раны заживут, а вот те, что внутри вряд ли сумеют затянуться. Даже со временем.

Двадцать лет назад

Шум вертящихся лопастей. Невыносимый звук, от которого закладывает уши. Маленький мальчик сидел в вертолете своего отца и с силой сжимал кулаки – от злости, как заноза сидящей под кожей; костяшки его пальцев побелели, а глаза будто бы, в самом деле, налились кровью. Раньше он только слышал о ярости, которая поглощает человека, забирая часть его души, а теперь ощущал её, позволив изменить что-то внутри себя.

– Это ты виноват! – Закричал мальчик, чувствуя, как боль внутри всё сильнее пережимает вены. – Из-за тебя её не стало!

Томас молчал. Переключая кнопки на приборах, он смотрел куда угодно, но только не на сына.

– Ты пошел на преступление ради денег, а теперь бежишь! – Продолжал паренек, не зная, чего хочет больше – вывести отца из себя или убедиться в собственной правоте. – Ты убил её! – Продолжил он, ощущая, как слезы бесконтрольно брызнули из глаз. – Убил мою подругу! Убил Эрин!..

Последние слова приглушила тупая боль; голос сорвался. Томас внезапно схватил мальчика за шею сзади и, намеренно причиняя боль, наклонил к себе.

– Не смей, – сквозь зубы прошипел он, – больше никогда… говорить ничего подобного. Иначе я сломаю эту шею. Ты понял?

Он резко отпустил сына, заставив мальчика слегка стукнуться головой о руль. Дарен не послушался. Не замолчал. И добился своего – довел отца до предельной точки. Он так и не понял, что произошло дальше, осознал лишь, что вертолет накренился и пошел на снижение. Лопасти задели дерево – кажется, это было оно – приборы запищали, и в следующую секунду их резко закрутило. Он не помнил тот момент, когда они упали. В памяти остались лишь обрывки каких-то фраз, но и они со временем безвозвратно стерлись. А ещё ужасная ноющая боль. Голову словно одновременно рвало без малого тысяча снарядов. Дышать было трудно – вот это тоже осталось в памяти. И запах крови – его забыть он тоже так и не смог. А ещё тело своего отца, придавленное грудой тяжелого металла. Мертвое тело. Только вот эмоций не было. И слез тоже.

А вот тошнота была. Дарена сильно мутило, а встать он не мог – ногу зажало, и как не пытайся, её было не вытащить. Он не знал, сколько пролежал так, но казалось, что шансов на спасение уже нет. Да и что ему было терять? Мама умерла. Эрин тоже оставила его. Сестренка только и осталась – ради неё бы и жить, только вот нужен ли он ей такой? Настоящий сын своего отца? Ведь он чувствовал, что будет таким же. Точно будет. Гены, они всегда берут своё.

Глаза закрывались. И очень хотелось пить. Маленькому мальчику, в самом деле, казалось, что это последние минуты его жизни. Он жалел лишь, что так и не сможет обнять Элейн. Сказать, как сильно её любит. А солнце в тот день светило очень ярко – это, кстати, тоже врезалось в память – он помнил это ещё и потому, что тогда смотрел прямо на него. Глаза уже почти окончательно закрылись, но он помнил, как его ноге внезапно стало легче. Словно обломок вертолета перестал на неё давить. Перед тем, как потерять сознание, Дарен ощутил чье-то нежное прикосновение и увидел пару больших карих глаз – ангела, как он подумал в ту минуту – а затем бесконтрольно провалился в темноту.

Три месяца спустя.

Дыхание. Он ощущал дыхание, но не мог понять, с какой стороны именно – в одну секунду оно было здесь, в следующую уже там.

– Ты должен не просто закрыть глаза. Ты должен отключить разум. – Знакомый голос проникал в сознание, то отдаляясь, то снова становясь ближе. – Должен слиться с природой. Стать её частью. Осознать, что вы неделимы.

Кваху передвигался бесшумно, оказываясь то за спиной, то спереди, то сбоку. Но перемещения совсем не этого человека сейчас так заботили мальчика, а индейца, который держал в руках палку, собираясь напасть на него и выполнить урок.

– Почувствуй своего врага. Ощути его сердцебиение. Узнай мысли. Предугадай удар.

Дарен пытался сосредоточиться на сердцебиении парнишки из племени, но кроме собственного – дико стучащего – больше ничьего уловить не смог.

– Забудь о зрении. Слушай. Научись понимать язык своего тела.

Он выдохнул и неосознанно отступил, услышав, как воздух всего в нескольких дюймах рассекла палка соперника. Интуиция? Везение? В любом случае, чем бы это ни было, появилось оно весьма вовремя.

– Ощути мир вокруг. Позволь ему войти в тебя. Открой в себе силу. Не сопротивляйся, но борись. – Голос Кваху отдалился, а затем вдруг стал громче. – Чавеио! Борись!

Дарен повернулся на голос, и это стало его ошибкой. Удар индейца прилетел ему прямо в ногу, заставляя согнуться и от неожиданности застонать.

– Не могу! – Открыв глаза, вскрикнул он, бросая бесполезную палку на землю. – У меня не получается!

– Никогда не говори, что ты чего-то не можешь. – Спокойно сказал Кваху, делая к нему шаг. – Великий дух слышит всё, что живет в наших умах и сердцах.

– Пусть слышит! – Отчаянно выпалил он и, качнув головой, на секунду прикрыл глаза. – Я… другой. Не такой, как вы. И никакого Великого Духа внутри меня нет. Я просто сын убийцы. И это клеймо ничем не смыть.

Кваху немного помолчал, а затем кивнул парнишке, который помогал ему обучать Дарена, и когда тот отошел, повернулся к мальчику.

– Есть одна легенда, и я хочу, чтобы сегодня ты её услышал. – Дарен ничего не ответил, но Вождю это и не требовалось. Он сделал несколько шагов и посмотрел в сторону год. – Однажды Создатель собрал всех своих созданий вместе и сказал: «Я хочу спрятать от людей то, что они ещё не готовы принять – это осознание того, что они сами создают свою собственную реальность». Орел выслушал его и сказал: «Дай это мне, на луне оно будет в безопасности». Создатель подумал и ответил: «Нет, придет время, и они отправятся туда». Тогда Лосось сказал: «Я спрячу это на дне океана». «Нет», – ответил Создатель, – «они найдут Его и там». Бизон кивнул и предложил: «Доверь это мне. И я захороню Осознание на великих равнинах». Создатель качнул головой и ответил: «Они разрежут землю и найдут Его». Бабка-крот, которая живет в самом сердце Матери Земли, не имея зрения, но обладая духовными глазами, произнесла: «Тогда просто вложи это в них самих». Создатель так и сделал. – Кваху подошел ближе и, подняв палку с земли, протянул мальчику. – Все наши Пути ведут к нам самим; к Духу внутри нас. И лишь научившись слышать и понимать его, ты научишься быть сильным и сможешь победить своего самого величайшего врага.

Дарен взял палку из рук своего наставника и ощутил, как сердце знакомо затрепетало. Что-то в сознании словно в одночасье изменилось. Но неужели какая-то глупая легенда, в которой наверняка нет ни доли правды, способна заставить его мыслить по-другому? Начать видеть мир иным?

– Кого? – Спросил он, не сумев сдержать вопроса. Любопытство – один из самых опасных человеческих пороков, и сейчас оно взяло над ним верх. – Кто мой главный враг? Кто, Вождь? Скажи мне!

Кваху промолчал и, задумавшись, слабо мотнул головой – едва уловимо, почти незаметно. Он оперся на длинную трость, увешенную перьями самых разных птиц, а затем подставил лицо усиливающемуся ветру. В эту самую минуту Дарен осознал, что не получит ответа на свой вопрос – как бы он не просил, как бы не умолял и что бы не предлагал взамен.

Этот ответ он должен будет найти сам.

Два года спустя.

– Охота – это основа выживания. Каждый из вас должен быть зорким, как орел, храбрым, как волк и незримым, как ветер. Вы должны двигаться так же бесшумно, как пантера, но, вместе с тем, никогда не заходить со спины. Враг должен видеть ваши глаза, и вы обязаны дать ему шанс сражаться на равных.

– Но ведь если подойти к зверю сзади, то можно застать его врасплох! – Недоумевал белый мальчик. Юноши из племени примерно того же возраста, что и Дарен, повернулись в его сторону. Кваху сделал то же самое. – Нужно пользоваться любыми возможными приемами! Ведь так победить намного легче!

– Легкий путь способен выбрать лишь слабый человек, Чавеио. Мы же пытаемся воспитать в каждом Дух истинного воина.

– Почему же это слабость, Вождь? – Дарен подскочил с места. – Давай я покажу тебе, каким храбрым и сильным могу быть! Я подкрадусь к тому зверю, пока он этого не ожидает, и заставлю его приклонить перед собой колени!

– Храбрость и сила – это не просто слова. Это твои поступки. Твои ценности и мысли. Когда ты благороден, честен и справедлив – ты силен. Когда ты бесстрашен и милостив – ты храбр. – Кваху подошел ближе и, коснувшись макушки мальчика, посмотрел ему прямо в глаза. – Лишь став таким, ты сможешь называться достойным воином. Когда сердце и душу, несмотря ни на что, сможешь оставить чистыми. Перед Великим Духом. Перед твоим безжалостным врагом. И перед собой самим.

– Я понял, Вождь! А теперь позволь мне поохотиться! Позволь доказать тебе, что я достоин!

– Ты не понял, Чавеио. – Просто сказал Кваху, опуская ладонь вниз. – Но когда-нибудь обязательно поймешь. Когда-нибудь ты будешь готов. А сейчас иди обратно в поселение.

– Но я готов! Вождь, позволь мне показать тебе!

– Делай, как я говорю, непослушный маленький ска[7], и тогда, возможно, Великий Дух укажет тебе верный путь.

– Но…

– Остальные – вперед! – Крикнул Кваху, а затем в последний раз посмотрел на Дарена. В тот день непослушный маленький ска не пошел вместе с племенем, но и не повернул назад. Он прятался в кустах, наблюдая за тем, как его друзья охотятся, оттачивая удары и маневры, которым день за днем их учил Великий Вождь. Мальчик злился. На своего наставника, который не позволил ему показать силу. На других ребят, которые промолчали. На себя, потому что не сумел переубедить Вождя. Он злился. И эта злость зажала его в своих тисках: пережимая горло, заставляя его гореть. Лишь на сорок девятую луну маленький ска сумел подчинить бешеного и беспощадного Зверя, что сидел у него внутри. И лишь в эту ночь маленькому ска было позволено впервые выйти на охоту.

Восемь лет спустя.

– Завтра прибывает торговый корабль, – голос Кваху заставил Дарена замереть с топором в руках, – на нем ты сможешь вернуться домой.

Он слабо усмехнулся, ощущая, как прошлое вновь начинает окатывать его холодной волной. Дом. А есть ли у него теперь этот дом?

– Эта пустота в твоих глазах… – продолжал Вождь, подходя ближе, – …я всегда ощущаю её. Ты мертв, несмотря на то, что дышишь. И, несмотря на то, что твоё сердце всё ещё бьется, душа твоя безжалостно разодрана на части. Но ты уже не тот маленький мальчик, каким был много лет назад. Теперь ты мужчина. – Дарен молча смотрел на дерево, а затем почувствовал, как рука Кваху легла на его плечо. – Твоя жизнь – не здесь, Чавеио. Это не твой мир.

– Вы так и не приняли меня, – грустно улыбнувшись, прошептал он.

– Ты всегда был и останешься для нас сыном. И эта резервация всегда будет местом, в которое ты сможешь вернуться.

– Тогда зачем мне уходить? – Он повернулся к Вождю лицом. – Зачем покидать вас?

– Потому что так нужно.

– Нужно кому? – Не понимал парень. – Мне? Нет. Мне лучше здесь. С вами. В месте, где меня любят и понимают. В месте, где я впервые за многие годы, действительно, рад восходам. И я не хочу возвращаться туда, где не знал ничего, кроме боли.

– Тебя не забыли, Чавеио. Все эти восемь лет близкие и дорогие тебе люди не оставляли попыток найти тебя. – От слов Кваху Дарен стиснул зубы и сжал в кулаки пальцы. – Раньше ты был слишком мал, но теперь твой время пришло. Тебе нужно вернуться.

– Зачем? – Отвернувшись, сквозь зубы спросил он. – Для чего мне возвращаться в место, из которого я столько лет пытался убежать?

– Чтобы, наконец, суметь побороть Зверя внутри себя. – Когда Дарен промолчал, Вождь сказал. – Ты – воин, Чавеио. Великий воин Духа. И ты должен принять этот бой.

Рука Кваху ещё раз сжала уже окрепшее плечо юноши, а затем он опустил ладонь и направился прочь.

– Вождь.

Дарен повернулся, заставляя своего наставника сделать то же самое.

– Да, мой мальчик?

– Я вернусь. И приму бой.

Кваху коротко кивнул.

– Это верное решение, Чавеио.

– Только я не знаю, смогу ли победить.

– Никто не знает своей Судьбы, мой храбрый ска. Но не сражаться за неё – значит сдаться. Скажи, готов ли ты сдаться?

Вождь не стал дожидаться ответа. Он отвернулся и медленно побрел прочь, втыкая в землю свою длинную старую палку. Дарен мог бы ответить, но понимал, что этого не требовалось. Мужчина, которым он стал за эти восемь лет, твердо знал, что будет биться в этой войне до самого конца, потому что отныне и впредь самый величайший его враг – это он сам.

Наши дни.

Опершись ладонями о стол, Дарен неотрывно смотрел на настенную доску. Каждый её уголок он изучил вдоль и поперек. Старые снимки, висевшие по обоим краям, и заметки с информацией, которая тщательно проверялась ими каждый день. Имена. Телефоны. Счета. Даты. Всё. Всё, что ему удавалось вспомнить и всё, что могло бы помочь в поисках.

Результаты были ничтожными. Но Дарен продолжал копать.

Как бы сильно эта мразь не зарывалась, как бы глубоко под землю не уходила, он будет идти следом. В самую темноту, в любую точку мира – он последует за Ним.

Отыщет Палача. И воздаст за всё, что тот сделал.

– Мы проверили ещё одного, – голос Кейдена заставил Дарена оторвать глаза от доски, но головы он так и не повернул, – снова ничего. – Его друг сорвал со стены очередное имя и, смяв в кулаке, зашвырнул в мусорное ведро. – Прошло уже больше трех месяцев.

– Мы что-то упускаем.

– То, что он играет с нами. Разве ты не видишь, что каждый наш шаг – это хорошо продуманная часть его плана? А мы просто марионетки в руках этого психа?

– Мне плевать. – Стиснув пальцы, ответил Дарен, а затем вскинул голову. – Если это единственная возможность найти чертового сукина-сына, я её не упущу. Покорно пойду по Его долбанной веревке, если потребуется, но ни за что не отступлю.

– Ты должен позволить полиции во всем разобраться.

– Нет, – отрезал он, – не должен.

– Я позвонил им. Они едут сюда.

– Черт, Кейден! – Дарен резко стукнул ладонью по столу. – Ты же знаешь, что они ничего не смогут сделать! Ничего!

– Не возноси этого мерзавца так высоко! – Мужчина повысил голос и сделал шаг. – Прежде всего он лишь человек! Обыкновенный человек, который в любой момент может совершить промах!

– Полиция этот промах не увидит!

– Они знают свою работу!

– Но не знают Его! – Вскинув руку, сильнее закричал Дарен. – Не так, как знаю я!

– Дарен…

– Они не изучали чокнутого ублюдка все эти месяцы! Не проводили бессонные ночи, пытаясь понять Его тактику и мысли! И не повинны в смерти той, за которую Он мстит!

– Как и ты! – Резко ответил Кейден. – И не смей винить себя в обратном.

– Я мог спасти её в ту ночь! Мог сделать хоть что-то, но просто стоял и смотрел, как огонь уносит её с собой! Она нуждалась во мне, а я её подвел! Подвел!!!

Дарен заорал громче и резко, с силой, которую ощутить не ожидал и сам, перевернул тяжелый стол, тем самым позволяя гневу вырваться наружу. Он столько лет хранил его внутри себя, не давая выхода, что теперь, наконец, найдя лазейку, тот справедливо брал своё.

– Ты был ребенком. – Немного помолчав, сказал его друг. – Всего лишь маленьким мальчиком. Не супергероем, черт подери, а обыкновенным человеком. И, если бы в ту ночь ты вошел в тот дом, то не выбрался бы живым. Ты бы тоже погиб.

Дарен неосознанно мотнул головой, пытаясь прогнать болезненные картинки прочь.

– Этот сукин-сын знал, на что давить. – Продолжал Кейден, в голосе которого теперь чувствовалась неприсущая ему твердость. – Но он едва ли понимал, против кого идет. Ты соберешь в кулак все возможные силы, включишь своё чертово хладнокровие и надерешь этому ублюдку зад. Но сделаешь это правильно. По совести. И не переходя грань.

Дарен поднял голову, и его губы неожиданно тронула усмешка – горькая, едва уловимая.

– А разве ты бы на моем месте её не перешел? Разве после всего, что произошло, будь это частью твоей жизни, ты бы сумел поступить правильно?

Кейден хотел ответить, но Дарен его опередил:

– Я достану эту мразь даже из-под земли. – Заявил он, чувствуя, как зверски горят его глаза. – И, если та расплата, которую он заслуживает, находится на той стороне, я перейду. Перейду, слышишь? И не оглянусь.

Дарен смотрел в глаза друга после этого, наверное, всего долю секунды. А затем стиснул кулаки и направился в сторону двери. «Я иду за тобой, – мысленно прорычал он, яростно сжимая зубы, – с этого момента у твоей жизни начинается обратный отсчет».

– Нам нужно сделать выбор. – Сказал один из менеджеров, когда спор затянулся. – Я не вижу смысла в этом обсуждении, потому что оно совершенно ни к чему не приводит.

– Предлагаю остановиться на оформлении, которое хочет видеть невеста. – Сказала Джулия. – Ведь от её удовлетворения, как главной виновницы торжества, будет зависеть успех мероприятия.

– Да, – усмехнулся Дэвид, – а от денег её папочки будет зависеть свадьба вообще. И наша репутация, кстати говоря, тоже. Нужно сделать всё так, как того хотят родители. В конце концов, после праздника пусть разбираются во всем сами.

– О, боже, ты вообще себя слышишь? – Не выдержала Элис, разворачиваясь к парню. – Это же свадьба! Главное событие в жизни невесты! Ты хочешь превратить этот день в её личный кошмар?

– Нет, милая, – ухмыльнувшись, он подался чуть вперед, – всего лишь выйти из сложившегося положения и сохранить лидирующее положение на рынке.

– Эгоизм и алчность ещё никогда не считались критериями успеха, – зло процедила девушка, заставляя Дэвида самодовольно откинуться на спинку стула.

– У меня собственные критерии.

И почему они с Джеком не ладили? Похожи же, как две капли воды!

– Мы должны что-то придумать.

– Что? – Не понимал Стив – он был новеньким в их фирме, но уже успел стать важным членом команды. – Невеста хочет самую обыкновенную свадьбу, а её родители – запоминающуюся и дорогую. Невозможно совместить простоту и шик. Невозможно.

– Тогда нам придется выбирать, – выдохнула Джулия.

– Или попытаемся обыграть сразу две тематики, – предложила Эбби, а затем приподняла альбом, в котором всё это время что-то вырисовывала. – Сделаем свадьбу в бирюзово-мятных тонах – оттенке Тиффани – она получится достаточно изысканной и роскошной, особенно, если добавить хрусталь и кристаллы. Всё это мы совместим с нежными цветами, скажем, белыми орхидеями; декоративными птичьими клетками – они будут олицетворять свободу и красоту; красивыми лошадьми. Ещё поэкспериментируем с десертами и закусками. Я вижу эту свадьбу на природе. Мне кажется, естественная обстановка должна дать невесте необходимое успокоение.

– Не до конца разобрался в деталях, но в целом мне нравится, – тихо сказал Стив, по всей видимости, выражая всеобщее мнение. По залу прошелся знакомый гул обсуждений.

– Выпьешь со мной кофе? – Шепотом спросил Джек, заставив Эбби повернуться.

Она давно привыкла к подобным предложениям с его стороны, и это не стало чем-то неожиданным.

– У меня много работы.

– Тогда после неё, – не отступал мужчина, – в нашем кафе за углом.

– Не думаю, что это уместно, – настаивала она.

– Почему нет?

– Потому что кофе не пьют просто так, Джек, – объяснила она, стараясь говорить так, чтобы никто не услышал. – Обычно это либо свидание, либо дружеская встреча. Между нами нет ни тех, ни других отношений.

– Но ведь могут быть, – его слова вынудили Эбби замереть, – я имею в виду, что мы можем стать неплохими друзьями, так? Кофе просто будет первым шагом.

Она хотела было ответить, – наверное, уже в сотый раз, – что не станет пить с ним кофе, но громкий голос её опередил.

– Каллаган, Дэвис, – оба одновременно повернулись на голос Сэма, – я хочу, чтобы вы занялись проектом Кроувеллов. Результаты и предложения жду к завтрашнему утру. Остальные работают по той же схеме. Все свободны.

– Так как насчет кофе? – Повторил Джек, а затем вновь притягательно улыбнулся. Для кого-то, вероятно, даже очень. – Согласись, в кафе думать над проектом будет намного приятнее, чем в офисе.

«И безопаснее», – вдруг пронеслось в её голове, но озвучивать свои мысли она не стала.

– Мы будем говорить о работе, – после недолгого молчания, согласилась она, замечая, как при этом его улыбка стала ещё самодовольнее, – о работе, Каллаган. – Повернувшись, уточнила Эбби.

– Я понял-понял, – откинувшись на спинку своего стула, Джек невинно расставил в сторону руки, – это уже не первый наш совместный проект. Неужели ты так плохо меня знаешь?

– Достаточно хорошо, – вставая, сообщила она, забирая со стола папки, – поэтому рамки ставлю сразу.

– Скажи, я хоть когда-нибудь добьюсь твоей благосклонности? Дружеской?

Эбби выдохнула, а затем снова посмотрела на Джека.

– Возможно. Если сейчас же займешься работой.

– Это самая лучшая мотивация, которую я когда-либо слышал, – он подскочил, вынудив девушку невольно отпрыгнуть, – я заберу тебя в семь.

– Просто кофе, Джек! – Напомнила она, когда парень фактически вприпрыжку направлялся к двери.

– Это будет лучший кофе в твоей жизни! Оу, осторожно, – Эбби заметила появившуюся в проеме Кэтрин, которая чуть не потеряла равновесие, когда налетела на выходившего из двери Каллагана. Он придержал девушку, а затем стремительно покинул кабинет.

– Кэт, – подруга подняла на неё глаза, – где ты пропадала? Почему пропустила совещание?

– Я…

Только теперь Эбби заметила, какими серьезными были её карие глаза.

– Ты в порядке? Что-то случилось?

Кэтрин открыла рот, чтобы ответить, но затем, по всей видимости, передумала. Она осторожно закрыла дверь конференц-зала и прислонилась к ней спиной.

– Случилось, – только и сумела произнести она, – и, если честно, я не знаю, с чего начать и как сказать.

– С самого начала и по порядку, – попыталась помочь Эбби, вынудив подругу, тем самым, на мгновение прикрыть глаза. Видеть эту стойкую и волевую женщину настолько потерянной было слишком необычно. И это действительно пугало.

– Моя бабушка была… в некотором роде… барахольщицей, – подобрав нужное слово, Кэтрин выдохнула и слабо улыбнулась, – ну, она любила собирать разные интересные статьи, журналы и газеты. Знаешь, мама никогда не понимала этого её хобби, и они постоянно спорили и ругались… а мне нравилось приходить к ней в комнату и ощущать запах старой бумаги. Мы садились на пол и читали их вместе. Это были одни из самых ярких воспоминаний моего детства. Когда её не стало, половину моей жизни заполнила пустота.

– Мне это знакомо, – сочувственно прошептала Эбби.

Кэтрин кивнула, а затем, часто заморгав, словно пытаясь прогнать непрошенные слезы, продолжила:

– Бабушка всегда говорила, что когда-нибудь её газеты принесут большую пользу. Я никогда не придавала особого значения этой фразе, хотя и помнила её, наверное, лет с шести. Но вчера вечером…

– Что? – Спросила Эбби, когда её подруга замолчала.

– Я знаю, как долго ты… было так тяжело начать с чистого листа… – девушка запиналась, потому что не могла найти подходящих слов, – …я правда хотела промолчать, но не спала всю ночь, понимаешь?… А я не хочу так… не хочу мучиться от бессонницы всю свою жизнь… но ещё больше, чем это, не хочу потерять твоё доверие… потому что, возможно, я могла бы что-то изменить или… просто…

– Кэтрин, – перебив подругу, Эбби обняла её за плечи и заставила посмотреть себе в глаза, – дыши, ладно? Иначе мне будет трудно понять, что именно ты хочешь сказать. Успокойся, а затем постарайся сказать то же самое, только чуть медленнее. Договорились?

– Лучше посмотри сама, – тихо ответила Кэт и протянула Эбби газету, которую всё это время держала в руках. Пальцы сами скользнули к слегка потрепанной от времени бумаге, а затем отчего-то замерли, словно начали предчувствовать что-то, что разумом объяснить было невозможно. Осторожно коснувшись газеты, Эбигейл опустила на неё глаза. Заголовок на первой полосе был обведен теперь уже почти выцветшим маркером.

Эбби сглотнула, но лишь сильнее сжала пальцами бумагу, а затем начала читать.

На этом статья обрывалась.

Кэтрин не стала дожидаться ответа и заговорила первой, увидев немой вопрос в её глазах:

– Когда ты рассказала мне о Дарене и его компании, я поняла, что где-то уже слышала это имя, но не могла вспомнить, где именно. Эта статья помогла мне. Я сразу же вспомнила всё, что рассказывала бабушка. Генри Холлиуэлл был из простой работящей семьи. А вот Томас Бейкер с самого детства привык считать деньги. – Эбби ощутила, как от упоминания о Его отце сердце пропустило удар. – Они дружили. Не знаю, что свело этих двоих вместе, но найти кого-то более дружного, наверное, было практически невозможно. Их дети так же были неразлучны. – Эрин и Дарен… Эбби сильнее сжала зубы, пытаясь не позволить эмоциями взять над собой верх. – Всё изменилось, когда Генри захотел открыть собственное дело. Томас оказался не готов к этому, потому что и счета, и сделки, и пиар – всё было на его друге. И, когда тот ушел, компания начала разваливаться. Он во всем винил Холлиуэлла. Поговаривали, что пару раз Бейкер даже пьяным заваливался к нему домой – серьезно и крепко угрожал всей его семье. Соседи вызывали полицию, но сам Генри никогда не подавал заявления. Через год «Diamond Constraction» почти полностью разорилась. Через неделю появилась эта статья.

Кусочки пазла сложились в цельную картинку сами.

– Выходит… журналисты серьезно полагали, что тот пожар устроил Томас Бейкер? – Осторожно спросила Эбби.

– Думаю, они были в этом убеждены. – Ответила Кэтрин, и в её глазах появилась та же уверенность, что и в словах. Внутри неожиданно защемило. Раньше, когда Дарен говорил о своем отце, она чувствовала, насколько сильно Он его ненавидел, но никогда не пыталась копать глубже – искать причину. Он просто не рассказывал, а она просто не давила. Но теперь… теперь Эбби понимала… многое понимала. Только вот сделать с этим уже ничего не могла. – Дарен совсем не такой. – Внезапное заявление подруги заставило её медленно поднять глаза. – Он не похож на своего отца. И я уверена, что он никогда бы так не поступил. – Эбби тоже была в этом уверена. И, несмотря ни на что верила в то, что он со всем справится. Что сможет побороть своё прошлое. – Я просто хотела, чтобы ты знала.

Прошептав извинения, Кэтрин вышла из кабинета и осторожно прикрыла за собой дверь. Наверное, понимала, что сейчас Эбби захочется побыть в тишине; наедине с собственными мыслями. Но вот только… правильно ли это было? Ведь сразу же появилось какое-то непреодолимое желание набрать Его номер, сказать, что она обо всем знает… – хотя, возможно, это была лишь часть какой-то большой истории… – утешить, подарить свою поддержку; прижать к себе и ощутить биение родного сердца. Достав мобильный, дрожащими и неожиданно похолодевшими пальцами она пролистала список контактов до самого конца и остановилась на безымянной строчке «xxx». Что-то до сих пор мешало ей удалить Его номер. Словно она боялась, что это сломает её окончательно.

Это были долгие три месяца. Невероятно тяжелые три месяца. Но она выкарабкалась из болезненно вязкой трясины, отчаянно хватаясь за каждую близлежащую ветку. Выбралась. И разве после всего, через что ей пришлось пройти, она имела право просто взять и разрушить всё за одну секунду? Это Он оставил её. И это был лишь Его выбор. А теперь, вероятно, пришло время и ей сделать свой.

Нажав на «удалить», Эбби встретилась с сопротивлением, которое заставило её замереть. Очередное испытание или злой рок? «Вы уверены, что хотите удалить этот контакт?» – внутри всё мгновенно перевернулось, дыхание перехватило, но непослушными пальцами, она выбрала «да», и когда всё было сделано, резко бросила мобильный на стол и, закрыв глаза, прижала ладони к округлившемуся животу. Она всегда будет помнить Его. Как бы старательно не пыталась убеждать себя в обратном, он является и будет являться неотъемлемой частью её жизни. Потому что она носит под сердцем Его ребенка. Малыша, о котором Он ничего не знает. Но… стоит ли это менять?

По щеке скатилась одинокая слеза, словно ответ на немой вопрос, продравшая холодом до самых костей. Эбби тут же смахнула её, не позволив перерасти во что-то большее и стать очередной болезненной слабостью.

Она ещё не готова что-то менять.

У неё просто нет храбрости что-то менять.

Сегодня она кается за это перед Богом…

…сегодня она просит Его дать ей сил.