– Не понимаю, почему Кейден не мог приехать сам.
– Ты уже много недель не вылезаешь со своей яхты, тебе необходимо немного развеяться.
– Единственное, что мне сейчас действительно необходимо – так это найти того ублюдка. – Сквозь зубы ответил Дарен, а затем непроизвольно сжал пальцы в кулаки. – Я на грани, Пол. На чертовой грани!
– Мы найдем его. И заставим за всё ответить.
Ответить… да, этот сукин-сын ответит. Ему было плевать, какую цену придется заплатить – если потребуется, он заплатит. Любую заплатит. Лишь бы увидеть, как эта мразь получает по заслугам.
Сглотнув, Дарен неосознанно сильнее стиснул пальцы. Прошло больше двадцати лет, а он до сих пор так и не смог забыть ту ночь. Дом в его воспоминаниях всегда пылал, а запах гари душил и причинял боль. Её тихие мольбы раздавались в сознании постоянно, и заглушить этот голос не удавалось. Он не помнил, когда в последний раз нормально спал. Чувство вины преследовало словно тень.
– Мы на месте, – голос Влада отогнал воспоминания прочь; дышать стало немного легче.
– Элейн постоянно о тебе спрашивает, – сказал Пол, когда они вышли из машины, – и каждый день ждет твоего звонка.
Дарен немного помолчал, а затем произнес:
– Ты даже не представляешь, как сильно мне хочется услышать её голос. Но каждый раз, когда руки тянутся набрать её номер, я останавливаюсь, потому что боюсь, что тем самым могу подвергнуть свою сестренку опасности. И я понятия не имею, как долго это продлится, и придет ли этому конец.
– Я сказал ей, что ты пробудешь какое-то время в Нью-Йорке. Пока не решишь некоторые дела.
– Именно так она и должна думать.
– Головой, возможно, именно так и думает, – Пол невольно усмехнулся, – а вот сердцем и интуицией уже пакует вещи. Я не могу удержать твою сестру. Не тот у неё характер.
– Придумай что-нибудь, – отрезал Дарен.
– Что? Запереть её?
– Да, если потребуется, запри. Но никуда не выпускай.
– Сначала она не выходила, потому что заботилась обо мне. Затем мне пришлось соврать, что на улицах беспорядки, а затем, что врач настоятельно рекомендовал ей отдых. Только вот она не глупая. И начинает всё чаще задавать вопросы, ответов на которые у меня нет.
– Заставь её поверить во что угодно, только не дай докопаться до правды. – Вновь повторил Дарен то, что Пол и без того знал. – И оберегай ото всего, слышишь? Каждую минуту. Личная охрана всегда будет рядом с вами, но всецело её жизнь я доверяю только тебе.
– Я знаю.
Дарен ощутил внезапное тянущее чувство где-то внутри, а затем до него донесся до боли родной и знакомый запах. Её запах. Подняв голову, он остановился, чувствуя, как ноги намертво приросли к земле. Это не мог быть мираж. Не мог быть сон. Дарен умел отличать реальный мир от выдуманного, но этот момент был так прекрасен и одновременно так мучителен, что он не знал, в каком из них в этот момент хотел бы оказаться.
Эбби так же внимательно смотрела ему в глаза, не смея нарушать образовавшейся тишины. Она была всё той же. Правда, теперь в ней появилось что-то еще, что-то, что делало её немного другой. Но что именно, он пока не мог понять. Она стояла посреди аллеи, её руки сминали ручки небольшой сумки, а грудь высоко вздымалась, выдавая бешеный ритм сердца – она нервничала, этого не заметил бы лишь человек безнадежно лишенный сразу всех органов чувств.
– Привет.
От её голоса всё внутри мгновенно затрепетало, подпрыгнуло и опустилось – ощущения, о существовании которых ранее он даже и не подозревал. Видит Бог, как сильно в это самое мгновение ему хотелось подойти к ней, прижать к своей груди, запустить пальцы в её шелковые волосы и вдохнуть их дурманящий запах. Он очень хотел рассказать ей правду, объяснить, почему так поступил, хотя и знал, что даже самых убедительных в мире слов всё равно будет недостаточно.
Он мог бы попытаться. Мог бы попробовать. Но вместо этого лишь сильнее стиснул зубы и отвел в сторону глаза.
– Дарен…
Эбби сделала шаг, и он интуитивно отступил; его взгляд стал стеклянным, отстраненным и бездонно холодным. Пускай это и была всего лишь маска, пускай она душила его, сейчас она была как никогда необходима.
– Сегодня объявляли штормовое предупреждение. – Не поднимая глаз, наконец, произнес он. – Тебе лучше поехать домой.
Дарен развернулся, собираясь уйти, но остановился, когда Эбби вдруг сжала его запястье.
– Я никуда не поеду, пока мы не поговорим.
Её пальцы были ледяными, но от них невыносимо жгло кожу. Вымученно прикрыв глаза, он с силой стиснул зубы, лишь бы только не закричать от мучительной боли, разрастающейся с каждым новым ударом сердца. Сильный порыв ветра заставил его резко отрезветь.
– Отвези её домой, – обратился Дарен к Полу, чем вызвал неодобрение на лице Эбби.
– Я никуда не поеду, – вновь повторила она.
– Пол, – уже грубее велел Дарен, вынудив друга сделать шаг.
– Даже не думай, – остановила его Эбби, внезапно выставив ладонь вперед. Её взгляд был всё так же прикован к Дарену, и интонация, с которой она произнесла свои слова, вынудила его поднять глаза. Их взгляды снова встретились, и он окунулся в их непроглядную бездну, замечая, как потерянная, раненая кошка превратилась в решительную и сильную тигрицу.
Ему вновь до боли захотелось просто её обнять, но он знал, что эта слабость может стоить Эбби жизни.
– Езжай домой, – тихо повторил он, пытаясь придать своему голосу максимальную отстраненность, – сейчас не стоит ворошить прошлое.
– А когда стоит? – Она качнула головой и слабо усмехнулась. – Через год? Когда тебе наскучит твоя весьма насыщенная жизнь и ты захочешь вновь войти в нашу?
– Я сказал, что больше не потревожу вас, – спокойно ответил Дарен, хотя внутри всё полыхало и трескалось – рушилось, как горящий дом. – И я во что бы то ни стало сдержу своё слово.
– Слово… – она улыбнулась чуть шире – от боли и безысходности – улыбнулась… но он видел, как сильно ей хотелось плакать. – Одно ты уже не сдержал. Когда обещал, что больше нас не оставишь.
– Я говорил, почему мне пришлось это сделать.
– Да, – кивнула Эбби, неосознанно поежившись от усиливающегося ветра, – потому что ничего не получается. Я помню это. Только… – она прикрыла глаза, а затем медленно выдохнула, – …это не причина. Не та причина.
Первые капли дождя упали на её лицо, но Эбби так и осталась стоять на месте. Закрыв глаза – наверное, пытаясь приглушить эмоции – она обнимала себя руками.
– Ты хочешь увидеть причину, которой нет?
Уголки её губ снова чуть приподнялись.
– Я хочу увидеть причину, которая поможет мне понять. Понять, почему человек, забравший всю боль и печаль моей семьи, спустя время возвратил всё это в троекратном размере. Понять, как, клявшись всегда держать мою руку, смог просто взять её и отпустить. Понять… – голос Эбби сорвался, но она продолжала, – …почему, войдя в нашу жизнь… позволив к себе привязаться… просто ушел. Понять, как ты, – она выделила последнее слово, – положив свою жизнь на плаху… положив её за меня… сумел так легко оставить… сумел предать…
Она вздрогнула от мощного раската и, вспомнив, как панически Эбби боится грома, Дарен, сам того не осознавая, притянул её к себе. Уткнувшись носом в его футболку, она вцепилась в ткань холодными пальцами, и дрожь пускай и немного, но отступила. В эту же секунду на них обрушился ливень.
От её близости сердце забилось сильнее, пульс участился, а руки неосознанно прижали хрупкое тело крепче. Защитить эту женщину от опасности, забрать все её страхи и тревоги, стало его первым и самым важным инстинктом. Забота о ней была так же жизненно необходима, как воздух и вода. И, повинуясь чему-то непреодолимому, Дарен окутывал её своими объятиями всё сильнее. Не чувствуя холода проливного дождя, не ощущая мощи ветра, не слыша предупреждений новых раскатов. Он улавливал только ритм её дыхания, сливался с ним воедино; и это чувство, как и прежде, лишало его рассудка.
Лишь тихий всхлип, который не мог быть иллюзией, заставил Дарена очнуться. Теперь он осознавал, что они оба стояли под ледяным дождем, и женщина, которую он пытался укрыть, мокла под ним.
– Эбби… – от её имени каждую клеточку тела сводило от невыносимой боли, – …ты насквозь промокла… тебе нужен чай и сухая одежда. Слышишь? Ливень очень сильный.
Только на последних словах, когда он коснулся её плеч, она шевельнулась. Отстранившись всего на несколько дюймов, Эбби медленно подняла голову, вынуждая его вновь утонуть в синих глазах.
– Я не хочу… – дождь умело скрывал эмоции, но Дарен знал, что она плачет, – …не могу.
– Ты простудишься.
– Пускай… – безразлично качнув головой, ответила она, – …какая тебе разница?
– Перестань.
– Если только… – крупные капли отяжеляли ресницы, но она внимательно смотрела ему в глаза, – …перестанешь и ты…
– Зачем ты делаешь это? – До боли стиснув зубы, спросил он. – Мм? Почему не пытаешься понять?
– Потому что ты не пытаешься объяснить…
– Я назвал тебе причину. Назвал. Что ещё ты хочешь услышать?
– Правду… – судорожно втянув воздух, сказала Эбби, – …я хочу услышать правду…
Её синие глаза смотрели в самую глубь, выискивая ответы, капаясь в ворохе беспорядочных мыслей. От этого родного и любимого взгляда становилось мучительно больно. В ней всё ещё продолжали теплится надежда и вера, а он был вынужден снова и снова безжалостно их топтать.
– Это правда.
– Я не верю… – прошептала она, вынуждая его тоже прикрыть глаза, – ни единому слову…
– Эбби…
– Пожалуйста, Дарен… – её тихая мольба заставила всё внутри вновь болезненно сжаться, – …хватит… перестань мне лгать… перестань мучить…
Он хотел было ответить, но внезапно ощутил, как что-то тяжелое начинает потягивать руки вниз. Её пальцы ослабли и, разжав их, она начала оседать на асфальт.
– Эбби! – Дарен удержал обессиленное тело, и когда она не ответила, быстро подхватил её на руки. Дождь стоял стеной, пелена застилала глаза, но он знал дорогу – чувствовал каждый её поворот. Когда знакомые очертания начали понемногу выглядывать из-за тумана, он ускорил шаг. – Открой дверцу.
– Тут недалеко больница, – не без волнения сказал Влад, помогая Дарену уложить Эбби на заднее сидение, – доедем за пять минут.
– Гони, – велел он, когда его водитель надавливал на газ.
Эбби вдохнула приятный аромат и, пошевелившись, поняла, что лежит на чем-то мягком. Отдаленный запах медикаментов вызвал знакомую, но легкую тошноту, и она открыла глаза. Комната оказалась довольно просторной: посредине стояла широкая койка; на стене напротив висел огромный плазменный телевизор; рядом разместился кожаный диван, стол и два кресла ему пол стать; в углу располагался большой комод. Она узнала обстановку почти моментально, и знакомая улыбка лишь помогла ей в этом убедиться.
– Как самочувствие? – Рози протянула ей кружку с чаем, а рядом положила несколько шоколадных батончиков.
Эбби немного приподнялась и приняла горячий напиток из заботливых рук.
– Я помню, как приходила в себя, а после этого какая-то пустота. Я спала?
Рози кивнула.
– Доктор Тревор решил, что тебе необходим отдых. Ребенку вредны подобные переживания. Поэтому почти сразу же, как ты очнулась, он дал тебе травяной настой. Ты проспала несколько часов.
– Так долго, – подытожила Эбби, осознавая, что уже очень давно не спала настолько крепко. Наверное, впервые за долгое время, несмотря на все сегодняшние события, она чувствовала себя действительно отдохнувшей.
– Долго, – Рози поправила простынь и снова улыбнулась, – и тот симпатичный мужчина, который привез тебя, всё это время был здесь. Очень переживал, что ты можешь простудиться. И его опасения понятны, ты ведь в положении, а за окном бушует самый настоящий ураган.
– Тот мужчина… – Эбби запнулась, а затем сделала вдох, – …он знает, что я…
Рози посмотрела на неё с некоторым удивлением, но затем, определенно поняв всё без лишних слов, снова улыбнулась.
– Откуда же это знать мне? – Вопрос, вероятно, не требовал ответа, потому что медсестра улыбнулась шире и добавила. – Он должен выглядеть пораженным, расстроенным или счастливым?
– Я… не знаю… не уверена…
После этих слов Рози слегка отодвинула жалюзи и выглянула в окно палаты. Эбби прикусила губу, понимая, что каждая секунда тишины переносится ею с огромным трудом. Но терпеливо ждала, потому что эта удивительная девушка обладала необъяснимым талантом считывать эмоции с абсолютно любого человека.
– Он очень переживает, – наконец, сказала Рози, – это видно даже невооруженным глазом. А ещё он кажется мне немного потерянным, хотя, если честно, по моему мнению, с его характером такое состояние совсем не вяжется. – И она была права. Представить Дарена Бейкера потерянным Эбби совсем не могла. От чего именно от был потерян? От того, что узнал о ребенке и теперь не понимал, как реагировать? Может быть, он считал, что она создала ему лишние проблемы?… – Это он будущий отец, верно? – Такой неожиданный вопрос заставил Эбби замереть. Увидев её растерянность, Рози отпустила жалюзи и подошла чуть ближе. – Не всякий мужчина способен принять чужого ребенка. Грег любит тебя. Очень любит. И ты благодарна ему за то, что он рядом. Но кроме этой благодарности я больше ничего не могу увидеть. – Она присела на край постели, а затем печально, но всё же улыбнулась. – С этим мужчиной в приемной всё иначе. Когда ты говоришь о нем, твои глаза непроизвольно меняют цвет. Мне открывается такой невероятный спектр чувств, что кажется, будто я становлюсь свидетелем самого прекрасного явления на свете.
Эбби опустила взгляд вниз, понимая, что боится собственной несдержанности. Боится, что всё это поймет любой, кто посмотрит ей в глаза. Что поймет Он.
Шаги в коридоре заставили Эбби поднять голову. Как раз в этот момент дверь в палату открылась.
– Здравствуй, Эбигейл, – Шон Тревор – её лечащий врач – был мужчиной лет сорока с безумно обаятельной улыбкой и невероятно добрыми зелеными глазами. Только сейчас он отчего-то свою улыбку сдерживал.
Испугавшись за здоровье малыша, она инстинктивно потянула руку к животу, но замерла, когда следующим в палату вошел Дарен. Их взгляды встретились всего на мгновение, но и этого оказалось достаточно для того, чтобы страх перед неизбежным вновь возобладал над здравым смыслом.
– Как самочувствие? – Шон продолжал говорить, даже не подозревая о том, как накалился воздух в комнате. – Головная боль? Сухость во рту?
– Нет, – еле слышно ответила Эбби, – ничего такого.
Он помолчал, считая удары пульса на её запястье.
– Что ж… – убрав руку, Шон опустил глаза на больничную карту, – …вновь переутомление и стресс… я уже неоднократно повторял, что ты совсем себя не бережешь. – Пристальный взгляд Дарена ощущался каждой клеточкой тела. – В подобном положении необходимо более тщательно соблюдать рекомендуемый режим.
– Я… принимала всё, что вы выписали, – произнесла Эбби, пытаясь не дать Дарену возможности обдумать словосочетание «подобное положение». – Ни разу не пропустила.
– Не сомневаюсь в этом, – Шон оторвался от карты и посмотрел прямо на неё, – но Эбигейл, ты должна понимать – простых витаминов для стабилизации подобного состояния недостаточно. Тебе нужно поменять что-то у себя в голове. Находиться в такой сильной стрессовой ситуации в эти месяцы – очень опасно. Может возникнуть угроза врожденных патологий и иных отклонений в развитии. – Эбби сделала медленный выдох; она испугалась, на самом деле, испугалась. Шон заметил это, поэтому добавил. – Сейчас никаких осложнений нет. И их не будет, если стресс для тебя перестанет быть допустимой нормой.
– Почему она пила витамины? О каких отклонениях вы говорите?
Гневно-твердый голос Дарена лишь усилил итак разрастающуюся по телу дрожь. Шон собирался что-то ответить, но Эбби его опередила.
– Что ещё мне следует сделать? Я слышала, что есть какие-то безвредные седативные.
– В крайних случаях мы, на самом деле, выписываем некоторые успокаивающие препараты своим пациентам. – Честно ответил Шон. – Но и они не исключают вреда полностью – пускай и маленький, но он всё равно существует. Поэтому, когда есть выбор, я рекомендую пить обыкновенный травяной чай и больше гулять на свежем воздухе.
– Хорошо, – кивнула Эбби, стараясь выдавить из себя улыбку, – я поняла.
– А вот я – нет. – Стиснув зубы, Дарен сделал шаг. – И хочу знать, что здесь, черт возьми, творится.
Эбби подняла глаза, и почти сразу же об этом пожалела. Потому что он смотрел на неё. Только на неё. Пристально. Выжидающе. И, если бы не присутствие в палате врача, он уже давно бы заставил её ответить на всё свои вопросы.
В воздухе повисла тишина. Шон смотрел на них ещё некоторое время, а затем откашлялся.
– Мне нужно кое-что проверить, а затем я вернусь со всеми необходимыми рекомендациями. Рози, пойдем, мне понадобится твоя помощь.
Когда дверь за ними закрылась, Дарен зарычал:
– Что происходит?
Она выдохнула, а затем попыталась взять себя в руки.
– Всё нормально.
– Нормально? – Переспросил он, и Эбби заметила, как сжались его скулы. – Он говорил про обязательное соблюдение какого-то режима. Говорил про стрессы, угрозы и отклонения… что это за… – он запнулся, а затем произнес уже тише, – …ты больна?
– Нет. – Сглотнув, она неосознанно прикрыла глаза. – Я не больна.
– Тогда почему не вылезаешь из больницы? Почему просишь выписать седативные? Почему существует угроза патологий и почему, черт подери, тебе нужно проходить какие-то обследования? – Не дождавшись ответа, он повысил голос. – Почему, Эбби?! Ответь!!
– Потому что я беременна! – Выпалила она, резко вскидывая голову. Эбби не собиралась сообщать ему об этом вот так, но правда сама неосознанно сорвалась с языка. Наверное, слишком долго она держала её внутри. Дарен замер. Его глаза вдруг наполнились невероятной мягкостью, но она исчезла так же быстро, как и появилась.
– От него?
Его слова безжалостно полоснули по ещё незажившей ране. Хотелось закричать: «Как? Как ты мог сказать такое?», но Эбби удержала этот мучительный крик внутри. Смяв пальцами прохладную простынь, она отвернулась только чтобы не заплакать.
– Не от него.
Во рту пересохло, глаза защипало от подступившей к ним соли. Поднимать взгляд было страшно. Она боялась увидеть на его лице то, что снова причинит ей боль. Эбби ощутила, как предательски зазвенело в ушах. Голова закружилась, как карусель, и ладони, словно ища защиты, неосознанно накрыли живот. Она сделала вдох, а затем уловила тихие шаги – Его шаги. Раз. Два. Три…
– Эбби! – Грег влетел в палату, и она машинально подняла голову, поймав на себе его обеспокоенный взгляд. – Я приехал сразу же, как мне сообщили. Как ты себя чувствуешь? Ребенок в порядке?
Она лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова. А Дарен, сильнее стиснув кулаки, сделал шаг назад.
Только после этого, проследив за её мимолетным взглядом, Грег заметил, что в палате они были не одни. Эбби ощутила, как напряглись его руки, а затем увидела, как загорелись глаза. Чтобы понять, как сейчас выглядит Дарен, ей даже не нужно было поворачивать головы. Она чувствовала, что он зол. Дико зол. Они оба в этот самый момент напоминали Эбби хищников, готовящихся вступить друг с другом в схватку. Схватку не на жизнь, а на смерть.
– Грег, – появление Шона заставило её облегченно выдохнуть, – заметил тебя в коридоре.
Не без труда отведя глаза от Дарена, Грег кивнул. Шон лишь на секунду задержал на Эбби свой взгляд, и она поняла, что столь быстро этот мужчина вернулся неспроста. И была ему благодарна.
– Какое заключение?
– В общем и целом волноваться не о чем. Но, как и прежде, я настаиваю на том, чтобы Эбигейл больше отдыхала и свела любые переживания к минимуму. В её жизни не должно быть стресса. Это может сильно навредить ребенку.
– Не волнуйся, Шон, я обязательно за этим прослежу.
Грег накрыл её руку своей ладонью – как-то необычно, по-собственнически – и, мельком взглянув на метавшего молнии Дарена, Эбби поняла, зачем.
– В этот период происходят очень сильные изменения психически-эмоционального состояния матери, особенно в случае с Эбби, поэтому некоторое время я хочу за ними понаблюдать. – Между тем продолжал Шон. – Будете приходить на прием раз в неделю и, если всё будет нормально, вскоре вернемся к обычному режиму. Далее достаточно будет отмечаться раз в месяц.
Рози въехала в палату с небольшой тележкой, и доктор Тревор окинул взглядом обоих мужчин.
– Давайте выйдем и позволим Рози взять у Эбигейл кровь.
– Я буду снаружи, – тихо пообещал Грег, а затем коснулся прохладными губами её лба. Когда он выпустил её ладонь, Эбби подняла глаза, наверное, желая снова встретиться с дурманящими синими глазами, но Дарена в палате уже не было.
Когда все вышли, Рози прикрыла дверь и подкатила тележку к самой койке.
Эту процедуру Эбби делала уже много раз, но всё равно, как в первый, одинаково боялась и самого процесса и результата, который он принесет. Рози об этом знала.
– Не волнуйся, – мягко сказала она, – простой анализ, безо всякой причины. – Эбби кивнула, а затем перевернула руку, позволяя девушке протереть её раствором. – Думаю, тебе придется остаться здесь до утра. Нужно будет взять кровь повторно, чтобы проверить уровень кортизола. Заодно и отдохнешь.
Она не успела ответить. Игла оголилась и, зажмурившись, Эбби как можно сильнее прикусила губу.
Дарен вышел из палаты, ощущая, как от разрастающейся внутри злости неконтролируемо чешутся руки. И происходило это, по всей видимости, не только с ним. Грег, всё это время молча идущий впереди, вдруг резко остановился и, развернувшись, со всего размаху обрушил кулак Дарену в челюсть. Он покачнулся – скорее от неожиданности, нежели от боли – глаза на мгновение потеряли ориентир, но быстро восстановились, заставляя заработать другие инстинкты. Вкус крови на губах вынудил его Зверя рассвирепеть и, издав гневный рык, тот нанес ответный удар. В этой схватке сцепились два неистово яростных хищника. Два диких волка, сражающихся за главенство в стае и отстаивающие право быть единственным законным защитником своей самки. Еще один удар обрушился Дарену в нос, и его кулак рефлекторно отлетел Грегу в левый глаз.
– Эй! Прекратите! Хватит! – Несколько санитаров держали обоих под руки, не позволяя приблизиться друг к другу снова. – Это больница, а не ринг!
Они оба подсознательно вырывались из хватки, ощущая непреодолимое желание продолжить то, что начали.
– Да, она ждет твоего ребенка, – разъяренно выплюнул Грег, подтверждая мысль, за которую Дарен цеплялся всё это время, – но если ты приблизишься к ней хотя бы на шаг, я убью тебя!
– Это не тебе решать, – сквозь зубы прошипел он, став от его слов лишь увереннее. – Я имею полное право быть рядом с ней!
– Ты должен был быть рядом с ней, когда она в тебе нуждалась! Когда будучи в таком положении проходила через всё сама!
– Я ничего не знал о её положении!
– А что, если бы знал, а?? – Внезапно заорал Грег. – Тогда бы ты её не бросил?? Тогда бы ты её пожалел?!
– Не смей меня судить!! – Зарычал Дарен, сделав попытку вырваться; санитары кое-как удержали его на месте. – Не смей строить чертовы догадки, не зная всей правды!!
– Что эта правда изменила бы?! Подняла бы тебя в её глазах?! – Грег стоял спокойно, но парни продолжали его держать. – Разве есть такая причина, которая могла бы оправдать то, что ты сделал??
– У меня не было выбора!
– Выбор есть всегда!
– У меня его не было!! Не было, черт подери!! Он не дал мне его, понимаешь?! Не дал!! А я просто не мог рисковать её жизнью, потому что умер бы, если бы этот сукин-сын до неё добрался!!
В холле мгновенно образовалась тишина. Грег молча стоял, наверное, даже и не собираясь ничего отвечать, а Дарен осознавал, что, поддавшись эмоциям, проявил слабость и сказал лишнего. Инстинктивно повернув голову, он замер, встретившись с мучительно любимыми васильковыми глазами. Облокачиваясь о дверной проем, Эбби цеплялась за дерево пальцами, словно изо всех сил пыталась не скатиться по нему вниз. Он видел, как подкашиваются её ноги, видел, как мечется взгляд, и с какой болью дается каждый новый вдох.
Но что он мог сказать ей? Что? Снова солгать? Прикрыть одной ложью другую?
Он не мог рассказать правду. Не мог. Ублюдок убьет её, стоит ему лишь попытаться всё ей объяснить. Стоит лишь попытаться, и он заставит его смотреть, как медленно и мучительно умирает та, без которой он больше не представлял своей жизни. А сейчас эта женщина – самая лучшая, самая невероятная на земле женщина – носила его ребенка. Его малыша. Внутри неё рос и развивался маленький человечек, в жилах которого текла его кровь. Теперь он должен был быть ещё осторожнее. Вдвойне. Ведь теперь ему нужно было защищать их обоих. Две жизни, которые могут оборваться, сделай он хотя бы один неверный шаг.
Почувствовав, как санитары осторожно отошли, Дарен сжал зубы и отвел в сторону глаза. Преодолевая сильнейшую, рвущую на куски боль, он развернулся и медленно направился к выходу. Когда он на мгновение прикрыл глаза, то понял, что холодная сталь, наконец, дала трещину. По его щеке, безжалостно прожигая кожу, катилась одинокая соленая слеза.
Эрин. Милая, маленькая Эрин.
Прошло уже так много лет, но забыть эти янтарные, наполненные вечным блеском, глаза, так и не удалось. Он не смог выкинуть из памяти её солнечную улыбку и звонкий по-детски наивный смех. Не смог выкинуть из памяти ту, что дала ему смысл к жизни. Подарила новые мечты и стремления. Заставила хотеть дышать.
Его детство было счастливым. У него было всё, о чем только можно было пожелать, но чувство, что всего этого мало, день за днем одолевало его всё сильнее. О том, что Лиам не был его родным отцом, он узнал случайно, но зато, наконец, осознал, почему до сих пор ощущал себя таким. Неполноценным. Мальчик, которого с самого детства любили настолько сильно, должен был сказать, что ему всё равно. Что «отец» – этот тот, кто воспитал, а не тот, чья кровь течет в жилах. Но вместо того, чтобы понять, он озлобился. На мать, на отчима – называть его отцом больше не поворачивался язык – на весь чертов мир, который его окружал. Но Эрин… она, сама того не подозревая, стала тем самым спасительным маячком, который указывал ему верный путь. Лишь один взгляд её добрых глаз, и вся боль, сидящая внутри, мгновенно покидала его тело. Он так долго искал её, так долго искал… и когда, наконец, нашел, то слишком быстро потерял.
И виной тому были они.
Бейкеры.
Тщеславие, эгоизм и властолюбие этих людей погубили ни в чем неповинную душу. Её настигла слишком мучительная смерть – та, которую не заслуживал столь светлый и нежный ангел, как она.
Сунув руки в карманы брюк, он начал вспоминать каждый свой шаг, каждый удар, который Ему нанес. Вначале исчезнувшие деньги – отвлекающий маневр, ничего серьезного. Затем разбитая машина – заставляет задуматься. Взорвавшийся вертолет – как предупреждение о надвигающейся опасности. И нападение на компанию – так он объяснил, что шутки не его удел. А ещё он помнил, какую неоценимую помощь оказал ему Оливер, фактически взяв всю вину на себя. Все должны были думать, что именно его люди организовали нападение. Что именно он желал Ему навредить. И как удачно сложилось, что обе его игрушки случайно познакомились на том приеме. Он тоже там был. Он видел их рукопожатие, и вот тогда в голове и созрел план использовать Ньюмана, как пешку. Счет в Швейцарии, отмывание денег… всё это было лишь каплей в огромном море боли, которым он омоет Его лицо. В которое заставит окунуться.
Он помнил, что тогда написал. Помнил каждое слово, потому что оно словно гвоздь день ото дня вколачивалось в виски. Дарен должен был оставить её. Должен был лишить свою душу спасения. Так было нужно. Он просто должен был понять. Ощутить то же самое. Каждым нервом на теле прочувствовать его собственную боль. И понять, что чувствуешь, когда единственный человек, который вселял уверенность и дарил желание мечтать, уходит из жизни. Чтобы больше никогда не вернуться.
Взглянув на свои наручные часы, мужчина отвернулся от окна.
Он выжидал уже очень долго. Наблюдал за тем, как медленно и мучительно между этими двумя растет необъятная пропасть. Как сердце Дарена всё больше ожесточается, наполняется запредельной жаждой мести и превращается в бесполезный кусок ледышки. Как Ученик превосходит Учителя. И как надежда на искупление безвозвратно, день за днем, превращается в обыкновенную горстку пепла.
Наблюдая за заходящим за горизонт солнцем, он думал о том, что завтра, когда оно взойдет снова, всё изменится. Пришло время доиграть партию. Пришло время сделать свой последний ход.
И пусть кровавый багрянец ознаменует начало новой жизни.