Это не любовь

108

Как добрался домой – Анварес и сам не помнил. Всё было как будто в тумане.

Но к ночи шок стал отпускать, и тогда уж вовсю развернулась боль. Накинулась, как голодный зверь.

Анварес и не предполагал, что может быть так больно, будто внутри всё искромсано, изодрано. Каждый вдох отзывался спазмом.

Голову разрывали мысли: это конец… конец всему… мама не переживёт… всё было зря… и как теперь дальше… почему она так поступила? Неужели он так в ней ошибался?

К своему стыду, Анварес поймал себя на том, что самым мучительным для него был даже не грядущий позор, который неминуем, не крах всех его устремлений и даже не угроза поплатиться свободой, хотя и от этого впору удавиться. Однако сильнее всего его ранила её подлость.

Вот в это верить отчаянно не хотелось, но беспощадная логика твердила одно: больше-то некому. Никто, кроме неё и её подруги, не знал про их отношения.

Рубцову в роли доносчицы как-то совсем трудно было представить.

Впрочем, как могла пойти на такое Аксёнова, даже в пылу обиды, тоже в голове не укладывалось. Главное, зачем ей это? Просто сделать больно в ответ? Но это даже для неё чересчур.

Может, всё-таки их кто-нибудь случайно увидел вместе?

Ну, допустим, увидел и что с того? Это, возможно, выглядело бы странно, ну, может, подозрительно. Но в докладной было чётко и однозначно написано именно про секс. И про учёбу. А об этом знать никто не мог. Никто, кроме…

А ещё на ум сразу пришла её давняя угроза: «Скажу в деканате, что вы до меня домогаетесь…». Ну вот, видимо, и сказала…

Ночь Анваресу показалась сущим адом. Он места себе не находил, задыхался, словно в горячечном бреду.

Но и с наступлением утра лучше не стало. Надо уехать, решил он. Иначе просто сойдёт с ума. Всё равно от занятий его отстранили. Возможно, Волобуев даст ему кратковременный отпуск без содержания.

Появился в институте Анварес перед обедом, чтобы наверняка застать декана. В это время тот обычно бывал на месте.

На этот раз Анечка взирала на него уже с нескрываемым отвращением, но Анварес сделал вид, что не замечает её брезгливого выражения.

– Добрый день, – поздоровался сухо. – Роман Викторович у себя?

Здороваться она не стала. Поджав губы, процедила:

– Я узнаю, сможет ли он вас принять.

Звонить почему-то не стала, прошла в кабинет декана сама. Через несколько секунд вернулась в приёмную.

– Пройдите.

Волобуев сидел почти в той же позе, что и вчера. На Анвареса не смотрел, читал какие-то бумаги. На приветствие тоже не ответил. И вообще вёл себя так, будто в кабинете он один.

– Могу я оформить отпуск без содержания на время служебного расследования?

Волобуев наконец оторвался от своих бумаг. Вперился в него тяжёлым взглядом. Ответил не сразу, выждал сначала длительную паузу.

– А если понадобятся твои показания? А если это дело придётся передать в следственный комитет?

– Я буду у родителей и оставлю свои контакты в отделе кадров. Если понадобится моё присутствие, я сразу же приеду.

Волобуев вновь молча уставился на него, но Анваресу эти его взгляды были мимо. Что ему какие-то взгляды в сравнении со всем остальным?

– Ладно. Даю неделю… Дурак! Кем бы ты мог быть… А теперь… Стоило оно того?

– Я могу идти?

– Иди, – вздохнул Волобуев.

К родителям Анварес решил поехать ещё и затем, чтобы рассказать им о случившемся лично. Это их и так подкосит, особенно маму. Но пусть уж лучше они услышат это от него, чем от других. А то, что найдутся такие доброжелатели, он и не сомневался.

Перед уходом Анварес заглянул к себе на кафедру, забрать кое-какие личные вещи.

Едва он возник на пороге, как оживлённые разговоры резко смолкли.

В первый миг на него воззрились, как на прокажённого, а потом смущённо отвели глаза, сделав вид, что не услышали его «здравствуйте». Ответили ему только Жбанков, Эльвира Марковна и аспирантка Таня. Таня при этом пялилась на него с неприличным интересом, завкафедрой – с плохо скрываемым осуждением, а Толя на него не смотрел, лишь поглядывал украдкой.

Находиться среди коллег было совсем невмоготу, поэтому Анварес быстро собрал свои вещи и попрощался.

Пока спускался вниз, пока пересекал холл, то и дело ловил на себе взгляды, цепкие, любопытные, презрительные, взгляды-укусы, взгляды-плевки…