Следующая неделя оказалась богата на события.
Из хорошего – Анварес узнал, что его очередную монографию приняли к публикации в «Вопросах лингвистики и литературоведения» – серьёзное печатное издание ВАК.
Коллеги на кафедре порадовались, кроме, разумеется, Жбанкова.
Толя Жбанков окончил аспирантуру двумя годами раньше Анвареса, но до сих пор не получилось защитить диссертацию. Да и научных публикаций у него было меньше. Поэтому любые успехи своего молодого коллеги воспринимал болезненно. Завидовал, не скрываясь. При каждом удобном случае высказывал, что Анвареса попросту двигает руководство, как своего любимчика. Вот и всё объяснение его «великого потенциала» и прочих успехов.
Отчасти Жбанков был прав – руководство к Анваресу и правда благоволило: каждый год назначали те же дисциплины, часы не урезали, удобно ставили пары, отправляли участвовать в научных конференциях.
Однако всё, что касалось достижений, то здесь целиком и полностью его заслуга. И это не только ум и прочее, но и годы кропотливой работы. Толя Жбанков эти нюансы в расчёт не брал.
Анварес старался с ним просто не связываться. Считал ниже своего достоинства влезать во все эти дрязги.
Впрочем, при нём Жбанков держал мысли при себе – это за глаза он злопыхал и негодовал от вопиющей несправедливости, а в его присутствии – от силы мог хмыкнуть себе под нос.
Лариса утверждала, что за Толей и раньше водилось такое: кляузничать на коллег, чуть что. Все это знают и при нём лишнее не говорят.
И вот теперь, когда Анварес обошёл его по всем фронтам, она всерьёз боялась, что тот непременно придумает какую-нибудь пакость.
«Он и на солнце пятна найдёт, так что будь с ним, пожалуйста, осторожнее. Для него ведь любой твой успех – это как личное оскорбление», – волновалась Лариса.
Но в этот раз случилось и ещё кое-что – накануне, в выходные, арестовали одного из студентов-пятикурсников. Тот даже успел податься в бега, но его поймали в другом городе.
Это событие взбудоражило весь институт. Поговаривали, что взяли парня за сбыт наркотиков и что к этому причастна ещё одна студентка, дочь бывшего губернатора.
– Мне этого Яковлева даже жалко, – вещал на кафедре Толя Жбанков, но в голосе его отчётливо звучал весёлый азарт и ни малейшего намёка на сочувствие. – Он дурак, конечно. Но, говорят, у него там какие-то серьёзные проблемы в семье были. Деньги срочно понадобились. Я его, конечно, не оправдываю. Но разве это справедливо, что отвечать он будет один? Рубцову-то папаша отмазал, а они с Яковлевым, между прочим, на пару действовали. И если тот ввязался в это не от хорошей жизни, то она... ну, сами понимаете, обычная, испорченная, пресыщенная мажорка.
– Зачем ей это, если она и так не бедствует? – пожала плечами аспирантка Таня.
– Так она сама употребляет, разве непонятно?
Анварес перебирал за столом бумаги, готовясь к лекции у «журналистов» и слова Жбанкова пропускал мимо ушей. Но тут его кольнуло. Тотчас вспомнил эту Рубцову из двести пятой группы. Алёна, кажется. Это с ней Аксёнова демонстративно ушла с прошлого семинара, и он решил, что они подруги.
– А вы, как всегда, в курсе всех последних сплетен, то есть новостей, – усмехнулась Эльвира Марковна, завкафедрой.
– Да нет, – благодушно возразил Жбанков. – В деканате сегодня был. Слышал, как там Изольда выступала в защиту этого наркодилера. Я-то ни у Яковлева, ни у Рубцовой даже не веду. А Захарова обоих знает, как я понял. Да и в курилке студенты болтали.